Календарные обряды и обычаи в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. XIX - начало XX в.

НАРОДЫ ШВЕЙЦАРИИ

Н. М. Листова

Начало весны в Швейцарии не имело определенных сроков. В народном календаре поворот к теплу связывали с отдельными днями, большей частью приходившимися на февраль — месяц предвесенних бурь с еще частыми возвратами зимних холодов. В жизни народа эти же дни имели значение и хозяйственного рубежа. Представление об этом было соединено главным образом с днем 2 февраля. По его погоде якобы можно было определить, какими будут наступающая весна и будущий урожай, причем снег и ветер считались добрыми знаками. В XIX — начале XX в. в обычаях этого дня сохранялись следы дохристианского праздника света, оказавшего, по-видимому, влияние и на церковную обрядность этого времени. Так, в праздновании «мессы Марии со светом», или «мессы Марии со свечами» (у католиков германошвейцарцев — Maria Lichtmesse; у италошвейцарцев — Maria Candelora), и «мессы со светом» (у протестантов — Lichtmesse) большое место занимало освящение свечей и воска. Эти свечи сохраняли весь год, зажигая их перед умирающими, в дни поминовений, а также во время сильных гроз. Во многих местах зажженные свечи или фонарики прикрепляли к дощечкам и пускали плыть по воде.

Согласно традициям за этим днем сохранилось отчасти и его прежнее значение, как срока найма на работу, заключения сделок, уплаты различных платежей и т. д. Расчеты производились и в домашнем хозяйстве. Так, считалось, что половина всех запасов должна быть цела к этому дню. Поговорка: «Месса со светом половинит сено», — известна в большей части Швейцарии.

В некоторых районах восточной Швейцарии подобную роль играл день св. Агаты — 5 февраля, а также 16 февраля (2 февраля по старому стилю). 5 февраля освящали в церкви — муку, хлеб, соль. «Хлебу св. Агаты» приписывали целительную силу, во время пожаров его кусочки бросали в огонь, «чтоб потушить его».^{568}

В феврале — начале марта в Швейцарии отмечался один из основных праздников наступающей весны, аналогичный по своей обрядности славянской масленице. В Швейцарии масленица известна под различными названиями — у германошвейцарцев, как и у немцев и австрийцев, — «безумная ночь» или «ночь перед постом» (Fastnacht, Fasnecht), у франкошвейцарцев — «вводящая пост» (carême entrant), у италошвейцарцев — «карнавал» (carnavale).^{569} Под этими названиями подразумевался не один день, а целый период. Начало и продолжительность празднования масленицы варьировали в зависимости от национальной и особенно от религиозной принадлежности швейцарцев.

Несмотря на то, что масленица по своему происхождению и обычаям нехристианский праздник, она постепенно соединилась с церковными датами. Так, у католиков начало праздника было приурочено к определенным, хотя и разным датам, — наиболее распространенным сроком было 6 января (день трех королей), в некоторых районах южного Тичино (италошвейцарцы) празднование начиналось еще раньше — с 26 декабря (дня св. Стефана), а в Поскьяво — с 17 января (дня св. Антония). У протестантов масленица была позднее и значительно короче, ограничиваясь одной неделей или несколькими днями. Самое кульминационное время — масленичная неделя — приходилось на разное время: в большей части страны, особенно среди католиков, за семь недель до пасхи, а в части протестантских кантонов — за шесть недель, т. е. уже во время поста. Эти расхождения появились с введением в Швейцарии грегорианского календаря (XVI в.) — часть протестантских кантонов продолжала придерживаться старого счета в знак протеста против католицизма. Это отразилось и в названиях двух маслениц — «господской» (Неггепfastnacht), или «поповской» (Pfaffenfastnacht); «старой» (Alte Fastnacht), или «крестьянской» (Bauernfastnacht).

