К Анечке

Глава 7. Староверы

Через пять дней, утром четвёртого июля, как и предсказывал Николай, в небе послышался гул самолёта. Грязные, вымотанные утомительным и казавшимся бесконечным путешествием, Василий и Николай сидели под деревьями в зарослях кустарника и, отмахиваясь от комаров, доедали уху из пойманной накануне вечером щуки.

– Слышишь? – настороженно поднял вверх указательный палец Чупраков. – Вот и дождались…

Василий прислушался:

– Думаешь, по нашу душу?

– Конечно, по нашу. Иначе что ему тут делать…

Судя по негромкому звуку, самолёт пролетел далеко, и скоро всё стихло.

– Ну что, теперь нужно быть ещё осторожнее, – вздохнул Николай. – Будем надеяться, что в этой стороне они долго искать не будут.

Два дня назад пришёл жаркий южный циклон, и идти стало ещё труднее, чем раньше. Буквально за одну ночь ветер переменился на южный, небо прояснилось, и в обед солнце уже жарило так, что у Николая обгорели нос и лоб, когда они задремали на привале. Чем дальше они удалялись на юго-восток, тем выше и непроходимей становился лес, и всё чаще попадались высокие сопки с крутыми склонами. От комаров спасались пахучим отваром из багульника и пихтовой хвои, который сварил в консервной банке опытный в этом деле Николай. Огромное неудобство доставляли бесчисленные ручьи, озёра и болота. Их приходилось обходить, делая огромные крюки и теряя время. Место же, которое идеально бы подходило для жизни, пока не находилось. Несколько раз, по мнению Василия, они встречали неплохие варианты, но Николай обязательно находил в них какие-то недостатки, и они шли дальше. На ночёвки останавливались у проток и ставили на ночь сети. Рыба в этих местах водилась, что называется, в каждой луже. Также много было зверя и птицы, но об охоте пока не было и речи.

Через полчаса мешки снова были увязаны, можно было отправляться.

– Будем надеяться, что сегодня, наконец, нам повезёт и мы найдём землю обетованную… – устало улыбнулся Василий.

– Обязательно найдём, – кивнул Чупраков. – Манна небесная нам не сыплется, а время идёт, и провизия кончается. Пора уже где-то оседать. Тут места уже лучше и богаче, так что недолго бродить осталось.

Перебравшись по упавшему бревну через протоку, в которой вчера вечером ставили сети, пошли дальше.

К полудню, отшагав с небольшими остановками километров семь – восемь по хорошо проходимому ельнику, они вышли к широкому болоту, которое тянулось до самого горизонта с севера на юг, и только далеко на востоке виднелась гряда высоких сопок.

– Когда-то здесь было большое озеро, – сказал Николай, обозревая открывшуюся перед ними картину. – Давайте обойдём его с юга. Кажется, на той стороне высокий берег и хороший лес.

Но обойти болото не получилось. Пройдя вдоль берега километра два, они набрели на высокую сопку и, оставив мешки у подножия, забрались на самую её вершину, чтобы осмотреться. Коричнево-рыжая лента с чёрными пятнами озёр тянулась на многие километры.

Повертев головой во все стороны, Николай разочарованно сплюнул и уселся на землю:

– Это, оказывается, не озеро, а пересохшая река. И к тому же широченная. Нам теперь нужно незаметно перебраться на другую сторону. Замечательно…

– Смотри! – Василий показал на уходящее к северу русло.

Там вдоль кромки леса одна за другой двигались в их сторону две оленьи упряжки. В каждой было по одному человеку.

– Ясно. Быстро вниз! – скомандовал Чупраков.

Схватив мешки, они забежали за сопку и спрятались в зарослях тальника.

– Оставайся здесь, я на разведку, – прошептал Николай и, закинув за спину винтовку, побежал обратно.

Вернулся он часа через полтора.

– Ну что? – шёпотом спросил Василий.

– Двое ненцев. Оба с винтовками и вещмешками. Значит, в долгий путь собирались. Точно нас ищут. Я на сопку поднялся, проследил – на юг поехали. Теперь неизвестно, когда проедут обратно. Если, конечно, этой же дорогой будут возвращаться. Подождал там ещё немного на всякий случай.

– Собак с ними нет?

