Изоляция

Глава 12

— Сеня, чепэ! — взводный патрульных на улице перехватил опера, которому сам и позвонил минуту тому. — Там ваш контингент по зеркалам работал… — он со значением посмотрел на собеседника.

— ПОНЯЛ! Дальше?

— И я не знаю, что им в голову взбрело! Но они, чуть не сказал «ваши», — скаламбурил патрульный, — хозяйку машины чуть не насмерть.

— Я уже в курсе. — Сеня очень хмуро посмотрел на собеседника.

Он действительно был в курсе, поскольку звонков за последнюю минуту было два. Именно из-за этого он сейчас и торопился в здание.

— Ещё какой-то тип нарисовался, не местный. Кажется. То ли свидетель, то ли…

— БЕЗ ВОДЫ! СУТЬ!

— Наши, как оговорено, спеленали всех троих — того и ва…

— ПОДОЗРЕВАЕМЫХ! Застигнутых на месте преступления! Дальше?

— Как оговорено, — разозлился взводный, — все задержаны.

— Хозяйка машины где?

— В скорую увезли. Без сознания, чёрт его знает, что с ней — нам не до того было.

— Вопрос твой ко мне какой?

— Наши третьего, — патрульный явно сдержался и для разнообразия на сей раз пропустил «как оговорено», — на всякий случай там вырубили: документов с собой никаких, детина явно не ботаник, вашим сломал руку одному и гортань второму.

— ПОДОЗРЕВАЕМЫМ!

— Как скажешь. В общем, он сейчас в допросной, с ним ваш Виталик…

— ПОЖАР. ТВОЙ. КАКОЙ?!

— Восемь часов почти! — удивлённо возмутился взводный. — На вэцэ тоже пересменка! Если надо из регистратора видео тереть, до восьми решить надо! Или сами будете разбираться, а мы всё оформим, как по чесноку было.

Сеня сморщился и хлопнул себя ладонью по лбу:

— Извини. Сегодня не то что до дома не добрался, а вообще спал полтора часа на стульях. Понял. Принял… — он задумчиво покачался с пятки на носок. — До восьми точно не успеем.

— Тогда или не трогаем запись с видеорегистратора и жетонов — пусть висит в анналах, как есть. Или — по двойному тарифу с вэцэ сами разводите. Но не позже десяти часов; я своих на дольше задерживать не буду.

Вслух хоть и не сказано, но обоим было понятно: если поднять вопрос удаления информации не с текущей сменой вычислительного центра, когда всё произошло, а со следующей, это будет в лучшем случае стоить дороже (в худшем — вэцэшники откажутся вообще).

— Сейчас всё и так сложно, — продолжил взводный. — Мы очень подставились, с учётом нынешней борьбы за порядок сверху.

— Понятно. Погоди, дай подумаю…

Опер, простояв на каблуках пару секунд, решительно набрал Виталика:

— Как?

— Тяжко. Греби сюда, — голос в трубке ответил практически мгновенно.

— До восьми не управимся, — закусив губу, покачал головой Сеня патрульному. — И с вэцэ — не вариант. Они последнее время и так навстречу не ходят, а ещё и после пересменки…

— Тогда оставляем видео, как есть, — решительно кивнул взводный. — Если что, мы просто ошиблись. Там на месте непонятно было, кто, кого, почему. Ещё девка истерила.

— Какая? — выхватил нестыковку опер. — Которая без сознания и в скорую поехала?

— Нет. Которая нас тревожной кнопкой вызывала. Типа, свидетельница.

— Кто такая?

— Мы данные сняли, разбирайтесь сами. Понятия не имею. Моим там не до того было.

— С меня причитается. До вечера всё занесу.

Следующие несколько минут Сеня, запарившись, выяснял у коллеги детали и подробности по телефону перед тем, как войти в здание.

Бизнес был хоть и временным, но длился уже почти пару лет.

