— Джесс, задуй свечи.
Мой восемнадцатый день рождения должен был стать одним из самых счастливых дней в моей жизни, но оказался самым ужасным из них, самым печальным. Ко мне никто не пришел, и вечеринка не состоялась. Единственным гостем стал дядя Дорин, о котором нам с Люциусом пришлось рассказать родителям.
Дорин с довольным видом сидел за столом.
— Как мило! Высший класс.
— Воск капает, — заметила мама, подтолкнув меня.
Она приготовила вегетарианский торт из яблочного пюре, рисового сиропа и соевого молока. Настоящий деликатес. Чтобы порадовать маму, свечи я задула, но желание загадывать не стала.
— Ура! — воскликнула мама, пытаясь оживить обстановку, и разрезала псевдоторт.
Люциус смотрел на меня с другой стороны стола.
Вампир с непроницаемым выражением лица и пустым взглядом гораздо хуже сердитого вампира. Интересно, о чем он думает? Если бы он только поговорил со мной… Ему, наверное, очень одиноко. В школе его обходили стороной, перешептывались, распускали всевозможные слухи, пересказывали доклад Фрэнка. Поведение Люциуса на уроке литературы ситуацию не улучшило, и в стенах школы имени Вудро Вильсона нередко раздавалось слово «вампир», произнесенное шепотом.
— Очень вкусно, — сказал отец, пробуя торт.
— У нас для тебя подарок! — Мама протянула мне коробку, обернутую помятой розово-желтой бумагой: эту обертку каждый год использовали для подарков — с тех пор, как мне исполнилось десять.
Дорин захлопал в ладоши:
— Обожаю подарки!
Я осторожно развернула бумагу. В коробке оказались навороченный калькулятор и подписка на журнал для любителей математики. Я озадаченно посмотрела на родителей. Они ведь знали, что я ушла из математической сборной.
— Мы уверены, что любовь к математике к тебе вернется, — сказала мама.
Мои бедные родители надеялись, что я снова стану сама собой, забуду Люциуса и жизнь пойдет своим чередом.
— Спасибо, отличный подарок!
Дорин подтолкнул Люциуса локтем:
— Эй, а ты что подаришь Антаназии?
Люциус очнулся от тайных раздумий:
— Ах да! Сейчас…
Подарок? Мне? В последнее время Люциус настолько отстранился от меня, что никаких подарков я от него не ожидала.
Люциус вытащил из кармана коробочку, обитую красным бархатом. В таких коробочках обычно дарят… обручальные кольца.
У родителей перехватило дыхание. У папы изо рта вывалился кусок ужасного торта. Мое сердце восторженно забилось.
Люциус положил коробочку на стол:
— Вот. С днем рождения. Желаю всего наилучшего.
— Ох, может, не… — воскликнула мама.
Дрожащими пальцами я взяла коробочку и открыла крышку. Неужели Люциус передумал и мы выполним договор?
На маленьком квадратике белоснежного бархата лежало ожерелье с подвеской из темно-красного, почти черного, камня.
Оно было прекрасно.
Мне хотелось завыть от отчаяния.
Разочарование сковало грудь, стало трудно дышать. При виде коробочки я решила, что Люциус передумал. Перед глазами промелькнуло наше будущее: я, Люциус, мир среди вампиров. Если мы вместе, нам не страшны угрозы Старейших. На миг я поверила, что коробочка мне все это подарит. К сожалению, мои надежды оказались смехотворны. Люциус совсем не походил на мужчину, готового сделать предложение. Погруженный в глубокую задумчивость, он напоминал не жениха, а скорее вампира, ждущего неминуемой гибели.
Словно капризному ребенку, получившему не ту игрушку, мне хотелось завизжать и отшвырнуть ожерелье. Увы, следовало вести себя с достоинством, которого я не ощущала.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила я, захлопнула коробочку и отставила ее в сторону. — Чудесный подарок. Знаете, я очень устала. Надеюсь, вы не будете возражать, если я поднимусь к себе.
Мне стало жаль родителей: они волновались и переживали из-за моих страдании, беспокоились о Люциусе и выглядели совершенно изможденными.
Отодвинув стул, я подошла к маме и крепко ее обняла:
— Спасибо за чудесный день рождения. Ты самая лучшая мама. — Я подошла к отцу: — А ты самый лучший папа. Самый лучший на свете.