– Нет. У ненцев редко у кого есть хорошая охотничья лайка. У оленеводов в основном оленегонные, а рыбаки держат просто здоровых сторожевых, чтобы от медведя и росомахи охраняли.

– Вот и замечательно, – облегчённо выдохнул Василий. – Как нам теперь через эту болотину перебраться?

– Хорошо бы – дождь пошёл, чтобы видимость плохая была. А так придётся ждать, может, туман ночью опустится. Если погода не поможет, переходить будем ранним утром и с маскировкой. А пока дежурим на сопке, плетём маскировку и ждём. Костёр разводить нельзя. Сейчас даже курить надо осторожно. У кочевников нюх собачий. Особенно у некурящих. Бывало, едем по тундре в какой-нибудь глуши, а проводник вдруг остановится, встанет и давай, как охотничья собака, принюхиваться. Потом: «Люди рядом», – говорит и поворачивает упряжку. И действительно, через несколько минут к чуму или избе приезжаем. Вот так вот. И следопыты они – будь здоров. Надо заранее выбрать место, где из леса на болото будем выходить, чтобы следов не оставить.

– Так, может, просто уйдём глубже в лес, пересидим несколько дней, а испортится погода – пойдём на ту сторону?

– Нельзя нам ждать. Болото пока ещё промёрзшее, но с такой погодой оттает быстро. Через пару дней мы вообще можем не перейти.

– Может, пойдём вдоль него на юг? Какая нам разница?

– Я думаю, нам лучше держаться ближе к реке Надым. Она большая, течёт откуда-то издалека с юга, из мест, где живут остяки-ханты, а они с ненцами с древних времён люто враждуют, и никакая власть ещё долго не сможет их помирить. Так что нас они точно не выдадут. В той глуши вообще никакой власти никогда не было и сейчас нет, и наши отрубленные руки некому нести. А там, глядишь, и до Тобольска доберёмся. Связи кое-какие у меня там остались. Пока мы эти дни шли, я кое-что придумал. Думаю, мы сможем сделать новые документы. Тогда спокойно отправимся в Ленинград!

– Так идём в ту сторону! – обрадовался Василий. – Если получится сделать документы, заберём мою семью и все вместе уедем куда-нибудь на Кавказ. Может, нам тогда сразу на Надым, а там осторожно пойдём по берегу на юг?

– Нет, сразу нельзя. Во-первых, нужно выждать время, чтобы поиски поутихли, а во-вторых, путь неблизкий, надо хорошо приготовиться: насушить рыбы, навялить мяса – и в конце августа можно выходить. Там уже в лесу грибы, ягоды пойдут, с голоду не умрём. Сейчас Надым сильно разлился, а осенью вода спадает, по песчаному берегу легко будет идти.

Василий кивнул:

– Хорошо, убедил. Что сейчас делаем?

– Нарежь веток для маскировки, поднимайся на сопку, спрячься и наблюдай. А я пока нам маскировочную накидку сплету. Потом тебя сменю. Только прячься хорошо и сильно не выглядывай. Если заметят, считай, мы покойники.

Василий взял с собой кусок сушёной рыбы. Её экономили, и небольшой запас ещё оставался. Закинул за спину ружьё и пошёл наверх.

На сопке пришлось сидеть долго. Наверное, больше трёх часов. Благо ветер обдувал вершину, и комары почти не донимали. Но жаркое солнце в сухом северном климате пекло нещадно, а от солёной рыбы сильно мучила жажда. Когда он уже собирался спуститься, чтобы попросить Николая его сменить, и самому поискать воду, на склоне среди кустарника показалась голова Чупракова.

– Заждался, поди? Держи! – он протянул чайник. – Кое-как воду отыскал. Только в километре отсюда ручей нашёл. И тот мелкий, крышкой черпать пришлось. Ну что тут у тебя? Тишина?

Василий жадно приник к медному носику чайника и, не отрываясь, кивнул.

– Вот и хорошо. У меня тоже всё отлично. Сетка готова. Теперь ждём ночи. Я мешки сюда ближе подтащил, чтобы звери не добрались, так что будем вдвоём наблюдать. Всё веселее. Тут хоть комаров нет. Если хочешь, ложись поспи. Если что увижу, разбужу.

Василий лёг на живот и, прикрывшись от солнца берёзовыми ветками, повернулся к Николаю.

