Глава 10

Джун

Я никогда не приходил в Key Club днём.

Захожу в него в поисках покоя и не удивляюсь, обнаружив, что внутри пусто и тихо. Я подхожу к бару, беру с витрины бутылку виски, пододвигаю к себе стакан, наполняю его наполовину и начинаю пить.

Я знаю это место как свои пять пальцев. Заведение я купил на деньги, вырученные от первой «работы», которую выполнил для своей семьи. Тогда это был всего лишь старый паб, полный плохих людей. Я полностью отремонтировал его, нанял профессиональных танцовщиц и вышибал, чтобы выбирать, кого пускать. Когда паб заработал, мой дядя спросил, может ли он использовать его для своего бизнеса, но я ему не разрешил.

Я распространил информацию о том, что в Key Club есть человек, готовый взяться за опасные задания. Я тщательно обдумывал, сколько и каких поручений принять. Взамен я никогда не просил денег, только услуги. И на этих одолжениях я построил свой мир.

Я бы не знал, как найти Брайана, если бы один из учителей его школы не пришёл ко мне, желая отомстить. Я бы не добрался до Рулза, если бы Шэрон не попросила меня помочь ей в одном деле. Без Рулза я бы не добрался до Глории, а значит, и до Ноя.

Делаю ещё один глоток виски, размышляя, есть ли такая услуга, которая может стереть Глорию из моей памяти. Мне не нравится, что она всегда рядом и готова меня отвлечь.

Мои пальцы покалывает, хочется снова её обнять. Я не такой. Я не дарю информацию и не оказываю услуги безвозмездно. Я не даю выбора или второго шанса. И не прощаю ни тех, кто меня предал, ни тех, кто лжёт. Я знал, что возвращение Глории перевернёт мой мир с ног на голову, и всё же без колебаний вернул её к себе.

Я установил себе одно правило: не прикасаться к ней.

И нарушил его.

И дело не только в том, что я с ней делал — мои руки на её теле, мой рот на её коже, — но и в том, что я ей предоставил. Глория не заслуживала того, чтобы знать, где находится Джейк, или выбирать, уходить ей или нет. Она должна была заплатить кровью за то, как заставляет меня чувствовать себя…

За то, как она заставляет меня желать.

Я прикуриваю сигарету, надеясь, что запах дыма поможет прогнать запах её кожи.

Я чувствую его всё время. Повсюду.

Дрожь пробегает по позвоночнику, когда понимаю, что есть причина, по которой он становится ещё сильнее. Глория только что вошла в Key Club и направляется прямо ко мне.

Я прищуриваюсь, глядя на неё.

— Какого дьявола ты здесь делаешь?

С присущей ей грацией она присаживается рядом со мной. Скрещивает ноги, отчего подол её платья едва приподнимается, обнажая мягкую плоть бедра. На Глории нет чулок. Боюсь узнать, не отказалась ли она надевать что-то ещё.

Глория улыбается мне, не обращая внимания на мои мысли.

— Если не ошибаюсь, ты предложил мне выбор. Ты приказал водителю отвезти меня туда, куда я захочу, а я попросила отвезти меня к тебе.

— Ты ненормальная. — Мне нужно налить себе ещё виски, иначе я не переживу этот день. Я выпиваю, а затем указываю в неё пальцем. — Любая мать предпочла бы снова увидеть своего сына.

Глория тянется по барной стойке. Берёт стакан и наполняет виски.

— Женщины — сложные существа. Некоторые из них — матери, это правда. Но женщины никогда не заключают в себе что-то одно.

— Это несомненно. — Я всматриваюсь в неё, вдыхая очередную порцию дыма. — Некоторые женщины, помимо того, что они матери, ещё и гнусные манипуляторы.

— Или страстные любовницы.

На полу словно появилось огромное пламя. Моя ненависть к ней разгорается с новой силой, заставляя кипеть кровь.

— К чему ты клонишь, Глория?

— Однажды я отвернулась от тебя, но больше такого не сделаю. Я останусь с тобой и буду помогать тебе, как обещала, но хочу, чтобы между нами всё было ясно. — Я слушаю её не потому, что хочу, а потому, что у меня нет выбора. Не тогда, когда она говорит со мной с такой решимостью в глазах. — В любом достойном соглашении есть две стороны: то, что хочет один, и то, что предлагает другой. Между нами должен быть баланс. Если ты хочешь, чтобы я тебе помогала, ты не можешь относиться ко мне как к подчинённой или угрожать.