Само понятие масленицы, особенно в католической части страны, не обозначало единого праздника, а большей частью объединяло ряд праздничных дней. Названия некоторых из них — «безумная неделя» («Unsinnige Woche», «расточительный понедельник» «Gündelmontag»); «грязный вторник» («Schmutziger Diensttag») — говорят о шумном характере праздничного веселья. Особенно веселились в «грязный» («Schmutziger Donnerstag, jeudi gras, mardi gras, gievgia grassa»), или «безумный» четверг («Unsinniger Donnerstag»); четверги предшествующих недель получили названия его «братьев» или «деверей».

В народном календаре масленица приходилась на дни между рождественским и пасхальным постами, поэтому масленичный стол изобиловал мясной и жирной пищей. В старину это изобилие имело и магическое значение — воздействовать на будущее благополучие. Отсюда названия некоторых дней масленицы — «жирные», «обжорные» (fette, giovedie, gievgiat, fress, schmutzig). Эти названия были особенно распространены среди католиков германошвейцарцев и италошвейцарцев, у которых пищевые запреты во время поста соблюдались значительно строже, чем у протестантов.

В «грязный четверг», как и в другие праздники, сельская молодежь, дети ходили по домам, собирая еду, — сало, колбасу и т. д. для общего ужина, который устраивала каждая возрастная группа отдельно. Нередко этот обычай превращался в попрошайничество, что неоднократно вызывало его запреты. Местами сохранялась старая традиция не собирать, а красть еду, после чего пустые сковороды и горшки набивали всяким старьем и развешивали их на изгороди и на деревьях.^{570}

Масленица — веселый и шумный народный праздник. Во многих районах 6 января на улицах появлялись толпы ряженых или, вернее, продолжались их шествия. По словам швейцарского этнографа Рихарда Вейсса, «масленица без ряженых все равно, что дом без крыши».^{571} Однако распространение этого обычая в разных местах было неодинаковым и большей частью совпадало с конфессиональной принадлежностью швейцарцев. В Миттельланде маски надевали все — мужчины, женщины, дети; в альпийских областях — лишь парни; в некоторых областях Валлиса и Граубюндена — взрослые мужчины; у протестантов франкошвейцарцев обычай ряжения почти неизвестен.

Карнавал сложился из разновременных элементов. У германошвейцарцев католиков в каждом кантоне, в каждом городе и деревне имелись свои особенности, бережно сохранявшиеся. Часть этих традиций уходила в далекое прошлое. Шествия ряженых в протестантских районах отличались большей простотой и нередко были более позднего происхождения. Со временем масленичные праздники стали вырождаться в костюмированные шествия, хотя и с участием традиционных персонажей, привлекавших большое число зрителей. Это часто превращалось в доходную статью для местного населения. В курортных местечках это были балы-маскарады с призами за костюмы, выборами короля и королевы.^{572}

Ряженый — вегетативный демон. Традиционный образ в весенней обрядности

В сельских местностях еще недавно сохранялись маски, происхождение которых было связано с древними верованиями. Это прежде всего устрашающие маски, известные в кантонах Валлисе и Граубюндене. К их числу относятся «Roitschäggätta» (Rauch — дым, gescheckten — в народном толковании — «пестрые», «лохматые» или «вышедшие из дымохода»; в поверьях через дымоход проникали духи). Деревянные, размалеванные маски с оскаленными зубами и клочками шерсти и меха производили жуткое впечатление. Их появлению на улицах предшествовал звон колокольчиков, висевших на поясах. При криках «Tschäggätta идет!» все прятались по домам. Ряженые держали в руках палки с прикрепленными к ним мешочками золы и сажи, которыми «угощали» зазевавшихся и любопытных. Звуки, издававшиеся ими, походили на рев или ворчанье. Близки к ним и сурсельвские штопферы (кантон Граубюнден), чье название происходило от «stopfen» — «стучать», т. е. будить стуком плодородие земли. Подобно австрийским перхтам они бегали по полям, прыгая и ударяя палками по земле.^{573} По мнению швейцарских этнографов Р. Вейсса, К. Ханземанна, К. Мейли, эти маски служили в древности воплощением умерших, были связаны с культом предков и были принадлежностью мужских союзов Валлиса и Граубюндена. Еще недавно в кантоне Граубюндене в них могли рядиться только мужчины старше 20 лет. Сохранились данные и о том, что сурсельвские штопферы появлялись на масленицу с оружием в руках. Известно также, что во время военных столкновений в XV–XVI вв. часть валисских воинов была замаскирована.

