Как я стал хозяином странного замка в другом мире

Глава первая

Чёрная тень ждёт у трона тебя

Правь средь теней, пути назад не будет!

Catharsis, «Зов зверя»

Мне было пять, когда я в первый раз увидел этот сон. Помню, как сильно болел — то ли ангиной, то ли гриппом, и как мама читала мне сказки о рыцарях на ночь. И тогда во сне я подумал, что попал в замок короля Артура. Стены, пол и потолок, сложенные из гладко обтёсанного серого камня, факелы в железных подставках, огромные деревянные двери — все запертые. Пятилетний я шёл по длинному коридору, шлёпая босыми пятками по холодному камню, и оглядывался в поисках благородных рыцарей и прекрасных дам, а то и самого короля Артура, восседающего во главе Круглого стола. Но коридор всё не кончался, свет факелов с каждым шагом становился тусклее, а в конце меня ждали вовсе не персонажи из сказок и легенд.

В конце коридора меня ждало чудовище.

Тронный зал был таким огромным, что я не мог охватить его взглядом. Целый мир, наполненный камнем, деревом и тканью, залитый лунным светом из двух огромных окон в дальнем конце. Изящные коринфские колонны плавно переходящие в фигурные балки, сплетающиеся под потолком. Конечно, тогда, в пять лет, я не знал никаких заумных архитектурных терминов. Я просто таращился приоткрыв рот на ожившую иллюстрацию из книги внутри странного, на удивление реалистичного сна. На колонны, окна, гладкий каменный пол, плиты на котором идеально примыкали друг к другу. На узор в виде то ли змея, то ли дракона, высеченный на полу. На громадный резной трон из светлого дерева, но обитый чёрной тканью.

А затем — на женщину, что вышла мне навстречу.

Точнее, она не выходила — выплыла, не касаясь земли, как и положено призраку. В пять лет я уже знал, что такое привидения и что их скорее всего не бывает, но это был сон, а во сне случается и не такое. Только вот все привидения, что я видел на картинках и в мультиках выглядели как смешные полупрозрачные человечки, не способные напугать даже ребёнка. Леди, охраняющая тронный зал, смотрела на меня лишь одним глазом — вторая глазница пустовала. У неё не было части щеки и губ, как не могло быть у полуразложившегося трупа, плоть которого частично слезла со скелета. Платье — безобразные грязные лохмотья, лишь подчёркивающие ужасную картину смерти. Она двигалась вперёд, протягивая руки, словно хотела вцепиться мне в горло, выжать жизнь костяными пальцами. Но бежать меня заставил не её ужасный облик, а чудовищный потусторонний крик, раздавшийся из полуоткрытого рта, когда расстояние между нами сократилось до нескольких шагов.

Я бежал и бежал, пока не упал куда-то, а затем проснулся в слезах — пятилетний пацан с высокой температурой, только что увидевший свой первый в жизни кошмар.

Кошмар, которому было суждено повториться.

Мне десять, и я сломал ногу. До этого у меня не случалось даже вывихов, а тут поехал кататься на велике у старой рощи — ну, там, где есть очень удобные невысокие горки, с которых можно хорошенько разогнаться. Разогнался. Не заметил камня под колесом и полетел вперёд, до ближайшего дерева. Хорошо хоть не лбом о ствол, успел извернуться, но лодыжке не повезло. Велосипеду тоже не повезло, и возвращаясь домой, хромым и несчастным, почти не наступая на стремительно опухающую левую ногу, я уныло думал, как же мне влетит за велик.

За ногу влетело гораздо больше.

Травмпункт, гипс, неуклюжие костыли, с которыми я никак не мог разобраться и так и норовил прыгать на одной ноге. Полтора месяца без школы — вроде и классно, да только летние каникулы уже через две недели. А это значит, целый месяц лета дома, фактически под замком, из-за собственной тупости. Ещё и велик сломал.

В первую ночь после перелома я еле заснул, нога ныла даже под обезболивающими, а в голове крутились мысли о невесёлом будущем. И во сне снова оказался в замке — правда, не посреди коридора, а на одном из наружных балконов.

