Как стать волшебником

Глава II

— Просыпайся, Янеш!

— Мам, ну еще чуточку!

— Во-первых, я тебе не мама, — сказала волшебница Люсинда, — а во-вторых, ты и так во сне, так что просыпайся. Ну вот… Такой сон не досмотрел! — продолжал бурчать Янеш.

— Может мне уйти? — с улыбкой спросила Люсинда.

— Нет, нет! — всполошился Янеш, — я мигом!

И вот они, держась за руки, уже неслись во Внутреннее Королевство и вскоре приземлились… вернее, Люсинда уютно прикреслилась, а Янеш пребольно прискамеился на свою деревянную скамейку. На этот раз в беседке кроме их сидений находился небольшой столик с изогнутыми ножками. Янеш смотрел на него во все глаза — столик никак не мог устоять на одном месте — он приплясывал, подгибая то одну, то другую ногу. Выходило это презабавно, свитки вчерашних карт для ученика волшебника, тоже мелко подрагивали. И глядя на эти карты, Янеш припомнил сон, который Люсинда не дала ему досмотреть и вздохнул.

— Что ж так тяжко? — насмешливо спросила Люсинда.

— Эх, попутешествовать бы! — мечтательно потянулся Янеш. И видя, что Люсинда развернула одну из карт на все еще приплясывающем столике, добавил:

— Оказаться бы, например, вот здесь, что ли! — и с этими словами, не глядя, наугад ткнул пальцем в карту.

Невидимый скрипучий голос тут же произнес:

— Заказ принят.

И все закружилось у Янеша перед глазами, и какой-то вихрь подхватил и понес, свет померк, потерялся верх и низ и единственным ощущением был таки чувствительный пинок взбрыкнувшего со страху танцующего столика.

Когда Янеш очнулся, то понял, что стоит он ногами вверх, головою вниз, упираясь указательным пальцем в землю. На этом пальце, собственно говоря, он и стоял. Поняв это, Янеш тут же свалился мешком на зеленую травушку, но не ушибся, а только зажмурился, решив не подниматься и даже не шевелиться, а подождать, не произойдет ли еще чего. Полежав так некоторое время, он приоткрыл сначала один глаз — ничего, потом приоткрыл второй, а потом глаза сами открылись вдруг очень и даже очень широко, потому что… Да потому что, небо, под которым он лежал (а что там, наверху? Ну, наверно ж, небо!), небом-то и не было. Вернее, ой нет, тут уж не до верности! Все, что было там, где должно быть нормальное, обычное небо, было разделено на три примерно равные части прямо у Янеша над головой. И только одна из них выглядела обычным небом. Небо, как небо — голубое, с белыми облачками, с птицами, с маленьким серебристым самолетиком. Вторая же часть была заполнена разными звуками, шумами, пением, говорением, ревом, шепотом и шелестом, шуршаньем и щебетаньем, перемешанным в какой-то неугомонный гул. А неба — не было! И вообще было все как-то странно. Вроде бы было солнышко, своими лучами греющее так приятно, но тут же острыми струйками чувствительно сек дождь, и ветер, неся массу разных запахов, лохматил волосы, и все было там, наверху, таким тяжелым, что казалось, вот-вот упадет. Янеш боязливо отодвинулся и на всякий случай снова закрыл глаза.

— Так и будешь здесь валяться? — раздался рядом знакомый голос.

— Ой, Люсинда, как хорошо, что ты пришла! — буквально взвыл от радости Янеш.

— Как же, пришла! Оказалась, скажи уж лучше, — сварливо ответила Фея и тут же, насмешливо фыркнув, добавила:

— Твое поведение отвратительно: тычешь в карту пальцем куда попало — а вдруг кому в глаз! Желаешь оказаться сам не зная где — а вдруг кому в пасть! Впрочем, и это не худший вариант, — и фея опять фыркнула. У нее, наверное, было смешливое настроение. Потом, посерьезнев, добавила:

— Ты бы поосторожнее с желаниями. Они ведь могут и сбыться. И более того, они действительно сбываются, только иногда не сразу. Иногда семечко желания должно сначала прорасти, потом зацвести, а уж только потом дать свои плоды. А когда, наконец, желание исполняется, оказывается, что оно уже никому не нужно и уже совсем не желанно. Так люди и губят свои желания. Желания перестают им доверять — конечно, кому хочется быть не нужным! — и уже не торопятся исполняться.