Возможно, что подобное происхождение имели и Röllenbutzen (Реинталь), получившие свое название от колокольчиков и трещоток (Rollen), нашитых на их пестрые одежды. Однако они почти утратили в это время свои устрашающие черты. Они также мазали встречных сажей или обливали водой — действия, соединяемые в прошлом с магией плодородия.

В горных районах ходили ряженые в рваных одеждах зеннов — альпийских пастухов. Их называли «Joheen». Они разбрасывали куски хлеба, что связывалось в народе с воспоминаниями о неурожайных годах в прошлом. Но, возможно, что эти действия имели когда-то то же значение, что и мазанье сажей и обливание водой.

В городских карнавалах большинство масок — средневекового происхождения. Так, ряженые в костюмах прежних цеховых объединений со своими атрибутами, гербами, знаменами были главными участниками шествий в Цюрихе, Базеле, Люцерне. Наряду с уличными шествиями у горожан практиковались также костюмированные балы, вечера, устраиваемые общественными организациями и в домашнем кругу.^{574}

Среди традиционных масок, большое место занимали маски, представляющие супружескую пару или жениха и невесту, а также действия, имитирующие свадебный обряд. Эти брачные мотивы, характерные для магии плодородия, типичны для весенней обрядности и других народов. Особое значение придавали участию в карнавале молодоженов, которые должны были кропить «святой» водой поля или зажигать масленичные костры. Возвращаясь с карнавала, ряженые стучали в окна к молодоженам, показывая им куклу.

С этими же представлениями был связан и игровой обычай — «поездка на болото» (Moosfahrt), известный в кантонах Ааргау и Люцерне еще в 1920-е годы. Деревенские парни ходили по деревням с тележкой, на которую сажали девушек, еще не вышедших замуж (чаще их заменяли парни, переодетые в женские платья), чтобы свезти их за деревню на дальнее бесплодное болото и «чтоб они не повредили посевам». Нередко девушки заранее откупались от парней сластями, колбасой и др. Местами устраивался «суд» над незамужними, на котором одна из них выступала в качестве «адвоката» и «обвинителя» мужской молодежи. Все это нередко сопровождалось грубыми и фривольными шутками.

Отдельные известия сообщают об обычае «опахивания» полей плугом или бороной. Еще в начале XX в. парни и девушки (или только девушки) ночью тащили плуг вокруг полей. Возможно, что здесь магия плодородия соединялась с апотропеическим значением как этих действий (магический круг), так и самого плуга.^{575}

К элементам земледельческой обрядности нужно отнести и появление на масленицу ряженых, закутанных в солому, сено или зеленые ветки. В прошлом были известны такие игры, как «охота на дикого человека» или на «животных» — медведя, лису, — ряженых в зелень или солому. Как те, так и другие игры связаны с древними верованиями о духах полей или растительности.^{576}

В ряде мест в один из дней масленицы в деревне ставили большое дерево — сосну (Block). Дерево срубали в лесу, по традиции ночью, и незаметно доставляли в деревню. На следующий день дерево торжественно водружалось на площади, все жители украшали его лентами, цветами, плодами. В некоторых деревнях Бернского Оберланда община дарила дерево молодежи, а затем оно «продавалось», вернее собирались деньги на пирушку. В последний день праздника его распиливали на щепки как символическое окончание масленицы.^{577}

От дохристианского праздника проводов зимы в масленичных шествиях сохранились традиционные маски лета или весны и зимы. Соответственно ряженые были либо в зелени, либо в белой теплой одежде; их сопровождала свита, несшая цветы, фрукты, вилы, косы и т. д. Нередко сами эти персонажи трансформировались в символы добра и зла или поста и масленицы в черных и белых одеждах. Иногда на их месте выступали «проповедник» и Бахус в сопровождении семи смертных грехов. В кантонах Цюрих, Санкт-Галлен и Ааргау носили двух кукол — одну светлую, другую темную, укрепленных на подвижном колесе, возможно, — это символизировало когда-то год с его делением на зиму и лето.