Я едва заметно усмехаюсь.

— Я тебе не ровня, Ангел.

— Но я тебе нужна. — Она берёт стакан и выпивает его содержимое одним махом. — Для этого заключают сделки, не так ли? Потому что два человека нуждаются друг в друге. Если бы это было не так, их называли бы не «соглашениями», а «навязыванием».

Её замечание заставляет меня задуматься.

Должно быть, Глория воспринимает моё молчание как согласие, потому что замолкает и наливает нам обоим новую порцию виски. Стакан за стаканом, она становится всё менее напряжённой и более расслабленной.

Глория поворачивает табурет, чтобы осмотреться.

— Отличное место, — замечает она. А увидев пилон в центре зала, улыбается. — Женщины танцуют на нём?

— Не всегда.

Она кусает губу, прежде чем продолжить.

— В детстве я мечтала стать танцовщицей. Даже брала несколько уроков танцев, но это было не для меня. Танец — это дисциплина. Правила. — Она пожимает плечами, делая вид, что ей всё равно. — Ты меня знаешь, Джун. Я свободный дух.

В отличие от меня, который всю жизнь провёл в клетке ценностей и традиций семьи.

— Ты когда-нибудь жалела о своём выборе?

— Не совсем, но мне всегда было интересно, каково это — танцевать перед публикой.

Я вдыхаю очередную затяжку дыма.

— Почему бы тебе не сделать это сейчас?

— Что?

— Потанцевать.

— Здесь? Перед тобой?

Я тушу сигарету и встаю. Key Club — это ночной клуб, а сейчас утро. Никто не потревожит нас в течение нескольких часов. Я беру стул, ставлю его перед шестом, который привлёк её внимание, и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Глорию. Она продолжает сидеть за барной стойкой, уставившись на меня широко раскрытыми глазами.

— Джун. Я не думаю, что…

— Танцуй.

Глория едва заметно вздрагивает. Должно быть, от неё не скрылось ни то, как хрипло прозвучал мой голос, ни зловещий огонёк, вспыхнувший в моих глазах. Долго, очень долго мы смотрим друг на друга. Затем она двигается. Покачиваясь на каблуках, Глория подходит к платформе, на которой установлен пилон для танцев. Она едва касается его, почти с опаской. Я не привык видеть её такой. Она никогда не была нерешительной и не колебалась.

«Мне нравится».

После минутного раздумья она наклоняется вперёд, протягивая пальцы к ремешкам на лодыжках. Как только понимаю, что она хочет снять туфли, я останавливаю её.

— Ты должна их оставить.

— Я не могу танцевать на десятисантиметровых каблуках!

Я задираю подбородок, бросая ей вызов.

— Девушки здесь выступают на каблуках ещё выше, чем у тебя.

— И в более короткой, более практичной одежде, — возражает она.

— Никогда не говорил, что ты не можешь раздеться.

Глория внезапно краснеет.

Красивая.

Нет. Она более чем красива.

И я поедаю её глазами.

Мне нравится изящная линия её шеи, то, как по фигуре скользит платье. А когда она задирает подол до середины бедра и ступает на платформу, у меня пересыхает во рту. Я хочу, чтобы Глория выглядела неуклюжей или нескладной. Вместо этого она берётся за шест, словно выросла с ним и поворачивается ко мне. Она улыбается, но не как женщина, которой подарили мечту её детства.

Вернулась чувственное и решительное существо, которым Глория была всегда.

И меня безнадёжно к ней влечёт.

Её руки скользят по пилону, дразня меня.

— Бэйджиро сказал, — ты часто здесь бываешь.

— Мне нравится сюда приходить.

Одной рукой она цепляется за шест, а другой распускает волосы. Глория едва заметно качает головой, освобождая их полностью.

— Потому что тебе нравится?

— Потому что паб мой.

— Ты унаследовал его от дяди?

Я кривлю рот. Мне не нравится говорить с ней о дяде, не после того, что она заставила меня сделать, поэтому я не отвечаю.

Почувствовав моё недовольство, Глория меняет тему.

— А что здесь делают женщины? Раздеваются донага?

— Только если их приглашают в приватную комнату.

Обогнув пилон, Глория прислоняется к нему спиной так, что оказывается лицом ко мне, и едва сползает вниз. Подол платья приподнимается, позволяя мне увидеть что-то светлое.

«Белое кружево».

Чертовски чувственна.

И очень, очень злая.

— Ты пригласишь меня?

Я прочищаю горло.

— Куда?

— В приватную комнату.

