К Анечке

Глава 8. Щёкуровое озеро

Сергей с тоской посмотрел в окно на залитую июльским солнцем улицу, грустно вздохнул и снова уткнулся в отчёт, который нужно было отправить в окружной музей ещё две недели назад. Душа археолога изнывала от тоски в душном помещении и просилась на простор – в тундру, в лес, на широкий простор Обской губы, но второй раз выслушивать выговоры от высокого начальства по поводу не сданного в срок отчёта очень не хотелось. И директор Музея истории и археологии города Надыма, доктор исторических наук Сергей Николаевич Филимонов скрепя сердце третий день бился насмерть с треклятым отчётом.

В который уже раз, вспоминая соблазнительные приглашения на интересную работу в Петербург и Москву, от которых отказался, не пожелав уехать из любимого северного захолустья, он вздохнул и снова погрузился в длиннющий список выставочных экспонатов, но тут запиликал мобильный телефон. Сергей глянул на экран. Звонил старинный знакомый Саша Москалёв. Если бы был кто-то другой, Сергей бы сейчас отвечать не стал, но Сашка всегда звонил по делу, и к тому же они давно не виделись.

– Серый, здорово! – послышался в трубке возбуждённый голос Москалёва. – Как дела? Ты в городе?

– Привет, Саш. Да, на работе сейчас. Ты как?

– Слушай, тут такое дело: мы с Серёгой Левитиным позавчера в лесу старую избушку нашли, а в ней – человеческий скелет. Беглый зек с «Пятьсот первой». Шестьдесят лет там пролежал. Представляешь! Там, вообще, какое-то древнее поселение ещё раньше было, целое кладбище старинных крестов. Все уже завалились, но один крест свежий, пятидесятого года. На нём имя и дата есть. Это могила второго зека. Они вдвоём из лагеря сбежали в пятидесятом году. Тебе такое интересно?

– Где вы эту избушку нашли?

– Мы на «Трэколе» ездили. От Надыма почти напрямую семьдесят километров на северо-запад. На лодке туда не добраться, там болота сплошные.

– А чего вас туда носило?

– Спутниковые снимки свежие нашли. Там два озера видно. Одно – маленькое, в лесу, а второе – хорошее, большое. Поехали посмотреть. Может, щёкуровое. Большое точно щёкуровое, а маленькое ещё не проверяли. Не успели. Набрели возле него на избу со жмуриком, сетки собрали и назад поехали.

– Ну а с чего взяли, что там беглые со «сталинки»?

– Так в избе рядом со скелетом на столе дневник лежит! Один из них письма жене писал. Перед каждым письмом дата стоит – пятидесятый год. И написано, что они из лагеря сбежали. Там много чего написано. И рисунков много. Тебе интересно будет. В избе всякое барахло старинное. Даже иконы на стене медные.

– Спасибо, Санёк, большое за информацию! Мне обязательно нужно туда попасть. Вы в милицию уже обращались?

– Да, только оттуда. Завтра поедем с ними смотреть.

– Саш, возьмите меня с собой!

– Так мы на их вездеходе поедем. Ментам же нашим в прошлом году «Трэколы» дали. Ты там всех знаешь, договорись с ними – и поехали.

– Отлично! Спасибо, Саш, созвонимся!

Москалёв и Левитин были не только заядлыми рыбаками и охотниками, но и увлечёнными путешественниками. В любое время года они мотались по лесам на лодках, снегоходах, пешком, а недавно ещё приобрели в складчину снегоболотоход «Трэкол», и теперь для этой лесной парочки почти не осталось недостижимых мест на Ямале. Не раз они находили и показывали Сергею места старинных стойбищ и городищ, которые впоследствии получили статус памятников истории.

С милицией получилось договориться быстро. Начальник уголовного розыска, старый знакомый и заядлый охотник Сергей Мурашкин, пообещал выделить выезжающей на место оперативной группе не четырёх-, а восьмиместный вездеход и взять Филимонова с собой.

К ночи отчёт был полностью закончен и отправлен, а вещи и оружие в путешествие собраны.