Для Швейцарии характерно включение в масленичную обрядность игровых действий с изгнанием или сожжением соломенных чучел зимы или смерти. Нередко они были приурочены к иным датам весны (от февраля до апреля включительно): в католических кантонах чаще к первому дню поста — среде, в протестантских кантонах заключительные акты праздника связывались с воскресеньем или понедельником «крестьянской масленицы». В протестантской части кантона Граубюндене в понедельник распиливали толстое бревно — «старика», или соломенное чучело — «старуху», в Люцерне в этот день сжигали куклу — «ведьму», а в Ааргау — «соломенного человека» — длинную жердь, обернутую соломой. В первое воскресенье после весеннего равноденствия в промышленном центре Швейцарии — городе Цюрихе при большом стечении народа ежегодно сжигают соломенного болвана (Boogg). По интенсивности горения костра, по тому, как падало чучело, в старину гадали о будущей погоде.

Местные вариации этих кукол, или чучел, необыкновенно многочисленны, с течением времени они трансформировались в комические фигуры, например в люцернского Фритцши (свое имя он, по-видимому, случайно заимствовал от святого Фридолина, чья память приходилась на соседнюю дату).^{578}

В большей части Швейцарии, особенно в предальпийских районах, почти во всем Миттельланде, в кантонах Женеве, Невшателе, Золотурне, Тессине, был распространен обычай зажигания огней на масленицу. Чаще это были костры, которые зажигали в первое воскресенье поста на высоких холмах. В некоторых местах для них складывались специальные срубы в виде высоких пирамид, вершины которых увенчивались кустом или деревцем.

В других районах бросали горящие деревянные шайбы. Готовили их во множестве и всегда заранее. Нанизанные на бичеву в виде ожерелья, они представляли гордость деревенских мальчишек. Чаще шайбы бросали в честь кого-нибудь, называя имя девушки или уважаемого лица. Зажигали также факелы, сохранились известия и о горящих колесах, которые катили с гор. Название этих огней варьировали по областям. Так, среди германошвейцарцев их называли «искрами» (Funken), у франкошвейцарцев и италошвейцарцев — «факелами», «соломенными жгутами» (brandon, feu des failles, pairo, fallo).

В зависимости от вида огней называли и сам день, например, «воскресенье с искрами» («Funkensonntag»), «воскресенье с факелами» («la fête des brandons»), «день соломенных жгутов» («jour des failles»).

Через костры прыгали парами и в одиночку. Высокий прыжок связывали с будущим благополучием. В Юре вокруг костров скакали на лошадях, чтобы, как говорили, была выше конопля. Особое обрядовое печенье выпекали на огне Küchle (отсюда одно из названий этого дня — Küchlesonntag). В печенье (кантон Во) нередко запекали ленту, кольцо, а иногда, ради шутки, — паклю.

В итальянской Швейцарии на кострах варили сладкую поленту — густую кашу из кукурузы. Ей, как и печенью, приписывали магические свойства, поэтому все присутствующие должны были попробовать эти блюда, чтобы, как говорили, не болеть и быть счастливыми. Крошки бросали на поля, подбавляли в корм скоту. Сам огонь, угли и зола от костра также наделялись силой оберега или плодородия. В кантоне Тургау парни бегали по улицам и лугам с зажженными факелами, описывая ими в воздухе огненные круги. Возможно, что фигура огненного круга в древности символизировала солнце. Этот обычай, как и бросание горящих шайб и катание колес, неоднократно запрещались местными властями из-за опасностей пожаров. Позднее их стали заменять фейерверками.^{579}

Масленичные празднества не прекращались и позднее. В городе Базеле веселились и в первую неделю поста — в понедельник и во вторник «крестьянской масленицы». Участники шествий были членами различных объединений, так называемых клик. Герои дня — барабанщики — принадлежали к клике, известной еще в XV в. Барабанный бой, предшествующий появлению ряженых, поднимал жителей города еще на рассвете. Этот обычай, считают этнографы, сохранился как традиция, в память об обходах в средние века городской стражи. Следовавшие за барабанщиками ряженые несли светящиеся транспаранты, карикатурные изображения, нередко представляющие острую сатиру политического, общественного или антиклерикального содержания. Обязательны также были «чертова мельница», омолаживающая старух и стариков, и «тяжелый жернов» для злых языков. Свою сатирическую направленность городские масленичные шествия унаследовали от средневековья. С XIX в. многие транспаранты стали делаться мастерами-декораторами.

