Глава 4

Глория

Я просыпаюсь чуть позже пяти утра. Я проспала три часа, может быть, четыре, но спать больше не хочется.

Продолжаю думать о Джуне.

О том, о чём он меня попросил.

О том, чего он хочет.

Я не уверена, что эти две вещи совпадают.

Он всегда был сложным человеком, его трудно было понять, но сейчас — если такое возможно — всё стало ещё сложнее.

Я встаю с кровати и подхожу к окну. Дождь на улице прекратился. Темно, непривычно тихо. Джейк купил дом вдали от города, потому что не выносил шума. Я всегда говорила ему, что это безумный выбор, но теперь начинаю его понимать. Легче обращать внимание на детали, когда всё вокруг молчит.

Чувствуешь ветер, своё дыхание…

Опасность.

В коридоре раздаются лёгкие шаги. Они неровные, будто их обладатель скорее покачивается, чем идёт. Я задерживаю дыхание. Жду, когда человек пройдёт мимо входа в мою комнату… Но этого не происходит.

Шаги прекращаются у моего порога.

Мой желудок сжимается, когда понимаю, что это он.

В ночной тишине я ощущаю его дыхание, запах крови, которую несёт на себе. Его пальцы едва касаются двери. Я хмурюсь в замешательстве. Джун не из тех, кто стучит или медлит. Но он не входит. Спустя время, которое кажется бесконечным, он разворачивается и возвращается в свою спальню.

Вскоре я слышу, как хлопает дверь и щёлкает замок.

Грустная улыбка кривит мои губы.

«Он на самом деле меня ненавидит».

Если Джун и испытывал нечто другое, то это чувство умерло в ту ночь, когда он предал свою семью ради меня. Чувство вины пронзает мою грудь. Прежде чем я успеваю подумать о том, что делаю, я подхожу к двери и открываю её. Коридор пуст, но в нём видны следы пребывания Джуна. Здесь витает его запах. Отпечаток его мокрых шагов на полу.

Следы крови на деревянном полотне двери.

Я недоверчиво провожу по ним пальцами. Она свежая.

Настоящая.

Сегодня она принадлежит кому-то другому, но однажды Джун погрузит свои руки в мою кровь. Он отомстит, как жаждет самая тёмная его часть. И я ничего не смогу сделать, чтобы предотвратить это.

Платье, что мне доставили для сегодняшнего ужина, великолепно. Широкое. Чёрное. Верхняя часть закрывает шею, шёлковая юбка длинная. В нём нет разрезов, декольте или прозрачности. Оно неброское, но очень женственное.

Когда-то оно бы мне понравилось.

Теперь я считаю его совершенно неподходящим.

Неважно, что Джун выбрал его для меня. Я убираю его обратно в коробку и открываю шкаф. Несмотря на то что уехала отсюда три года назад, некоторые мои вещи до сих пор здесь. Я просматриваю одежду глазами, пока не нахожу то, что мне нужно. Красное, как грех, и как кровь. Ткань переплетается спереди и застёгивается на шее, оставляя спину полностью обнажённой. Аккуратно раскладываю его на кровати, стараясь не испортить. Нет ничего более нежного, чем шёлк, и более соблазнительного. Чтобы сделать образ провокационнее, я сочетаю платье с парой туфель, усыпанных золотыми кристаллами, и клатчем того же цвета. Мне нечего в него положить, но я не исключаю, что смогу использовать его, чтобы забрать домой что-нибудь полезное.

С тщательностью наношу макияж, стараясь не переусердствовать.

Я только закончила собираться, как в дверь постучали.

— Войдите, — говорю я, в последний раз освежая помаду.

На пороге появляется тот самый мужчина, кто привёз меня в поместье. Ему не следует проявлять ко мне никакого уважения, ведь я своего рода пленница, но он склоняет голову в официальном приветствии, прежде чем предупредить, что Оябун ждёт меня внизу. (Прим. пер: Оябун — глава мафиозного клана).

— Оябун? — удивлённо повторяю я.

Я уже слышала этот титул раньше, но так всегда обращались к дяде Джуна, настоящему главе семьи. Я знала, что после его смерти титул перейдёт к кому-то другому, но не думала, что это случится с Джуном.

Он даже не хотел этого титула.

Он также сказал, что не хочет меня.

И всё же, когда я спускаюсь по лестнице, он не может отвести взгляд. Его глаза внимательно изучают меня. Эмоции, которые я испытываю в ответ, настолько сильны, что у меня дрожат ноги.