На следующий день около девяти часов утра четыре человека оперативной группы, Александр Москалёв и Сергей Филимонов выехали на место происшествия на служебном вездеходе.

Дорога оказалась сложной. Трудности начались после того, как проехали начинающийся сразу за городом десятикилометровый участок тундры и небольшую реку Ачаяха. Дальше шли лесистые и заболоченные участки. Москалёв сначала сидел рядом с водителем, своим тёзкой, и показывал дорогу, но, когда впереди показалась широкая река Ярудей с высокими и обрывистыми берегами, Саше пришлось самому сесть за руль, потому что у водителя ещё не было достаточного опыта управления вездеходом в таких сложных условиях. Остаток пути до самого вечера Москалёв обучал водителя всем хитростям управления «Трэколом», а пассажиры дружно молились, чтобы благополучно вернуться домой.

На место прибыли только в девятом часу вечера. За широким участком заболоченной и изрезанной ручьями тундры показались тёмные холмы с полосой леса, которые скоро разрослись до гряды высоких сопок, окружённых старым кедровником. У края леса с северной стороны блестело большое озеро, к которому и направился вездеход.

Остановившись на поросшем ягелем песчаном берегу, Москалёв заглушил двигатель и сообщил:

– Всё, мы приехали!

– Саша, – обратился к нему старший оперативной группы, следователь Артём Гребнев, – если ты ещё раз найдёшь в такой глуши избу с покойником шестидесятилетней давности, не приходи, пожалуйста, к нам, а просто спали её по-тихому к чёртовой матери!

– Я законопослушный гражданин и никак не могу на такое пойти! – рассмеялся Москалёв. – Кстати, Серёга, глянь, какая старая лодка, – обратился он к Филимонову, показывая куда-то вперёд. – Наверное, дореволюционная ещё!

Выбравшись из машины вместе с оперативниками, Сергей подошёл к лежавшему на берегу, почти сгнившему остову деревянной лодки. Судя по торчавшим из истлевшей древесины медным четырёхгранным гвоздям с круглой шляпкой, ей действительно было никак не меньше сотни лет. Сергей достал фотоаппарат, сделал несколько общих фотографий местности и снял первую интересную находку с разных ракурсов.

– Хоть с погодой повезло… – хмуро проворчал участковый посёлка Кутопьюган Николай Маслов.

Эта территория относилась к его участку, и его присутствие в оперативной группе было обязательным. Чтобы выехать с группой на место происшествия, ему пришлось добираться из посёлка до Надыма несколько часов на катере, и настроение теперь у него было прескверное.

Погода для такого путешествия и в самом деле была отличная. Стояли белые ночи, и красный солнечный диск висел над горизонтом, заливая лес и тундру мягким, ласковым светом. К вечеру немного похолодало. Имевшийся в вездеходе датчик температуры воздуха за бортом показывал плюс семнадцать, а лёгкий ветерок на открытом участке хорошо сдувал комаров.

Обработав открытые участки тела и одежду репеллентом, все направились в лес. Первым с карабином на плече шёл Москалёв, за ним – полицейские, последним – Филимонов. Пару часов назад делали остановку на ужин, поэтому продукты с собой брать не стали и шли налегке. Благо идти было недалеко. У следователя Артёма и оперативника Максима с собой были рабочие папки, электрические фонари и термос с кофе, эксперт-криминалист Фарид нёс свой рабочий чемоданчик, участковый Маслов и Филимонов договорились по очереди нести алюминиевые носилки для переноски трупа и ружьё. Повстречать в такой глуши медведя или росомаху было делом обычным, и милиционеры, не особенно надеясь на свои пистолеты, сами попросили Москалёва и Филимонова взять с собой оружие. Водитель остался сторожить «Трэкол», потому что о случаях, когда медведи ломали машины грибников и туристов, чтобы добраться до хранящихся в них съестных припасов, знали все не понаслышке.

Километра полтора шли по весьма живописному лесу в сторону сопок, которые они видели с берега озера. Сейчас из-за высоких вековых кедрачей их видно не было, и Саша вёл группу по сохранённому треку в спутниковом навигаторе.