– Спать я не хочу, а вот про твоё бытование в этих краях послушал бы с удовольствием. Нам придётся здесь провести какое-то время. Так поделись, пожалуйста, своими знаниями, пока бездельничаем. Расскажи о ненцах, хантах. Про их быт, верования, о здешней флоре, фауне. Всё, что мне следует знать и что может нам пригодиться.

Николай задумался, потом пожал плечами:

– Даже не знаю, с чего и начать…

– Тогда начни с самого начала. Про восстание. Как что было здесь, в Салехарде. Я ведь, честно говоря, вообще ничего не знаю об этом. Ну а по ходу повествования, если что не пойму, буду задавать вопросы. Хорошо?

– Хорошо. Историю Сибирского восстания двадцать первого года должен знать каждый советский школьник и в доскональности обязаны изучать учащиеся высших учебных заведений – те, кому предстоит стать руководителями и вести нашу страну к светлому будущему, чтобы не повторялись ошибки, которые привели к такому страшному бунту. Ведь полстраны поднялось тогда против советской власти. Омская губерния, Тюменская губерния, Тобольская, Челябинская, Екатеринбургская – все восстали. И не от хорошей жизни. Были на то причины. Это наше революционное – «до основанья, а затем…», когда всё старое бездумно крушили, совсем не умея построить новое, и ровняли всех под одну гребёнку, не разбираясь в особенностях жизненных укладов туземных жителей. Бездумная и беспощадная продразвёрстка, карательные рейды ревкомов и голод довели народ до крайности в одних губерниях, а в других, как, например, в Обдорской, наоборот, безграмотная и недостаточно активная работа РКП(б) позволяла кулацким недобиткам преспокойно вести всё такой же привольный образ жизни, как при старом режиме. Самых крупных купцов, рыбопромышленников, заготовителей пушнины, в Обдорске к тому времени, конечно, разогнали, но мелких кулачков, которые так же грабили и обманывали туземцев, только в чуть меньших масштабах, почему-то не трогали, а те жили весело и дружно всеми силами саботировали все мероприятия новой власти, делая всё, чтобы сохранить своё положение. И это учитывая, что обдорская партийная ячейка была самой мощной на всём обском Севере. В неё на тот момент входило больше ста человек! А в Обдорске на то время насчитывалось где-то сто десять – сто двадцать дворов и проживало тысячи полторы народу. Голода здесь не было совсем. Оленина, сахар, масло, белая мука, икра, рыба всяких сортов расходовались здесь без всякого счёта и ограничения. У кулаков на складах хранилось несколько тысяч пудов муки, огромные запасы сахара, бочонки масла. И это в то время, когда вся Советская Республика голодала! А местные партийцы были настолько немощны и бестолковы, что даже не могли изъять такие огромные излишки. Советскую власть с её новыми порядками и так в Обдорске не любили, а глядя на этих бездарей, скоро стали просто открыто презирать.

– Ну, прям неужели всё так плохо было? – недоверчиво усмехнулся Василий.

Николай кивнул:

– Ты даже не представляешь насколько. Поэтому, как только пришли вести, что в Тюмени и Тобольске больше нет советской власти, местное кулачьё вместе с недобитыми попами тут же подняли народ. Организаторами кулацкого восстания были промышленник-миллионер Дмитрий Чупров и поп местной церкви Фёдор Шахов. Они постоянно настраивали население против новой власти, запугивали, распускали враждебные слухи. Когда в феврале двадцать первого началось восстание на юге Тобольской губернии, бандиты сразу повредили телеграфные линии в нескольких местах, и единственным средством связи Обдорска с Тобсеввоенревкомом была радиостанция, которую построили в Обдорске за год до этого. Именно прибывшие год назад с оборудованием и запустившие в короткие сроки радиостанцию инженеры-партийцы и смогли противостоять бандитам. Они держали связь с соседними радиостанциями: Челябинск, Диксон, Югорский Шар. Иногда перехватывали сообщения с военных кораблей и береговой радиостанции Кронштадта. Работники Обдорской радиостанции первыми узнали о восстании в южных районах Тобольской губернии и постоянно получали свежие новости о развитии событий, но всё держали в секрете и стали готовиться противостоять бандитам. Именно радисты сформировали два Северных революционных отряда, но те были малочисленны, человек по пятьдесят – шестьдесят, не обучены и плохо вооружены. А также организовали комсомольский отряд «внутренней охраны» из мальчишек пятнадцати – семнадцати лет. Отряды же повстанцев состояли по большей части из бывших военных, численностью доходили до двухсот человек, были вооружены французскими и австрийскими винтовками и громили большевиков с лёгкостью. В середине марта двадцать первого года началось восстание уже в самом Обдорске. Человек сорок бандитов, вооружённых охотничьими винтовками, двустволками и топорами, поубивали с десяток сочувствующих новой власти и официальных представителей по всему городу и попытались захватить радиостанцию, но получили сильный отпор. Кто-то смог предупредить партийцев. Они успели быстро организоваться и собрать десятка полтора бойцов. Вообще, мятежников было бы больше, но организатор восстания Дмитрий Чупров допустил большую ошибку: он для храбрости угостил свою банду водкой перед выступлением. И хорошо так угостил, от души!