Джун хочет, чтобы я поверила, что я ему не нравлюсь и ему ненавистно моё присутствие в этом доме. Может быть, так и есть. Какая-то его часть действительно ненавидит меня, но другая чувствует нечто бесконечно иное.

Моё присутствие рядом будоражит его.

Он моя слабость, но я его.

С самого начала, с самого первого взгляда.

Мне бы хотелось, чтобы это было не так, но меня тоже — в тёмном и скрытом месте моего сознания, — влечёт к нему.

Я хочу его даже сейчас.

Даже если он смотрит на меня так, будто мечтает убить.

Или раздеть.

Или и то и другое.

Кивком он велит Синдзо передать мне пальто. Я с радостью надеваю его, потому что на улице очень холодно. Один из охранников открывает зонтик, чтобы защитить нас во время короткой прогулки к роскошному «Бентли», ожидающему у подножия лестницы. Прежде чем забраться в машину, я закрываю глаза и глубоко вдыхаю.

— Люблю дождь, — говорю я.

Джун ничего не говорит, но смотрит на меня.

Я чувствую, как его взгляд пробегает по моей коже.

Обжигает.

Я знаю, о чём он думает. В первый раз, когда он поддался инстинкту и сделал меня своей, это произошло на улице. Под проливным дождём. Я облизываю губы, вспоминая то мгновение… Силу, которую выпустило его тело, крики, которые мне пришлось подавить.

«Ты тоже об этом думаешь, да?»

Он бросает на меня яростный взгляд и открывает дверь.

— Садись в машину, Глория.

Он не просто произносит моё имя: Джун крепко зажимает его между зубами.

Будто хочет укусить.

Будто он хочет укусить меня.

Я не позволяю ему запугать себя. Наклоняю голову в сторону и улыбаюсь ему.

— Как пожелаешь.

Парень, кто пришёл за мной в комнату, забирается на водительское сиденье и заводит мотор. Мы выезжаем из ворот на главную дорогу. И мы не одни. Синдзо и ещё четыре мужчины следуют за нами в другой машине.

Я потираю шею, чувствуя себя неловко.

Джун очень сильный мужчина. До того как он стал новым Оябуном, он был своего рода профессиональным убийцей, а также искусным палачом. Я своими глазами видела, как он расправился с полудюжиной людей с помощью простого ножа. Он умеет постоять за себя, и более чем хорошо. Именно поэтому, в отличие от своего двоюродного брата и дяди, он никогда не путешествовал с эскортом.

Присутствие всех этих людей на простом ужине беспокоит и сбивает с толку.

Я кусаю губы.

— Есть что-то, что мне нужно знать?

Его взгляд остаётся отстранённым, устремлённым на всё более темнеющее небо.

— Нет. Но есть кое-что, чего тебе делать не следует.

— А точнее?

— Никогда больше не надевай это платье.

Ощущаю ненависть, что окрашивает его шёпот.

Я знала, что ему не понравится.

Поэтому улыбаюсь.

— Это вежливый способ сказать мне, что ты предпочёл бы, чтобы я была голой?

Он мрачно смотрит на меня, но не отвечает.

Джун молчит до тех пор, пока мы не достигаем места назначения. Там он приказывает своим людям оставаться поблизости и ни за что не входить в заведение. Я следую за ним в один из самых дорогих ресторанов города, где нас усаживают за столик на троих.

Ощущаю странное напряжение в воздухе.

— Кого мы ждём?

Вместо ответа, Джун наливает мне вино. Плохой знак. Я уже собираюсь вернуться к атаке из вопросов, как вдоль позвоночника пробегает холодная змейка. У входа в ресторан появился мужчина, которого я давно не видела и которого надеялась больше никогда не увидеть. Обменявшись парой шуток с метрдотелем, он быстрым шагом направляется к нашему столу. Джун встаёт, приветствуя его. Я знаю, что должна сделать то же самое, но не могу пошевелиться.

Поэтому мужчина подходит ко мне.

Он берёт мою руку и подносит её к губам со злобной улыбкой.

— Рад снова видеть тебя, моя дорогая. Когда Джун сказал, что на сегодняшний ужин придёшь и ты, я подумал, — он шутит. Сколько лет мы не виделись? Три? Четыре?

— Три, — хриплю в ответ.

