Как это будет

Глава тридцать девятая Праздничный прием в посольстве Франции

Помещать в ежедневной газете только забойные материалы было, конечно, невозможно и потому Серж договорился со Скоттом и Аланом Бартоломью (новым главным редактором), что политические вбросы будут делаться по субботам — с тем, чтобы предвосхитить лондонцев накануне читки ими воскресных газет и журналов. Передовицу к субботнему выпуску написал сам Серж (но подписался «Реставратор») и посвятил ее истории восхождения Гитлера на Олимп власти — начиная с неприятия его в ряды художников, мыканья в окопах Восточного фронта, отираний по пивбарам Мюнхена, где велись жаркие дискуссии о дальнейшем пути Дойчлянда, первом удачном выступлении перед бывшими солдатами, внезапной популярности его как оратора, пивном путче 1923 года и т. д. Серж помнил очень много фактов из его жизни (которых еще не знали современники Гитлера) и потому в два листа не уложился. Тогда вторую половину статьи он пообещал дать через неделю. В итоге следующий субботний номер был раскуплен влет, но Серж это предсказал, Скотт распорядился напечатать его в двойном количестве — и поимел дополнительную кучку денег.

Во второй половине статьи много места было уделено интимной жизни Гитлера, и мир узнал, какой он порочный тип. Соблазнил племянницу Гелю, жил с ней в течении 6 лет и стал склонять к извращенным актам (в том числе дефекация, золотой дождь…) — в итоге она покончила с собой. Уговорил кинозвезду Ренату Миллер на акт любви, но заставил хлестать его плеткой — после чего актриса наотрез отказалась с ним встречаться. Карьера ее пошла вниз и Рената в 1937 г покончила с собой — а возможно была убита за разглашение той самой сцены. С 1932 г. его постоянной любовницей является Ева Браун, которая тоже успела совершить попытку самоубийства. Но бывают в его постели и другие женщины, среди которых оказалась даже англичанка по имени Юнити (фамилия, естественно, скрыта автором). Еще факт: в рейхсканцелярию ежедневно приходят письма от молодых женщин и девушек, которые хотят родить от Гитлера ребенка — не подозревая, что он извращенец и слабак. В конце статьи был анонс: читайте в следующем субботнем номере статью о Муссолини. В результате продажи «Эвенинг Стандарт» продолжили расти.

Меж тем жизнь Сержа Костена в Лондоне наладилась. Он снял квартиру в Южном Кенсингтоне (две комнаты с кухней, ванной и прихожей) и оборудовал их (не сам, конечно) на свой вкус. То есть переоборудовал кухню, установил в ванной обильный душ с газовым подогревом воды, устроил туалетную комнату с новомодным унитазом, заменил шкафы на раздвижные стенки, железную кровать — на обширный сексодром, сделал на заказ дорогущую стереосистему и т. д. и т. п. В итоге его квартира превратилась в уютное гнездо, способное восхитить самую взыскательную женщину — а что еще надо мужчине, оказавшемуся на положении холостяка? Ту самую женщину, видимо.

Кандидаток в метрессы у него спустя две-три недели оказалось уже несколько и все из собственного посольства, что обуревшего дипломата как-то коробило. Следовало завести знакомства с местными дамами и желательно из «общества». Благоприятный случай для этого подоспел: 14 июля, в день взятия Бастилии, посольство Франции устроило ежегодный прием, на который явилось много гостей обоего пола, в том числе молодых (преимущественно детей взрослых гостей). Серж решился на эпатаж и надел под смокинг ярко-красную рубашку с черной бабочкой. Завидев его перед началом приема, Шарль Кобрен вздернул брови и на грани возмущения спросил:

— Что это за маскарад, Серж?

— Я хочу негласно напомнить гостям по какому поводу они здесь собрались. При взятии Бастилии пролилась кровь нескольких десятков французов, да и потом она лилась рекой. Зато теперь мы свободные граждане в свободной стране.

— Я мог бы настоять на приведение Вашей одежды к общепринятой норме, но Вы ведь станете кукситься и отравлять настроение гостям?

— Непременно. Подспудной целью моего вызова является желание привлечь внимание красивых женщин. Ибо я начинаю задыхаться здесь без любви.

— Матерь божья! Ведь вы женаты!

— Это так. Но близости с женщиной все равно хочется. Вспомните себя в 25 лет и простите меня.

— Я был уже тогда примерным семьянином, — возразил посол. — Хотя моя жена была всегда при мне, а Ваша осталась в Париже…. Ладно, бог с Вами, интригуйте, только осмотрительно. Скандалов я не потерплю.