Минут через двадцать вокруг стало непривычно тихо.

– Мы сейчас в низине между сопок. Послушайте, какая тут звенящая тишина! Я такого в наших краях не встречал, – раздался непривычно гулко, словно в огромной пещере, голос Москалёва. Повернувшись к Филимонову, он показал куда-то вперёд и влево: – Смотри, Серёга, это по твоей части.

Через десяток шагов все остановились у большого, почти истлевшего креста, лежавшего в зелёной сочной траве.

– Внушительных размеров был когда-то… – удивлённо покачал головой Сергей. – Ты, кажется, говорил, здесь их несколько?

– Я почти десяток насчитал. Вон там ещё. И вон… И вон… – Москалёв стал показывать в разные стороны, но Гребнев его перебил:

– Саш, ты отведи нас на место, а потом рассматривайте свои древности. Нам же работать надо.

– Идём. Изба там, под сопкой.

И действительно, метров через сорок – пятьдесят они вышли к чёрной от времени бревенчатой избе с прогнувшейся крышей и проваленным навесом перед входом. Единственное небольшое окно тускло поблёскивало грязным стеклом. Вокруг жилища среди высокой травы виднелись руины ещё каких-то небольших строений.

– Так, мужики, – обратился Артём к Сергею и Александру, – покурите здесь пока. Когда закончим, мы вас позовём.

– Мы тогда вокруг погуляем и на малое озерцо сходим, – Москалёв показал в сторону, где между деревьями блестела зеркальная гладь воды.

Оперативники направились к избе, а Сергей положил на траву носилки и посмотрел на Александра:

– Слушай, ты же говорил, что здесь ещё второй заключённый где-то похоронен…

– Да, мы туда сейчас и идём.

Они вышли к небольшому озеру и стали обходить его по краю.

– Какая красота! – восхищённо выдохнул Сергей, глядя на сочную зелёную кайму травы у самой воды и высоченные кедры вокруг. – Похоже на каплевидное зеркальце с рукояткой. – Он показал в сторону, где озеро сужалось и из него вытекал ручей.

– Да, красиво, – кивнул Александр. – В нём вода родниковая, и, похоже, оно зимой не замерзает. В следующий приезд проверю, какая тут глубина. Просто любопытно.

Могила второго заключённого находилась на небольшой прогалине между деревьями, метрах в пятнадцати от озера. Высокий крест был сделан из грубо оструганного толстого кругляка. На поперечной перекладине хорошо читалась глубоко и аккуратно вырезанная надпись: «Николай Григорьевич Чупраков. 29.03.1900 – 27.08.1950». Сергей сделал несколько фотографий и посмотрел вокруг.

– А там, похоже, стол с лавками стоял, – Москалёв показал на стоявшее рядом с водой дерево, под которым в траве виднелся продолговатый силуэт истлевшей древесины.

Походив с четверть часа вокруг и не найдя больше ничего интересного, они осмотрели кладбище, сфотографировали то, что осталось от когда-то массивных крестов, и пошли обратно к избе.

– Ну что там у вас? – спросил Сергей, заглядывая в освещённое фонариками помещение.

– Минут через десять закончим, – послышался голос Артёма. – Я позову.

Филимонов беспомощно развёл руками и посмотрел на Москалёва:

– Ну, давай пока избу, что ли, обойдём, посмотрим. Вон ещё какие-то руины… – он показал на заросшие травой бугристые холмы метрах в тридцати.

– Да, здесь, похоже, тебе работы надолго хватит, – усмехнулся Александр и, постучав костяшками пальцев по чёрной древесине сруба, спросил: – Из чего эта изба построена? Лиственница?

Сергей пожал плечами:

– Лиственница или кедр. Брёвна неплохо сохранились. Сосна бы сгнила уже.

– А сколько сруб из лиственницы может простоять?