— Расскажи мне об этом поподробнее, — попросил Янеш.

— В другой раз, — пообещала Люсинда, — а сейчас давай посмотрим, где мы находимся, если уж мы здесь оказались.

И она развернула свиток с картой прямо на траве. Янеш придвинулся поближе, на этот раз засунув руки в карманы для верности.

— И где же мы?

— О, мы сейчас находимся в самом центре. Здесь сходятся границы трех королевств: Визуалов, Аудиалов и Кинестетиков. Правда, сами себя они называют проще — королевство Глядачей и Слухачей. А страна Кинестетия имеет три области: там живут Нюхачи, Вкусачи и Щупачи.

Все они — люди, но миры у них настолько разные, что даже небо над одной страной не такое, как над другой.

Пока Люсинда и Янеш беседовали, рассматривая карту, со всех сторон к ним приближались всадники с разноцветными флажками и гербами своих королевств на щитах. И как только всадники съехались достаточно близко, они стали ругаться, даже не поздоровавшись. Янеш с удивлением смотрел на них, а Люсинда продолжала:

— Вот, видишь? Это посланцы разных королевств. Миры у них не совмещаются и поэтому они не могут договориться.

— А зачем они здесь?

— Наверное, из-за нас. Но, боюсь, мы так ничего и не узнаем, если не вмешаемся.

И они вмешались. И как раз вовремя, потому, что словесная перепалка посланцев уже грозила перейти в перепалку на палках, то есть, на мечах. Правда, мечи у них были как раз деревянные, но об этом позже.

Оказалось, что в старинных сказаниях всех трех королевств есть пророчества, что прекратятся все войны, и наступит долгожданный мир и взаимопонимание, когда на месте, где сходятся границы трех королевств из ниоткуда возьмется кверхногий волшебник и перевернется с головы на ноги, и весь мир перевернется вместе с ним и все, наконец-то, наладится.

И тогда это место объявили святым и под страхом изгнания запретили там появляться кому бы то ни было. И самые глазастые смотрители, самые тонкослухие слушатели, самые остроносые нюхачи, самые языкастые вкусители и самые чуткие дрожатели пальцев денно и нощно следили за святым местом, чтобы не пропустить долгожданного волшебника. И стоило Янешу появиться, воткнувшись указательным пальцем в самую, что ни на есть середину святого места, как его тут же увидели, услышали, унюхали, увкусили и ощутили дозорные всех королевств. И вот они здесь. В ожидании чуда и пусть уважаемый волшебник поторопится, потому что дела в королевствах приходят в упадок и непременно быть войне.

— Но я же не волшебник, — сказал Янеш.

— Как это не волшебник? — удивились посланцы. — Ты взялся из ниоткуда? Никто не мог пройти сюда не замеченным. Явился кверхногим? А потом перевернулся? Так и сказано в пророчестве. И, пожалуйста, переверни наш мир, мы так долго ждали этого часа.

— Да не волшебник я, — закричал Янеш, но почувствовав насмешливый взгляд Люсинды, добавил, — я только ученик.

— О горе нам, горе! О, бедные мы, несчастные! — зарыдали хором посланцы, — Ой, кто же нам теперь поможет? Ой…

И они продолжали вопить так громко, что даже очень воспитанная волшебница Люсинда недовольно поморщилась. Но тут же, как будто что-то придумав, улыбнулась, призвала всех к молчанию и сказала:

— Конечно, Янеш только ученик. Но если в ваших книгах написано, что волшебство случится, то значит, так оно и будет.

Ужасно обрадовавшись, посланники даже стали пританцовывать от радости. А Люсинда продолжала:

— Волшебство совершится, но его нужно хорошенько приготовить, а на это нужно время.

— Приглашаем быть гостями нашего королевства, — воскликнул посланец с глазом на щите.

