Как это будет

Глава тридцать вторая Пятикурсница Маша Морозова

Пятикурсники-филологи, давно ставшие друг для друга братьями и сестрами (хоть зачастую нелюбимыми), воззрились на новичка со слабо прикрытым негодованием.

— Кто притулился к нам, мсье? — спросил в пространство меланхоличный субъект в роговых очках. — Грисон, бодэ или эне? (осел, ослище или ослик?). И что предпримет ракалье (шпана), попав в загон для экурье? (лошадей).

Серж подошел к нему почти вплотную, сделал круглые глаза и ответил декламацией:

— Браво! — вдруг захлопала одна из студенток (всего их было пятеро среди 20 пятикурсников). И добавила по-русски: — Уел ты их, Сережа.

— Вы из России? — обрадовался Костин.

— Не совсем, — покачала головой девушка (милая, русоголовая, с чуть курносым лицом — типичная русачка). — Мои родители из нее, а я родилась уже здесь, в Париже.

— У Вас даже имя французское?

— Нет, — улыбнулась она. — Меня зовут Маша, Мария Морозова.

— Случайно, не родственница Саввы Морозова?

— Я его внучатая племянница. Но капиталов своих он нам не передал.

— Жаль. Можно было нацелиться на приданое….

— Не говори глупостей. Тем более, что ты уже женат.

— ??

— В отличие от моих однокурсников я слежу за новостями. А ты, Сергей, был год назад в их центре. Мне очень понравилась твоя победа и с тех пор я выцеливаю новости о твоей жизни. Вот свадьбу в соборе Сен-Дени, да еще в присутствии президента и не пропустила. Может, твоя Анжелика и дите тебе подарила?

— В начале сентября. Почему я и не явился к началу семестра. Здесь за посещаемостью следят строго?

— Уже не очень. Пятый курс предназначен для перепевания ранее спетого. А во втором семестре нам утвердят темы дипломных работ, и мы будем ходить только к своим руководителям. Впрочем, о теме стоит подумать уже сейчас. Я, например, хочу сравнить творчество современных американских писателей Хемингуэя и Фитцджеральда. Один — явный демократ, второй — завзятый аристократ, но в чем-то они очень похожи. Вот мне и предстоит узнать — в чем? А ты что хотел бы взять? Или кроме спорта и девушек тебя ничто не интересует, а учеба на филологическом факультете — просто необходимая ступенька куда-то вверх?

— Ты читала современного русского писателя Набокова?

— Нет, — призналась Маша.

— Он, впрочем, публиковался преимущественно в Берлине, в тамошних русских издательствах. Так, как пишет он, никто из русских авторов еще не писал. У него удивительно щедрый и очень изобретательный язык. К тому же он любит экспериментировать со стилем. Мне у него нравятся абсолютно все вещи, но для диплома я думаю взять «Приглашение на казнь» и сравнить его с «Замком» Кафки: оба этих романа написаны в сюрреалистической манере — хоть Сальватора Дали для их иллюстрирования приглашай.

— Я беру свои слова о тебе назад, — покаянно молвила сокурсница. — Ты просто очень разносторонний человек. Неужели так воспитывают вас в Советской России?

— Моим воспитанием занимались прежде всего отец и мама, оба интеллигенты. Хотя не спорю: догмы коммунизма тоже хорошо легли на мою душу. К сожалению, в реальности слова у властвующих там людей расходятся с делами. Наверное, это везде так, но в стране, где все принадлежит народу и обогащение под запретом, двуличие потрясает. Я его не выдержал и оказался здесь.

— Ну и прекрасно. Пойдем, я познакомлю тебя со своей французской подругой, да и с другими девушками. Пусть подивятся, какие юноши бывают в нашей России….

Может быть, для других пятикурсников режим учебы в самом деле был смягчен, но только не для Сержа Костена. Гонять его по 4 курсам сочли нужным все преподаватели. И далеко не всегда он оказывался компетентен. Тотчас следовал тычок (виртуальный, конечно), и студент Костин отправлялся в библиотеку изучать данный вопрос досконально. Слава французскому богу, библиотека Сорбонны была на высоте: библиотекари находили в ней практически любую книгу, учебник или документ по изучаемым темам. А также много чего еще, в том числе книги современных литераторов. Нашелся и Набоков: «Машенька», «Весна в Фиальте», «Камера обскура», «Защита Лужина» и (еще раз слава богу!) «Приглашенье на казнь».

В «Машеньку» тотчас вцепилась здешняя Маша, которая к неудовольствию Сергея стала ходить за ним по Сорбонне хвостиком. Когда он набрался наглости и указал ей на это, Маша густо покраснела и вдруг сказала:

— Наверно, я в тебя влюбилась. Я приглядывалась на этот счет ранее к сокурсникам, но ни один из них меня не вдохновил: тот казался, да и был, видимо, квелым, другой — наглым и лез при малейшей моей приязни к груди, третий витал в эмпиреях, четвертый (всеобщий любимец, бонвиван) было снизошел, но не выдержал испытательного срока и переключился на мою подругу….Ты же увлек меня еще год назад и когда появился во плоти в шаговой доступности, я невольно этот шаг сделала.