Дорогие боковые зеркала вместе с процессорами внутри (выкрутас производителя) на рынке шли по сто тридцать — сто пятьдесят тысяч единиц за штуку.

По городу работали несколько бригад, снимая нужное с дорогих моделей машин. Каналы реализации вели как в соседние сектора, так и на пару местных точек, которые находились преимущественно на оптовых рынках запчастей.

Естественно, бригады по съёму работали в полном тандеме с полицией. Доходило до анекдотов: терпила заблаговременно на обратной стороне зеркала сделал гравировку. Затем увидел свою вещь уже на точке, когда пытался хитрожопо разыскать краденое самостоятельно. Мудак.

Ещё шум поднял на половину города, еле утихомирили. Понятно, свои зеркала бесплатно он всё равно не получил, половину стоимости хозяину точки выдавить из скотёнка удалось.

Правда, сами попали на больше: решение суда (он даже туда добрался!) обошлось в не один десяток таких зеркал. «Ввиду отсутствия правоустанавливающих документов, однозначно установить право собственности не представляется возможным…».

Конечно, в другом месте терпила бы ничего и не доказывал: ежу понятно, что зеркала идут вместе с машиной. Отдельных документов на них не бывает по определению.

Но в данном случае, спасибо сложившимся звёздам, тут не «другое место». Презумпция невиновности работает очень избирательно — времена такие. Ну и с судьёй повезло, дай ей бог здоровья.

А на апелляции у терпилы уже не было ни сил, ни средств, ни терпения.

Это двенадцатый сектор, детка. Не тридцатый и не двадцать пятый.

Сеня профессионально прикинул расклад.

Зеркала. Хозяйка тачки (хорошо, если не наглухо), тут должно быть чисто: если свои вырубили, значит, так надо. Если жива, то точно никого не видела — свои иначе не работают. Опознать не сможет.

Дальше — эти самые «свои». Тут вопрос терпит. Будут давать те показания, которые нужно, и то… Если понадобится.

Тип. Здесь надо работать, срочно.

Свидетельница, которая вызвала патруль. Если не объявится сама (а не должна, если не дура), можно вообще вывести за скобки и не вспоминать. Так даже проще.

Ключевое слово — этот третий, да. Если типа промассажировать, правильно, должно получиться двух зайцев одним ударом. Раскрыть нападение на хозяйку тачки (или списать труп, если скорая не справится), заодно — между строк дать понять всем в городе, что в чужой бизнес лезть не нужно.

Даже в такой. Особенно мешая работать съёмщикам. Беспредел, но сколько той жизни.

— Одному из героев надо дать по зубам так, чтобы его кровь и слюна забрызгали всех остальных в шеренге, — пробормотал Сеня поговорку кое-кого из начальства себе под нос.

— Кто такой? — к первому служителю закона только что присоединился второй.

Скользнув по нему взглядом, прикрываю глаза обратно и не отвечаю.

С Мариной еле успел договориться, чтобы она в это всё не лезла. Похоже, правильное решение.

Местные патрульные, недолго думая, вышибли из меня сознание прямо у машины, совсем как в аэропорту.

В себя пришёл в точно таком кресле, как там, зафиксированный; правда, помещение отличается.

Джентльмен из здешней полиции по имени Виталик, не опускаясь до низменных вопросов в мой адрес, наше с ним общение начал с рукоприкладства. Молча, деловито.

В принципе, я понимаю, в каких случаях это имеет место. Но здесь же вроде не война? Информация из меня им без надобности, особенно с учётом того, что я ничего не знаю.

— Сень, давно жду! — это Виталик обернулся к, надо думать, коллеге.

Значит, второй — Сеня?

Вместо приветствия только что вошедший останавливает первого жестом и сразу берётся за меня:

— Ты в курсе, что десятку уже имеешь? — дальше он, склонившись надо мной, занудно перечисляет вред, который я нанёс здоровью законопослушных граждан, которых принял за преступников. — Давай, рассказывай.