— Ты чудесная молодая женщина, Джессика, — прерывающимся голосом сказал отец. — Мы тобой гордимся.
Высвободившись из папиных объятий, я кивнула Дорину и Люциусу.
— Спокойной ночи и спасибо вам.
— Спокойной ночи, Антаназия, — весело ответил Дорин. — С днем рождения.
Люциус молча смотрел на отвергнутый подарок.
По дороге в спальню я сохраняла присутствие духа и изо всех сил сдерживала слезы, не желая, чтобы родители беспокоились обо мне еще больше. Наконец я забралась в постель, зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить рыдания, и дала волю слезам.
— Джессика!
Я подскочила.
В дверях стоял Люциус.
Я украдкой вытерла глаза.
Люциус тихо притворил за собой дверь, подошел ко мне и сел на кровать.
— Не плачь, пожалуйста, — попросил он. — Не надо плакать. Сегодня твой день рождения.
— Все не так.
— Нет, Джессика. — Люциус утер слезы с моих глаз. — Все будет хорошо. Это счастливый день. Восемнадцатый день рождения — важный этап в жизни. Пожалуйста, не плачь. Не могу видеть твои слезы.
— Счастливый день? — Я не верила своим ушам.
— Ты надеялась на другой подарок, — произнес Люциус. — Я заметил твое разочарование. Ты думала, что я изменил решение?
— Да, — призналась я сквозь всхлипы.
Он покачал головой:
— Нет, Джессика. Забудь об этом.
— Не могу!
Я потянулась к нему, но Люциус быстро встал, словно боялся моего прикосновения. Несмотря на показное равнодушие, он все еще питал ко мне чувства, как и я к нему.
— Ты не дала мне возможности объяснить… — Он вытащил проклятую коробочку из кармана. — Это лучше, чем кольцо. Лучше, чем обещание… Что я могу тебе обещать? Вечность с обреченным вампиром?
— Я буду счастлива, только если ты согласишься соблюсти договор, — сказала я, отталкивая подарок.
— Джессика, забудь об этом. Лучше подумай о том, что я тебе предлагаю. — Он протянул мне коробочку. — Узнаёшь ожерелье?
Я смущенно потянулась к подарку Люциуса:
— Откуда оно?
— Вспомни фотографию. Джессика, я знал, что рано или поздно ты на нее посмотришь.
Фотография моей родной мамы…Мамино ожерелье!
— Где ты его взял?
— Оно хранилось в Румынии. Я должен был передать его тебе в твой день рождения. Это любимое украшение твоей матери, и для меня большая честь доставить его тебе. Надеюсь, оно много лет будет радовать тебя и приносить удачу.
Я взяла со стола фотографию в серебряной рамке: подвеска с кроваво-красным камнем украшала шею матери. Я держала в руках ожерелье, наглядное свидетельство того, что Микаэла Драгомир существовала. Украшение связывало нас. На бархатной подушечке лежал камень глубокого красного цвета, похожий на сердце — сердце, которое пересадили мне из груди мамы.
Люциус подошел ко мне и положил руки на плечи:
— Разве она не прекрасна, разве она не властна… совсем как ты?
— Ты в это веришь?
— Да, — ответил Люциус. — Ты и сама наконец-то поверила.
— Но…
— Нет. — Он не дал мне возможности упомянуть пакт.
Я отставила фотографию, повернулась к зеркалу и, вынув ожерелье из коробочки, поднесла к шее.
Люциус не отрывал глаз от моего отражения:
— Позволь мне. Пожалуйста.
Он взял ожерелье и надел его на меня.
Камень холодил шею. Глядя в зеркало, я вновь почувствовала, как внутри собирается энергия власти. Связь, которую я ощущала с Микаэлой Драгомир, стала явной, едва я коснулась тонкой цепочки. Я слышала шепот матери:«Не отказывайся от него, Антаназия. Мы так не поступаем. Твоя воля не слабее, чем его, а его любовь не слабее твоей».
Я повернулась к Люциусу и, не давая ему отшатнуться, прижалась к его груди, потом обвила руки вокруг шеи.
— Антаназия, нельзя… — Люциус схватил меня за запястья сильными руками, словно хотел оттолкнуть.
— Можно, — сказала я и зарылась пальцами в его чёрные волосы.