– И часть могучего воинства была повержена зелёным змием! – рассмеялся Василий.

– Ну конечно. Некоторые тут же просто хорошо надрались и ушли домой спать. Я помню, когда шло расследование, все здорово смеялись, узнав об этом. После того как коммунисты отразили нападение на радиостанцию, они тут же несколькими группами стали зачищать город от бандитов, но отряды мятежников с юга уже подходили к Обдорску. Тогда было принято решение эвакуировать семьи коммунистов за Урал в Усу, а самые важные узлы радиостанции демонтировать и скрытно закопать где-нибудь недалеко от города. Первый обоз в сто пятьдесят нарт и со стадом сменных оленей сразу отправился с семьями коммунистов и небольшой охраной за Урал. Во втором обозе были работники радиостанции да десяток бойцов. Они в несколько рейсов вывезли в тундру и спрятали детали радиостанции и на сорока нартах отправились на север, в Маре-Сале, где была полярная станция. Оттуда можно было держать связь с Центром и губернскими властями. Там они пробыли до мая. Бандиты захватили Обдорск в первых числах апреля. Командовал ими кулак Слинкин из Увата. Их было человек около трёхсот. Все бывшие военные, с хорошими иностранными винтовками. К счастью, пулемётов и гранат у них не было. Как только они захватили город, сразу организовали погоню за двумя обозами, которые ушли за Урал и в Маре-Сале. В обозе, шедшем за Урал, среди комсомольцев оказалось несколько предателей. Они якобы пошли на разведку проверить, нет ли погони, а сами встретили бандитов, привели их к обозу, и те тут же зверски перебили около сорока человек. Это было в деревне Ошвор. Так же, как Клим со своей бандой, они резали коммунистам и комсомольцам животы, вытаскивали кишки, выкалывали глаза, резали детей на глазах родителей, насиловали и убивали женщин.

Василий болезненно поморщился от тяжёлых воспоминаний, а Николай, немного помолчав, продолжил:

– А другому обозу повезло. Отряд повстанцев, который шёл на Маре-Сале, на полпути вернулся назад. Слинкин узнал о подходе красных и прислал к ним гонца с приказом возвращаться назад в Обдорск. Это спасло партийцев от неминуемой и жестокой расправы. В апреле Омская и Челябинская губернии, юг Тюменской и Тобольск уже были освобождены от мятежников, а Тобольский Север мы только в мае освободили, когда вскрылись ото льда Иртыш и Обь. Наш двести семьдесят третий пехотный полк под командованием Баткунова прибыл в Обдорск на пароходе «Мария» и барже. Пока шли по Оби, мы зачистили от контры все населённые пункты в верховье и сразу же вступили в бой с последним отрядом врага на Ангальском мысу. У них на высоком берегу была позиция выгоднее, но мы открыли огонь из пулемётов и пушек и, в конце концов, обратили противника в бегство. Кто-то из них сразу ушёл в тундру, кто-то – в верховье реки Полуй, как раз в эти самые места. Когда власть и порядок были восстановлены и закончено расследование, полк ушёл, а наш взвод по распоряжению Центра был оставлен охранять радиостанцию и выявлять вражеских недобитков, которые ещё скрывались в тундре. Только знаешь, что я тебе скажу: многие из Обдорской партийной ячейки сами были хуже бандитов. Когда их товарищи воевали, они скрывались по тылам, беспробудно пили, гуляли с дочерьми и бывшими жёнами тех самых кулаков и без всяких доказательств вины, просто так в пьяном угаре расстреливали людей. Даже свою же комсомолку-телефонистку один из них изнасиловал и убил за то, что она отвергла его ухаживания. Правда, доказать это не смогли, и тому мерзавцу всё сошло с рук. И не один он из прикрывавшихся партийным билетом негодяев остался безнаказанным. Они просто сразу уехали из Обдорска и спокойно дальше продолжали работать по всей стране. А мы с товарищами застряли в Обдорске на три года. Ликвидировали остатки банд, ездили с агитбригадами по стойбищам, гоняли шаманов. Вот, собственно, вся история Обдорского восстания. – Николай закурил самокрутку и грустно вздохнул: – Даже сейчас, после самой страшной войны в истории человечества, народ-победитель продолжает страдать и гибнуть от действий обличённых властью бездарей и природных садистов, которые по-прежнему просачиваются в самые верхи и управляют судьбами миллионов. Наши правители упорно отказываются оглядываться назад и не хотят ничему учиться.