Гости прибывали дружно. Их встречали посол и его жена — женщина достойная и не более того. Сергей укрылся в нише на втором этаже, откуда было удобно наблюдать за поднимающимися по лестнице, оставаясь самому неприметным. Гости в большинстве были ему незнакомы, и он разглядывал их жен и дочерей, среди которых миловидных было досадно мало. Вот прошел Джон Скотт с женой и сыном лет 35, за ним Алан Бартоломью с молодой женой (эта дама лет 30 выглядела эффектно, но слишком взросло). А минут через 10 появился Черчилль в окружении трех дам, из которых сухопарая жердь была явно его женой, простенькая милочка слева — младшей дочерью, зато справа шла настоящая красавица лет 23–25: высокая, стройная, с классическими пропорциями лица, головы, шеи, груди, талии, бедер, ног…. Костин успел поинтересоваться биографией Уинстона и знал, что это средняя его дочь по имени Сара, по профессии киноактриса. Она уже замужем, но брак этот неравный и для родителей нежеланный. В связи с ним уже родился анекдот про Черчилля: когда его спросили, кому из политиков он завидует, тот ответил «Муссолини» — потому что тот решился убить своего зятя, а я нет». Зато на прием он, видимо, не разрешил зятю явиться.

Не став дожидаться опаздывающих, Сергей прошел в большую гостиную, где возле высоких круглых столиков кучковались гости и посольские люди и сновали с подносами официанты, предлагая шампанское и другие вина, коньяки, виски с содовой, а также тарелки с закусками и вилками. Все, не чинясь, пили и ели, не отстал от них и наш герой, взяв тарелку и стакан с бургундским и встав к столику, за которым расположились Скотты и Бартоломью. Алан представил Сержа своей жене, Сьюзен, а Джон — своей Джиневре и сыну Джорджу. Сьюзен оценила беглым взглядом стати и лицо молодого атташе и тотчас удивилась его рубашке:

— Я, вероятно, отстала от передового французского стиля: в этом летнем сезоне в моде красный цвет?

— Он может войти в моду осенью, — сказал Сергей с непроницаемым лицом. — Если Британия и Франция дадут по рукам Гитлеру, тянущему их ко всему, что плохо лежит. На красной рубашке не будет видно крови….

— Боже мой! — воскликнула Сьюзен. — Мы так близки к войне? Не верю: наш Невилл не допустит ее! Вы, молодой человек, будучи атташе по культуре, наверное, не в курсе большой политики….

— Большую политику, в отличие от малой, невозможно вести за кулисами, — веско сказал Серж. — В ней все на виду: потянулся к Австрии — ты агрессор, потянулся к Судетам — агрессор вдвойне. Агрессору полагается бить по рукам или сразу по хребту. Если не бить (как предлагает милый Невилл), то агрессор потянется к Польше, Дании, Голландии — в общем, докуда дотянется. И ему опять не давать отпора? Зачем тогда тратить огромные деньги на флот и армию? Проще сдаться на милость агрессора и сэкономить деньги. Придется, правда, учить немецкий язык и правильно кланяться дойчам….

— О, какой Вы колючий, атташе, — сузила глаза Сьюзен. — Мужчины, почему вы молчите? Или тоже согласны с молодым французским дипломатом?

— Май дарлинг, — заулыбался Алан. — Ты совсем не читаешь газету, которую я редактирую? Мсье Костен пересказал вкратце ее содержимое.

— Ты ведь знаешь, я читаю «Дейли миррор» — на другие газеты у меня не хватает времени, — примирительно сказала Сьюзен.

В это время Шарль Кобрен попросил через микрофон минутку внимания, поблагодарил британцев за то, что приняли его приглашение в связи с национальным праздником Франции и пригласил члена парламента Уинстона Черчилля сказать спич по этому поводу. Черчилль (уже грузный, но еще подвижный) вышел к микрофону, оглядел присутствующих и заговорил:

— Франция — самая уникальная страна Европы. Кругом царствуют монархи, процветают аристократы, сильно раболепие перед властьимущими, но только не во Франции. Уже 149 лет как ее народ восстал против короля и сонма его приближенных и низверг их в прах. Сейчас во Франции живет пятое поколение людей, отринувших гнет тирании, и живет свободно, по законам демократии. Она не вмешивается в дела других стран, но соседние монархи невольно стали вести себя цивилизованно, без прежнего всемогущества и беззакония. И я вместе с вами готов сейчас сказать эти слова: да здравствует Франция! И снова: да здравствует Франция!

И вместе с ним тот же клич произнесли все гости посольства.