Глава 11 Как автору малой прозы и поэзии стартовать в XXI веке?
Создание нового является делом не интеллекта, а влечения к игре, действующего по внутреннему понуждению. Творческий дух играет теми объектами, которые он любит.
— Эти добрые люди, — заговорил арестант и, торопливо прибавив: — игемон, — продолжал: — ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
Наступило молчание. Теперь уже оба больных глаза тяжело глядели на арестанта.
— Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, — произнес Пилат мягко и монотонно, — за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
— Нет, нет, игемон, — весь напрягаясь в желании убедить, говорил арестованный, — ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты, бога ради, свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
— Кто такой? — брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
— Левий Матвей, — охотно объяснил арестант, — он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, — тут арестант усмехнулся, — я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово…
Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.
— …однако, послушав меня, он стал смягчаться, — продолжал Иешуа, — наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мною путешествовать…
Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:
— О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем! Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!
Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным. повторить улыбку Пилата.
— А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, — объяснил Иешуа странные действия Левия Матвея и добавил: — И с тех пор он стал моим спутником.
Готовя эту книгу, я спросила главного редактора «Литературной учебы» Алексея Варламова о том, как сложить счастливую судьбу автора малой прозы и поэзии в XXI веке. Спросила потому, что Варламов не просто хороший писатель и лауреат премии «Большая книга» и главный редактор журнала для начинающих писателей, а еще и профессионал в сфере исследования текста и обучения его созданию: защитил докторскую по филологии в сфере литературы XX века, профессорствует в МГУ, ведет творческий семинар прозы в Литературном институте, входит в жюри литературной премии «Ясная поляна» и т. д.
Мне понравилось то, что он ответил: «Успеха в литературе намеренно добиться нельзя. Нельзя в том смысле, что этот успех невозможно рассчитать или предугадать. Книжный рынок непредсказуем еще больше, чем непредсказуемы вердикты членов жюри различных литературных премий. Одни книги неожиданно взлетают, другие проваливаются. Новые имена всплывают и уходят. То, что пользуется бешеным успехом сегодня, может быть забыто завтра и наоборот. Поэтому успех — это когда автор сам чувствует, что написал нечто стоящее. Остальное — пена, хотя и соблазнительная.
Так что просто пишите. Никого и ничего не слушайте. Или точнее даже не так — слушайте, но все равно пишите свое. Ищите свою волну, свою тему, интонацию, своих героев и любите их, потому что они ваши. Не обижайтесь на критику. Еще меньше поддавайтесь на лесть. Не ищите врагов, не верьте в заговоры против вас. Спастись можно только работой, которая никогда не будет вознаграждена по заслугам. Если хотите добиться в жизни успеха, найдите себе другое поприще. А если вас волнует что-то другое, значит, ваше место здесь».
Я могу подписаться под каждым словом этого послания вам, растущие авторы малых форм. Поживете — увидите, что Алексей Николаевич прав, и эта правда освобождает. Возможно, поэтому Иешуа Га Ноцри заметил в разговоре с Пилатом, что говорить правду легко и приятно. После чего сообщил Прокуратору Иудеи, что «всякая власть является насилием над людьми. Настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть», за что и был вскорости распят. Но Левию Матвею, как вы помните, до такого уровня таланта, смелости и простоты еще долгий путь, и далеко не все восходят на его трагическую вершину.
Поэтому начнем с простого: как взять в руки свой «пергамент» и начать писать, а точнее, записывать, как говорит Иешуа и что уже обсуждали мы в главе 8, посвященной поэзии текста?
Образование и первые публикации авторов малых форм
Лучше писать для себя и потерять читателя, чем писать для читателя и потерять себя.
Если читатель не знает писателя, то виноват в этом писатель, а не читатель.
Лучше писать для себя и потерять читателя, чем писать для читателя и потерять себя.
Если читатель не знает писателя, то виноват в этом писатель, а не читатель.
Конечно, литературное творчество авторов малых форм начинается с какого-никакого образования, в первую очередь — домашнего. Однако надо признать, что талант — дело сугубо личное. Примерно половина людей, в последние полтора столетия посвящавших себя малым формам, происходит из семей культурных, где родители занимаются интеллигентными профессиями, читают детям на ночь сказки и водят их по выставкам. Это не гарантирует успешной литературной карьеры, но облегчает вход в сферу писательства. Хотя иногда происходит и наоборот — чрезмерные ожидания или родительский авторитет удушают юный талант как могучие сорняки — розовый побег. Однако если человек «слышит зов», то происходит ли он из образованных слоев, или, напротив, из рабоче-крестьянских, военных или инженерно-технических, — обычно он либо откликается на него, либо гибнет. Погибель может иметь разные формы — женщины чаще всего жертвуют собой «ради семьи», мужчины — ради карьеры и социально-коммерческого успеха. Случается, человек идет в «чиновники от культуры», критики или редакторы — и вместо того, чтобы писать самому, мешает это делать другим.
В любом случае вход на писательскую стезю (не путать с графоманией) связан не столько с образованием или карьерными планами, сколько с внутренним движением души. Пособирав статистику, могу уверенно утверждать: едва ли 10 % интересных, живых, пишущих авторов заканчивали Литературный институт им. Горького, сценарный факультет ВГИКа или Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Больше того, редко случается, что писательское образование является у автора первым, если не говорить о литературных студиях и кружках, где зачастую закладывается любовь к писательству как таковая. Первым у публикующихся авторов малых форм часто является филологическое (МГУ, иняз или педвуз) или журналистское образование, либо инженерно-техническое (математика, горное дело, инженерия), или медицинское, либо философский или исторический факультет. Некоторый процент писателей составляют бывшие художники, в единичных случаях пишут музыканты или музыковеды. Проще говоря, довольно часто писательство является для человека второй профессией. Потому что поэт в России больше, чем поэт, и в 22 года по окончании Литературного института молодой поэт, обуянный дивными рифмами с младых ногтей, претендовать на владение умами может. Но в средней массе литераторов — полезно иметь сносную профессию и интересный жизненный опыт к моменту, когда вы начинаете пытаться отвлекать людей от их жизни в пользу выдуманных историй своих героев. Ибо жизнь сейчас довольно разнообразна и пустокрылые герои ваши легко могут проиграть реальным событиям у читателя дома и передаче по ТВ, новому кинофильму и утренней газете.
Что ж делать, пока ты начинающий писатель? Ну, для начала, чтоб и было что есть, и было когда писать, хороши профессии, оставляющие какое-то количество свободного времени. Частенько будущие литераторы начинают свою карьеру с преподавания в школе или вузе, или с возни с собственными детьми и попыток объяснить и преодолеть постоянно обостряющийся разрыв поколений. Тут важно не впасть в дидактику или сюсюканье. Как? Проверяйте на знакомых детях — они вам все прямо скажут.
Еще в писательство идут из научной работы или журналистики. Это, правда, может сослужить писателю опасную службу — от нее сложно переходить к литературе: привычка писать аналитично (левополушарно, сухо и обобщенно) или газетно (правополушарно, эффектно и на злобу дня) вытравляется с большим трудом. Больше того, иногда она так сильна, что автор не замечает, что написанная им статья — на самом деле не рассказ, а по-прежнему журналистский очерк или научная статья. Если эта беда вас настигла — перечитайте главу 6 — и осознанно меняйте жанр.
В писательство приходят и с переводческой или редакционной работы, но там другая сложность — литературнофилологическая отделка текста может застить вам скрытый за идеей текста сюжет. Тогда, понятное дело, надо вернуться к главе 3, чтобы ваши истории «заиграли». А главное — понять, что вы хотите сказать сами, о чем оно — ваше, собственное, оригинальное писательское высказывание.
В добрых чеховских традициях психотерапевты и врачи тоже могут сочетать некруглосуточную практику с литературным творчеством. Им, понятное, дело, главное — не «залечить» пациента-читателя до смерти рецептами правильной жизни или депрессией целителя, «перегоревшего» от тяжелых психомедицинских случаев. В противоположность резкому, чрезмерно оптимистичному или «чернушному» журналисту, врач или психолог могут быть слишком нейтрально-печальны и дидактически-назидательны. Это может кончиться тем, что они не найдут решений для поставленных перед их героями проблем. В таком случае вернитесь еще раз к главе 4 и заставьте ваших героев совершать подвиги, чтобы он не погиб, безуспешно взывая к сильным мира сего, как печальная магнолия в суровом еловом лесу.
Но, положим, все получилось и вы написали первый шедевр, и ваши первые читатели сказали, что он неплох, и даже знакомый критик не поморщился, и, в общем, вы хотите это напечатать. Как и где? Ну, во-первых, вы можете прийти к нам в Школу малой прозы и поэзии, прогнать через независимых, но дружелюбных критиков-читателей и, если все пройдет хорошо, войти в пул работ, рекомендованных Школой для издания в журнале «Литературная учеба». Это ежемесячное издание — наш друг и партнер, и, попав к его редакторам с нашей визой, вы имеете шанс быть прочтенным и не утонуть в общем потоке желающих разместить на его страницах свои шедевры.
У «Литературной учебы» есть большой плюс для начинающих: они готовы печатать интересные произведения с очевидными (или неочевидными) авторскими просчетами, как раз для того чтобы при разборе эти недочеты показать. Вместе с вашей новеллой, рассказом, стихотворением журнал опубликует разбор этого текста руки какого-нибудь достойного и известного эксперта — редактора, критика, писателя. Так что вместе с радостью видеть свой шедевр напечатанным, вы получите письменную рекомендацию именитого эксперта. А это всегда помогает в развитии и карьерном продвижении на страницы изданий и книг.
