Герман
Вот надо же было так! Летчик-испытатель, честное слово. Так счесала колени, что на них даже смотреть больно. И ладони в мясо… Порез на правой руке наша медсестра Маше пластырем заклеивает, а все остальное после обработки оставляет как есть. Честно, лучше бы это я навернулся. Или, что еще лучше, был бы рядом с ней, тогда она бы не полетела носом вперед и не проехалась по асфальту.
К счастью, с ногой все нормально, просто бегать и прыгать до конца смены моей напарнице теперь не рекомендуется. Ну и ладно, с этим сам справлюсь, если что. Главное, что на вечер она хотя бы обувает безопасные босоножки на тонкой подошве. Теперь я спокоен.
А поговорить, конечно, мы не успели. Не потому, что времени не было, а потому, что эта вредина уперлась и слушать меня не захотела. Даже не думал, что в ней реально столько вредности! Впрочем, тем интереснее.
Я не думал, что слишком быстро ее раскусил, но Маша продолжает удивлять.
Мы отправляемся на площадку перед большим корпусом, где отрядам предстоит показывать подготовленные танцы. Здесь все украшено в стилистике 60-х: висят гирлянды из цветных флажков, постеры с модными в советское время лозунгами, проектор транслирует на экран, установленный у стены корпуса, фильм о Москве советского времени. Сегодня действует дресс-код: в джинсах нельзя, а девочкам желательно и вовсе быть в платьях.
Наши дети после проигрыша в зарнице настроены сегодня всех перетанцевать, тем более, в этот раз Степа тоже при делах, я же его назначил ответственным за дисциплину. Не знаю, правда, для чего он увязался танцевать, хотя знаю, из-за кого. Не мог допустить, чтобы Влада оказалась в паре с кем-то другим. Боюсь, что танцевать он не умеет от слова совсем, но сегодня мы это и проверим.
А Марья коза Николаевна теперь от меня бегает. Поняла, что я собираюсь серьезно с ней поговорить, и не оставляет ни одного шанса сделать это. Организатор она, видите ли. Уже подумываю над тем, чтобы попросить Федю еще раз запереть нас в комнате, хотя столь пристальное внимание мне не особо понравилось. Найду время. Да хоть после посвящения в вожатые.
Вечерняя программа длится довольно долго. Выступления отрядов перемежаются конкурсами, викторинами и другими развлечениями. В самом конце члены жюри удаляются в радиорубку на совещание, а когда возвращаются, объявляют наш отряд победителем танцевального соревнования! Наши на радостях вылетают в центр площадки и начинают прыгать, обнимаясь и образуя огромную «капусту». Маша аккуратно ковыляет к детям, а я тут же оказываюсь рядом – надо проконтролировать, чтобы никто из наших танцующих медведей под два метра ростом не отдавил ей больную ногу.
Радостные, воодушевленные и счастливые, наши никак не могут успокоиться, шумят во время отрядного круга, с воплями и громкими песнями идут чистить зубы и на горшок. Укладываем их, прилагая все возможные усилия. Далее по графику максимально короткая планерка, просто обсудить, есть ли какие-то проблемы, и ознакомиться с программой завтрашнего дня.
- Перекур, кому надо. Всем новеньким время на моральную подготовку, и ровно через десять минут встречаемся на футбольном поле за территорией, – объявляет Раиса в конце планерки. – Старички, если бросите корпуса без присмотра, головы откручу. На каждом корпусе обязательно дежурный! И один дежурный методист тоже остается.
- Есть, – быстро реагирует Сан Саныч. Этот жук сам точно шоу с посвящением не пропустит, а только сейчас определит старших для караула.
Да я так скурюсь на этой смене! Даже с Филом часто не курю за компанию, а тут как-то регулярно звезды сходятся, и я снова бегаю травиться с ребятами.
- Боишься? – специально раззадоривает меня Федя.
- С чего бы? Я что, целка перед первым разом?
- Можно сказать, у тебя сейчас вожатская девственность. А после посвящения станешь взрослым мальчиком, – вторит дружбану Виталик.
Кстати, в круговерти наших с Тихоновой ссор я даже не обратил внимания, что сейчас происходит между Виталиком и Алиной. Но и не время спрашивать, как-нибудь в другой раз, если товарищ вообще захочет вновь поднимать эту тему.
- Хватит стебаться, если вы хотели запугать этим своим обрядом, то стоило пробовать кого-то другого.