Василий слушал рассказ Николая очень внимательно. Он смотрел на человека, посвятившего всю свою жизнь борьбе за советскую власть, и думал о том, что как же ему, должно быть, обидно, оттого что эта же власть так несправедливо и жестоко с ним обошлась.

– А что касается ненцев, – продолжал Николай, – то среди них, как и в любой нации, есть хорошие люди и есть плохие, но здесь сама природа заставляет даже плохих людей совершать хорошие поступки. Вот не дал ты кому-то приют в пургу, не накормил, не напоил чаем, завтра ты можешь так же попасть в пургу, и к тебе так же отнесутся. Не поделился ты с ближним оленями, когда его олени пали, завтра твои олени заболеют и перемрут, и ты сам останешься нищий, потому что никто с тобой не поделится. Здесь один кулак, у которого несколько тысяч оленей, содержит десятки бедняков, и они не гнут на него спину с утра до ночи, как это было у наших крестьян. У них нет нищих, бездомных, беспризорных. Их быт продуман до мелочей и хорошо приспособлен к суровому климату. Все кочевники очень суеверны. У них много примет и странных, на наш взгляд, обычаев, но они никогда не проедут в тундре мимо, а обязательно подъедут и спросят, не нужно ли чем помочь. Это же всё надо понимать, когда пытаешься что-то изменить и построить по-новому. Но, куда там…

Николай в сердцах махнул рукой и отвернулся.

Василий немного подумал и спросил:

– А как же отрубленные руки? Они же запросто отстреливают беглых заключённых и зарабатывают на этом деньги.

– Тут на самом деле всё очень просто. Ненцы же верят, что власть всегда честная и справедливая и просто так не наказывает. Беглый заключённый для ненцев – это враг, который совершил очень злое дело, за что власть убрала его подальше от нормальных людей, а он сбежал, чтобы совершать дальше злые дела. Так почему бы не избавить от него мир, тем более если за это ещё и платят.

Василий рассмеялся:

– Хорошо объяснил!

– К власти ненцы и ханты… – хотел было продолжить Николай, но вдруг замолчал и быстро лёг на землю.

– Что? – шёпотом спросил Василий. – Возвращаются?

– Да. Один назад едет.

Василий выглянул из-за куста и увидел вдали медленно приближающуюся с юга упряжку.

Накрывшись ветками, они почти час наблюдали, как запряжённая четырьмя оленями нарта не спеша проехала мимо и скрылась вдали.

– Второй, наверное, отправился другой дорогой или переехал на ту сторону болота и там ищет наши следы, – предположил Николай. – Хорошо, что мы шли по лесу, а не по краю болота, они бы наши следы обязательно заметили… Ладно, Василий Семёнович, давай после договорим, а сейчас ложись и поспи. Нам ночью или рано утром выходить, и неизвестно, когда мы доберёмся до того берега по этому болоту. Потом меня сменишь. Я тоже немного вздремну.

К ночи заметно похолодало. Багровый диск солнца наполовину скрылся за горизонтом, ветер стих, и по болоту поползла белая полоса тумана.

Увидев стелющуюся молочную пелену, Василий сразу разбудил Николая:

– Просыпайся, Николай Григорьевич! Скорее просыпайся! Пора идти.