Шествие студентов на масленицу (г. Базель), Шуточная сценка — «в зубоврачебной
 клинике»

В масленичных празднованиях Базеля центральную роль играли ряженые, изображавшие почетные знаки трех основных цехов средневекового Базеля, «лев», «грифон», «дикий человек». Последний, одетый в зеленые ветки, в сопровождении нескольких барабанщиков и шута переплывал на плоту Рейн. Каждая из этих трех масок исполняла свой особый ритмический танец, состоящий из прыжков. Вечером все ряженые соединялись вместе, и веселье продолжалось до утра.

В ряде мест празднование масленицы заканчивалось ее символическими похоронами с произнесением положенных речей, жалобных криков.^{580}

После «крестьянской масленицы» и здесь наступал пост. Однако, несмотря на запреты, и в это время были известны народные обычаи, связанные с приходом весны. Так, в сельском Базеле, на четвертое воскресенье поста сжигали куклу из тряпок; в Эттингене ходили по селу, собирали яйца, соль, муку для коллективной трапезы, на которой обязательным блюдом была яичница, считающаяся символом солнца.

В весенней обрядности швейцарцев сохранились следы магических действий, направленных на пробуждение природы.

Так, в ретороманских районах кантона Граубюндена 1 марта дети ходили (раньше взрослые), обвешанные бубенцами и колокольчиками, чтоб их звоном «будить траву», усилить ее рост. При этом они пели:

Сам этот праздник, как и его название «Chalanda Mars», по-видимому, уходит своими корнями к римским мартовским календам. В Поскьяво к этому же дню (было приурочено сожжение соломенного чучела, причем солому для него, по традиции, крали. Обычай «будить траву» был известен и в других районах Швейцарии, но был соединен с иными днями. Так, у германошвейцарцев эти выходы на луга слились со сравнительно поздними по происхождению шествиями школьников, устраиваемыми 12 марта в день св. Григория (римского папы Григория VII), считавшегося в Швейцарии патроном учителей и школьников. Дети несли зеленые ветки, которыми они ударяли прохожих, — действия, связанные в прошлом с верой в магическую живительную силу новой зелени, якобы переходившую при ударе и на людей. Иногда среди детей были ряженые, в том числе «зима» и «лето».

К марту был приурочен местами и обычай «будить пчел», стуком в улья им «объявляли» о наступлении тепла, патроном пчел считали св. Иосифа, чей день приходился на 18 марта. В обрядности этого месяца находило отражение и дальнейшее прибавление дня; одной из первых вех работы при дневном свете было 18 марта. Символическим выражением этого служил обычай пускать вечером в реку зажженные свечи, укрепленные на плотах или в долбленых тыквах.^{582} Подобные традиции были связаны и с днем 2 февраля.

Первое апреля как день веселых шуток и обманов получил известность во всей Швейцарии.

Во второй половине апреля во многих районах Швейцарии выгоняли скот на пастбища. Сроки выгона значительно варьировали в зависимости от географических условий. Большей частью выгон приурочивали к ближайшим религиозным праздникам. Самым частым днем выгона скота было 23 апреля — день св. Георга. Как народный покровитель скота, особенно лошадей, он пользовался в Швейцарии особой популярностью. В католических районах в этот день рано утром сгоняли скот на площадь перед церковью, служили молебен, благословляли скот и кропили «святой» водой. В Среднем Валлисе, в одном из центров коневодства, устраивались скачки на лошадях.