- Ладно, смельчак ты наш, погнали, – Федя выбрасывает окурок и кивает в сторону футбольного поля.
Атмосферно. Темно, только несколько фонарей горит. Прохладно и даже слегка туманно, не самая теплая ночь за время нашего пребывания здесь. На смене у нас шестеро новеньких, включая меня. Именно нас шестерых и ожидает специально придуманная полоса препятствий, несколько похожая на то, что в самом начале смены проходили дети. Правда, тут задания подразумевают порой чуть более тесный контакт, да и вообще они какие-то стебно-пошлые. Ну традиция так традиция, в чужой монастырь со своим уставом не лезут, так что я не возмущаюсь и спокойно прохожу всю ту фигню, что придумали для нас. В конце нас заставляют стать на одно колено и каким-то детским сияющим мечом посвящают в рыцари, то есть, в вожатые. А дальше начинается любимая часть местных «старичков» – тусовка в честь полноценного принятия новеньких в коллектив.
- Я не буду оставаться на посиделки, – заявляет мне Маша. Судя по всему, она собирается прямо отсюда удрать в корпус.
- В честь чего это?
- Ну, я же не новенькая, меня не посвящали. Плюс я сегодня травмированный игрок, мне можно.
- Пойдем со мной. Вообще-то, у тебя напарник посвящался. Неужели полчаса не посидишь вместе со всеми?
Вижу, что она сомневается и хочет слиться, но тут к ней подходит Федя и буквально под локоть тащит за собой.
- Марья Николаевна, прогуливать нехорошо.
- Так это и не пара в университете.
- Хватит умничать, просто расслабься.
Она остается и даже садится за общим столом рядом со мной. Правда, тянет один бокал шампанского вот уже целый час и почти ничего не ест. Когда вижу, что в ее пластмассовом бокале уже не остается ровным счетом ничего, понимаю, что скоро мы уходим. Именно мы, потому что у меня в планах нет отпускать ее одну. Когда парни убегают на очередной перекур, вижу, Маша собирается по-тихому сбежать.
- Учителю русского нехорошо уходить по-английски, Марья. Вместе пойдем, – не оставляю девушке другого выбора и поднимаюсь из-за стола вслед за ней.
- Я сама справлюсь с тем, чтобы доковылять к «сотке», а ты можешь еще посидеть с ребятами.
- Маша, я же сказал, мы пойдем вместе, зачем ты опять споришь?
Оказываемся на улице. Стало еще прохладнее, даже мне хочется укутаться в плед. Мы идем к нашему корпусу быстро, насколько это возможно с Машиной больной ногой, и молча. Когда заходим в «сотку», я первым делом отправляю несчастного дежурного Димона на тусу, пообещав, что теперь мы с Машей останемся и никуда не пойдем. Когда вожатый мчит в кабинет, где организованы посиделки, я захожу в нашу любимую женскую вожатскую и закрываю дверь.
И понимаю, что дурацкие эти разговоры сейчас опять могут сделать только хуже. Я так соскучился по вкусу ее поцелуя! Да и сколько раз мы целовались? Я даже распробовать не успел. Поэтому выбираю эффект неожиданности, в два коротких шага преодолеваю расстояние между нами, обхватываю лицо Маши ладонями, чтобы не пыталась выпутаться, и дерзко целую. Так дерзко, как умею, желательно, чтобы у нее пропал дар речи, и говорить мог только я. И если сначала она все же пытается меня оттолкнуть, то в целом сопротивление быстро прекращается. И вот мы уже хотим съесть друг друга посреди комнаты. А потом я торможу, делая это вновь резко и неожиданно.
- Я хочу целовать тебя так же, когда мы вернемся в Краснодар, – говорю коротко и по факту, без лишних долгих рассуждений. – И я уверен, что так и будет.
***
- Ты не волнуйся, я всего на один день уезжаю, а тебя одного тут не бросят, дадут стажера в помощники, – такой «радостной» новостью Маша утром слегка повергает меня в шок.
Блин, я и забыл про выходные, которые положены нам всем. Маша вовремя подсуетилась, учитывая ее травму, ей как раз бы денек отлежаться дома, не нагружая ногу. Все верно, только я вообще не могу расслабиться и успокоиться от мысли, что она уедет от меня. Только-только помирились вчера, лежали в одной кровати, обнимаясь и целуясь, и тут она уезжает. А я даже в город ее отвезти не могу, потому что отряд без вожатого нельзя бросить.