Николай сел, потёр глаза и посмотрел вокруг.

– Отлично. Через час – полтора солнце начнёт снова всходить. Нам пора.

У подножья сопки Чупраков притащил изготовленную им маскировку, которая представляла собой сплетённую из ивовых веток большую сеть.

– Она же развалится через сто метров! – усмехнулся Василий.

– Авось на двести хватит. Всё лучше, чем ничего…

Оставив мешки у сопки, они сначала прошли по краю леса и присмотрели подходящее место, чтобы выйти на болото, не оставив явных следов.

– Ну что, – вздохнул Николай, – мы отдохнули, выспались, осталось перейти на ту сторону и славно перекусить. Будем надеяться, там мы найдём надёжное пристанище.

Просидев на сопке целый день, они ничего не ели, решив, что, когда доберутся до дальних сопок, сделают длительный привал и сварят полный котелок супа из тушёнки с перловой кашей.

Зашнуровав потуже ботинки, они закинули на плечи оружие и мешки, взяли маскировку и двинулись путь.

Первые метров пятьдесят они прошли быстро. Болотная жижа чавкала под ногами, но почва внизу была твёрдая. Потом начался заросший карликовой берёзой кочкарник, идти по которому было сплошное мучение: ботинки постоянно соскальзывали по сырому мху на кочках, и ноги проваливались в вязкую чёрную тину. Товарищи шли рядом, постоянно оступаясь и падая друг на друга. С тяжёлым грузом и маскировкой, которую тащили за собой, удерживать равновесие было очень не просто. Скоро они уже сами толком не понимали, какое расстояние осталось позади, и следили только за тем, чтобы не сбиться с курса. Ещё сидя на вершине, они наметили себе прямой маршрут строго на середину темнеющего вдали хребта сопок, который проходил между двух небольших озёр. На комаров внимания уже почти не обращали. Голодные и измождённые, они делали короткие остановки, когда уже совсем не было сил, но снова поднимались и шли вперёд.

– Кажется, мы сейчас где-то между озёрами, как раз на середине пути, – сказал Николай, когда кочкарник кончился и под ногами снова зачавкала и пошла волнами поросшая молодой травой трясина.

– Давайте бросим уже эту маскировку и разойдёмся немного в стороны, – предложил Василий. – Иначе можем сразу вдвоём провалиться.

Так и сделали. Теперь они шли метрах в семи друг от друга, стараясь не расходиться дальше, чтобы не потеряться в тумане. Скоро трясина под ногами стала проваливаться ещё глубже и поверх неё выступала холодная тёмная вода. Где-то рядом с глухим бульканьем выходил болотный газ.

– Давай минутку передохнём… – предложил Василий, чувствуя, что ноги вот-вот перестанут его слушаться.

Он остановился и хотел было скинуть мешки, как вдруг увидел, что трава под ним рвётся, и он начинает погружаться в болото. Сердце его бешено заколотилось, и ноги сами рванули вперёд.

– Идём скорее! – послышался хриплый голос Николая. – Нельзя останавливаться!

Забыв об усталости, Василий быстро перебирал ногами, как вдруг заметил, что Николая нет рядом. Оглянувшись назад, он увидел, что тот провалился по пояс и пытается выбраться из трясины. Бросив мешки, Василий поспешил к нему на помощь.

– Близко не подходи, а то вдвоём уйдём! – крикнул Чупраков, отодвигая от себя мешки. Он отстегнул от винтовки ремень со стороны приклада и, взяв винтовку за ствол, перебросил конец ремня Василию. – Пробуй тянуть. Только не спеши.

Василий лёг на живот, подполз ближе и, ухватившись за ремень, стал тащить на себя. Николай, опираясь на локти и шевеля корпусом, начал медленно освобождаться из ловушки. Через минуту ему удалось выбраться на траву.

– Не хватало ещё после всех приключений банально утонуть в болоте! – усмехнулся он, откатившись в сторону и восстанавливая дыхание.

– Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы! – улыбнулся Василий, хлопнув товарища по мокрой рубахе.

– Хорошо сказал. Правильно.

– Это сказал Эрих Мария Ремарк, немецкий писатель.

– Никогда о таком не слышал.

– Его рассказы ещё не переведены на русский.