В других областях страны существуют иные сроки выгона скота: 1 мая или первое воскресенье мая, второй день пасхи, духов день и троица. Пастухи в праздничных одеждах проходили вместе со скотом через всю деревню. Шествие сопровождалось звоном колокольчиков и бубенцов. Впереди вели пестро украшенных коров-победительниц в коровьих боях, устраиваемых в конце лета.^{583}

Участники карнавала в г. Базеле. Главные ряженые изображают символы средневековых цехов — льва, грифона, «дикого человека»

Ряд дохристианских обычаев, связанных с древними весенними празднествами, вошел и в пасхальный цикл, несмотря на его церковный характер. Так, католические процессии на вербное воскресенье, возможно, развились из древних хождений с зелеными ветками. Эти ветки вербы, бука, сосны, ореха и т. д. известны в большей части немецкой Швейцарии как «пальмы» (Palmen), в итальянской Швейцарии — «оливы» (Olive). Отсюда и сам этот день называли «пальмовым» или «оливковым» воскресеньем (Palmsonntag, domenica d’oliv). Католики франкошвейцарцы особенно украшали ветки или деревца яблоками, сластями и лентами. Эти ветки освящали в церкви, после чего их бережно хранили в сараях, домах, в саду, приписывая им свойства оберега, силу исцеления или плодородия. При первой пахоте их кусочки закапывали в землю, чтобы, как говорили, не водились мыши.^{584}

В последние дни поста в Швейцарии был известен обычай «обновления огня». В страстную пятницу или субботу примитивным способом — путем трения — от этого «нового» огня возобновляли огни домашних очагов.^{585}

На рассвете первого дня пасхи поднимались в горы, чтобы увидеть, как солнце «танцует» или делает три прыжка. Пришедший с опозданием получал насмешливое прозвище «пальмового осла».

Традиционный обычай 1 марта у ретороманцев. Группы мальчиков идут «будить» шумом и звоном растительность (Граубюнден)

Большое значение придавалось обрядовой еде пасхального дня. Основные блюда из мяса, творога, а также сыр, яйца и обрядовый хлеб, украшенные молодой зеленью, освящались в церкви.

Обрядовый хлеб пекли большей частью круглой формы, иногда фигурный — в виде ягненка, зайца, птицы. По традиции каждый член семьи, а также скот должны были получить свою долю от каждого блюда.

Особая роль в пасхальной обрядности отводилась яйцам. За несколько дней до пасхи их красили, чаще в красный цвет; нередко яйца покрывали многоцветными узорами. В некоторых местах обычай крашения яиц был неизвестен, хотя они и сохраняли обрядовое значение. В первый день пасхи родные, знакомые, девушки и парни при поздравлениях обменивались яйцами.

Известно множество различных игр и состязаний, связанных с пасхальными яйцами, нередко требовавших значительной ловкости от их участников; главной областью распространения игр была французская Швейцария. Нередко участники скакали на лошадях или (в горах) бежали на лыжах. В немецкой Швейцарии яйца рано утром прятали в траве, а маленькие дети потом их искали. Почти неизвестен этот обычай в горных районах, где в это время еще лежит снег.

Согласно легендам пасхальные яйца приносили церковные колокола, летавшие в Рим (франкошвейцарцы), кукушка или чаще заяц (германошвейцарцы).

Представление о пасхальном зайце, несущем яйца, появилось в Швейцарии, как считают, под немецким влиянием в начале XX в. Позднее и сравнительно медленно оно стало распространяться и среди романского населения, прежде всего у горожан.^{586}

В майской обрядности отразилось стремление повлиять на погоду, чтобы обезопасить будущий урожай. До середины мая еще опасались заморозков, поэтому в народный календарь виноградаря, как и в соседней Австрии, входили дни «ледяных святых» — Бонифация, Панкрация, Сервация.^{587}

Для обрядности этого времени характерны также выходы и выезды на поля. В католических районах — это большей частью религиозные процессии со священниками во главе, молебствиями, окроплением «святой» водой, заменившие более древние магические действия, направленные на вызывание дождя, против засухи и града. Наиболее часто их приурочивали к религиозному празднику вознесения (сороковой день после пасхи). У германошвейцарцев этот день, как четверг, по народным приметам, был грозовым, поэтому именно на него считали дождь нежелательным.