— Время действительно пролетело! — Он снова улыбается, а затем берёт свой стул и ставит рядом с моим. Мы оказываемся так близко, что его бедро касается моего. Вместо того чтобы отодвинуться, мужчина придвигается ещё ближе, пока не ласкает своим дыханием моё ухо. — И сделало тебя ещё прекраснее.

Я улыбаюсь, отстраняясь от него.

— Ты, как всегда, льстец.

Лёгкий смех сотрясает его худое тело. Он убирает прядь рыжих волос с лица, чтобы получше рассмотреть меня. Я кладу салфетку на ноги, прикрываясь. Внезапно я чувствую себя дурой из-за того, что не послушала совета Джуна и решила надеть такое кричащее платье. Я бросаю на Джуна сердитый взгляд, на что он отвечает безжалостной улыбкой.

Джун поднимает бокал.

— Поднимем тост?

Ной улыбается, тоже поднимая бокал.

— За вновь обретённые связи, — произносит он, глядя на меня.

— И за те, что создадим с этого момента, — отвечает Джун.

Я не должна пить. Я поклялась себе, что больше никогда не позволю алкоголю притупить мои чувства. Но рука Ноя по-хозяйски сжимает моё бедро, я не могу удержаться, чтобы не поднести бокал ко рту и не опустошить его залпом.

ШЕСТЬ ЛЕТ НАЗАД

— Как ты сказал, её зовут?

Иноуэ-сама улыбается, наливая ещё вина мужчине, который присоединился к нам, как только наступила ночь. Не теряя гостя из виду, он бросает на меня пристальный взгляд, полный удовлетворения.

— Её зовут Глория. Разве она не великолепна?

Мужчина с рыжими волосами подносит бокал к губам. Медленно отпивает содержимое, а его глаза скользят по мне так, что я чувствую себя незащищённой и оскорблённой одновременно. Я тоже пью, надеясь, что алкоголь успокоит мои нервы.

Я не люблю отели и встречи посреди ночи.

Но больше всего мне не нравится осознавать, что мой сын Брайан находится в руках женщины, которую Иноуэ-сама нанял для помощи в воспитании. Он решил, что я забочусь о сыне не лучшим образом, потому что в два с половиной года ребёнок уже должен говорить.

Брайан говорит, и очень хорошо.

Просто он не делает этого с ним.

— Сколько ты хочешь?

— Вопрос рыжеволосого (Ной, заставляю себя вспомнить), завязывает в животе узел. Уже не в первый раз кто-то пытается вырвать у Иноуэ-сама ночь со мной. Хотя я мать его ребёнка, мы не женаты, и это — на взгляд постороннего — даёт право меня обменять или продать. Почти, как если бы я была шлюхой.

В реальности я гораздо больше, чем шлюха — я его чёртова одержимость. Он не отдал бы меня кому-то другому, даже если бы на кону стояла его жизнь. Если он не женился на мне, то не потому, что не хотел, а потому, что этого не позволил сделать его отец.

Когда он узнал, что сын оплодотворил иностранку и не хочет жениться на женщине, которую он выбрал для него, отец буквально изгнал его. Мы покинули Сиэтл посреди ночи, как два беглеца. С тех пор он никогда не навещал Иноуэ-сама и не встречался с Брайаном.

Не то чтобы я сожалела.

Иноуэ занимаются дурным бизнесом.

Их деньги зарабатываются на насилии и крови.

— Мне любопытно. — С лукавой улыбкой Иноуэ-сама наливает гостю ещё вина. — Сколько бы ты заплатил за ночь с ней?

Сердце замирает в груди. Этого не может быть. Иноуэ-сама никогда бы не подумал предложить меня кому-то.

«Или, да?»

Ной улыбается, отчего в жилах стынет кровь.

— Ты знаешь, как это работает. Крупные предложения поступают не для закрытой коробки, а только после проверки товара.

Поставив свой бокал, Иноуэ-сама встаёт и подходит ко мне. Он располагается позади меня, руками обхватывает моё лицо, и заставляет повернуться к Ною и его похотливому взгляду.

В ужасе я широко открываю глаза.

«Он не может этого сделать».

Большим пальцем Иноуэ-сама проводит по моим губам.

— Иди сюда. — Он ждёт, пока гость встанет и присоединится к нам. Когда Ной оказывается в шаге от меня, Иноуэ-сама сжимает мои щёки так сильно, что я открываю рот. — Всего большой палец, — шепчет он.

Я смотрю на эту сцену со стороны, словно являюсь её свидетелем.