— Что?

— Что-нибудь хорошее. Например, зачем хозяйку тачки завалил? Что с зеркалами снятыми собирался делать?

— Я недавно в вашем городе и секторе, правил не знаю. Вернее, тенденций… Ничего, если я правду скажу?

— Говори, — вежливо разрешают оба, причём синхронно.

— У вас, как по мне, есть только один вариант. Закопать меня.

Пару секунд висит тишина.

— Если нет, то всё прочее в этой комнате будет пустым сотрясением воздуха, — добавляю.

— Ты чей? Есть, что сказать? Говори, — переглянувшись между собой, весёлые ребята подбираются.

— Вы ж атеисты? Книг не читаете? Нате, говорю: «Бойся молитвы невинно притеснёного, ибо между его мольбой и Аллахом нет преграды[12]». — Из своего нынешнего положения могу только со значением посмотреть на каждого из пары.

— Ты кто? — Сеня и Виталик снова переглядываются.

— Я думал, вы меня идентифицировали, пока я без сознания был.

Виталик, сверившись с напарником, выходит, секунд десять колдуя перед этим над сложным электронным замком на здоровенной сейфовой двери выхода.

Это был залёт. Причём общий и по очереди.

Вначале патрульные, торопясь честно заработать свою копейку на розыске (и ведь придётся отдать), гопанули типа вообще без разговоров.

Ну, их как раз можно было понять. Они со своего места отпишутся очень легко и отделаются максимум выговором: вызов тревожной кнопкой, драка, поножовщина, труп под ногами.

Не до следственных действий, тем более что патруль даже в бреду для того не предназначен. Кого могли — всех привезли в участок, разбирайтесь, кому оно по подведомственности. Если мы виноваты и по запаре что превысили — готовы отвечать по всей строгости закона (ага, щ-щас, три раза).

Виталик непонятно с какого перепугу расслабился из-за того, что тип «поступил на операционный стол» без сознания.

Впрочем, и его понять тоже можно: эффект от парализатора держится не бесконечно. Начать обрабатывать типа лучше всего сразу после прихода в сознание, что он и сделал — просто по запаре тоже не сообразил пробить личность.

А сейчас опер по прозвищу Сеня перечитывал данные идентификации по биометрии — и впервые в жизни не знал, что делать.

Фоминых Виктор… возраст… особый учёт… Министерство Обороны… правами и обязанностями гражданина в полной мере не обладает… по всем процессуальным вопросам — Министерство Обороны, контактные данные…

— Я не в вашей юрисдикции ещё три дня, — буднично сообщил Фоминых (Фоминых ли? тут тоже вопрос, своя ли фамилия, хотя и неважно) из фиксатора, ничуть не переживая, если судить по его лицу. — Тело в белом у машины я, естественно, пальцем не трогал, но это и не имеет значения. Главное, что имеет: даже если я вырежу всю улицу вместе с вашими бабушками в полном составе, в течение трёх календарных часов после задержания вы обязаны передать меня военной прокуратуре. Точка.

Виталик искоса смотрел на товарища с нескрываемой тревогой.

— Часа полтора из трёх уже прошли, — скучающим голосом продолжил армейский. — Я потому с самого начала и сказал: вам меня только закопать.

Сеня лихорадочно перебирал варианты в голове. Хороших не находилось.

Тем временем Виталик решил бросить пробный шар:

— Слушай, а ты что, бессмертный? Ну ладно, допустим. Сейчас у нас ты соскочишь… и выскочишь…

Понятно, что военная прокуратура, как бы тут поделикатнее, мгновенно откроет настолько гласную дискуссию, что… додумывать Сеня не стал, в этом направлении хороших вариантов было ещё меньше.

— Но ты ж подал заяву на код? Стало быть, выйдешь из-под армейской юрисдикции через трое суток, — продолжил товарищ. — Слушай, Витя, ты что, совсем вот так вот не будешь бояться жить дальше? Мы — люди не ленивые, город — совсем небольшой. Буквально миллионов пять. Земля же круглая!