— Нет, в наше королевство! Нет, к нам! — закричали остальные, и опять чуть не подрались.

Но волшебница Люсинда взмахнула палочкой и в тот же миг рты у посланцев оказались заклеенными пластырем, и руки пластырем же приклеены к туловищам.

— Мы придем и погостим по несколько дней в каждом королевстве, — сказала Люсинда, строго глядя на них и дергая за руку Янеша, который давился от смеха, стараясь при этом сохранить серьезный вид. Уж больно комично выглядели посланцы с заклеенными ртами.

— Мы придем позже, сейчас нам необходимо наметить план изменения вашего мира. А вы езжайте, — добавила Люсинда и опять взмахнула палочкой, и все пятеро оказались сидящими на своих конях, которые только этого и ждали. И вскоре их топот замер в отдалении.

А Люсинде и Янешу тоже надо было двигаться, ибо солнце на видимом куске небес явно намеревалось уйти на заслуженный отдых до завтра, и ночевать во чистом поле на границе границ никому не хотелось.

— Куда сначала пойдем? — спросила Фея.

— Пойдем, куда глаза глядят, — философски ответил Янеш.

— Ну, раз куда глаза, то значит к глядачам.

И пошли они в сторону предзакатного неба. Сначала они шли молча, но вскоре Янешу надоело молчать, и он осторожно спросил:

— А что мы будем искать в этом королевстве?

— Знаки, — ответила Люсинда.

— А какие?

— Если бы знать. Кстати, до тех пор, пока ты не сотворишь великое чудо примирения, все остальное волшебство имеет силу только на границе границ.

Эти слова заставили Янеша призадуматься и замолчать надолго.

Люсинда предложила прибавить шагу.

— Быстрее не могу, — сказал уставший Янеш.

Тогда Люсинда резко остановившись, круто развернула его назад. И Янеш не увидел, а скорее почувствовал, как нечто огромное, мохнатое и страшное надвигается на них сзади.

— Нет, кажется, могу, — пробормотал Янеш, и они побежали вперед по едва заметной тропке.

Нечто потихоньку отставало. Но стоило нашим путешественникам замедлить шаг, как они опять ощутили приближение своего преследователя. И опять они бросились бежать, и повторялось это снова и снова. Измученные и подгоняемые надвигающейся темнотой и чем-то страшным, Янеш и Люсинда наконец увидели впереди мелькающий свет фонаря над крыльцом одиноко стоявшего домика.

Со всех ног они бросились на этот спасительный свет, и не прошло и нескольких минут, как Люсинда уже стучала в дверь маленьким деревянным молоточком, свисающим на затейливой цепочке с гвоздя над дверью.

Чей-то тонкий голос из-за двери произнес:

— Предстаньте пред очи мои, — и они предстали.

Обладательница голоса — маленькая тощенькая старушонка внимательно их осмотрела и, видимо, осталась довольной. Она предложила им присесть, и спросила, не хотят ли их прекрасноглазия увидеть на столе еду. Люсинда с Янешем переглянувшись, кивнули.

Когда перед ними на столе появились различные кушанья, старушка сказала, что она с удовольствием посмотрит, как ясные гости будут кушать.

Да, предложение подкрепиться было здесь странным, но еда оказалась на удивление вкусной, и дважды просить себя ясные гости не заставили.

После ужина, Люсинда так ярко обрисовала хозяйке то, как они очутились здесь, не упоминая, правда, о том, почему это они так запыхались, что та, прослезившись, вдруг полезла в огромный кованый сундук. Нырнув в него, почти наполовину, она долго что-то перебирала и, наконец, вытащила маленькую шкатулку.

Янеш с Люсиндой придвинулись ближе. Старушка поднесла шкатулочку ближе к свету и открыла ее. Внутри, на бархатной подушечке, лежал изумительной красоты Хрустальный Глаз. Вдоволь полюбовавшись его сияньем, старушка вновь закрыла шкатулочку.