Несмотря на яркую огромную луну, я с трудом мог рассмотреть окрестности — мешала едва заметная дымка, стоящая в воздухе на границе внешних стен. Зато было неплохо видно часть внутреннего двора, вымощенного крупной брусчаткой. Посреди двора стоял колодец, в одном углу громоздились пустые бочки, а в другом — стойки с оружием. Копья, топоры, арбалеты и мечи моментально притянули моё внимание как самый мощный в мире магнит.

В голове тут же родился план — спуститься, добраться до стоек и как следует поиграть в рыцарей! Нога во сне была в полном порядке, хоть прямо с балкона прыгай. Но я рассудил, что летать можно не в каждом сне и лучше добраться пешком. Лестница вниз отыскалась довольно быстро — и она привела меня прямо к порогу тронного зала. На автомате я сделал пару шагов внутрь.

Только в этот момент я вспомнил кошмар из глубокого детства. Вспомнил — и тут же увидел её.

В десять лет я уже смотрел серьёзные фильмы ужасов и зачитывался крипипастой. И оттого новый приступ ужаса оказался куда как более пронзительным, чем когда мне было пять. Баньши — а это, несомненно, была баньши — начала кричать, вновь повергнув меня в позорное бегство.

Я проснулся, задыхаясь от страха, а сломанная лодыжка нестерпимо ныла, будто я в самом деле только что бегал.

Кошмар повторялся, и с каждым разом всё становилось хуже. Хуже — не только во сне, но и в жизни.

Мне одиннадцать — и родители принесли в дом щенка, которого назвали Вольтом. Через четыре месяца на прогулке его сбила машина, и он умер у меня на руках. Ночью — новый кошмар про замок.

Мне тринадцать — меня избили за школой, за отказ «дать позвонить» с мобильника, подаренного на день рождения. Мобильник, разумеется, отобрали, и я знал, что на новый у родителей денег не было. Никого из уродов не нашли. Ночью — замок.

Мне пятнадцать — в нашем доме взорвался газ, и хотя никто не погиб, пришлось срочно переезжать в гораздо худший район. Семнадцать — меня бросила Лена, а точнее просто исчезла, растворилась в воздухе, словно и не было полутора лет, которые мы встречались. Я чуть не сошёл с ума, пытаясь ей найти, в конце концов добившись ответа от отдалённых знакомых, что она уехала из страны. Восемнадцать — лучший друг вместе с семьёй погиб в автокатастрофе.

Замок приходил во сне каждый раз, превратившись в навязчивую идею, жуткий символ беды. Дорога в тронный зал в новых снах становилась всё более мрачной, но от неё нельзя было отвертеться. Пространство в самом зале искажалось, то сжимаясь вокруг меня, то расширяясь до горизонта, колонны нависали надо мной безмолвными тенями, окна казались пустыми глазницами мёртвого великана. Ужас накатывал волнами даже до появления призрака, а она лишь завершала работу, начатую этим проклятым местом. Я знал, что по легендам баньши воют, предвещая чью-то смерть, но её вой стал скорее панихидой по моей разваливающейся судьбе.

Девятнадцать — заболела мама. Анализы выявили очень редкую генетическую дрянь со сложно произносимым названием, не столь страшную на первый взгляд, но заставляющую врачей удивлённо переглядываться. Через полгода маме уже было тяжело ходить, через год — она не могла даже встать с постели. И без того небольшой запас денег «на чёрный день» кончился очень быстро, отец залез в долги. Затем залез ещё глубже. Что оставалось делать? Только продать квартиру — и в итоге так и случилось. Мы боролись два года, мы перепробовали всё, включая очень дорогое лечение в Германии. Возможно, если бы не грёбаная третья пандемия…

Отца не стало спустя две недели после похорон мамы. Сердце.

Я ненавидел сны про замок почти так же сильно, как ненавидел собственную жизнь.

— Макаренко! Да ты там заснул что ли⁈

— Нет, Николай Николаевич.