И не так, будто я главная героиня.

Ной поднимает руку. Он снимает кольцо с тёмным камнем размером с костяшку пальца. Несколько мгновений крутит украшение вокруг пальца, не сводя с меня глаз.

Он ухмыляется.

— У меня есть идея получше.

Ной подносит кольцо к моему рту и сильно надавливает на него. Крючки, удерживающие камень, царапают губы.

Я пытаюсь что-нибудь сказать, но хватка Иноуэ-сама не позволяет произнести ни слова.

Я закатываю глаза, умоляя мне помочь.

А он лишь смеётся.

— Оближи его.

Это несложно, но я словно застыла. Чувствую, как сильно бьётся сердце, кажется, что стучит прямо в ушах. Моё лицо горит: от гнева, от стыда, беспомощности.

Я высовываю язык и провожу им по металлу, наружу и внутрь в отверстие. Кольцо тёплое, потому что Ной сжимал его до этого момента. Он проталкивает кольцо глубже, и я обхватываю его губами. Вижу, как Ной сжимает зубы. Бормотание, что вырывается из его горла, будоражит что-то внутри меня, в моём животе.

Дело не в возбуждении.

Это страх.

У Иноуэ-сама особые наклонности, иногда эксгибиционистские, иногда жестокие. Со временем — и из чистого инстинкта выживания — я научилась справляться со всеми его потребностями.

Ной другой. Я ничего о нём не знаю, кроме того, что даже Иноуэ-сама предлагает ему то, что до сих пор держал только для себя.

Не переставая сжимать мои щёки, он кладёт другую руку мне на колено и толкает, пока не раздвигаю ноги. Иноуэ-сама прижимается к моей спине, отчего я выгибаюсь, вздымая грудь, прикрытую не более чем слоем кружева.

Он доверительно пообещал, что отвезёт меня в какое-то особенное место, что я запомню этот вечер на всю жизнь.

Если подумать, он сказал то же самое в ночь, когда я узнала, что беременна.

В тот вечер, когда он убил мою лучшую подругу.

Я едва заметно вздрагиваю, сотрясаемая ознобом.

«Сегодня может настать моя очередь».

Несмотря на многочисленные попытки, после рождения Брайана я так и не забеременела. Может, он узнал, что я тайно принимаю таблетки, и хочет отомстить. Может, устал или решил использовать меня, как разменную монету неизвестно для каких сомнительных дел. Я громко кашляю, когда Ной слишком сильно надавливает на кольцо. Пытаюсь освободиться, но всё, что получаю, — это руку на шее, которая обхватывает и сжимает сильнее и сильнее.

— Я не могу… я не могу дышать, — задыхаюсь я, мой голос искажается.

Наконец Ной отстраняется. Он вынимает из моего рта кольцо и возвращает его на место, проведя им по пальцам.

Иноуэ-сама ослабляет хватку на моей шее, позволяя мне дышать. Передышка длится лишь мгновение, потому что сразу после этого он берёт меня за руку и тянет вверх. Я не успеваю осознать, что происходит, как он швыряет меня на стол. Я сгибаюсь пополам, подавляя крик боли.

Какое-то мгновение я ничего не вижу.

Но слышу.

Хриплый стон Ноя.

Как расстёгивается молния на брюках Иноуэ-сама.

Холод облизывает мне бёдра, когда он задирает подол платья.

По ногам сползают трусики за мгновение до того, как Иноуэ-сама входит в меня с иступленным ругательством.

«Он не может этого сделать.

Не так».

Я открываю глаза и вижу перед собой Ноя. Он смотрит на меня с бокалом вина в руках, пока Иноуэ-сама меня трахает. Грубо. Властно. Иноуэ-сама никогда не был нежным, но и никогда не проявлял такую жестокость. Он тянет меня за волосы, заставляя поднять голову. Он хочет, чтобы Ной увидел всё. Мою боль. Стиснутые зубы в попытке не закричать. Как при каждом толчке колышется грудь, прижатая к столу. Как в моих глазах вспыхивает слепая ярость.

Я не хочу этого. Я не хочу его.

И сопротивляясь, крепко сжимаю бёдра.

Но всё, что получаю, это более сильная стимуляция.

Ещё отчаяннее.

Иноуэ-сама ругается, находясь на грани оргазма.

И он кончает.

Я чувствую, как его удовольствие заполняет меня, клеймит, пока он бормочет непристойные слова, шепча их прямо мне в ухо.