Куда податься начинающему автору еще, кроме или после «Литературной учебы», очевидно предназначенной для новичков? Давайте посмотрим, что делают известные нам авторы малых форм. Ответ очевиден — залезть в проект «Журнальный зал» ( http://magazines.russ.ru/ ) и податься во все приличные литературные журналы, публикующие тексты в вашем жанре. Или, по крайней мере в те, что вам понравились: для этого надо стать на время читателем и немного почитать публикуемое, хотя бы на страницах Интернета. Вы почувствуете вкус, стиль и предпочтения журнала. И если они вам близки по духу — шлите им свои шедевры. А если нет — не тратьте ни бумагу, ни интернет-трафик.
Ибо редакторы ваши шедевры читают точно так же, как вы оцениваете их журналы. Как метко написал мне об этом Алексей Николаевич Варламов: «О том, какую прозу и поэзию редакторы считают интересной и пригодной для публикации, я могу накидать очень много определений — живая, точная, искренняя, глубокая, психологически достоверная, неожиданная — и ряд сей продолжать до бесконечности, но в конечном итоге все определяется мозжечком: хорошо это или нет». Так что если у вас и редакции мозжечки настроены на разное, вам не стоит биться головой об стену, уговаривать или завязывать «нужные» знакомства в неподходящем по духу журнале.
Стоит заметить, что кроме тех, кто стремится быстро опубликоваться, есть еще авторы, которые не жаждут скорой славы и спокойно пишут в стол, пока не созреет серия, сборник или иная коллекция работ, которые они считают достойными печати. Такие люди часто публикуют сразу первую книгу, но этот путь требует терпения, удачи, настойчивости, «попадания в нужную струю» и большой веры в себя, ибо издательства знают, что сборники рассказов сегодня продаются намного хуже романов и их стоит выпускать, только если автор уже достаточно хорошо известен читателям. Бывает, что у издательства есть серия сборников рассказов, но это редкость — и редактор всегда в нее возьмет скорей известного автора, чем нового, чьи продажи непредсказуемы. Рынок есть рынок, господа.
Так что в разумные сроки неизвестному автору опубликовать сборник рассказов в качестве первой книги можно за свой счет. И это лучше делать по технологии Print-on-Demand (печать по требованию), ибо в таком случае вы платите только за верстку и постановку анонса книжки на сайты книжных магазинов в Интернет. По этой технологии каждую книжку печатают под конкретный заказ, и она стоит в среднем вдвое дороже средних офсетных экземпляров, когда вам печатают тираж. Однако именно за дорогостоящий и нуждающийся в распространении тираж вы и не платите. И вместе 100–200 тысяч рублей за счастье быть опубликованным вы платите 10–15 тысяч, что, согласитесь, очень выгодно.
Я свой «Джем» с избранным за пять лет издала в модели Print-on-Demand. И не потому, что не могла бы его пробить в других издательствах, а потому, что хотела издать «как есть», не сдавая на милость редактора, зарабатывать на нем не планировала — это мое «высокое искусство для вечности», но зато хотела, чтобы все желающие могли бы заказать эту книгу «всегда», ибо по этой модели «тираж издания» никогда не кончается. Сборник стихов, если вы пишете их хорошо, а значит, немного, можно издать также за свой счет. И как мне кажется, лучше делать это в микроформате, книжками размером в несколько сантиметров в длину и ширину. Тираж в 200 штук обойдется вам тысяч в 35, одна книжка будет стоить от 500 рублей, и все это не так уж много для поэтической нетленки. Зато микроформат издания позволит читателям носить сборник с собой всегда и чувствовать близость поэзии в любую минуту жизни. Любому своему коллеге, партнеру или другу я могу дать ссылку на «озоне» — и через пару недель он получит книжку на дом за цену, которая не высока, если «Джем» ему действительно нужен.
И последний вариант публикации, который я тоже встречала: вы состоятельны настолько, чтобы издать книгу самостоятельно или за счет спонсора из личных или деловых кругов. Либо вы принадлежите к избранным кругам и имеете друзей-издателей, симпатизирующих вашему творчеству до тех пор, пока чтения во время домашних посиделок и частных вечеринок не происходят достаточно долго и успешно, чтобы кто-то из издателей не сказал: «Слушай, а ведь давно пора все это у меня напечатать!»
И вам остается лишь, пожав плечами с деланным безразличием, сказать: «Ну, давай». И тогда уже томно договариваться о размере гонорара. Мечта, а не картина, правда?
В погоне за славой: Сеть, конкурс, коммерческое писательство
В меняющемся мире, претерпевающем быстрые преобразования и социальные трансформации, поэты вторят гражданским движениям и способны привлекать внимание к несправедливости мира, так же как и воспевать его красоту. Мы видим потенциал новых технологий и коротких сообщений, передаваемых посредством социальных сетей, для придания поэзии нового дыхания, поощрения творчества и распространения поэм или стихотворений, способных расширить наше представление о мире.
Анна: Принц взглянул на меня три раза, улыбнулся один раз, вздохнул один раз.
Марианна: А мне Король сказал «Очень рад вас видеть» один раз, «ха-ха-ха» — один раз, «проходите, здесь дует» — один раз.
Лесничий: А для чего вам нужны все эти записи?
Мачеха: Не мешай нам веселиться, изверг! Пять и три — девять знаков внимания высочайших особ. Ну, теперь, мои дорогие, я добъюсь приказа о признании вас первыми красавицами королевства.
В меняющемся мире, претерпевающем быстрые преобразования и социальные трансформации, поэты вторят гражданским движениям и способны привлекать внимание к несправедливости мира, так же как и воспевать его красоту. Мы видим потенциал новых технологий и коротких сообщений, передаваемых посредством социальных сетей, для придания поэзии нового дыхания, поощрения творчества и распространения поэм или стихотворений, способных расширить наше представление о мире.
Анна: Принц взглянул на меня три раза, улыбнулся один раз, вздохнул один раз.
Марианна: А мне Король сказал «Очень рад вас видеть» один раз, «ха-ха-ха» — один раз, «проходите, здесь дует» — один раз.
Лесничий: А для чего вам нужны все эти записи?
Мачеха: Не мешай нам веселиться, изверг! Пять и три — девять знаков внимания высочайших особ. Ну, теперь, мои дорогие, я добъюсь приказа о признании вас первыми красавицами королевства.
Да, я не сказала ничего про Интернет, сайты: проза. ру, стихи. ру и т. д. Исследования мои показывают, что все-таки это в основном прибежища графоманов. То есть и там могут встретиться приличные авторы, но они либо из тех, кто не в силах заняться своей писательской судьбой, либо из тех, кто в отчаянье или от незнания плюнул на нее вовсе. В основном такое впечатление, что это зона общения, а не писательства, и тексты там являются скорее поводом для беседы подобно тому, как мужчина старается заинтересовать вас «своей богатой внутренней жизнью» прежде чем предложить заняться сексом, потому что таков социальный ритуал. Хотя, как говорила Кэмерон Диаз в фильме «Отпуск по обмену», «я считаю, что значение прелюдии в сексе сильно преувеличивают».
Так что сетевые ресурсы, именно в силу их доступности, массовости и бесплатности, отсутствия отбора и обилия непрофессиональной критики, нужны вам, если писательство для вас — приятное времяпрепровождение, аутотерапия или повод расширить круг общения. Так, в социальных сетях люди рассказывают о себе, выкладывают свои творения — фото, истории и пр. — для того, чтобы общаться. Если такая цель у вас есть, используйте сетевые ресурсы как инструмент «литературного общения», однако если вам нужно больше, давайте разбираться со следующими возможностями писательской активности.
Резонно заводить собственные сайты — сегодня это стоит копейки, позволяет аккумулировать свои шедевры и нужную для собственного продвижения информацию в разумном сетевом формате. Безусловно, при этом, если вы принадлежите к каким-то милым вашему сердцу литературным объединениям или проектам, стоит обменяться с ними ссылками. Вся пресса сегодня имеет интернет-ресурсы и во многом «уходит в Интернет», так что, имея регулярно и по делу обновляемый «сайт-аккумулятор» вашего творчества, вы автоматически индексируетесь поисковиками и оказываетесь в выдаче по собственному имени, а также изданиям и издательствам, где публикуетесь, сообществам, к коим принадлежите, и событиям, где выступаете со своими шедеврами.
Более того, если вы не массовый писатель, то дорогостоящая раскрутка вашего сайта (дешевые уже не работают) окупаться не будет. Между тем если вы просто кладете на него информацию более-менее регулярно, то через два года (не раньше и не позже) поисковики сами начнут доверять вашему ресурсу, подняв его и иные места расположения ваших материалов вверх по выдаче. И произойдет это в соответствии с их реальным достоинством, ключевыми словами и востребованностью, ибо именно способность предлагать людям то, что нужно, и является главным свойством Google или Яндекса. Введите в поисковике «Наталья Гарбер» — увидите результат. Я ни копейки не вложила в раскрутку своего имени в Сети, просто более двух лет предоставляла своим читателям возможность читать уже вышедшие материалы и не препятствовала их размещению на других ресурсах. Если же вы писатель массовый, это ваше издательство ради увеличения прибылей само проследит за оптимальной раскруткой вашего сайта и прочих медиа-явлений. Думаю, именно в этом смысле писатель-блогер и журналист-культуртрегер Александр Житинский называл Интернет «формой бессмертия».
Начинающему автору не стоит забывать и про литературные альманахи. Предложения об участии в них находятся по ключевым словам по Сети, однако участие в них может быть платным. А кроме того, в любом случае вам следует поинтересоваться, как и где они будут продаваться, ибо если дистрибуция организаторов слаба, то дело может кончиться просто покупкой авторских самими авторами, и никаких читателей вы не обретете. Хороший вариант — если у конкурса или альманаха есть база читателей, выходы на книжные магазины или возможность быть представленными на книжных ярмарках или иных событиях, где читающая публика склонна интересоваться новыми авторами.
Кроме литературных журналов, сайтов и альманахов, где можно опубликовать ваш шедевр, есть еще литературные конкурсы, более или менее значительно продвигающие опубликованное. Самые крупные анонсированы в том же «Журнальном зале», более мелкие можно найти, просто введя слова «литературный конкурс» и текущий год в поисковике. Таким образом, кстати, вы отловите и небольшие конкурсы, с которых не так страшно стартовать начинающему.