— Существует давнее поверье, — сказала она, собирая посуду, — что когда-то, давным-давно появились первые люди. И трудно им жилось, пока не нашли они в одной из темных пещер драгоценный дар — в огромной чаше из камня лежало много красивых вещей. Пять братьев подошло к этой чаше, и каждый вынул по одной вещице. Это оказались глаз, ухо, нос, язык и руки. Много было там еще всяких вещей, но как только пятый брат достал себе нечто, так затряслась земля, и огромные камни стали валиться сверху. Кинулись братья к выходу, крепко сжимая находки. Все остались живы, и каждый принес диковинки в свою семью.

А диковинки оказались не простые — волшебную силу имели великую. Там, где оказался Глаз — все люди стали ясно и далеко видеть. Обладатели Уха — могли расслышать писк комара на вершине дерева. Хрустальные Руки принесли дар прикосновения — стоило только прикоснуться к чему-нибудь, как сразу узнаешь все об этом предмете и не глядя на него.

— А нос и язык? — спросил Янеш.

— И Нос, и Язык тоже наделили своих обладателей способностями, не сомневайся, — ответила Старушка и продолжила, — Дела у людей пошли лучше и лучше, ведь с помощью волшебных предметов они научились легче понимать окружающий мир. Но беда подкралась незаметно. Каждый год они собирались все вместе и праздновали самый длинный день в году. Веселый был этот праздник и ярмарка, и карусели, и даже фейерверк, а уж танцев и песен — до упаду.

И в те стародавние времена собрались все на этот праздник и вдруг поняли, что так изменились их интересы, да и уклад жизни, что трудно общаться друг с другом. А началось все с малого — с приветствия, да разговоров. Видишь ли, мы, глядачи, когда здороваемся, не подходим к собеседнику близко — даем всего себя рассмотреть, да и сами разглядываем. Посмотришь эдак-то — вот уже половину новостей и увидел. А уж потом разговоры-разгляды — показчик, так бывало руками картинки плетет — любо-дорого глядеть.

А у этих, у щупачей, например, все не так — бросаются друг на друга и ну по спине хлопать, да гладить, — и уж не отходят: то пылинки сдувают, то травинки счищают, то пуговицы крутят, да так близко стоят, что всего-то и не увидишь. Да и у слухачей не лучше — руками они слабо показывают, а слова то хоть у них и похожие, но говорят они их странно, хоть и красиво. Иногда, бывало, засмотришься, а он уже о чем-то другом лопочет, да все не по-нашему.

Да, начался разлад давно, а уж нынче мы и вовсе друг друга не понимаем… — и старушка, вздохнув, опустила ложки в миску с водой, собираясь их полоскать. Но вода вдруг запузырилась. Старушка ойкнула и села прямо на пол, а ложки, выскочив из воды, прыгнули к ней на колени. Над миской поднялся столб пара, а может быть и дыма, и вдруг раздвинув его, как занавес, высунулось рыльце дративара. Пошевелив глазками, он огляделся и склонил голову в сторону Люсинды:

— Многоуважаемая Люсинда, — начал он, — Первый министр Внутреннего Королевства срочно хочет Вас видеть. Дело государственной важности.

Люсинда нахмурилась. А туман, переливаясь через край миски, уже начал клубиться у ее ног, медленно поднимаясь все выше и выше. Янеш вдруг понял, что еще немного и туман ее полностью скроет, и она исчезнет.

— Ты пойдешь? — спросил он.

Фея кивнула.

— А я? — снова тихо спросил Янеш.

— Я вернусь за тобой, а пока пришлю помощников, — ответила фея и, глядя на дративара, добавила, — перенеси сюда Торстура и Мусьмочку.

— Нет, сначала тебя, — заупрямился дративар и мигнул всеми тремя глазами по очереди.

— Приготовились, — произнесла фея и начала окутываться туманом, сквозь который все слабее и слабее слышались ее слова:

— Я вернусь за тобой, пушистые помогут… Ищите знаки… Получиться…

И она совсем растаяла. Туман втянулся в миску. Старушка встала. Опасливо косясь на то место, где только что исчезла Люсинда, она подошла к столу и заглянула в миску. Там, кроме воды, ничего уже не было. Зачем-то подняв ее, Старушка окинула взглядом стол, но и там тоже ничего, кроме скатерти, не было. Поставив миску на стол, Старушка нагнулась за ложками. Вода в миске вновь запузырилась. Старушка опять села на пол, видно привычка у нее такая была. А из тумана с мявом прыгнула маленькая белая кошечка, а следом за ней с огромным достоинством вылез Толстый, Огромный, Рыжий, Сверкающий Торчащими Усами, Рысь. ТОЛСТУР, то есть.