— Он у тебя что, в процессе совсем не ориентируется? — задержанный обратился к Сене. — Следите за руками. Пишу, что скажете. Допустим. Через час вы меня отдаёте в военную прокуратуру, откуда уже по вам начинает прилетать от души. Армия полицию сильно любит? Сами как думаете, армейская прокуратура за кого впишется? Я ж там правду скажу.

Опера молча заскрипели зубами. Всё так.

Это тупик, не вариант. Долбаный статус бомжа имеет и свои плюсы, если бомжуешь от армии.

— Господа, мой вам добрый совет. Отстёгивайте быстрее эти манжеты нахрен, да я пошёл. Дальше будет только хуже.

— Земля круглая, — задумчиво повторил за товарищем Сеня, продолжая из природной добросовестности перебирать варианты. — Я правда не понимаю твоего стратегического оптимизма, хотя сейчас ты банкуешь. Халиф на час, слыхал такую поговорку?

Он бы мог ещё многое сказать о защите бизнеса, если бы в этом был какой-то смысл.

Похоже, в этом помещении все и так всё понимали без слов.

— Слыхал, — прикрыл и поднял веки Фоминых. — По поводу твоего предупреждения: на всё воля Аллаха.

Слух полицейских повторно царапнуло.

— У меня для тебя тоже поговорка есть, из тех же мест. «Если Аллах за меня, мне всё равно, кто будет против», — добавил их неудавшийся клиент.

После того, как фиксация была снята, армейский потянулся руками вверх, затем согнулся в поясе и коснулся пальцами пола. Выпрямившись, он подошёл к Виталику, игнорируя напарника:

— Я тебя предупреждал, что всё в этом мире возвращается? На. Лови.

В следующий момент кулак задержанного стремительно мелькнул в воздухе и ударил товарища между челюстью и виском.

— Он знает, за что, — пояснил Фоминых Сене.

— Мы не можем ничего тебе сделать по закону сейчас. Но три дня пролетят очень быстро, — опер просто озвучил очевидный анализ вслух.

— Я никогда не вру, — с тягучим и пронзительным взглядом фанатика покачал головой ошибочно задержанный. — Мне действительно неважно, кто против меня, если Он со мной. Но тебе не понять, потому что вы тут все атеисты и бога не боитесь.

Полицейский почувствовал, что ему немного не по себе. Хорошо ещё, этого не было видно по мимике.

— Ты голову лечить не планируешь? — вежливо поинтересовался он, чтобы ответить хоть что-то.

Виталик время от времени подёргивал на полу левой ногой, но только и всего.

— А тебе с того какая печаль? Один хрен ваша юрисдикция надо мной ближайшие семьдесят два часа, как х*й у белки. Не прослеживается, то есть.

— Зато пото-ом, — многозначительно пообещал Сеня.

— На потом есть другая фраза, — весело кивнул Фоминых со взглядом психа. — Из другой книги, но абсолютно оттуда же. Такой вот парадокс. Don't take care of tomorrow, let tomorrow take care of itself.

Видимо, сомнение и непонимание всё же отразились на лице опера, потому что в следующую секунду этот козёл добавил:

— Ну Библия, ты чё! Во тут что, вообще книг не читаете? Темнота.

— Мы с тобой обязательно продолжим эту беседу, — вежливо закруглился полицейский. — Я приложу максимум усилий, чтобы это случилось даже раньше, чем ты думаешь.

— Буду повторяться, пардон: на всё воля Аллаха. Пробуйте. Или, если хочешь, могу и тебя напоследок пощекотать? — тип подумал мгновение, развернулся и подошёл вплотную. — У вас нет других вариантов кроме как меня закопать. Потому что даже суд, начни мы с вами рубиться врукопашную, будет всё равно армейский. А потом я нассу в твой череп. И напоследок от меня тебе…