— Ну почему я не могу поступить так, как должно? — простонал он, отвечая на мои объятия. — Мне давно следовало уехать. Я попусту трачу время, и, боюсь, только ради того, чтобы находиться рядом с тобой. Зачем? Меня не спасут эти краткие мгновения, я превращусь в одно из твоих воспоминаний, стану трагической записью в девичьем дневнике…
— Нет, ты остался ради меня, — ответила я.
Стена холодной отстраненности между нами исчезла. Я хотела, чтобы Люциус сам меня поцеловал, укусил, сделал то, чего мы давно жаждали — с тех самых пор, как он наклонился надо мной на кухне в день нашего знакомства и его рука задела мою щеку. С тех самых пор, когда он посмотрел мне в глаза и спросил:«Антаназия, неужели быть рядом со мной так ужасно?»
С тех самых пор я догадывалась, что это будет не ужасно. И не «мило». Это будет блаженство.
Люциус помедлил, глядя мне в глаза.
— Антаназия, я для тебя опасен, — прошептал он. — Что бы между нами ни произошло… это только сегодня. Это ничего не изменит. Я уеду навстречу своей судьбе, ты встретишь свою судьбу здесь.
— Не думай об этом! — взмолилась я. Я не верила, что наш поцелуй ничего не изменит. Я верила, что он изменит все. — Забудь будущее ради настоящего.
— Как пожелаешь, моя принцесса, — сказал Люциус, закрыв глаза и покорившись своему желанию. Он наклонился и коснулся прохладными жесткими губами моего рта — сначала нежно, потом требовательно.
Я зарылась пальцами в его волосы и притянула его к себе. Люциус застонал, уткнулся в копну моих темных кудрей, и мы стали целоваться так, будто изголодались друг по другу. Так, будто нас мучила жажда.
Когда мы поцеловались по-настоящему, внутри меня словно разорвался атом, породив ядерный взрыв, и в то же время возникла странная умиротворенность. Я нашла свое место среди хаоса, и мы с Люциусом могли существовать вечно, иррационально, в бесконечности, словно число «пи»…
Губы Люциуса скользнули к моему горлу, и от прикосновения клыков мои резцы заныли. Он провел зубами вниз, туда, где в ложбинке возле груди висел кровавый рубин.
— Люциус… — простонала я, подставляя ему горло. — Не останавливайся…
Если он меня укусит, то будет моим. Навеки.
— Нет, Антаназия. — Он отстранился, но я снова прижала его к себе, чувствуя, как клыки щекочут мою шею, почти пронзая кожу. Мои клыки впились в десны, готовые вырваться на свободу.
— Да, Люциус — Я уже чувствую свои клыки…
— Нет! — Люциус взял себя в руки, однако снова не выдержал и, обхватив мое лицо, посмотрел мне в глаза. — Мы зашли слишком далеко, Антаназия… Этот поцелуй — все, что между нами будет. Я не стану тем, кто навлечет проклятие на твою душу, не позволю тебе разделить мою участь.
— Не понимаю…
Мы были так близки…
— Прошу тебя, Антаназия, никогда не жалей об этом! — В его глазах бушевала страсть, исчезли равнодушие и отчужденность. Внезапно Люциуса охватило лихорадочное отчаяние. — Пожалуйста, не сердись, если я исчезну или изменюсь. Просто помни этот момент — самое дорогое, что у меня есть. Сейчас для меня это самое главное.
— Ты не изменишься, Люциус! — Я порывисто схватила его за руки. То, что между нами произошло… вместе мы подпишем любые пакты, остановим войны, встретим тяжелейшие испытания. Мы — вампиры королевской крови. Мы вместе. — Ты никуда не уедешь, — уверила я. — Теперь все хорошо. Все будет хорошо.
— Нет, Антаназия. Все просто ужасно, и ничего не изменится.
В окно спальни ворвался алый свет, по стенам заиграли кровавые блики.
— Люциус, что происходит?
Он не ответил, сжимая меня в объятиях.
В комнату ворвался отец:
— Приехала полиция! Какая-то девушка заявила, что ее укусил вампир. Люциус.
— Люциус?! — Я вопросительно взглянула на него.
Он поцеловал меня и повернулся к отцу.
— Не волнуйтесь, мистер Пэквуд, я все улажу, — произнес Люциус и вышел.
Я хотела броситься за ним… Меня удержал отец.