– Ты знаешь немецкий?! – удивлённо спросил Николай.

– И французский.

– Научишь?

– Хорошо, но давай чуть позже…

Оба расхохотались.

– Ладно, пора идти дальше, – вытирая слёзы, сказал Николай. – Будем ползти и тащить барахло за собой. Туман вроде рассеивается.

Василий посмотрел вокруг и увидел, что видимость действительно стала лучше. Пока Николай подтягивал свои мешки, он пополз вперёд. Колени и локти при каждом движении погружались в холодную воду.

– Смотри! Берег! – послышался позади голос Чупракова.

Он поднял голову и увидел прямо перед собой высокий песчаный обрыв, до которого было не больше сорока метров. Перед обрывом тянулась узкая песчаная полоса берега и тёмная лента протоки.

Закинув винтовку за спину и подтягивая рывками мешки, Николай быстро пополз вперёд.

Подобравшись к берегу ещё метров на двадцать, они остановились. Дальше шла широкая полоса чёрного ила.

– Я выше ростом, попробую быстро проползти эту грязюку и выскочить на воду. Может, там неглубоко, – сказал Николай. – Достань у себя там верёвку для подстраховки.

Они размотали моток верёвки, Николай накинул петлю себе на руку и быстро пополз. Благополучно преодолев самый опасный участок, он, как тюлень, сполз в воду и через секунду поднялся. Протока едва доходила ему до груди.

– Я стою. Привязывай по одному мешку, я перетащу.

Так и сделали. Когда весь груз был на песчаном берегу, Василий перебрался сам.

Лёгкая туманная дымка ещё висела над болотом, но видно было уже достаточно далеко. Высокий, никак не меньше семи – восьми метров обрыв тянулся от них в обе стороны, но дальше на юг виднелась песчаная осыпь и несколько поваленных деревьев. Мокрые, чёрные от ила, они пошли туда.

Кое-как выбравшись по широкому обвалу наверх, они зашли в лес и упали под старым высоким кедром.

Василий вытер о траву грязные руки, посмотрел на свою одежду и покачал головой:

– Нет, Николай Григорьевич, дальше в таком виде идти уже просто невозможно. Надо сделать остановку на пару дней у какого-нибудь водоёма, привести себя в порядок и хорошо отоспаться.

– Полностью согласен. И чем быстрее, тем лучше. Сейчас отдышимся и идём искать какое-нибудь озеро или протоку.

Лес на этой стороне заметно отличался. Между высоких старых кедрачей, словно в городском ухоженном парке, ровным ковром стелилась зелёная трава с редким кустарником без оврагов и буреломов. Зверев и Чупраков брели между двух высоких сопок, стоявших метрах в ста пятидесяти друг от друга. Склонов за деревьями было не видно, но вокруг было сумрачно и необычно тихо. Обессилевшие и голодные, они высматривали любой скрытый от посторонних глаз водоём, когда слева между деревьев наконец блеснула вода. Чуть не бегом они направились туда, но, когда до озера, а это было именно озеро, оставались считанные метры, оба замерли на месте, увидев на берегу между двух кедров большой старый стол из толстых досок.

– Интересно, кому нужно было здесь стол ставить? – озадаченно спросил Николай, разглядывая засыпанную хвоей и мелкими ветками, старую, толстую, потрескавшуюся столешницу на двух массивных стойках.

– Может, рыбаки? – предположил Василий.

Чупраков посмотрел на небольшое, напоминающее формой каплю воды озеро:

– Тут вряд ли что-то водится…

– Ну, не важно, – поморщился Василий. – Главное – тут давно никого не было. Давай уже скорее чего-нибудь приготовим. И мешки перебрать нужно.

Они смахнули со стола мусор, выложили на него все запасы продуктов и первым делом развернули обёрнутые шкурами и взятыми в стойбище вещами мешки с солью и крупами. Убедившись, что промокла только малая часть запасов, сразу же успокоились.

– Костёр разведём здесь, – показал Николай место под деревом рядом со столом. – Ты пока собери дрова, но огонь не разводи. А я быстро пробегусь по округе, посмотрю, что тут как. Раз стол стоит, может, изба где-то рядом есть…

Он взял винтовку и пошёл по берегу озера.