— Я, к твоему сведению, тоже бонвиван, — намеренно сказал Костин. — У меня здесь кроме Анжелы было уже несколько подружек. Так что, милая Маша, не обольщайся на мой счет, я натуральный ветреник.

— Меня это почему-то ободряет, — заявила странная девушка Маша. — Значит, у меня есть шанс тебе понравиться. Или я совершенно не в твоем вкусе?

— Ты очень милая девушка, в классическом русском стиле, — заверил ее попаданец.

— То есть чересчур румяна, полногруда, широка в бедрах, а еще и волосы абсолютно русые…. - уныло констатировала Маша.

— Чересчур полногруда? — возмутился Сергей. — Да в сочетании с твоей тонкой талией это просто верх сексапильности! А широкие бедра не смотрятся лишь на коротких ножках. У тебя же ноги нормальной длины, а если их еще обуть в туфли на каблуках в 10 сантиметров, то на Машу Морозову будут сбегаться смотреть студенты со всей Сорбонны!

— Каблуки в 10 см? Разве бывают такие? И что такое сексапильность?

— Все, идем по кругу: к башмачнику, портнихе, парикмахеру, гримерше, а затем в салон Коко Шанель — она подберет тебе нужные одежды, а возможно предложит сняться в рекламе. Если предложит — не отказывайся. Или тебе деньги совсем не нужны?

— Деньги мне не помешают, — с растяжкой сказала Маша, внимательно глядя в глаза своему соплеменнику. — Но зачем тебе нужна эта морока со мной?

— Ты читала о скульпторе Пигмалионе, высекшем из мрамора прекрасную Галатею и влюбившемуся в нее?

— Да. А еще я знакома с пьесой Бернарда Шоу под названием «Пигмалион». Ты, значит, хочешь пойти по стопам профессора Хиггинса? Но я все же не жалкая цветочница с улицы….

— И это прекрасно! — заверил ее Костин. — Мне надо лишь немного поработать над твоим образом.

— И ты ответишь мне взаимностью?

— По крайней мере буду пылко восхищаться тобой вместе с прочими мужчинами.

— Значит, сейчас я совсем тебя не восхищаю?

— Напротив! Иначе бы я за твое преображение не стал и браться. В общем, прекращай упираться и едем вперед — к скорому светлому будущему!

Башмачник долго дивился спецзаказу, говорил, что стальной каблук может держаться только на стальной пятке, но в конце концов прельщенный двойной оплатой принял его. Портниха вместе с Машей тоже дивились заказанному бюстгальтеру (мягкие получашки на лямках с резиновыми минивставками и застежками спереди), но Серж их убедил, что достойные женские груди должны чуть поигрывать в движении — в противовес притискиванию к туловищу. Парикмахеров и гримерш он выбрал студийных: там ему распинаться не пришлось, студийные давно привыкли преображать актрис в красавиц. Красавица получилась и из Маши, да такая, что на нее сбежались посмотреть все свободные от съемок студийцы, а мсье Жюль стал ее пылко уговаривать принять участие в любом фильме студии. Маша в ответ на это только улыбалась, а Серж говорил:

— Вы соображаете, кому это предлагаете? Перед вами будущий доктор филологии, звезда европейских конференций и симпозиумов. А может быть, вторая Жорж Санд или Этель Лилиан Войнич!

К Коко Шанель поехали через несколько дней во всеоружии (после звонка, конечно), то есть на каблуках и в новом белье. Маша полдня училась ходить, чертыхаясь вполголоса, но в конце концов выработала два вида походок: победительную и фривольную. С победительной она и вошла в салон, а в разговоре со знаменитой модельершей держалась с достоинством. Коко одобрительно посмотрела в сторону Сержа (которого приглашала однажды в модели, но получила вежливый отказ) и взялась сама подбирать платья и пальто для Марии Морозовой. Счет Костину предъявили космический, но наряды того стоили: Маша в них предстала эталоном элегантности и в то же время раскованности (в глазах Сергея граничащей с сексапильностью). Мадам Шанель попросила Марию покрасоваться перед зеркалами, потом походить по подиуму и вдруг предложила походить там же в шубах: соболиной, лисьей, шиншилловой….

— Ах! — сказала она наконец, — Эту коллекцию шуб я могу доверить демонстрировать только Вам, Мария! Вы смотритесь в них так естественно! Прошу Вас подписать со мной контракт — только на один показ. Вы не против, Серж?

— Почему же на один? — улыбнулся капризный Серж. — Вы ведь поедете с шубами по нескольким городам Франции, а может в Женеву, Милан и Лондон заглянете? Маша там пока не была («Была в Женеве!» — запротестовала Маша) — в самый раз таким манером попутешествовать и заодно чемоданчик денежек заработать.

— А Вы в каких отношениях с Марией Серж? — спросила в лоб гранд-дама. — Насколько я помню, Вашу жену зовут Анжеликой?