Конкурсов много, посему ниже я опишу наиболее актуальные для авторов малых форм.
Ведущие литературные журналы — «Знамя», «Октябрь», «Новый мир» и др. — ежегодно выбирают своих лучших авторов и награждают их премиями своего имени. Кроме того, для авторов малой прозы есть универсальная премия имени Юрия Казакова за лучший опубликованный русский рассказ года. Авторы прозы и поэзии до 35 лет могут поучаствовать в официальном «Дебюте» или более «народном» конкурсе молодежного издательства «Факультет», а свои короткие рассказы до 10 000 знаков послать на премию «Радуга». Повести авторов всех возрастов ежегодно конкурируют за премию Белкина, а сборники связных новелл, рассказов и повестей можно подавать на премию имени Федора Абрамова или Павла Бажова, конкурс «Москва-Пенне» и даже на «Большую книгу».
Поэзию и прозу, включая дебютные произведения, принимают на премию Астафьева. Недавно возродилась Новая Пушкинская премия, где награждают не только за писательские работы в прозе и поэзии, но и за литературную критику. Поэзия отбирается на приз журнала «Арион» и «Международную отметину имени Давида Бурлюка», премию имени Андрея Белого или Марины Цветаевой, а также на Бунинскую премию и «Московский счет». Великих и знаменитых поэтов награждают дорогостоящей премией «Поэт», но до такого счастья надо дожить и доработать.
Премия «НОС» Фонда Прохорова демократично принимает сборники рассказов, эссе, повестей и новелл, разного рода собрания фрагментарной, в том числе «сверхкраткой», прозы, а также дилогии, трилогии и прочие многокомпонентные проекты при условии единства авторского замысла. Более того, «НОС» берет и межжанровые произведения на стыке фикшн и нон-фикшн, прозы и поэзии и т. д., так что экспериментаторам тут дан зеленый свет. Прозу, поэзию, публицистику и критику берут на Горьковскую литературную премию и премию Бажова, стихи, эссе и пьесы — на «Илья-премию».
Исторические серии историй, а также повести и саги от 200 000 знаков можно подать на премию Александра Невского. Фантастический рассказ, повесть или сборник новелл можно подать на конкурсы «АВС» под эгидой Стругацких и группу премий «Интерпресскона». Сборники патриотической прозы можно подавать на премию имени Аксакова, а юмористические, сатирические и приключенческие тексты — на премию Гоголя. Детские произведения шлите на «Заветную мечту», конкурс Александра Грина, а кроме того, на «Новую детскую книгу» издательства «Рос-мэн».
К юбилеям рождения великих писателей зачастую объявляются разовые или ежегодные специальные конкурсы их имени. Так, в 2010 году к 150-летию Антона Павловича возник конкурс «Чеховский дар» с номинацией «Необыкновенный рассказчик», а в 2012-м прошел Каверинский конкурс прозы и поэзии к 110-летию автора «Двух капитанов». Есть также форумы для молодых писателей, там тоже можно не только поучиться, но и пробиться к публикации. Если вы хотите работать на стыке литературных исследований и высокого искусства, стоит поискать в Сети и разнообразные грантовые программы.
Короче говоря, премий и проектов много, есть крупные и мелкие, причем все они возникают и исчезают, так что следите за ними по Сети. Во время кризисов ожидайте спада всей этой активности. Учтите, что некоторые премии присуждаются раз в три-пять лет, а другие не принимают работы малых форм. И помните, что для большинства наград требуется, чтобы работа была опубликована, часто — в виде книги, что представляет некоторое затруднение и одновременно стимул для автора малой прозы и поэзии.
Конкурсный отбор шедевров — это, конечно, не всегда гарантированная публикация. Однако призовые тексты как правило, публикуют либо на сайте, либо в альманахе конкурса, сборнике серии этих конкурсов или в партнерском журнале. Шорт- и лонг-лист приличного конкурса привлекает внимание издателей, журналистов и культуртрегеров, — и вы получаете шанс на как минимум хорошую рецензию и интересное творческое предложение как максимум. А кроме того, конкурс — это повод отпозиционировать себя среди других писателей, понять, чем вы отличаетесь, что привлекает в ваших текстах профессиональных и обычных читателей. Это полезно для писательского развития.
Ну, что же, давайте двигаться дальше. Вот вы начали писать, и даже кое-что опубликовали в журнале или альманахе, а то и — за свой или чужой счет — выпустили первую книжку. И порой даже провели ее презентацию в узком кругу. А может, даже выиграли какой-то конкурс или вошли хотя бы в его шорт- или лонг-лист.
Рассылая тексты, вы быстро выяснили, что все толстые литературные журналы за публикации не платят, поэтому печататься там стоит только для славы. Поэтому следующим шагом автор, желающий повышения эффективности своих писательских трудов, резонно ищет места, где можно напечататься денежней — и проще, ибо знаменитые журналы держат рукописи по полгода-году, и большинство из них решительно отвергают. Я уж не говорю про серьезные издательства художественной литературы, на сайтах многих из которых прямо написано: спасибо, что зашли, наш издательский портфель переполнен, не присылайте нам, пожалуйста, ничего в этом тысячелетии.
Поэтому давайте-ка поглядим, где еще вы можете печатать свои шедевры, пока вы не стали Пауло Коэльо, Умберто Эко или Харуко Мураками, которых будут трепетно звать в любые журналы и издательства при сколь угодно переполненных портфелях.
«Коммерческий» вариант публикации малых форм литературы, особенно прозаических, — это журналы и газеты, от международных глянцевых до сугубо отраслевых или местных изданий. Многие из них публикуют стихотворения в прозе или новеллы, очерки или рассказы, подходящие по тематике и стилю. Не презирайте эти издания — приятно, конечно, дебютировать в «Новом мире» или «Континенте», но если ваша реальная целевая аудитория не читает эти прекрасные журналы, то ни творческого толку, ни тем более регулярного сотрудничества вам там не дождаться.
Если на самом деле вы пишете для детей дошкольного возраста или пенсионеров-дачников, девушек Cosmo или жителей вашего городка, суровых военных или любителей секса — чего тут стесняться, все это тоже люди. Пишите для них как можно лучше, публикуйтесь там, где они смогут вас прочесть. И работайте над собой, совершенствуя сюжеты и темы, героев и стиль, чтобы со временем расширить свою целевую аудиторию до новых границ, соответствующих вашим растущим писательским возможностям.
Несмотря на все коммерческие плюсы, читательское признание изменчиво и смешно. Чтобы показать вам, насколько, сообщаю давно случившуюся быль. Виктор Гюго в расцвете славы получил письмо, адресованное «Самому великому поэту Франции». В минуту редкой для него скромности, не распечатывая письма, он переслал его также знаменитому Мюссе. Тот переправил тоже популярному Ламартину, а когда письмо вновь возвратилось к Гюго, он наконец с горечью убедился, что оно предназначалось для стихоплета, печатавшего рифмованные фельетоны в воскресных номерах одной популярной газеты.
Как думаете, получив сегодня письмо с таким адресатом, куда направит его современная редакция? Думаю, либо в мусорную корзину, чтобы не возиться, разнимая претендующих на славу поэтов, либо в какой-нибудь не менее мусорный поэтический рейтинг, чтобы сделать себе из этого пиар-кампанию по какому-нибудь полезному поводу.
Итак, если вы обнаружите, что вам не нужно внимание царствующих особ, деловой элиты, политической тусовки и литературных снобов, то ваша писательская жизнь станет намного приятней. Потому что такие Короли и Принцы, каких Шварц описал в «Золушке», существуют только в сказках — уж поверьте бизнес-тренеру с многолетним опытом. А если не верится — просто внимательным писательским взглядом вглядитесь в лица этих персонажей, когда они снова мелькнут в телевизоре. И вы поймете, для них ли вы пишете, или нет.
Место под солнцем для начинающего автора. Писательство как профессия
По сравнению с писательством игра на скачках — солидный, надежный бизнес.
Написать первую книгу легко, тяжело стать профессиональным писателем и оставаться на этом уровне. Чтобы жить на гонорары, есть два пути: писать много, дешево и низкого качества, либо тратить на текст столько времени, сколько нужно, поэтому книги пишутся долго и денег тоже мало.
Положим, вам так или иначе удалось напечатать первые рассказы, стихотворения или даже книжку. Поздравляю, это прорыв! Теперь вы вешаете публикацию в журнале дома под стекло или ставите книжку на видное место при входе, дарите сто экземпляров своей счастливой маме и рассылаете радостную новость друзьям в любимой социальной сети — я напечатан, ура!
Культурным знакомым и лицам противоположного пола при знакомстве теперь со значением говорите «я пишу» или «а еще я литератор». И, вдохновленные успехом, рассылаете свои шедевры веером по престижным литературным журналам. Их редакторы, получающие по пачке шедевров в день, молчат или говорят — подождите. Вы ждете месяц, несколько месяцев, год, чтобы во многих местах получить отказ или эквивалентное ему затишье на том конце провода или электронной почты.
Тогда вы понимаете, что надо разбираться с рынком глубже. Покупаете и читаете эту книжку, а также несколько или много других. Начинаете изучать книжный рынок, искать свою нишу, пишете пару сценариев для мыльных опер или юморесок для эстрады, пробуете себя «литературным негром», переводите пару сонетов или рассказов под заказ, ваяете статьи или очерки для журналов — в общем, крутитесь как можете.
Начав мечтать о литагенте, обнаруживаете, что профессионалы этого рынка интересуются только классиками (особенно умершими) с огромным послужным списком публикаций и премий либо известными медиа-персонами, затеявшимися что-то написать для большего шику, порой имея бюджет на раскрутку этого произведения. А дилетанты просто стараются на вас заработать, беря деньги за чтение и «доводку» ваших произведений, а потом объясняют, что вы «не доходны» и идут раскручивать очередной роман шоумена или политика на тему секса, успеха, денег и власти.