Василий достал чайник, котелок, набрал в озере воды и стал собирать по округе сухие ветки, стараясь набрать сразу с запасом. На всех остановках за время их путешествия костром всегда занимался Николай. Он каким-то образом клал дрова так, что дыма почти не было.

– Идём, кое-что покажу! – услышал он вдруг голос Николая и дёрнулся от неожиданности.

Чупраков шёл к столу с охапкой хвороста. Винтовка висела на плече. Вид у него был озадаченный.

– Что там? – с тревогой спросил Василий.

Николай бросил дрова на кучу под деревом и махнул рукой:

– Идём.

Они обошли озеро, которое в диаметре было не больше тридцати – сорока метров, и подошли к самому узкому месту – верхушке «капли». Из озера вытекал узкий ручей по ровному, явно рукотворному каналу шириной метра полтора. Пройдя немного вдоль канала, Николай свернул влево, прошёл ещё немного и остановился. Василий посмотрел вперёд и увидел между деревьями большие деревянные могильные кресты из толстого бруса, каждый высотой метра два с половиной. Их было около десятка, все старые и выполнены одинаково: вертикальное древо, длинный горизонтальный брус и косое подножие. Сверху над каждым когда-то имелся дощатый навес, но они по большей части сгнили. Остались только небольшие фрагменты.

– Ого. Так тут когда-то было целое поселение! – удивлённо воскликнул Василий, подходя ближе.

На кресте, который стоял к ним ближе остальных, виднелась вырезанная надпись, но слов было уже не разобрать.

– На том, – Николай показал на стоявший чуть дальше крест, – читается имя Мария и дата – тысяча восемьсот двадцать шесть. Это, скорее всего, дата рождения. Я приблизительно теперь знаю, где мы находимся. Здесь когда-то жили русские староверы.

– А где их жилища?

– Идём, – Николай пошёл в северном направлении к сопке.

Метрах в шестидесяти от кладбища у подножия склона Василий увидел почерневшие от времени бревенчатые стены избы с провалившейся крышей и чёрной дырой окна. Рядом с избой лепились ещё какие-то наполовину заваленные строения. Неподалёку виднелись руины ещё одного дома в таком же состоянии.

Василий посмотрел на Николая:

– И что теперь?

– Идём варить праздничный обед, – улыбнулся тот. – Будем праздновать новоселье.

– Ну, вот и слава богу, – облегчённо выдохнул Василий. Место ему нравилось. Остались только сомнения, насколько оно безопасно. – Как думаешь, не пойдёт сюда кто-нибудь из местных за грибами или ягодами?

– Ненцы грибов не едят. И за ягодами сюда тоже не придут. Уверен.

Они пошли обратно к вещам.

– Я, когда кресты увидел, сразу вспомнил, как в двадцатых годах нам и самоеды, и русаки много раз говорили о староверах, живущих в верховье какой-то реки между стойбищами Ярцанги и Кутопьюган, – рассказывал по дороге Николай. – Якобы живут там отшельниками чёрт-те с каких времён, зверя промышляют, шкурки меняли на товары купцу Кондратьеву, у которого были склады в посёлке Хэ. Но купца ещё в восемнадцатом году расстреляли, а дорогу к этим староверам никто показать не мог. А если уж даже самоеды не знают, где их искать, то мы решили, что это всё байки. Хотя от многих про этих староверов слышали. Ну вот, оказалось, не байки… Так что мы сейчас южнее стойбища Кутопьюган, правда не знаю, в скольких километрах от него, и западнее реки Надым. А вот что до Надыма отсюда не более восьмидесяти километров, это я точно могу сказать. И место это – безопаснее некуда.

Спустя два часа под деревом уютно горел костёр, в котелке доваривался суп, на ветках сушились постиранные вещи.

Новые обитатели заброшенного поселения сидели у огня в длинных ненецких одеждах перед пока что пустыми мисками.

– Итак, с чего начнём нашу отшельническую жизнь? – спросил Василий.

Чупраков неопределённо пожал плечами:

– Ну, первым делом поищем, где тут эти староверы ловили рыбу, и поставим сетку, потом сделаем прямо здесь шалаш и начнём строить жильё. Люди сюда вряд ли придут, а вот медведь или росомаха – запросто. Ничего, если люди тут жили, то и мы не пропадём.

– Хороший план. Обедаем – и за дело!