– Из лиственницы лет двести. Из кедра лет сто пятьдесят. Из сосны около сотни. Конечно, смотря в каких условиях. Эту избу не беглые строили, ей явно больше ста лет. Посмотри, как добротно всё сделано, – он показал на идеально подогнанные брёвна и распахнутую входную дверь, обитую железными полосами и на мощных кованых навесах. – Беглецы, я думаю, только крышу отремонтировали, да, может, ещё проконопатили.

Они стали обходить избу, осторожно пробираясь через руины завалившихся пристроек, груды железных колец от бочек и ржавые детали каких-то старых механизмов. Сам сруб был довольно большой, приблизительно восемь на восемь метров, но невысокий. Там, где когда-то лепились пристройки, из бревенчатых стен торчали железные штыри с висящими на них цепями, капканами и старым инструментом. Под небольшим окном с грязным зеленоватым стеклом на брёвнах виднелись следы медвежьих когтей.

Когда они уже завершали обход, из-за угла вышли Максим, Фарид и Маслов.

– Мы закончили, иди смотри, что тебя интересует, да надо возвращаться, – сказал Максим, закуривая.

Сергей быстро поднялся на покосившееся крыльцо и вошёл в избу.

Артём сидел на толстой деревянной колоде за массивным столом из широких толстых досок, который находился у окна справа от входа, и что-то читал. Рядом с ним на второй деревянной колоде у стола лежали покрытые ржавчиной винтовка Мосина, охотничье ружьё небольшого калибра и несколько винтовочных и ружейных патронов. На столе среди запылённой медной и грубой деревянной посуды ярко горели два электрических фонаря, хорошо освещая всю внутренность помещения. В центре избы на гнутых ножках громоздилась большая старинная чугунная печь с цветочным орнаментом на дверцах. Вдоль стены слева длинные нары из толстых досок на два спальных места. Одно место пустовало, на другом лежал скелет, одетый в длинный тёмно-зелёный, в бурых пятнах балахон, похожий по покрою на ненецкую малицу[23], из-под которого выглядывали чёрные штаны и грубые коричневые ботинки. Руки мертвеца были вытянуты вдоль тела, жёлтый восковой череп покоился на продолговатом мешке, сшитом из рыжеватого меха. Рядом с покойником лежала откинутая в сторону большая медвежья шкура. У изголовья в деревянную стойку нар был вбит высокий старинный кованый светец. Под ним стоял большой медный таз, и здесь же на полу – медный чайник и кружка. Слева от входа на толстых кованых гвоздях висели какие-то заскорузлые лохмотья, национальный ненецкий пояс с ножом и белый от плесени патронташ. Под всем этим – широкая лавка и полусгнившая деревянная бочка. У дальней стены и по углам громоздились целые пирамиды берестяных коробов разных размеров, на стенах висели приспособления для охоты и рыбалки. Низкий потолок из прогнувшихся нетёсаных брёвен был покрыт пятнами белёсой плесени.

Сергей сразу подошёл к покойнику, рассмотрел его одежду и повернулся к Артёму:

– Ботинки на нём лагерные. Такие выдавали заключённым на «Пятьсот первой» стройке. У нас в музее точно такие же в экспозиции ГУЛАГа выставлены. А одет он в сшитую из шинелей малицу. Причём сшита малица нитками из сухожилий. Так ненецкие женщины шьют.

– Судя по записям дневника, это Василий Семёнович Зверев, – не отрываясь от бумаг, ответил Гребнев. – Заключённый номер 128204 из лагеря «Глухариный». В письме он про себя пишет, что вырос в семье питерских интеллигентов. Когда его арестовали, жена беременная была, и он так и не узнал, кто у него родился. В этом дневнике его письма жене. Читаю – просто не могу оторваться. Тебе, как историку, будет очень интересно. Тут и рисунков много. А возле озера похоронен его друг Николай Григорьевич Чупраков. Тоже заключённый из «Глухариного». Тоболяк. Насколько я понял из того, что успел прочесть, они здесь отсиживались и готовили припасы, чтобы до Тобольска добраться. – Артём кивнул на берестяные короба. – Но не суждено бедолагам было выбраться из этой глуши. – Он закрыл тетрадь и, немного помолчав, спросил: – Ну что, будем забирать Василия Семёновича?