Вообще-то, он был кот. Рыжий. Толстый. Не такой уж и огромный. Но ему нравилось — Рысь, Сверкающий Усами. И ему никто в этом не перечил — рысь, так рысь.

Он почесал лапой за ухом, прошелся вокруг Старушки, отираясь об нее пушистым боком и мурлыкнул:

— Хозяюшка, рыбки не найдется?

— Ну ты наглое создание, — восхитилась старушка.

— Я не только наглый, я еще и ласковый… — продолжал обхаживать ее Торстур, — а рыбку страсть как люблю…

Старушка засмеялась и встала.

— Дам, дам и тебе дам и этой беляночке.

— Мусьмочка я, — вежливо сказала белая кошечка. Была она небольшого росточка и очень изящная — тонкие лапки, длинный хвостик, зеленые глазищи.

Старушка вновь захлопотала по хозяйству. Поставив по мисочке перед пушистыми помощниками, она вспомнила о шкатулке, которая все еще стояла на столе, и, убирая ее, пробормотала:

— Убрать с глаз долой, пока Незримый не прознал, не к ночи б его поминать…

— А что это — Незримый? — спросил Янеш.

— Да кто его знает, — молвила старушка, — его и не видел-то никто. Незримый он. Но страшный до ужаса. Говорят, охотится он за волшебными вещами, потому их и прячут, берегут, как зеницу ока. Ну да здесь в Одноглазье его давно уж нет.

Янеш вздохнул. Нехорошие подозрения смутно клубились в его голове.

— А зачем ему волшебные вещи? — полюбопытствовал Торстур. Он, кстати, уже управился с рыбкой и теперь тщательно вылизывался.

— Тот, кто всем завладеет, будет непобедим, — ответила старушка, запирая сундук.

Янеш опять вздохнул и беспокойно завозился. Старушка подозрительно на него посмотрела.

— Ой, неспроста ты вопросы энти задаешь, — покачала она головой, — видел, поди, чего?

Янеш кивнул.

— Наверно, это он, Незримый. Мы от границы когда шли — так странно было…

— Нашел-таки, окаянный, — огорчилась Старушка.

В это время кукушка на часах хриплым голосом начала куковать. Одиннадцать.

— Что деется, что деется-то, — бормотала Старушка и проворно вытаскивала из все того же сундука заплечный мешок, куда тут же начала сноровисто складывать припасы. Шкатулка с Хрустальным Глазом была завернута в рушничок и уложена на дно этого небольшого, но, казалось, бездонного мешка.

— Ничего, ничего, до полночи он сюда не явится, — приговаривала она — а там вас уж будет и не видать, а я усну — он меня и не заметит.

Видно было, что Старушка не на шутку струхнула, но пыталась держаться. Она вытащила несколько свечей из ларца, подала Янешу, который уже надел мешок. Ему совсем не улыбалось бежать куда-то на ночь глядя, да еще одному, без Люсинды. Помощники, правда, были, но что могут эти пушистые! Янеш готов был заплакать, но держался. Утешать все равно не кому.

Старушка тем временем скомандовала Торстуру:

— Ну-ка, подсоби, — и взялась за край стола. Торстур ловко подхватил стол с другой стороны и рывком поднял его.

Под столом оказался каменный люк, прикрытый потертым половичком. Торстур подхватил могучей лапой железное кольцо, и легко поднял всю крышку.

— Ого, какой ты сильный, — с уважением сказал Янеш.

— Ага, а еще ласковый и наглый, — насмешливо отозвался кот.