— Это так. Но я с недавних пор стал учиться в Сорбонне и встретил там вот эту русскую девушку, в судьбе которой мне захотелось принять участие. Вы может быть этого не знали, Коко, но русские люди обожают помогать друг другу, особенно оказавшись на чужбине.

— Ну-ну. Смотрите Мария как бы Серж Костен Вам животик не помог увеличить. Он ведь слывет в Париже дамским угодником.

— Угодников я на дух не переношу, — передернула плечами Маша. — Меня можно взять только с боя.

— Он и с боя может, — хохотнула Коко. — Вон как глазом огненным косит….

Когда Серж явился на следующий день в университет, вся группа теснилась вокруг Маши. Девушки активно расспрашивали ее о прическе, гриме, одежде от Шанель и т. д., а парни молча пялились и в глазах их полыхали мрачные огни вожделения.

— Серж! — воскликнула Маша, когда он вошел, и парням стало понятно, для кого эта середнячка так преобразилась. Злобно скрестив на нем взоры, они повернулись и побрели по своим местам, а Костен присоединился к девичьему кружку и стал со знанием дела комментировать Машины обновы.

После занятий Серж привычно пошел в библиотеку и Маша за ним. Оказавшись в абонементском зале, они укрылись в давно облюбованном закутке, и Маша смогла задать заветный вопрос:

— Так ты почувствовал себя Пигмалионом, создавшим Галатею?

— Да, — со всей серьезностью сказал Сергей. — Ты великолепна, Мария-Галатея! Но что мне делать дальше, я не знаю.

— Ты ограничился моей формой. Теперь надо вдохнуть в нее содержание.

— Как?

— Обними меня и поцелуй, — шепнула Маша. — Я думаю, это поможет.

Следующую неделю Сергей и Маша провели в поисках мест для совокупления. Ими были опробованы тот же закуток (забракован: какой оргазм, когда ежесекундно ждешь нечаянного вторжения?), кабриолет (слишком тесно, да и видно любопытствующим), хоры церкви святой Урсулы (невозможно вскрикнуть, когда хочется ликовать во весь голос), свободная аудитория (но ручку двери постоянно дергали), лужайка в глухой части Булонского леса (Маша и здесь была слишком чутка). Пришлось в итоге банально снимать номер в отеле и лишь на второй раз Мария-Галатея испытала полноценный оргазм.

— Боже! — воскликнула она. — Какое чудное, небывалое ощущение! Мое тело трепещет само по себе! И это сотворил со мной ты, мой кумир, мой Бог! Или Демон? Ведь мы с тобой преступники, прелюбодеи?

— Не нагнетай, Машенька, — стал оглаживать ее кожные покровы «кумир». — Представь, что ты наложница в гареме, которую султан предпочитает всем своим женам….

— Да! — подхватила идею филологиня. — Я оглашаю раз за разом восторженными криками гарем, а жены злятся в своих спальнях. Кстати, сейчас в моду вошли слежки сыщиков по поручению ревнивых супругов. Твоя Анжела на это не пойдет?

— Нет смысла: у меня практически нет имущества, лишь наличные деньги. Да и горда она чересчур для этого.

А еще через неделю встречи новоявленных любовников закончились: у Шанель состоялся показ шуб, Маша в качестве модели публику поразила и вскоре укатила в многомесячное турне, оформив в универе академический отпуск. Ежедневно функционировавший и вдруг невостребованный мужской орган вскоре напомнил о себе, и Сергей уже собрался сделать визит к мадмуазель дю Плесси (которая, конечно, была осведомлена о новой пассии Сержа Костена и приготовила ему, вероятно, «теплый» прием), но тут Анжела решила завершить свой вынужденный целибат и одним вечером забралась в постель супруга.

— Я так давно тебя не обнимала, — сказала она. — Меня даже потряхивает сейчас. Только умоляю: никаких новых беременностей в ближайшие несколько лет не должно быть! Используй презервативы! Знаю, ты их ненавидишь, но что делать? Лучше так, чем совсем никак. Ты-то наверняка без баб в эти месяцы не жил, но я знать о них ничего не желаю. Теперь ты мой, шли всех баб в то место, откуда они появились на свет. Узнаю о будущих ходах налево — яйца оторву!

— Полегче с угрозами. Вдруг я перепугаюсь и на этой почве обрету избирательную импотенцию? В отношениях именно с тобой? То-то ты растеряешься, ма шери!

Издеваешься? Над богом данной женой? Я так лелеяла в душе предстоящую ночь, а ты….

— Так, — переменился Сергей. — Все, что я тебе наговорил — забыть! А вспомним лучше нашу ночь в берлинском отеле, когда мы впервые оказались в постели и захотели соединиться душами. Помнишь?

— Да. Ты тогда сравнивал меня с Джоан Кроуфорд и убедил, что я куда красивее….

— И совершенно не кривил душой. Сейчас после родов твои пропорции изменились, но Анжела-женщина кажется мне сдобнее Анжелы-девушки. Проверим, так ли это на самом деле?

— Приступай, мон амур!