Когда кажется, что всё закончилось, Ной встаёт и снимает пиджак.

— Теперь моя очередь.

Я дрожу так сильно, что стучу зубами.

«Нет. Пожалуйста».

Иноуэ-сама начинает смеяться, сначала сдержанно, потом всё более громко. Несмотря на то что получил удовольствие, он ещё находится внутри меня. И не подаёт признаков того, что собирается выйти. Более того, Иноуэ-сама хватает меня за волосы и приподнимает. Его грудь упирается мне в спину. Моя грудь подпрыгивает, выскакивая из декольте. Я жду, что Ной будет пожирать грудь глазами, но он этого не делает. Он смотрит на мужчину позади меня, чьи руки обхватывают мою шею. На моих руках он оставил красные следы, а по бёдрам скользит его семя.

Я чувствую, как грудь Иноуэ-сама вздымается у меня за спиной; член — теперь уже вялый, — мягко выскальзывает из меня.

Иноуэ-сама хлопает меня по груди, затем сжимает её.

Я чувствую себя более чем обнажённой.

Он только что использовал меня.

Выставил.

— Прости, но сегодня вечером ты больше ничего не получишь.

Глаза Ноя темнеют. Он зло сжимает кулаки.

— Если не сегодня, то когда?

— Зависит от тебя.

Толчком Иноуэ-сама бросает меня обратно в кресло. Я крепко цепляюсь за ручки. Мои лёгкие сжаты. Я не могу дышать.

— До тех пор, пока будешь давать мне лишь отрывочные сведения о бизнесе, которым управляешь, я дам тебе попробовать только маленькие кусочки власти, которой обладаю. — Глаза Иноуэ-сама зловеще сверкают. — Дай мне больше. Отдай мне всё, — поправляет он себя, — и, уверяю тебя, ты получишь взамен нечто столь же ценное.

«Только не меня», — молю глазами я.

Вместо того чтобы успокоить меня, он подмигивает.

Затем Иноуэ-сама отворачивается, чтобы посмотреть на своего оппонента.

— Было приятно снова увидеть тебя, Ной. — Он вынимает пояс из петель и наматывает на руку. — Но теперь пришло время прощаться. Я обещал Глории незабываемый вечер и намерен сдержать своё слово. Будет жаль расставаться с такой красивой женщиной, ты так не думаешь?

Когда он приближает ремень к моему лицу, я открываю рот. Сильно прикусываю кожу ремня. Мне нужно будет что-то зажать между зубами, когда он начнёт всерьёз. Несмотря на то что его глаза устремлены на Ноя, пальцы нежно касаются моего лица.

Шеи.

Пока не обхватывают полностью.

Ной раздражённо сжимает кулаки.

Должно быть, он не привык к тому, что у него что-то отбирают, или у него не получается прикоснуться к тому, что возбуждает его любопытство. Показав меня, а затем забрав, Иноуэ-сама сыграл грязно.

Но он сыграл хорошо.

Как только Ной уходит, Иноуэ-сама удовлетворённо гладит меня.

— Цветочек, ты хорошо справилась. Теперь ты должна постараться ещё лучше и кое-что сделать для меня.

Иноуэ-сама убирает мои волосы в сторону, чтобы открыть шею и ухо. Он наклоняется ко мне, и к спине прижимается эрекция. Его дыхание осторожно касается меня, заставляя дрожать.

— Ной стоит по ту сторону двери.

Он поворачивает мою голову так, чтобы я смотрела в нужном ему направлении. Снова гладит меня, уже более нежно. Я чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы. Я кусаю пояс, готовясь к худшему.

— Ты можешь это сделать для меня? Ты можешь закричать?

Меня трясёт с головы до ног. Возможно, если я смогу доставить ему удовольствие, он будет добр ко мне, и не заставит меня кричать.

Я тихонько киваю, а он стонет.

— Я буду добр к тебе. Обещаю.

Мне бы хотелось ошибиться, но он произнёс ложь. Я видела бесчисленное количество женщин, которые входили в его комнату и выходили оттуда искалеченными (или вообще не выходили). Я всегда думала, что он не будет так со мной обращаться, ведь я мать его ребёнка.

Теперь знаю, я надеялась зря.

Иноуэ-сама глубоко вдыхает, наслаждаясь моим страхом. Он связывает мне руки за спиной и достаёт нож. Он ещё не прикасался ко мне.

Не по-настоящему.

И всё же я закрываю глаза.

И кричу.