Перекошенная рожа моего шефа больше напоминала карикатуру, чем настоящее лицо настоящего человека. Оживший мультик для взрослых, где лысая туша весом далеко за сто пятьдесят кило орёт на подчинённого по любому возможному поводу, но в основном просто чтобы выместить злость. Туша — Николай Николаевич Боровицкий, которого за глаза все звали «Боров», подчинённый — я. Виктор Игнатьевич Макаренко, можно просто Вик. Продавец-консультант в сети магазинов «Техно-супер», но это только днём. По ночам — сторож на складе. Работа на шесть дней в неделю, каждый рабочий день в совокупности на шестнадцать часов, пару из которых можно списать на сон на втором рабочем месте. Но не на первом, нет, консультанты «Техно-супер» должны поддерживать бодрость тела и духа при любых обстоятельствах.

Как минимум, чтобы на них не повесили всех собак, как сейчас вешают на меня.

— За последний месяц! Пропало! Семь единиц техники! На общую сумму свыше пятидесяти тысяч!!

Я отстранённо следил за тем, как Боров постепенно краснеет от злости, давясь воздухом и брызжа слюной. Что же, стоило отдать ему должное, в этот раз он нашёл умеренно легитимную причину для ора. Пропажи действительно произошли, хотя в мою смену — лишь три из семи, и в это время в зале находились другие консультанты. Загадочное дело, выносили не самые мелкие предметы, не из тех, что можно запихнуть в карман — например, тостер и насадку для пылесоса, но при этом камеры ничего не засекали. Если это проворачивал кто-то из сотрудников, он был изрядным шутником.

Мне, правда, не очень хотелось смеяться.

— Вчера, Макаренко, в твою смену, пропала микроволновая печь стоимостью восемнадцать тысяч! Витринный образец! Как ты это объяснишь, а⁈

— Не знаю, Николай Николаевич.

Не знал никто. Охрана уже перепроверила записи с камер, но такое ощущение, что проклятая микроволновка просто отрастила ноги и по-тихому свалила со стенда, пока все отвернулись. Боров, разумеется, был в курсе, но «на ковёр» в итоге вызвал только меня, как вызывал и до этого.

— Ты мне тут не умничай, — шеф даже привстал из-за стола, чтобы нависнуть надо мной. — Ты думаешь, я не знаю, как тебе нужны бабки? Я всех своих сотрудников проверяю, Макаренко, и только ты на двух работах херачишь. Решил по-быстрому навариться за счёт фирмы? У меня такое не прокатит!

Пару лет назад услышав подобный спич от начальника я бы заледенел от страха. Год назад по спине пробежали бы мурашки. А сейчас я просто сидел и молча смотрел ему в глаза, не испытывая ничего, кроме ленивого любопытства. Что будет дальше? Наложит штраф? Уволит? Попытается врезать? Последний вариант был бы наиболее любопытным, но «Бойцовский клуб» явно смотрели мы оба, так что последствия могли оказаться непредсказуемыми.

Моё спокойствие, кажется, всё сильнее действовало Борову на нервы, но он кое-как взял себя в руки и грузно опустился на место.

— Короче, так. Все кражи, все недостачи будут вычтены из твоей зарплаты. С завтрашнего дня будешь приходить на час раньше и уходить на час позже, вся ответственность по залу — на тебе. Опоздаешь, сука, хоть на минуту, узнаю. И если пропадёт ещё хоть одна единица товара, хоть зубная щётка…

— Николай Николаевич, — я дождался, пока он втянет воздух, улыбнулся и вклинился в образовавшуюся паузу. — Будьте добры, идите на х…

Когда я аккуратно закрыл за собой дверь в кабинет начальника, из-за неё всё ещё раздавался ошарашенный рёв. Что-то про то, что я попутал берега и рамсы, что вконец охренел, что в этом городе я больше работу нигде не найду, его — Боровицкого — слово. И я даже верил, почему нет, но было уже совершенно пофиг. Пофиг на то, что я только что потерял чуть ли не единственную работу, позволяющую кое-как закрывать кредиты и снимать убогую однушку на окраине, на которую могли взять придурка без образования и связей. Пофиг на то, что произошло это за неделю до зарплаты — всё равно после вычета краж от неё ничего бы не осталось, как и от куска следующей.

Пофиг на то, что вот-вот наступит зима, и надо ещё что-то жрать, а ночные дежурства приносят копейки. Жаль только, что Борова удар не хватил на месте, это было бы отличным завершением моей карьеры в «Техно-супер».