— Нет.

Она быстро поворачивается вокруг себя, захватывает пилон ногой и выгибает тело назад. Её грудь приподнимается, притягивая мой взгляд.

— Почему?

Я облизываю губы.

— Это место моё. Если на самом деле захочу тебя трахнуть, то не стану тратить время и уходить в отдельную комнату. Я сделаю это здесь, на глазах у всех. У стены. На полу. Где угодно.

— Жаль, что ты этого не хочешь. — Она выпрямляет спину. Её руки продолжают захватывать шест, а глаза обращены к моим. — Потому что я была бы не против, если бы ты трахнул меня, даже на глазах у публики.

Возбуждение, которое она пробудила во мне, внезапно исчезает, сменяясь гневом. Я знаю её историю с Рулзом. Он не просто трахал её, он делил Глорию с другими мужчинами. Он смотрел, как она наслаждается в объятиях другого, и ей нравилось чувствовать на себе его взгляд. Я не такой. Никогда не смогу делить Глорию с кем-то и никому не позволю наблюдать за ней.

Я встаю, разъярённый.

— Руки на шест.

Вижу, как её кожа покрывается мурашками от страха или, возможно, предвкушения.

И всё же Глория подчиняется.

Взяв Глорию за бёдра, я притягиваю её к себе. Подол платья задирается, обнажая пару белых трусиков. Они мне не нравятся. На её бледной коже я предпочитаю чёрные; лучше, если они будут в окружении красных следов от моих пальцев.

Приказываю ей не отпускать шест, а сам толкаю её голову вниз. Чтобы сохранить равновесие, Глория выгибает спину и оттопыривает попу. Поглаживаю её по затылку, сначала нежно. Затем собираю волосы, захватывая в кулак. Я крепко сжимаю их, вынуждая Глорию поднять голову, но спину держать дугой. На мгновение она теряет хватку за шест, заставляя меня разочарованно поморщиться.

Когда она хватается за пилон снова, в моём горле раздаётся хриплый звук.

Я чувствую, как она дрожит, трепещет.

Но она не сдаётся.

— О чём ты думаешь, Джун?

Делаю глубокий вдох, возвращая себе спокойствие и хладнокровие.

— Я думаю о том, как легко было бы тебя трахнуть. — Провожу пальцем по контуру трусиков, пока не добираюсь до самой интимной части. — И как бы тебе это понравилось. Тебе бы этого хотелось, верно?

Глория отвечает мне не голосом, а сдавленным стоном. Она раздвигает ноги, приглашая меня прикоснуться к ней там, где желает, — там, где её набухшая плоть уже влажная.

Вместо того чтобы ласкать, я ударяю.

Её сердцебиение учащается, как и дыхание.

— Я чувствую твой страх. И твоё желание. — Глория втягивает живот, когда сдвигаю ей трусики в сторону и погружаю палец в складки её плоти. Она такая мокрая. Я касаюсь носом её шеи. Она хорошо пахнет: цветами и летом. Непроизносимыми грехами и ложной наивностью. Я понижаю голос, будто открываю ей секрет. — Ты правильно делаешь, что боишься меня. Когда ты со мной, ты всегда в опасности.

Смерть путешествует рядом со мной.

Иногда я приношу её сам, иногда её мне приносят другие.

Я добавляю палец, раздвигая плоть.

Мучаю.

— Держу пари, Рулз не вызывал у тебя таких чувств. — Снова дёргаю Глорию за волосы, заставляя посмотреть на меня. — Скажи мне, Ангел. Он заставлял тебя дрожать?

— Нет.

— Он заставлял тебя наслаждаться?

Её молчание — топливо для моего гнева. Я вынимаю пальцы из её тела и шлёпаю по заднице. Сильно. Хлопок эхом разносится по залу, а кожа на ягодицах краснеет.

— Он заставлял тебя наслаждаться? — повторяю я.

Глория прячет голову в плечи, или, по крайней мере, пытается это сделать. Тяжёлое дыхание раздувает ей грудную клетку. Её глаза блестят от возбуждения, губы покраснели. Глория сжимает губы, чтобы не закричать.

Или, возможно, чтобы не отвечать мне.

Я разворачиваю её; спина Глории ударяется о пилон. Она поднимает руки, цепляясь за металл. Стягиваю с неё платье, открывая грудь, прикрытую тонким кружевом. Провожу языком по одному из сосков, а затем смыкаю на нём зубы.

— Скажи мне.

Глория качает головой.