— Ну, глядите в оба, — напутствовала их старушка, — старайтесь уйти как можно дальше, перейдете через Сверкающий ручей, тогда уж и отдыхайте. Незримый ручьи и речки не любит — перейти через них не может, ему придется обходить и крюк делать большой, вот вы и выпадете из поля его зрения. Ну, удачи вам. Может, свидимся.

Первой в открытый проем метнулась Мусьма — только хвостик мелькнул. Затем, слегка побаиваясь и крепко вцепившись в горевшую свечку, спустился по каменным ступеням Янеш. Быстро задвинув тяжеленную плиту, за ними последовал и Торстур.

Это был старый, явно заброшенный подземный ход, хорошо сохранившийся и пыльный. Пахло мышами. Янеш запоздало подумал о том, что не спросил — куда ведет этот ход. Пушистые уже ушли вперед, и ему ничего не оставалось, как следовать за ними.

Они долго шли молча. Ход извивался, но боковых ответвлений не было, или они были за дверями, которых хватало и которые были заперты. На одном из поворотов Мусьма вдруг пискнула:

— Мышь! — и рванулась вперед, но тут же разочарованно вернулась, — она за дверью!

— Как же ты ее увидела? — удивился Янеш.

— А я и не увидела, — засмеялась Мусьмочка, — я ее услышала и унюхала. Она же шуршит и вкусно пахнет.

— Интересно, а когда вы с Люсиндой убегали от Незримого — он вас видел? — поинтересовался Торстур.

Янеш задумался. А действительно, видел ли их Незримый? Наверно, нет. Если они бежали, то он не прибавлял хода, но когда они переходили на шаг, то через некоторое время он начинал двигаться быстрее. Шумели они одинаково, значит дело тут не в слухе. Он их чувствовал. И чем был ближе, тем сильнее ощущал их присутствие, поэтому и скорость прибавлял. Все это Янеш выложил пушистым помощникам.

— Наверное, так, — отозвался Торстур, — и вот почему Старушка не сомневалась, что он нас найдет.

— Значит, он нас и под землей чует, но достать не может, как я ту мышку, — добавила Мусьма.

Тут туннель вдруг расширился, и они оказались в большом круглом зале. Янеш зажег еще одну свечу от небольшого огарка, что нес и который сейчас прикрепил на какую-то полочку перед входом в зал.

— Зачем это? — спросил Торстур.

— Я читал, что все путешественники оставляют метку, когда в пещере ход разделяется.

— Но это же не пещера.

— Старушка сказала, что мы выйдем. Значит, в этом зале есть продолжение хода. И если не будет метки, то мы можем перепутать направление и возвратиться обратно.

Теперь пушистые посмотрели на Янеша с нескрываемым восхищением.

Освещаемый уже двумя свечками зал оказался не слишком большим, но имел много дверей, а выхода не было. Приятели решили обойти вокруг, толкая каждую дверь. Все они были заперты.

— Можно, конечно, их сломать, — медленно сказал Торстур, — но на это уйдет много времени, а его у нас нет. Если бы знать, какая именно дверь нам нужна…

Янеш задумался. О чем-то похожем он уже читал, но как же тогда герои вышли из положения?

Тут горячий воск капнул ему на руку. Янеш вздрогнул и сразу вспомнил.

— Вспомнил, — вслух сказал он, — сейчас.

И стал медленно обходить зал, совершая какие-то странные движения перед каждой дверью.

— Ты чего это? — удивленно спросила Мусьмочка.

— Это я сквозняк ищу, — ответил Янеш, — там, где пламя начнет колебаться, там и выход. Нашел!!

Пушистые подбежали. Да, действительно пламя свечи заметно отклонялось в сторону. Торстур поднажал дверь рыжим плечом, та сначала было поддалась, а затем треском распахнулась в обратную сторону, сбив кота с ног и придавив к стене.

Янеш заорал, Мусьма метнулась в темноту. И было от чего. Посреди дверного проема висела чья-то голова — пасть ее была оскалена, глаза горели зеленым огнем.

Янеш продолжал орать, но ничего не происходило. Ну, весит себе голова, ну, глаза горят зеленым пламенем, делов-то! Янеш сконфуженно замолчал, откуда-то не слышно явилась Мусьма, за дверью, выбираясь, ворочался Торстур.