— Виктор?

— А?

Анна — именно «Анна», не «Анечка» и даже не «Аня», секретарша шефа, внимательно смотрела на меня с немым вопросом в больших серых глазах. Блондинка невероятной красоты, всегда безупречно стильная, абсолютно непонятно что забывшая в этой дыре. Она могла бы зарабатывать миллионы в качестве модели для модных журналов или даже управлять собственной бизнес-империей, но предпочла сеть магазинов «Техно-супер» и Борова в качестве начальника. Тот, впрочем, не распускал руки, никогда не повышал на неё голос и, кажется, даже немного её побаивался.

— Завтра напишу «по собственному», — сказал я. — Или лучше в понедельник?

— В понедельник определённо лучше, — медленно сказала она бархатным голосом. Рёв Борова не оказывал на меня никакого влияния, а вот её речь… — Но вы не торопитесь, Виктор. Утро вечера мудренее.

Не дать ни взять, Василиса Премудрая из народных сказок. Прекрасная тоже, чего уж там. Но для меня что утро, что вечер были одним и тем же — серым бесконечным месивом, сливающимся воедино. Увольнение из «Техно-супер» лишь слегка разбавило это болото, но скорее всего ненадолго.

Я неопределённо махнул рукой, прощаясь, и покинул офис с твёрдым намерением больше не возвращаться. Заявление об увольнении, в конце концов, можно прислать по почте.

В переулке, в конце которого находился склад, было непривычно людно, а полицейская машина со включённой мигалкой задавала тон всему району. Я остановился, не дойдя метров тридцати до знакомых ворот. Из обсуждения зевак поблизости стало ясно, что владельца, тихого частника, взяли «на горячем», хотя дальше мнения расходились — то ли за неуплату налогов, то ли за контрабанду. Контрабанду чего — не уточнялось, но судя по наряду из трёх ментов за воротами, в чём-то теория была правдивой.

В отличие от Борова, владелец склада никогда напрямую со мной не общался, за что я был невыразимо ему благодарен. По долгу службы мне следовало подойти к служителям закона, представиться, сообщить, что я тут вообще-то работаю и впутаться с головой. Вместо этого я развернулся на сто восемьдесят и пошёл назад, до ближайшей автобусной остановки. Минус две работы за один день — выполнено.

По крайней мере за дежурства в самом деле платили гроши.

Только переодевшись в домашнее и растянувшись на старой тахте я сообразил, что за последний месяц вообще не ночевал дома. В основном дрых на складе, один раз зависал у приятеля, а домой заходил только переодеться да перекусить. Что же, в ближайшее время, пока не найду чего-то нового, это изменится.

Если я найду что-то новое.

Платить за квартиру — через неделю. По кредитам — через две. В холодильнике мышь повесилась, денег — в лучшем случае закупить крупы да соли. Снова занимать? И ладно бы на еду, но что делать со всем остальным?

По-хорошему, мне не стоило валяться. Надо было встать, запустить мой древний комп — хорошо хоть инет оплачен до конца месяца — и сидеть до посинения на сайтах поиска работы, пока не найду хоть какое-то место, за которое можно уцепиться. Обещание Борова, что я больше не найду работы в городе, вполне могло оказаться правдой, у этого утырка были связи. Но что ещё оставалось? Валить куда-то без прицела? На какие деньги?

Я окинул взглядом единственную комнату квартиры, в которой я жил последние два года. Дешевле только комната в коммуналке, да и то ненамного. Предметы роскоши — вышеупомянутый комп, запускающийся на честном слове, книжные полки со старой фантастикой, пара гантелей в углу, видавшая виды боксёрская груша, да фотография родителей в рамке на столе.

Чёрные, тоскливые мысли удерживали меня на тахте лучше любой усталости, но та тоже вносила свой вклад. Я так давно нормально не высыпался, что успел забыть, как это — когда можно растянуться, прикрыв глаза. Нет, разумеется, я не планирую спать, просто полежу минут пять спокойно, а потом встану и раскочегарю компьютер. Даже не пять минут, ровно минуту, разве это много?