Мне приходится отшлёпать её ещё раз, прежде чем она ответит.

— Не так, как ты!

— И всё же ты позволила ему овладеть тобой всеми возможными способами. — Я сжимаю ей грудь, подталкиваю вверх. — Почему?

— Ты знаешь почему…

Её голос слабеет. Другой мужчина — сострадательный, — не стал бы настаивать. Но я дьявол. Я не могу довольствоваться этим.

— В своей жизни ты совершила столько ошибок. Ты была глупа, беспечна, бесстыдна… Но ты никогда не была трусом. — Я хватаю её за лицо. Сжимаю ей щёки, не давая возможности отвести взгляд от моего лица. — Так скажи мне: почему ты отдалась ему?

— Я боялась. — Её глаза остекленели, но не от стыда. В них гнев. — Когда ты спросил меня, готова ли я умереть за своего сына, я не колебалась, потому что уже знала ответ. Я была на самом деле мертва. Чтобы уберечь Брайана, я отвернулась от всего, что любила и сбежала.

Она убирает руки от шеста и бьёт меня по плечу.

Вот это моя Глория.

Смелая. Решительная. Дерзкая.

— Три года я жила в апноэ, разрываясь между желанием и страхом, что ты вернёшься. Когда ты вынудил меня прийти к тебе, я хотела тебя убить! — Она сжимает мою рубашку, притягивая к себе. — Я была готова это сделать, но когда снова увидела тебя, внутри меня что-то оборвалось… — Рыдания сотрясают её стройное тело, пока она сбрасывает все маски и раскрывается передо мной. — Я снова начала жить. Дышать. И теперь я не могу без этого. Я не могу без тебя.

От этих слов у меня внутри что-то рушится, потому что я её понимаю. Я почувствовал то же самое, когда снова увидел Глорию. Её появление заставило меня примириться с чувствами и эмоциями, которые, как я был уверен, стёр навсегда. Но оказалось, они только утихли, ожидая её возвращения.

Я ненавижу то, что эта женщина пробуждает во мне.

Но мне это необходимо.

— Сделай это ещё раз, — приказываю я.

От непонимания у Глории расширяются глаза.

Я обхватываю ладонями её лицо и заглядываю в глаза.

— Дыши.

Как только она размыкает губы, я наклоняюсь к ней.

Мы дышим вместе.

Я в её рот, она в мой.

Я крепко обнимаю её, а внутри меня разгорается настоящая война.

Я ненавижу её. Я хочу её.

Я пожираю её.

Снова поворачиваю Глорию так, чтобы оказаться у неё за спиной. Опускаюсь на колени и стаскиваю с неё трусики. Раскрываю её пальцами. Гладкое лоно уже блестит. Я дую на него, и плоть пульсирует.

Приближаю лицо, чтобы глубоко вдохнуть её запах.

Глория вздрагивает, но не просит.

Ласкаю языком между её бёдер…

И она вскрикивает.

Я шлёпаю Глорию по попке, назидательно произнося.

— Ещё нет.

Облизываю её снова, на этот раз глубже.

Она бормочет непонятные слова. Возможно, мольбы.

Я отвожу от неё лицо, жестоко улыбаясь.

— Советую тебе сдерживаться, иначе я оставлю тебя неудовлетворённой.

Когда возвращаюсь к ней, я делаю это не только ртом. Добавляю пальцы. У Глории дрожат ноги. Её стоны звучат всё громче и громче, а тело делает всё возможное, чтобы удержать меня внутри и получить больше. Я улыбаюсь, предвкушая момент, когда смогу довести её до грани.

— Скажи мне, чего ты хочешь. — Мой голод к её вкусу, как никогда сильный. — Хочешь мой язык? Мои пальцы? — Надавливая, я изгибаю их внутри лона. — Или ты хочешь чего-то большего?

Клитор пульсирует, предательски её выдавая.

Я поднимаюсь на ноги и расстёгиваю ремень.

Глория стоит ко мне спиной, но поворачивает лицо. Её прекрасные голубые глаза излучают искры чистого огня.

Она ненавидит меня. Она хочет меня.

Любит меня.

Уже упираюсь кончиком в её вход, готовый погрузиться, как начинает звонить мой мобильный телефон. Глория пристально смотрит на меня, призывая не отвечать. Я ничего не могу поделать, потому что знаю, кто это. У важных имён на телефоне стоят разные мелодии звонка. А у него она легко узнаваемая.

Я вхожу в Глорию на несколько сантиметров и подношу палец к губам, приказывая ей замолчать.