— Подними меня, — попросила Мусьма. Она осторожно обнюхала сначала голову, затем ремни, на которых она висела.

— Во мне великая мудрость, — прочитала она на ремне.

— Ох уж и мудрость, — ворчливо произнес Торстур, — все бока отдавили. На это много ума не надо.

Мусьмочка, стоявшая на плече Янеша качнулась и, удерживая равновесие, слегка коснулась передней лапой носа этой «мудрой» головы.

Дверь заскрипела и с огромной силой захлопнулась, втолкнув внутрь Торстура, и прищемив ему шерстку на конце хвоста. Янеш чуть не упал, а Мусьмочка от неожиданности скакнула прямо на голову.

— Ух ты! — сказала она и потянула за маленькое колечко на самой макушке головы, которое можно было заметить, только заглянув сверху, что впрочем, она и сделала.

Голова разинула пасть еще шире, и какой-то рычажок вытолкнул из нее небольшой сверток.

Это было так неожиданно, что все растерялись, и этот сверток благополучно шлепнулся на Торстура.

Тот взвыл и стал стегать себя по рыжим бокам толстым пушистым хвостом. Так он злился.

Еще бы! Вас никогда не прищемляли дверью дважды? Нет? А тут еще и швыряются чем-то! Янеш это понимал, потому и сказал примирительно:

— Идти пора, — и подняв злополучный сверток, сунул его в карман.

Ступени вели наверх. Пахнуло свежим воздухом. Выход был близок.

Мусьмочка резво побежала вперед, на разведку, сзади, стараясь не особенно-то шуметь, двигался Янеш. Торстур шел последним, и все еще был недоволен. Они вышли в ночь.

Выход оказался запрятанным в весьма колючих кустах на склоне оврага, по дну которого бежала крохотная речушка. Наверно, это и был Сверкающий ручей. Выбравшись из этих цепких кустов, Янеш подумал, что вход в подземелье здорово спрятан — вряд ли у кого будет желание забираться в эти чертовы колючки!

Усталость брала свое. Хотелось спать. Но нужно было еще перейти эту речку-ручей. Напившись и умывшись, чтобы взбодриться, Янеш снова надел мешок на плечи. Мусьмочка умильно посмотрела на него — мочить лапы ей не хотелось. Рыжему купаться тоже не нравилось, но он был гордым и потому отвернулся.

— Забирайтесь на плечи оба, — предложил Янеш. Дважды просить не пришлось. Легко взметнулась почти невесомая Мусьмочка. Торстур, тоже прыгнувший легко, весил гораздо больше.

Янеш уже был у воды, выискивая, где бы перейти, как вдруг почувствовал уже знакомый озноб. Мурашки побежали по спине. Пушистые тоже почувствовав неладное, взъерошили шерсть и напружинились. Незримый был совсем близко. Янеш крикнул:

— Держитесь! — и ринулся в воду.

Ручей вроде был и не велик, но ледяная вода доставала до колена. Хотелось бежать, но Янеш сдерживался, понимая, что если он побежит, то может поскользнуться и упасть. Пушистые перебирали лапами от напряжения, стараясь удержаться на скачущих плечах, что тоже ужасно мешало.

Наконец, Янеш выбрался на другой берег и, не останавливаясь, полез вверх по склону. Пушистые спрыгнули и карабкались рядом.

— Хорошо иметь четыре ноги, — пробурчал Янеш, глядя как ловко передвигаются Помощники.

— А кто тебе мешает? Давай на четвереньках, — бросил Торстур. И Янеш, опираясь руками, стал передвигаться куда быстрее.

Не прошло и нескольких минут, как они выбрались наверх, и очутились среди каких-то деревьев с сияющими в темноте белыми стволами. Напряжение спало. И на этот раз удалось уйти от Незримого. Янеш снял мешок и сел в густую, пряно пахнувшую траву, потом лег. Земля была теплой. Мусьмочка свернулась клубочком возле живота, Торстур растянулся во всю длину за спиной и, согреваемый ими, Янеш закрыл глаза.