Вы понимаете, что рассчитывать надо на самого себя, реально оцениваете свои силы — и наконец, честно признаетесь себе, что в обозримом будущем малая проза и поэзия кормить вас не будет. Или будет, но существенно хуже вашей основной профессии. Или будет только в той коммерческой форме, которая вас не устроит, потому что отбирает силы на денежное от важного. В общем, как говорит писательница Валерия Нарбикова, «я ищу работу, на которую не буду ходить». И вы можете решить, что не хотите подрабатывать профанацией искусства, теряя силы на ненадежные заработки, сомнительную славу или утомительное продвижение других авторов, а хотите писать свое, важное, в наибольших объемах и в наилучшем возможном для вас качестве. В общем, вы — писатель, этим и интересны. А заработки — отдельная работа.
И пусть вам не будет стыдно, ибо даже русский классик XX века Андрей Битов в интервью часто и долго называл себя непрофессиональным писателем. А теперь о своем профессионализме говорит так: «Полагаю, что я профессионал. Потому что я чудовищно не люблю писать». Потому что профессионализм в творческой области — это когда вы зарабатываете на своем искусстве. А это вовсе не показатель качества, — и так было всегда. Флобер доплачивал за публикацию «Мадам Бовари» из своего кармана. Пушкин вечно был в финансовых затруднениях. Достоевский гнал главы романов под выход очередных номеров, чтобы было что есть. Бальзак писал под таким давлением кредиторов, что ссадил прекрасное здоровье к пятидесяти годам.
Вальтеру Скотту ранняя и громкая слава принесла колоссальные доходы. Желая упрочить свое положение, он вошел компаньоном в издательскую фирму, публиковавшую его книги. Вскоре фирма обанкротилась, и на писателя свалился долг в 117 тысяч фунтов. Гордый и щепетильный, Вальтер Скотт отверг помощь Королевского банка и безымянных пожертвователей. С этого момента он работал до беспамятства, писал роман за романом, один хуже другого. И пять лет спустя умер от истощения.
В нашей стране в советское время многие великие писатели заплатили за собственный талант и славу головой, как покончившие с собой Маяковский и Цветаева, расстрелянный гений малой прозы прозаик Бабель или известный поэт Артем Веселый. Знаменитая рассказчица Тэффи вынуждена была эмигрировать и вести скудное существование в Европе, «скрашивая невзгоды игрой» в виде собственных рассказов. Бунин, Куприн и Набоков эмигрировали успешней, но безвозвратно. Великого мастера Зощенко затравили — в конце жизни он зарабатывал переводами и работал сапожником. Судьбы Ахматовой и Пастернака были не легче, каждая по-своему.
Платонов умер от туберкулеза, которым заразился, ухаживая за вышедшим из заключения сыном. Великий поэт Мандельштам умер в пересыльном лагере во время второго срока за стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», и могйла его не известна. Варлам Шаламов был осужден в войну за заявление, что Бунин — русский классик, потерял здоровье, но выжил, чтоб написать «Колымские рассказы». Гениальный Даниил Хармс умер во время блокады Ленинграда в отделении психиатрии больницы тюрьмы «Кресты». Солженицын был приговорен к вечной ссылке после лагерей.
Многие из оставшихся на свободе писали в стол, даже не надеясь на публикацию: гениальный роман «Мастер и Маргарита» был опубликован с купюрами через 26 лет после смерти Булгакова. Шукшина, автора первого русского рассказа о свободе личности «Алеша Бесконвойный», в 45 лет убила язва. В менее людоедские застойные времен Даниэля с Синявским посадили, а Бродского выслали «за тунеядство». Дивную Петрушевскую в СССР не печатали больше десяти лет, потому что она писала «о теневых сторонах жизни». А знаменитая ныне Людмила Улицкая была уволена из НИИ общей генетики за перепечатку самиздата в семидесятом году, всю жизнь проработала вне госслужбы — переводила, писала очерки, делала инсценировки. Волна славы подняла ее в 53 года, когда повесть «Сонечка» в 1994 году была переведена во Франции и признана лучшей иностранной книгой года, получив престижную французскую премию Медичи.
Автор «Я спросил электрика Петрова, ты зачем надел на шею провод» (да, да, у этого шедевра есть автор!) дивный поэт и художник Олег Григорьев сидел за тунеядство и был всячески гоним. Зато всего через десять лет после смерти в 2002 году удостоился мемориальной доски. Там сказано, что в этом доме он жил. А надо было на ней написать одно из его самых дивных стихотворений:
Посиди в чулане —
И как можно длительно:
Серый город станет
Просто ослепительный.
Союзы писателей, съедаемые микроорганизмами
— Вы — писатели? — в свою очередь спросила гражданка.
— Безусловно, — с достоинством ответил Коровьев.
— Ваши удостоверения? — повторила гражданка.
— Прелесть моя… — начал нежно Коровьев.
— Я не прелесть, — перебила его гражданка.
— О, как это жалко, — разочарованно сказал Коровьев и продолжал: — Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею. Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? — обратился Коровьев к Бегемоту.
— Пари держу, что не было, — ответил тот, ставя примус нa стол рядом с книгой и вытирая пот рукою на закопченном лбу.
— Вы — не Достоевский, — сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
— Ну, почем знать, почем знать, — ответил тот.
— Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
— Протестую! — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!
— Ваши удостоверения, граждане, — сказала гражданка.
— Помилуйте, это, в конце концов, смешно, — не сдавался Коровьев, — вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове? Или в этой голове? — и он указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть ее.
Есть, конечно всегда есть путь в писательскую карьеру через Союзы писателей и влиятельных персон этого мира, но затруднение состоит в том, что в среднем со времен Булгакова они практически не изменились. Лучшие люди этих союзов представляют ценность сами по себе, как упомянутый в этой книге первый секретарь Союза писателей Москвы, критик Евгений Юрьевич Сидоров. Насчет тех, которые сами по себе художественной ценности уже или вовсе не представляют, вы вскоре после знакомства с ними будете цитировать Мастера из известного романа, когда при описании ужасной смерти Берлиоза он сказал со злобой: «Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича!»
Не надо думать, что Мастер просто потрясен неудачей с публикацией романа, и потому несправедлив и одинок в своих чувствах. Как говорил великий французский ученый и философ Блез Паскаль в произведении «Мысли», пристрастие к собственному «я» заслуживает ненависти. Так что это не эмоционирование, а осознанная оценка того, что происходит с человеком, когда он отказывается от богатейшего биосфероцентрического мышления в пользу собственного микроскопического эго. Детали того, что с человеком в этом случае происходит, я описала в 2012 году в книге «Секреты Царевны-Лягушки».
Век назад великих русских писателей вопросы союзов, объединений и званий тоже тревожили. У Викентия Вересаева есть дивная новелла на эту тему, и она так хорошо отражает суть проблемы, что я приведу ее здесь полностью — тем более, что в момент выхода этой книжки новелле сей исполнится ровно сто лет:
«Было это, мне кажется, в конце 1912 или в начале 1913 года. Заседали мы как-то вечером в правлении «Книгоиздательства писателей». Иван Бунин скучающе просматривал вечернюю газету. Вдруг он с сожалением воскликнул: «Умер Мамин-Сибиряк!.. А мы как раз собирались избрать его в почетные академики. Эх, жалко, не поспели! Тяжелая его жизнь была в последние годы. Утешили бы старика».
По окончании заседания вышел я из правления с братьями Буниными. Иван Алексеевич вдруг берет меня под руку и спрашивает: «Как вы, Викентий Викентьевич, относитесь к институту почетных академиков?» — «Нахожу, что это черт знает, что такое. Из писательской массы выделяют двенадцать человек, — почему именно двенадцать? — и награждают их словом «почетный академик». И все считают это какой-то важной наградой и смотрят на них среди других писателей, как на генералов. Не люблю генералов ни в какой области».
Бунин помолчал, потом сказал тихо и искушающее: «А если мы вас выберем почетным академиком?» — «Буду очень рад, — чтобы иметь возможность публично отказаться от этого звания и указать на всю его комичность». «Жаль…»
На следующий день звонит мне по телефону Юлий Алексеевич Бунин: «Викентий Викентьевич, брат меня просил переговорить с вами. На его юбилее, как вы знаете, присутствовало несколько почетных академиков. Между прочим, они обсуждали кандидатуры на три имеющиеся вакансии и постановили выбрать вас, как писателя-общественника, Мережковского, как представителя модернизма, и кн. Сумбатова-Южина, как драматурга. Выбор обеспечен, даже если бы остальные академики на это не пошли. Из имеющихся девяти присутствовало на совещании пятеро: брат, Боборыкин, А.Н. Веселовский, Овсяннико-Куликовский и (кажется, пятым он назвал Златовратского, если он в то время уже не умер). Но вы понимаете, — конечно, если вы собираетесь отказаться, то они предпочтут вас не выбирать».
И он стал мне пространно доказывать, что это учреждение — весьма разумное, что вполне законно желание отметить заслуги достойного писателя и т. п. Тянуло меня совершить предательство, — согласиться, а потом, после выборов, с треском отказаться. Конечно, было бы небесполезно высмеять это учреждение. Но я ответил: «Если они считают меня достойным, то должны бы выбрать независимо от того, откажусь я или нет. Пусть они действуют так, как им повелит их совесть, а я буду поступать, как мне подскажет моя».
Выборы были отложены на неопределенное время».