– Можно мне сначала всё здесь сфотографировать как есть?

Немного поколебавшись, Артём кивнул:

– Снимай, но фото с покойником никуда не выкладывай. Договорились?

– Обещаю!

– Давай только быстро.

Артём собрал свои бумаги, уложил дневник в целлофановый пакет, убрал всё в папку и вышел.

Сергей стал фотографировать всё подряд, стараясь ничего не пропустить. Снимая развешенные на стенах предметы, он заметил пять небольших медных иконок, стоявших на вбитых между брёвен гвоздях. Иконы были восемнадцатого – девятнадцатого веков и с разными сюжетами. Отсняв каждую крупным планом, Филимонов двинулся дальше и чуть было не упал, споткнувшись о скелет собаки, который лежал между берестяными коробами. Клочки бурой шерсти, обтягивающие кости, сливались с замусоренным полом и потемневшими от времени берестяными коробами. Сергей сфотографировал частично мумифицированные останки и вдруг заметил в черепе небольшое отверстие. Он отодвинул череп в сторону и увидел в полу отверстие. Животное было застрелено в голову из винтовки.

Обойдя всю избу, Сергей напоследок отснял дополнительно всё на видео, убрал фотоаппарат в чехол и вышел наружу. Вдохнуть полной грудью терпкий запах хвои после тяжёлого, застоявшегося воздуха в избе было невыразимо приятно. Москалёв с оперативниками сидели на бревне, курили и пили кофе.

– Ну что, пакуем беднягу – и домой? – спросил Маслов.

Эксперт-криминалист Фарид с участковым осторожно переложили покойника в специальный мешок, уложили на носилки и вынесли наружу. Артём с Максимом забрали ружьё, винтовку и патроны. Москалёв закрыл избу, и траурная процессия двинулась в обратный путь. Носилки несли Николай с Сергеем. Груз был нетяжёлый, но нести его по лесу было неудобно, и, пока добрались до «Трэкола», два раза делали остановки, чтобы передохнуть.

Водитель выбрался из кабины вездехода с заспанным лицом и, не задавая никаких вопросов, помог расположить покойника в салоне.

Когда всё было готово к отъезду, он подошёл к Сергею и показал в сторону, где лежала старая лодка:

– Может, тебе, как историку, интересно будет, там дальше ещё есть плот и пешня старинная. Пока вы ходили, я по берегу прогулялся и нашёл.

– Давай быстренько сходим глянем! – оживился Сергей и посмотрел на Артёма: – Буквально минуту, пожалуйста!

Метрах в пятидесяти от вездехода в траве у самой воды лежал плот из десятка тонких, сцепленных железными скобами брёвен. Древесина была гнилая, но явно свежее, чем лодка. Сверху на брёвнах чернела кованая железная пешня с остатками древка.

Сергей достал фотоаппарат и довольно улыбнулся:

– Да, похоже, это уже беглые плот делали на озере рыбачить. Очень интересная история! Нужно будет хорошенько в ней разобраться…

В Надым вернулись около восьми часов утра. Водитель стал развозить всех по адресам и первого доставил к подъезду Сергея, который жил ближе остальных к въезду в город.

Выбравшись из «Трэкола», Сергей разбудил уснувшего Гребнева:

– Артём, можно попросить у тебя дневник на несколько часов? Мне очень нужно с ним поработать. Может, я смогу разыскать родственников этих беглецов. Обещаю вернуть быстро, в целости и сохранности.

Артём вытащил из папки дневник и передал Сергею:

– Завтра до обеда привези мне в отдел.

Вернувшись в свою холостяцкую квартиру, Сергей первым делом позвонил на работу и предупредил, что сегодня его не будет, затем принял горячую ванну и отправился в спальню. В пустом желудке неприятно посасывало, но после многочасовой тряски в вездеходе глаза просто закрывались от усталости. Дневник соблазнительно лежал на рабочем столе, но Филимонов знал, что приступать к изучению такого интересного документа нужно с ясной головой. Поэтому он быстро забрался под одеяло и мгновенно уснул.