В Валлисе ко дню вознесения был приурочен и обычай иного происхождения. Во время выезда в поле всадники объезжали все владения, у каждого пограничного знака втыкали в землю зеленые ветки или кусочки пасхальных «пальм» как оберег. Иногда приносили и обрядовое деревце. Первоначально смысл этих выездов, вероятно, заключался в периодической проверке пограничных межей.

Во французской Швейцарии к этому дню были приурочены соревнования пожарных команд и стрелковых обществ.^{588}

Во время праздничных выходов в горы собирали молодую зелень и цветы. Возможно, что этот обычай послужил основой для современных праздников цветов — нарциссов (г. Монтре), камелий (Лозанна), роз (Женева), включавших красочные процессии и театрализованные представления.

В обрядности весеннего времени, времени расцвета природы, часто сохраняются следы древних поверий о вегетативных духах природы. Особенно характерно это для обычаев французской Швейцарии, а также соседних с ней районов. Так, 1 мая или в первое воскресенье мая устраивался «праздник зелени» (la fête du feuille). Молодежь ходила по улицам с зелеными ветками, собирая гостинцы для общего пиршества. В кантонах Женева и Невшатель в эти дни дети выбирали майских жениха и невесту или майских короля и королеву, украшали их зеленью и цветами и возили по улицам. Широкую известность получили исполнявшиеся в это время песни «Majentze», обычно заканчивавшиеся просьбой об угощении:

В некоторых местах участники шли с колокольчиками «вызванивать май». В городах их шествия сопровождались колокольным звоном. В городских парках и на площадях устраивались театральные представления, сюжеты которых были заимствованы из народных легенд и сказок.^{590}

У германошвейцарцев (Санкт-Галлен) 1 мая или в первое воскресенье месяца деревенские парни ставили, по традиции, перед домом любимой девушки обрядовое дерево, березку — майю, украшенную бантами, сладостями. Перед окнами тех, кому не симпатизировали, укрепляли соломенное чучело.

Шествие с «майским медведем» — мальчиком, спрятанным в зелени (г. Рагац)

Элементы весенней дохристианской обрядности стали и частью церковных праздников мая и июня — пятидесятницы, духова дня, троицы и др. Так, в эти дни после мессы молодежь и дети играли в «охоту на дикого человека» (вегетативного демона). Мальчика или парня, закутанного в зеленые ветки, прятали в лесу. Его поиски и ловля сопровождались веселыми криками и шутками участвующих. Во Фриктале ряженого в зелень везли из леса на коне, около источника его «крестили», т. е. погружали в корыто или в источник или пруд. После этого вся кавалькада возвращалась в деревню, по пути обливая водой встречных, особенно женщин. В других местах в корыто окунали статую св. Урбана, возможно, заменившего здесь духа растительности. В Зарганзерланде этот обычай был связан с народным культом святого — покровителя виноградарства. Крестьяне приносили ему дары, но за плохую погоду бросали его статую в воду.

Традиционным персонажем в кантоне Женева и в Рагаце был «майский медведь» — ряженый, одетый в зелень, и с маской зверя на лице, или мальчик, скрывавшийся внутри высокой подставки в виде пирамиды, плотно закрытой зелеными ветками. Для получения сладостей мальчик высовывал из пирамиды руки. Этот обычай, по-видимому, свидетельствовал и о существовании как антропоморфных, так и зооморфных образов в прошлом, характерных для древних верований в вегетативных духов или духов поля.

Обход ряжеными вокруг источников, украшение их зеленью, купание и обливание водой, как можно предполагать, представляют следы культа воды, жертвоприношений ей или веры в ее очистительную и оплодотворяющую силу, связанными с этим временем года.

Эти давние представления вошли и в церковный католический ритуал. Так, на пятидесятницу и троицу освящали воду и зелень, украшали ветками церкви. Во время торжественных процессий на троицу и в день тела господня верующие несли майи — ветки бука, сосны или березы, которыми потом украшали свои дома, дворы, часто их ставили и около «священных» источников.^{591}

По характеру своей обрядности эти праздники как бы заключают весенний цикл, а часть связанных с ними обычаев примыкает к летнему циклу.