Позднее, в советское время более суровых литературных объединений и процессов, будущий признанный классик советской литературы Юрий Коваль выбрал стезю детского писателя, когда познакомился с писательской средой и получил отказ из «Нового мира». И тогда признался себе: «Я всегда выпадал из какой-то общей струи… И в этот момент я понял, что не попаду никогда… и во взрослую литературу я просто не пойду. Там плохо. Там хамски. Там дерутся за место. Там врут. Там убивают. Там не уступят ни за что, не желают нового имени. Им не нужна новая хорошая литература. Не нужна. Понимаешь. Там давят». И потом всю жизнь писал в стол взрослую повесть о фантастическом плавании фрегата под командованием капитана Суера-Выера к Острову Истины.
Сейчас, конечно, времена в стране и литературе менее классические, чем сто лет назад, о коих писал Вересаев. Менее людоедские, чем в 1938 году, когда был закончен роман Булгакова. И чуть менее ужасные, чем период брежневского застоя, когда решал свою судьбу Коваль. Однако за прошедшие времена иерархические модели человеческих сообществ, включая литераторские, остались прежними. И «квартирный вопрос» в виде открывшихся с перестройкой дополнительных возможностей преуспеяния их только испортил: к давлению литературных чиновников добавились коммерческие поборы. Теперь вам предложат все те же игры со скошенными к носу от постоянного вранья глазами плюс «продвижение» ваших произведений и личного писательского бренда — за деньги, на которые вы сможете спокойно купить себе личный центральный стенд на Франкфуртской книжной ярмарке лет на десять, и с эффектом, от которого вы будете отмываться все эти десять лет.
И по-прежнему преуспевающие поэты и прозаики Рюхины думают, завидуще глядя на Пушкинский памятник на Тверской: «Вот пример настоящей удачливости… какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю… Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою…»? Не понимаю!.. Повезло, повезло!.. Стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие». Впрочем, наблюдать их продвижение по карьерной лестнице растущим достойным авторам часто бывает очень полезно. Как писал Курт Воннегут в «Колыбели для кошки», в каждом сообществе должны быть такие члены, глядя на которых остальные понимают: «Так жить нельзя!»
Чтобы не быть голословной, приведу еще одну цитату из «Мастера и Маргариты»:
«— Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов.
— Как ананасы в оранжереях, — сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки.
— Совершенно верно, — согласился со своим неразлучным спутником Коровьев, — и сладкая жуть подкатывает к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будущий автор «Дон Кихота», или «Фауста», или, черт меня побери, «Мертвых душ»! А?
— Страшно подумать, — подтвердил Бегемот.
— Да, — продолжал Коровьев, — удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома, объединившего под своей кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии. Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике «Ревизора» или, на самый худой конец, «Евгения Онегина»!
— И очень просто, — опять-таки подтвердил Бегемот.
— Да, — продолжал Коровьев и озабоченно поднял палец, — но! Но, говорю я и повторяю это — но! Если на эти нежные тепличные растения не нападет какой-нибудь микроорганизм, не подточит их в корне, если они не загниют! А это бывает с ананасами!.Ой-ой-ой, как бывает!»
Чтобы микроорганизмы человеческой низости и тщеславия не подточили их организм, хорошие писатели по-прежнему отдают себе отчет в том, что принадлежность к любому писательскому союзу таланта им не добавляет. И предпочитают официальным ассоциациям «игровые» неформальные объединения Homo Ludens типа «Добровольного общества охраны стрекоз» Константина Кедрова сотоварищи — или «Багажа», созданного Битовым, Ахмадулиной, Алешковским, Жванецким и другими большими русскими писателями.
Политизированные авторы часто входят в Русский ПЕН-центр, занимающийся наукой или искусством, — в научные и художественные сообщества, а причастные кино или журналистике имеют дополнительное искушение к участию в тамошних союзах и ассоциациях. В 2009 году в России создан Гражданский литературный форум — независимое собрание творческой интеллигенции, нацеленное на интеграцию региональных писателей в общелитературную жизнь страны.
Праздник или фестиваль — тоже отличный повод для регулярных встреч: ежегодно 21 марта можно собраться на Всемирный день поэзии, придуманный ЮНЕСКО для придания нового импульса и признания поэтическим движениям, а в апреле — на Международном Писательском форуме в Питере или на Фестивале верлибра в одной из столиц. На последних двух проектах я, например, с удовольствием выступаю. А поскольку самое естественное объединение писателей происходит в литературных объединениях близких по духу людей, поэтому я всегда буду рада видеть вас в кругу участников Школы малой прозы и поэзии.
Самостоятельное плавание в бурном море на многовесельной лодке
Сюжеты своих детективных романов я нахожу за мытьем посуды. Это такое дурацкое занятие, что поневоле приходит мысль об убийстве.
— Нельзя поверить в невозможное!
— Просто у тебя мало опыта, — заметила Королева. — В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день!
И в иные дни успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!
В XXI веке жизнь писателя во многом стала намного легче, но по-прежнему молчание читателей и нападки критики, невозможность публикации или опасность говорить правду быстро ломает малодушных. Однако упорные не поддаются и еще настойчивее идут своей дорогой. «Разбросанным в пыли по магазинам, где их никто не брал и не берет, моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед», — писала про это Марина Цветаева. Ей вторил участник Лианозовской группы — известного поставангардисткого творческого объединения поэтов и художников (1950—1970-е), — поэт и прозаик Игорь Холин: «С публикациями я не торопился, да и, откровенно говоря, потом мне на это стало просто наплевать. Я знал твердо: придет время нашим стихам — и моим, и Генриха Сапгира, и Яна Сатуновского, с которым я очень дружил, и Всеволода Некрасова, обязательно придет такое время». Сложность публикации творений и их невостребованность при жизни — это далеко не только российская тема. В более демократической Франции Стендаль, издав книгу «О любви» в различные исторические эпохи, обнаружил, что она разошлась в количестве всего несколько экземпляров — и просто продолжил писать. А теперь почти каждый из покупателей того издания чуть ли не удостоен специальной монографии.
В общем, большинство писателей стараются использовать ту или иную невозможность печататься, отсутствие читательского отклика или критическую травлю, и даже тюрьму, ссылку или эмиграцию, чтобы извлечь из выданных жизнью обстоятельств свой творческий плод и жизненный урок. Есть такая шутка: хороший поэт — это тот, кого считают хорошим поэтом через пятьдесят лет после смерти.
Так что же делать сегодня начинающему автору? Ну, во-первых, все упомянутые в предыдущем параграфе профессии с относительно свободным графиком подходят и для периода входа на писательскую стезю, и в том случае, если вы решаете, что литература будет вашей второй профессией. Или одной из многих. Лично мне нравится все, что я делаю в весьма различных областях. И чем дальше, тем больше вижу я, что в занимающих меня разнообразных проектах есть какая-то динамическая цельность. Переход от одного вида важной деятельности к другому позволяет моей многопроцессорной психике гармонически занимать делом оба полушария мозга, не перегреваться от однообразия тем или людского окружения, иметь возможность продвинуть одно направление работ в то время, когда другое встало и ни с места (а это бывает!), и вообще — быть ближе к реальному миру. Что для писателя — бесценный опыт и необходимая психотерапевтическая профилактика.
Кроме того, если вы выбираете малые литературные формы, я бы рекомендовала вам многообразие занятий еще и потому, что рынок этой продукции динамичен, а рынок вообще все время потрясаем кризисами. Так что сегодня вас отлично кормит газетная журналистика или телепередача, а завтра предпочтительней затеять образовательный арт-проект. Послезавтра стартует подходящая писателям национальная культурная инициатива, а через два дня запускается крупная серия событий, где вам стоит засветиться спикером. Рядом телеканал нуждается в сценаристах, а радио и журналы — в редакторах. Потом наступает кризис, и пока все эти возможности схлопываются в нелинейной очереди, вы успеваете выжить, соображая, где у вас все-таки есть стабильность, а где — открываются новые возможности именно потому, что старый рынок рухнул. А еще на стыке различных областей деятельности зачастую возникают гораздо более интересные задачи, сюжеты и возможности, чем в переполненном желающими и скучноватом от повторений писательском мейнстриме.
Если для самообразования обозреть занятия известных авторов малых форм, вы обнаружите там примерно следующий список. Многие из них ведут колонки в газетах или пишут для журналов, делают передачи на радио и сериалы на ТВ, работают редакторами в чужих или собственных печатных или интернет-изданиях, занимаются культурными проектами или литературоведческой наукой под фанты. Организуют фестивали, форумы и прочие культурные события, финансирование под которые дает дополнительные заработки. Порой делают свои журналы и даже издательства. Но тут есть опасность: как говорил Джордж Бернард Шоу, «писатель, который начинает издавать книги, — это корова, которая начинает в молочном баре торговать молоком».
Есть, однако, и иные варианты выживания для авторов малых литературных форм. Часто они преподают по профилю своей первой профессии, будь то технические науки или филология, медицина или экономика. Если повезет, ездят на Запад читать лекции и делать какие-то спецпроекты на стыке науки и прикладных задач — это дает «финансовую подушку». Некоторые, как я, пишут популярные книжки в сфере своих нелитературных профессий. Другие идут в завлиты театров или пописывают пьесы, сценарии и прочие телерадиосценические продукты на продажу. Работа сотрудником музея или экскурсоводом, арт-менеджером или переводчиком, сценаристом мультфильмов и востребованным блогером в Сети, дизайнером и иллюстратором книг — своих и чужих — тоже очень развивает писательский потенциал, и зачастую позволяет сносно зарабатывать.
Те, кому надо больше денег, идут в рекламу или печатные СМИ, занимаются копирайтингом и пиаром, делают карьеру на радио или ТВ. А еще идут в издательский или книжный бизнес, становятся главными редакторами и топ-менеджерами, а то и бизнесменами или чиновниками, курирующими культурные проекты. Есть вариант политической карьеры: вот, например, лауреат премии «Национальный бестселлер-2008» за роман в рассказах «Грех» филолог Захар Прилепин — член Национал-большевистской партии с 1996 года и соучредитель национал-демократического движения «Народ», главный редактор «Агентства политических новостей — Нижний Новгород» и генеральный директор «Новой газеты в Нижнем Новгороде», ведет телепрограммы.