Я открыл глаза посреди коридора из серого камня, освещённого факелами в железных подставках.

Разумеется. Почему бы и нет? Давно не виделись — как раз два года, со смерти отца.

К слову, освещение коридоров факелами в реальности мягко говоря не работало, те давали слишком много дыма при не слишком высокой эффективности. Но факелы в замке из сна работали по правилам видеоигр или фильмов в жанре фэнтези — чистый, яркий свет и почти никакого чада. Хотя даже ярко освещённый коридор умудрялся оставаться мрачным, и я хорошо помнил, куда он вёл.

Значит, надо скорее идти вперёд, чтобы этот долбаный сон побыстрее закончился.

Никогда ещё тронный зал не был в таком ужасном состоянии. Пыль и разруха, паутина, плесень. Выщербленные колонны, покосившиеся балки под потолком. Одно из двух больших окон разбито, другое покрыто сетью мелких трещин. Словно в последний раз я был здесь не два года, а двести лет назад.

Наверное, если бы у меня хватило денег на поход к психиатру, ему бы нашлось, что сказать мне на этот счёт.

А вот и звезда моих кошмаров — полумёртвая леди в обрывках платья. Почему-то сегодня её лицо с отслаивающейся плотью и протянутые вперёд костлявые руки не вызывали прежнего ужаса. Да и вообще никакого ужаса не вызывали, мне было совершенно всё равно, что произойдёт дальше. Жизнь оттопталась по мне с такой силой, что какое-то привидение во сне больше не казалось страшным. Скорее мне стало её немного жалко — одинокую и покинутую, застрявшую во сне какого-то неудачника.

Баньши издала призрачный вопль — и он не оказал на меня ни малейшего эффекта.

Я мог убежать как всегда, просто по привычке. Мог молча развернуться и уйти, но не видел в этом смысла. Сон в любом случае скоро окончится, так куда торопиться? Чего ты хочешь, бедная, схватить меня за горло? Ну так хватай, я даже шагну навстречу.

Но её руки двинулись дальше, обвив меня за шею. Это ощущалось странно, не как настоящее прикосновение, а скорее как поток ледяной воды, ставший чуть более тёплым от контакта с кожей. Я вздрогнул, но не отстранился, и чудовищное лицо баньши оказалось совсем близко от моего лица. Единственный зелёный глаз — на удивление, изумительно красивый, пристально изучал меня в течение пары секунд. Убедившись, что я всё ещё не пытаюсь убежать, она приникла к моим губам остатками своих.

Не могу сказать, что ощущение было из приятных. Скорее, даже одно из самых неприятных, которые я когда-либо испытывал. Словно меня разом заполнили жидком азотом, обжигающим и замораживающим одновременно, не дающим дышать, меняющим всё, с чем он соприкоснулся. Но даже тогда я не двинулся с места — какой смысл? Чего мне бояться, умереть во сне?

Через несколько секунд опаляющий холод сменился нарастающей темнотой, которая быстро добралась до моей головы. Наконец-то.

Я открыл глаза, собираясь рывком встать с кровати, сгонять в магазин за хоть какой-то едой, запустить комп и дальше действовать по плану. Вместо этого я обнаружил себя, сидящем на троне, обитом чёрной тканью, посреди того самого тронного зала. Надо сказать, сейчас зал смотрелся заметно лучше, скорее ближе к той версии, что я видел в самый первый мой визит, много лет назад. Прибрано, аккуратно и окна целы.

Но всё-таки, почему я ещё тут? Я что, так и не проснулся?

Меня привлекло движение по правую руку — и повернув голову, я обнаружил девушку, склонившуюся в глубоком реверансе. Бледная кожа, длинные чёрные волосы, слегка блестящие в лунном свете, изысканное готическое платье, отдалённо напоминающее наряд горничной. И лишь когда она подняла на меня огромные зелёные глаза, я вздрогнул от узнавания. Именно она встречала меня всё это время, вызывая бесконтрольный ужас. До момента, когда мне стало уже нечего бояться.

— Добро пожаловать, хозяин, — сказала она негромким, почти безэмоциональным голосом. — Наконец-то вы приняли то, что принадлежит вам по праву.