Все, что в моих силах, – это проводить Марью до ворот, помочь донести сумку с вещами (она решила кое-что забрать сразу, чтобы потом меньше было вывозить). Хорошо, что за ней приехал отец, я по крайней мере спокоен, что ее довезут куда надо. Папа, правда, встречает меня крайне удивленным выражением лица. Ах, точно. Он же видел мой приезд в лагерь, когда я подрезал его на трассе. Наверное, я запомнился ему не особо удачно, но что поделать. И это он еще не в курсе, что я имею виды на его дочь! Такие виды, что у папы могут возникнуть вопросы…
Впрочем, спешить и знакомиться я пока не горю желанием, не так быстро же? На данный момент представляться Тихонову-старшему и жать ему руку не навязываюсь. Маша отчаливает, а меня оставляют с девочкой-стажером на целый день.
Если честно, без Маши мне скучно тусоваться в женской вожатской, поэтому тихий час провожу в комнате, где наши дети, собравшись вокруг двух «маячков» Влады и Степы, решают поиграть в «уно». А к вечеру я понимаю, что и сам выдохся. Короче, может это и странно, но я иду к Раисе и пишу заявление на выходной, чтобы отчалить в Краснодар на сутки следующим после Маши.
С напарницей утром мы едва пересекаемся в отряде, и я успеваю ляпнуть что-то о том, что так мы успеем соскучиться, нам это даже на пользу пойдет. Дома просто откисаю, валяюсь в кровати, заказываю доставку еды, потому что мне лень хотя бы просто пельмени варить, а Лина в очередной раз свинтила в Москву и оставила мне в холодильнике мышь. Ту самую, которая повесилась. Точнее, мышь подвешена за хвост: это любимая шутка моей сестрички, а мышь – маленькая пушистая игрушка родительского кота. Когда-то он забил на эту чучелку из зоомагазина, и мы шутки ради забрали к себе, а уже позднее Лина нашла ей применение.
Вечером решаю покататься, съесть своей любимой шаурмы и пообщаться с Филом, но он, зараза, оказывается не в городе. Укатил со своей ненаглядной к бабушке в домик у моря. Хотя на его месте я бы сделал так же, ведь на море я хочу и даже очень. После смены обязательно поеду. И Марью с собой возьму, если некоторых фиалковых смогу уговорить. Пока даже не имею представления, как это сделать.
Мой выходной официально длится до одиннадцати утра, и я планирую выспаться как минимум до половины десятого. Но какая-то нелегкая поднимает меня уже в восемь утра. Кручусь двадцать минут, пытаясь заснуть еще, но это бесполезно. Видно, я так соскучился по своей Марье, что мне уже не спится. Завариваю крепкий кофе, принимаю душ, бреюсь и пытаюсь хоть чуть-чуть пригладить свои кудри, но это бесполезно.
Сегодня двенадцатый день смены, и для меня он начнется не с самого подъема, а почти с обеда, если судить по расписанию. До конца смены уже считанные дни, дети фактически каждый считают и переживают за скорый разъезд по домам. И я вместе с ними. Потому что ценю каждый день своих «воспитательных работ» в лагере «Горизонт».
- Сегодня день рождения лагеря, – вот так приветствует меня Марья Николаевна, когда я возвращаюсь на базу и захожу в ставший уже таким особенным для нас корпус. Дети как раз уже разошлись по секциям, и у меня будет время спокойно проникнуться дневкой. И осознать, что круг дежурства пройден, сегодня снова время Виталика, Алины и их первого отряда, а завтра – наше.
- А торт будет? Я сладенькое люблю, – интересуюсь у напарницы.
- Будет тебе сладенькое, – ох, как приятно и двусмысленно это звучит. – И еще старички приедут в гости.
- Я помню, и этот твой Коля с поломанной рукой?
- Ты ревнуешь? – я округляю глаза от такого неожиданно прямого вопроса Марьи.
Конечно, ревную. Я уже осознал, какой я ревнивый, и скрывать этого не буду. Я знаю, что Марья честна передо мной. Но все равно на чеку.
- Милая Марья, не произноси такое при мне вслух. Глянем мы на этого Колю. И пусть только попробует полезть целоваться к тебе – доломаю вторую руку.