Путь этот выгоден для продвижения, но опасен для авторского развития — политика и серьезный бизнес поглощают человека часто без остатка. Опубликовать он при этих связях часто может много, но Музы в тусовки нейдут и политкорректности не любят. Так что на серьезные и глубокие тексты часто не остается ни времени, ни сил, ни драйва. И потом, как говорится, если бы писатели были хорошими бизнесменами или политиками, они ни за что не стали бы писателями. Хороший автор художественных текстов, как известно, имеет дело с возвышенной идеей человека, а потому конкретных людей понимает не очень хорошо и легко может быть обманут или использован. При общении с умами корыстными и мелкими истинные писатели страдают от их прагматизма и ограниченности, ибо творческий ум преображает и трансформирует реальность, из вещей ничтожных делая великие. Сфокусировавшись на приземленной реальности и поверхности вещей, писатель теряет контакт со своим даром и впадает в тоску. Выражается ли она в агрессивной политической активности, религиозном фанатизме или бытовом пьянстве, это всегда нездоровье.
Так что если вы писатель, держитесь своей стези. А если нет — не притворяйтесь им и займитесь другим общественно полезным делом. Как говорил английский поэт XIX века Перси Шелли в трактате «Защита поэзии»: «Богатый стал еще богаче, а бедный — еще беднее, и корабль государства движется между Сциллой анархии и Харибдой деспотизма». Так что общественно полезных дел у приличного человека всегда полно.
Задание. Ваша писательская стратегия
Я окончила литературные курсы, издала две книги для детей и встала перед задачей их активного продвижения — с помощью профессионалов, а не собирателей мзды. Поэтому я приехала на Международный писательский форум именно ради мастер-класса Натальи Гарбер — и угадала. Она классная! Бодрая и пробивная, что очень мне симпатично. С таким мастером можно не только посотрудничать, но и подружиться. Я надеюсь, что Школа малой прозы и поэзии поможет мне и в творческом, и в карьерном плане, благо проект нацелен на полный цикл поддержки растущих писателей. По-моему, эта Школа дает открытое поле для общения «молодых» писателей, начинающих в любом возрасте. Начинать писать можно в любом возрасте, главное — не бояться. Однако очень важно, когда критика твоего текста, столь необходимая для адекватного анализа своего текста, звучит не как приговор, а как побуждение к дальнейшей работе. Тогда происходит творческий рост, появляется уверенность в собственных силах. И, конечно, просто здорово иметь возможность прийти в место, где можно обрести навыки и получить технологии, которые помогут писать лучше. Я думаю, Школа малой прозы и поэзии — отличный способ войти в писательскую среду в «удобных тапочках».
Елена Дмитрук, бывший менеджер по продажам строительной компании, затем сотрудник Газпрома, а ныне — детский писатель (Санкт-Петербург), участник мастер-класса Натальи Гарбер на Международном писательском форуме-2012 и клиент индивидуального литературного консультирования Натальи Гарбер в Пушкинских горах, лето 2012 года
1. Сформулируйте стратегию Ваших публикаций на три года вперед.
2. Ваша звездная публикация: сделайте это!
Поскольку самая любимая книжка для меня это всегда та, которую я пишу в данный момент, то книга, которую Вы держите в руках, на сегодня — моя самая звездная публикация. Не самая среди других, а самая, потому что — только что изданная. Осенью 2012 года я выпустила также не менее звездную «лечебную» книгу о психофизическом оздоровлении «Секреты Царевны-Лягушки», начинающуюся с целительных верлибров — можете поглядеть. В ближайшее время издам сборник стихов за 30 лет, еще не знаю где, — но он будет.
3. Напишите свою будущую писательскую историю: вот на закате дней своих я вспоминаю…
Ничего не придумывайте. Просто мысленно войдите в последние дни своей дивной жизни и напишите оттуда, «как все было». Надеюсь, результат Вам понравится. Если нет — переделайте свою жизнь, чтоб все сложилось как Вам надо.
По сравнению с писательством игра на скачках — солидный, надежный бизнес.
Написать первую книгу легко, тяжело стать профессиональным писателем и оставаться на этом уровне. Чтобы жить на гонорары, есть два пути: писать много, дешево и низкого качества, либо тратить на текст столько времени, сколько нужно, поэтому книги пишутся долго и денег тоже мало.
Положим, вам так или иначе удалось напечатать первые рассказы, стихотворения или даже книжку. Поздравляю, это прорыв! Теперь вы вешаете публикацию в журнале дома под стекло или ставите книжку на видное место при входе, дарите сто экземпляров своей счастливой маме и рассылаете радостную новость друзьям в любимой социальной сети — я напечатан, ура!
Культурным знакомым и лицам противоположного пола при знакомстве теперь со значением говорите «я пишу» или «а еще я литератор». И, вдохновленные успехом, рассылаете свои шедевры веером по престижным литературным журналам. Их редакторы, получающие по пачке шедевров в день, молчат или говорят — подождите. Вы ждете месяц, несколько месяцев, год, чтобы во многих местах получить отказ или эквивалентное ему затишье на том конце провода или электронной почты.
Тогда вы понимаете, что надо разбираться с рынком глубже. Покупаете и читаете эту книжку, а также несколько или много других. Начинаете изучать книжный рынок, искать свою нишу, пишете пару сценариев для мыльных опер или юморесок для эстрады, пробуете себя «литературным негром», переводите пару сонетов или рассказов под заказ, ваяете статьи или очерки для журналов — в общем, крутитесь как можете.
Начав мечтать о литагенте, обнаруживаете, что профессионалы этого рынка интересуются только классиками (особенно умершими) с огромным послужным списком публикаций и премий либо известными медиа-персонами, затеявшимися что-то написать для большего шику, порой имея бюджет на раскрутку этого произведения. А дилетанты просто стараются на вас заработать, беря деньги за чтение и «доводку» ваших произведений, а потом объясняют, что вы «не доходны» и идут раскручивать очередной роман шоумена или политика на тему секса, успеха, денег и власти.
Вы понимаете, что рассчитывать надо на самого себя, реально оцениваете свои силы — и наконец, честно признаетесь себе, что в обозримом будущем малая проза и поэзия кормить вас не будет. Или будет, но существенно хуже вашей основной профессии. Или будет только в той коммерческой форме, которая вас не устроит, потому что отбирает силы на денежное от важного. В общем, как говорит писательница Валерия Нарбикова, «я ищу работу, на которую не буду ходить». И вы можете решить, что не хотите подрабатывать профанацией искусства, теряя силы на ненадежные заработки, сомнительную славу или утомительное продвижение других авторов, а хотите писать свое, важное, в наибольших объемах и в наилучшем возможном для вас качестве. В общем, вы — писатель, этим и интересны. А заработки — отдельная работа.
И пусть вам не будет стыдно, ибо даже русский классик XX века Андрей Битов в интервью часто и долго называл себя непрофессиональным писателем. А теперь о своем профессионализме говорит так: «Полагаю, что я профессионал. Потому что я чудовищно не люблю писать». Потому что профессионализм в творческой области — это когда вы зарабатываете на своем искусстве. А это вовсе не показатель качества, — и так было всегда. Флобер доплачивал за публикацию «Мадам Бовари» из своего кармана. Пушкин вечно был в финансовых затруднениях. Достоевский гнал главы романов под выход очередных номеров, чтобы было что есть. Бальзак писал под таким давлением кредиторов, что ссадил прекрасное здоровье к пятидесяти годам.
Вальтеру Скотту ранняя и громкая слава принесла колоссальные доходы. Желая упрочить свое положение, он вошел компаньоном в издательскую фирму, публиковавшую его книги. Вскоре фирма обанкротилась, и на писателя свалился долг в 117 тысяч фунтов. Гордый и щепетильный, Вальтер Скотт отверг помощь Королевского банка и безымянных пожертвователей. С этого момента он работал до беспамятства, писал роман за романом, один хуже другого. И пять лет спустя умер от истощения.
В нашей стране в советское время многие великие писатели заплатили за собственный талант и славу головой, как покончившие с собой Маяковский и Цветаева, расстрелянный гений малой прозы прозаик Бабель или известный поэт Артем Веселый. Знаменитая рассказчица Тэффи вынуждена была эмигрировать и вести скудное существование в Европе, «скрашивая невзгоды игрой» в виде собственных рассказов. Бунин, Куприн и Набоков эмигрировали успешней, но безвозвратно. Великого мастера Зощенко затравили — в конце жизни он зарабатывал переводами и работал сапожником. Судьбы Ахматовой и Пастернака были не легче, каждая по-своему.
Платонов умер от туберкулеза, которым заразился, ухаживая за вышедшим из заключения сыном. Великий поэт Мандельштам умер в пересыльном лагере во время второго срока за стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», и могйла его не известна. Варлам Шаламов был осужден в войну за заявление, что Бунин — русский классик, потерял здоровье, но выжил, чтоб написать «Колымские рассказы». Гениальный Даниил Хармс умер во время блокады Ленинграда в отделении психиатрии больницы тюрьмы «Кресты». Солженицын был приговорен к вечной ссылке после лагерей.
Многие из оставшихся на свободе писали в стол, даже не надеясь на публикацию: гениальный роман «Мастер и Маргарита» был опубликован с купюрами через 26 лет после смерти Булгакова. Шукшина, автора первого русского рассказа о свободе личности «Алеша Бесконвойный», в 45 лет убила язва. В менее людоедские застойные времен Даниэля с Синявским посадили, а Бродского выслали «за тунеядство». Дивную Петрушевскую в СССР не печатали больше десяти лет, потому что она писала «о теневых сторонах жизни». А знаменитая ныне Людмила Улицкая была уволена из НИИ общей генетики за перепечатку самиздата в семидесятом году, всю жизнь проработала вне госслужбы — переводила, писала очерки, делала инсценировки. Волна славы подняла ее в 53 года, когда повесть «Сонечка» в 1994 году была переведена во Франции и признана лучшей иностранной книгой года, получив престижную французскую премию Медичи.
Автор «Я спросил электрика Петрова, ты зачем надел на шею провод» (да, да, у этого шедевра есть автор!) дивный поэт и художник Олег Григорьев сидел за тунеядство и был всячески гоним. Зато всего через десять лет после смерти в 2002 году удостоился мемориальной доски. Там сказано, что в этом доме он жил. А надо было на ней написать одно из его самых дивных стихотворений:
Посиди в чулане —
И как можно длительно:
Серый город станет
Просто ослепительный.
Союзы писателей, съедаемые микроорганизмами
— Вы — писатели? — в свою очередь спросила гражданка.
— Безусловно, — с достоинством ответил Коровьев.
— Ваши удостоверения? — повторила гражданка.
— Прелесть моя… — начал нежно Коровьев.
— Я не прелесть, — перебила его гражданка.
— О, как это жалко, — разочарованно сказал Коровьев и продолжал: — Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею. Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский — писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? — обратился Коровьев к Бегемоту.
— Пари держу, что не было, — ответил тот, ставя примус нa стол рядом с книгой и вытирая пот рукою на закопченном лбу.
— Вы — не Достоевский, — сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
— Ну, почем знать, почем знать, — ответил тот.
— Достоевский умер, — сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
— Протестую! — горячо воскликнул Бегемот. — Достоевский бессмертен!
— Ваши удостоверения, граждане, — сказала гражданка.
— Помилуйте, это, в конце концов, смешно, — не сдавался Коровьев, — вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове? Или в этой голове? — и он указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть ее.
Есть, конечно всегда есть путь в писательскую карьеру через Союзы писателей и влиятельных персон этого мира, но затруднение состоит в том, что в среднем со времен Булгакова они практически не изменились. Лучшие люди этих союзов представляют ценность сами по себе, как упомянутый в этой книге первый секретарь Союза писателей Москвы, критик Евгений Юрьевич Сидоров. Насчет тех, которые сами по себе художественной ценности уже или вовсе не представляют, вы вскоре после знакомства с ними будете цитировать Мастера из известного романа, когда при описании ужасной смерти Берлиоза он сказал со злобой: «Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича!»
Не надо думать, что Мастер просто потрясен неудачей с публикацией романа, и потому несправедлив и одинок в своих чувствах. Как говорил великий французский ученый и философ Блез Паскаль в произведении «Мысли», пристрастие к собственному «я» заслуживает ненависти. Так что это не эмоционирование, а осознанная оценка того, что происходит с человеком, когда он отказывается от богатейшего биосфероцентрического мышления в пользу собственного микроскопического эго. Детали того, что с человеком в этом случае происходит, я описала в 2012 году в книге «Секреты Царевны-Лягушки».
Век назад великих русских писателей вопросы союзов, объединений и званий тоже тревожили. У Викентия Вересаева есть дивная новелла на эту тему, и она так хорошо отражает суть проблемы, что я приведу ее здесь полностью — тем более, что в момент выхода этой книжки новелле сей исполнится ровно сто лет:
«Было это, мне кажется, в конце 1912 или в начале 1913 года. Заседали мы как-то вечером в правлении «Книгоиздательства писателей». Иван Бунин скучающе просматривал вечернюю газету. Вдруг он с сожалением воскликнул: «Умер Мамин-Сибиряк!.. А мы как раз собирались избрать его в почетные академики. Эх, жалко, не поспели! Тяжелая его жизнь была в последние годы. Утешили бы старика».
По окончании заседания вышел я из правления с братьями Буниными. Иван Алексеевич вдруг берет меня под руку и спрашивает: «Как вы, Викентий Викентьевич, относитесь к институту почетных академиков?» — «Нахожу, что это черт знает, что такое. Из писательской массы выделяют двенадцать человек, — почему именно двенадцать? — и награждают их словом «почетный академик». И все считают это какой-то важной наградой и смотрят на них среди других писателей, как на генералов. Не люблю генералов ни в какой области».
Бунин помолчал, потом сказал тихо и искушающее: «А если мы вас выберем почетным академиком?» — «Буду очень рад, — чтобы иметь возможность публично отказаться от этого звания и указать на всю его комичность». «Жаль…»
На следующий день звонит мне по телефону Юлий Алексеевич Бунин: «Викентий Викентьевич, брат меня просил переговорить с вами. На его юбилее, как вы знаете, присутствовало несколько почетных академиков. Между прочим, они обсуждали кандидатуры на три имеющиеся вакансии и постановили выбрать вас, как писателя-общественника, Мережковского, как представителя модернизма, и кн. Сумбатова-Южина, как драматурга. Выбор обеспечен, даже если бы остальные академики на это не пошли. Из имеющихся девяти присутствовало на совещании пятеро: брат, Боборыкин, А.Н. Веселовский, Овсяннико-Куликовский и (кажется, пятым он назвал Златовратского, если он в то время уже не умер). Но вы понимаете, — конечно, если вы собираетесь отказаться, то они предпочтут вас не выбирать».
И он стал мне пространно доказывать, что это учреждение — весьма разумное, что вполне законно желание отметить заслуги достойного писателя и т. п. Тянуло меня совершить предательство, — согласиться, а потом, после выборов, с треском отказаться. Конечно, было бы небесполезно высмеять это учреждение. Но я ответил: «Если они считают меня достойным, то должны бы выбрать независимо от того, откажусь я или нет. Пусть они действуют так, как им повелит их совесть, а я буду поступать, как мне подскажет моя».
Выборы были отложены на неопределенное время».
Позднее, в советское время более суровых литературных объединений и процессов, будущий признанный классик советской литературы Юрий Коваль выбрал стезю детского писателя, когда познакомился с писательской средой и получил отказ из «Нового мира». И тогда признался себе: «Я всегда выпадал из какой-то общей струи… И в этот момент я понял, что не попаду никогда… и во взрослую литературу я просто не пойду. Там плохо. Там хамски. Там дерутся за место. Там врут. Там убивают. Там не уступят ни за что, не желают нового имени. Им не нужна новая хорошая литература. Не нужна. Понимаешь. Там давят». И потом всю жизнь писал в стол взрослую повесть о фантастическом плавании фрегата под командованием капитана Суера-Выера к Острову Истины.
Сейчас, конечно, времена в стране и литературе менее классические, чем сто лет назад, о коих писал Вересаев. Менее людоедские, чем в 1938 году, когда был закончен роман Булгакова. И чуть менее ужасные, чем период брежневского застоя, когда решал свою судьбу Коваль. Однако за прошедшие времена иерархические модели человеческих сообществ, включая литераторские, остались прежними. И «квартирный вопрос» в виде открывшихся с перестройкой дополнительных возможностей преуспеяния их только испортил: к давлению литературных чиновников добавились коммерческие поборы. Теперь вам предложат все те же игры со скошенными к носу от постоянного вранья глазами плюс «продвижение» ваших произведений и личного писательского бренда — за деньги, на которые вы сможете спокойно купить себе личный центральный стенд на Франкфуртской книжной ярмарке лет на десять, и с эффектом, от которого вы будете отмываться все эти десять лет.
И по-прежнему преуспевающие поэты и прозаики Рюхины думают, завидуще глядя на Пушкинский памятник на Тверской: «Вот пример настоящей удачливости… какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не постигаю… Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою…»? Не понимаю!.. Повезло, повезло!.. Стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие». Впрочем, наблюдать их продвижение по карьерной лестнице растущим достойным авторам часто бывает очень полезно. Как писал Курт Воннегут в «Колыбели для кошки», в каждом сообществе должны быть такие члены, глядя на которых остальные понимают: «Так жить нельзя!»
Чтобы не быть голословной, приведу еще одну цитату из «Мастера и Маргариты»:
«— Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов.
— Как ананасы в оранжереях, — сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки.
— Совершенно верно, — согласился со своим неразлучным спутником Коровьев, — и сладкая жуть подкатывает к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будущий автор «Дон Кихота», или «Фауста», или, черт меня побери, «Мертвых душ»! А?
— Страшно подумать, — подтвердил Бегемот.
— Да, — продолжал Коровьев, — удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома, объединившего под своей кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии. Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике «Ревизора» или, на самый худой конец, «Евгения Онегина»!
— И очень просто, — опять-таки подтвердил Бегемот.
— Да, — продолжал Коровьев и озабоченно поднял палец, — но! Но, говорю я и повторяю это — но! Если на эти нежные тепличные растения не нападет какой-нибудь микроорганизм, не подточит их в корне, если они не загниют! А это бывает с ананасами!.Ой-ой-ой, как бывает!»
Чтобы микроорганизмы человеческой низости и тщеславия не подточили их организм, хорошие писатели по-прежнему отдают себе отчет в том, что принадлежность к любому писательскому союзу таланта им не добавляет. И предпочитают официальным ассоциациям «игровые» неформальные объединения Homo Ludens типа «Добровольного общества охраны стрекоз» Константина Кедрова сотоварищи — или «Багажа», созданного Битовым, Ахмадулиной, Алешковским, Жванецким и другими большими русскими писателями.
Политизированные авторы часто входят в Русский ПЕН-центр, занимающийся наукой или искусством, — в научные и художественные сообщества, а причастные кино или журналистике имеют дополнительное искушение к участию в тамошних союзах и ассоциациях. В 2009 году в России создан Гражданский литературный форум — независимое собрание творческой интеллигенции, нацеленное на интеграцию региональных писателей в общелитературную жизнь страны.
Праздник или фестиваль — тоже отличный повод для регулярных встреч: ежегодно 21 марта можно собраться на Всемирный день поэзии, придуманный ЮНЕСКО для придания нового импульса и признания поэтическим движениям, а в апреле — на Международном Писательском форуме в Питере или на Фестивале верлибра в одной из столиц. На последних двух проектах я, например, с удовольствием выступаю. А поскольку самое естественное объединение писателей происходит в литературных объединениях близких по духу людей, поэтому я всегда буду рада видеть вас в кругу участников Школы малой прозы и поэзии.
Самостоятельное плавание в бурном море на многовесельной лодке
Сюжеты своих детективных романов я нахожу за мытьем посуды. Это такое дурацкое занятие, что поневоле приходит мысль об убийстве.
— Нельзя поверить в невозможное!
— Просто у тебя мало опыта, — заметила Королева. — В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день!
И в иные дни успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!
В XXI веке жизнь писателя во многом стала намного легче, но по-прежнему молчание читателей и нападки критики, невозможность публикации или опасность говорить правду быстро ломает малодушных. Однако упорные не поддаются и еще настойчивее идут своей дорогой. «Разбросанным в пыли по магазинам, где их никто не брал и не берет, моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед», — писала про это Марина Цветаева. Ей вторил участник Лианозовской группы — известного поставангардисткого творческого объединения поэтов и художников (1950—1970-е), — поэт и прозаик Игорь Холин: «С публикациями я не торопился, да и, откровенно говоря, потом мне на это стало просто наплевать. Я знал твердо: придет время нашим стихам — и моим, и Генриха Сапгира, и Яна Сатуновского, с которым я очень дружил, и Всеволода Некрасова, обязательно придет такое время». Сложность публикации творений и их невостребованность при жизни — это далеко не только российская тема. В более демократической Франции Стендаль, издав книгу «О любви» в различные исторические эпохи, обнаружил, что она разошлась в количестве всего несколько экземпляров — и просто продолжил писать. А теперь почти каждый из покупателей того издания чуть ли не удостоен специальной монографии.
В общем, большинство писателей стараются использовать ту или иную невозможность печататься, отсутствие читательского отклика или критическую травлю, и даже тюрьму, ссылку или эмиграцию, чтобы извлечь из выданных жизнью обстоятельств свой творческий плод и жизненный урок. Есть такая шутка: хороший поэт — это тот, кого считают хорошим поэтом через пятьдесят лет после смерти.
Так что же делать сегодня начинающему автору? Ну, во-первых, все упомянутые в предыдущем параграфе профессии с относительно свободным графиком подходят и для периода входа на писательскую стезю, и в том случае, если вы решаете, что литература будет вашей второй профессией. Или одной из многих. Лично мне нравится все, что я делаю в весьма различных областях. И чем дальше, тем больше вижу я, что в занимающих меня разнообразных проектах есть какая-то динамическая цельность. Переход от одного вида важной деятельности к другому позволяет моей многопроцессорной психике гармонически занимать делом оба полушария мозга, не перегреваться от однообразия тем или людского окружения, иметь возможность продвинуть одно направление работ в то время, когда другое встало и ни с места (а это бывает!), и вообще — быть ближе к реальному миру. Что для писателя — бесценный опыт и необходимая психотерапевтическая профилактика.
Кроме того, если вы выбираете малые литературные формы, я бы рекомендовала вам многообразие занятий еще и потому, что рынок этой продукции динамичен, а рынок вообще все время потрясаем кризисами. Так что сегодня вас отлично кормит газетная журналистика или телепередача, а завтра предпочтительней затеять образовательный арт-проект. Послезавтра стартует подходящая писателям национальная культурная инициатива, а через два дня запускается крупная серия событий, где вам стоит засветиться спикером. Рядом телеканал нуждается в сценаристах, а радио и журналы — в редакторах. Потом наступает кризис, и пока все эти возможности схлопываются в нелинейной очереди, вы успеваете выжить, соображая, где у вас все-таки есть стабильность, а где — открываются новые возможности именно потому, что старый рынок рухнул. А еще на стыке различных областей деятельности зачастую возникают гораздо более интересные задачи, сюжеты и возможности, чем в переполненном желающими и скучноватом от повторений писательском мейнстриме.
Если для самообразования обозреть занятия известных авторов малых форм, вы обнаружите там примерно следующий список. Многие из них ведут колонки в газетах или пишут для журналов, делают передачи на радио и сериалы на ТВ, работают редакторами в чужих или собственных печатных или интернет-изданиях, занимаются культурными проектами или литературоведческой наукой под фанты. Организуют фестивали, форумы и прочие культурные события, финансирование под которые дает дополнительные заработки. Порой делают свои журналы и даже издательства. Но тут есть опасность: как говорил Джордж Бернард Шоу, «писатель, который начинает издавать книги, — это корова, которая начинает в молочном баре торговать молоком».
Есть, однако, и иные варианты выживания для авторов малых литературных форм. Часто они преподают по профилю своей первой профессии, будь то технические науки или филология, медицина или экономика. Если повезет, ездят на Запад читать лекции и делать какие-то спецпроекты на стыке науки и прикладных задач — это дает «финансовую подушку». Некоторые, как я, пишут популярные книжки в сфере своих нелитературных профессий. Другие идут в завлиты театров или пописывают пьесы, сценарии и прочие телерадиосценические продукты на продажу. Работа сотрудником музея или экскурсоводом, арт-менеджером или переводчиком, сценаристом мультфильмов и востребованным блогером в Сети, дизайнером и иллюстратором книг — своих и чужих — тоже очень развивает писательский потенциал, и зачастую позволяет сносно зарабатывать.
Те, кому надо больше денег, идут в рекламу или печатные СМИ, занимаются копирайтингом и пиаром, делают карьеру на радио или ТВ. А еще идут в издательский или книжный бизнес, становятся главными редакторами и топ-менеджерами, а то и бизнесменами или чиновниками, курирующими культурные проекты. Есть вариант политической карьеры: вот, например, лауреат премии «Национальный бестселлер-2008» за роман в рассказах «Грех» филолог Захар Прилепин — член Национал-большевистской партии с 1996 года и соучредитель национал-демократического движения «Народ», главный редактор «Агентства политических новостей — Нижний Новгород» и генеральный директор «Новой газеты в Нижнем Новгороде», ведет телепрограммы.
Путь этот выгоден для продвижения, но опасен для авторского развития — политика и серьезный бизнес поглощают человека часто без остатка. Опубликовать он при этих связях часто может много, но Музы в тусовки нейдут и политкорректности не любят. Так что на серьезные и глубокие тексты часто не остается ни времени, ни сил, ни драйва. И потом, как говорится, если бы писатели были хорошими бизнесменами или политиками, они ни за что не стали бы писателями. Хороший автор художественных текстов, как известно, имеет дело с возвышенной идеей человека, а потому конкретных людей понимает не очень хорошо и легко может быть обманут или использован. При общении с умами корыстными и мелкими истинные писатели страдают от их прагматизма и ограниченности, ибо творческий ум преображает и трансформирует реальность, из вещей ничтожных делая великие. Сфокусировавшись на приземленной реальности и поверхности вещей, писатель теряет контакт со своим даром и впадает в тоску. Выражается ли она в агрессивной политической активности, религиозном фанатизме или бытовом пьянстве, это всегда нездоровье.
Так что если вы писатель, держитесь своей стези. А если нет — не притворяйтесь им и займитесь другим общественно полезным делом. Как говорил английский поэт XIX века Перси Шелли в трактате «Защита поэзии»: «Богатый стал еще богаче, а бедный — еще беднее, и корабль государства движется между Сциллой анархии и Харибдой деспотизма». Так что общественно полезных дел у приличного человека всегда полно.
Задание. Ваша писательская стратегия
Я окончила литературные курсы, издала две книги для детей и встала перед задачей их активного продвижения — с помощью профессионалов, а не собирателей мзды. Поэтому я приехала на Международный писательский форум именно ради мастер-класса Натальи Гарбер — и угадала. Она классная! Бодрая и пробивная, что очень мне симпатично. С таким мастером можно не только посотрудничать, но и подружиться. Я надеюсь, что Школа малой прозы и поэзии поможет мне и в творческом, и в карьерном плане, благо проект нацелен на полный цикл поддержки растущих писателей. По-моему, эта Школа дает открытое поле для общения «молодых» писателей, начинающих в любом возрасте. Начинать писать можно в любом возрасте, главное — не бояться. Однако очень важно, когда критика твоего текста, столь необходимая для адекватного анализа своего текста, звучит не как приговор, а как побуждение к дальнейшей работе. Тогда происходит творческий рост, появляется уверенность в собственных силах. И, конечно, просто здорово иметь возможность прийти в место, где можно обрести навыки и получить технологии, которые помогут писать лучше. Я думаю, Школа малой прозы и поэзии — отличный способ войти в писательскую среду в «удобных тапочках».
Елена Дмитрук, бывший менеджер по продажам строительной компании, затем сотрудник Газпрома, а ныне — детский писатель (Санкт-Петербург), участник мастер-класса Натальи Гарбер на Международном писательском форуме-2012 и клиент индивидуального литературного консультирования Натальи Гарбер в Пушкинских горах, лето 2012 года
1. Сформулируйте стратегию Ваших публикаций на три года вперед.
2. Ваша звездная публикация: сделайте это!
Поскольку самая любимая книжка для меня это всегда та, которую я пишу в данный момент, то книга, которую Вы держите в руках, на сегодня — моя самая звездная публикация. Не самая среди других, а самая, потому что — только что изданная. Осенью 2012 года я выпустила также не менее звездную «лечебную» книгу о психофизическом оздоровлении «Секреты Царевны-Лягушки», начинающуюся с целительных верлибров — можете поглядеть. В ближайшее время издам сборник стихов за 30 лет, еще не знаю где, — но он будет.
3. Напишите свою будущую писательскую историю: вот на закате дней своих я вспоминаю…
Ничего не придумывайте. Просто мысленно войдите в последние дни своей дивной жизни и напишите оттуда, «как все было». Надеюсь, результат Вам понравится. Если нет — переделайте свою жизнь, чтоб все сложилось как Вам надо.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги