Каникулы влюбленного режима

Глава 26. Давай, улыбнись

Маша

Ну вот и всё. Последний день смены наступил, как обычно, быстрее ожидаемого. Кажется, только вчера мы катили свои чемоданы в «сотку», а уже завтра сядем по машинам и уедем домой в Краснодар. За прошедшие дни я успела очень привыкнуть к своему отряду. Даже детьми их как-то неудобно называть, ведь они такие взрослые, вот уже даже и выпустились из нашего центра. Признаюсь, пустила слезу в тот момент, когда ребята, перешедшие в одиннадцатый класс, прощались с «Горизонтом», ведь в следующем году они могут приехать сюда только в качестве стажеров, но после выпуска, в период поступления в университет, в лагерь отправляются немногие. А еще мне почему-то почувствовалось, что я тоже прощаюсь с этим центром, хотя следующим летом я только перейду на четвертый курс. Просто есть такое предчувствие, но могу и ошибаться.

Финальный день смены летит в суете. Последний прощальный музыкальный час, на котором многие не сдерживают слез под «Сансару». Линейка, где спускают флаг и уносят с плаца. Вечер подведения итогов, где Степа и Влада все-таки получают свои звания «звездочек лагеря», хотя после их вечернего побега Раиса очень протестовала. Но с Германом смогли отстоять лучших ребят из своего отряда.

После ужина и девочки, и мальчики прихорашиваются, одеваются наряднее. Девчонки вновь предлагают сделать мне макияж, и я соглашаюсь, чтобы сегодня взять все от этого момента. Мы приходим на эстраду, начинается концерт из лучших показанных за время смены номеров. Вожатые традиционно становятся по бокам от лавочек. Мы с Шацким всегда на протяжении смены становились рядом, а не по две разные стороны. Вот и сейчас так.

Он едва ощутимо костяшками дотрагивается до тыльной стороны моей ладони. Легким касанием, словно пёрышко. В этом простом и невинном жесте сейчас заключено желание Германа многое сказать мне, пообещать сохранить все хорошее, что было, приумножить это.

Своим мизинцем он хватается за мой, слегка переплетая наши ладони, насколько это вообще возможно в полном зале. Поворачивается ко мне и приободряюще улыбается.

- Улыбнись, – просит того же и от меня.

А я то ли от детей словила чувство грусти, то ли просто расклеилась. Столько раз переживала концовку смены, и никогда не испытывала при этом столько эмоций одновременно. Наверное, я никогда и не влюблялась на смене… Бывало, что мне еще в подростковом возрасте нравился какой-то парень из отряда, но это никогда не становилось настоящим событием. А вот с Германом уже целая история.

- Эй, Марья Николаевна, ты чего? Ну давай, улыбнись, – снова просит, потому что в первый раз никак не реагирую.

- Конечно, – выдавливаю грустную улыбку, но все же пытаюсь взять себя в руки.

Зачем так переживать? Ведь Шацкий говорил, что все будет хорошо. Говорил, что хочет и в Краснодаре целовать меня так же, как здесь. И как целовал, мама дорогая… В космос можно улететь! Но предчувствия меня так и не отпускают. Мне страшно возвращаться домой, потому что я боюсь потерять то, что мы пытались построить здесь. И когда на прощальной дискотеке мы танцуем медляк, по моей щеке прямо на плечо Шацкого стекает слеза. Успокаиваю себя, но слезы упрямо хотят выкатываться из глаз. Хорошо, что на отрядном сборе мне можно будет поплакать вместе с девочками, чтобы сильно не палиться, иначе у Германа возникнут вопросы. А все вопросы – завтра.

На отрядном сборе слез оказывается действительно много. Девочки разводят сырость, и даже наша железная Влада сдается и тоже начинает реветь вместе со всеми.

- Так, второй отряд, я не понял, – Герман пытается привести ребят в чувства. – А чего мы рыдаем?

- Ну а когда мы теперь увидимся, Герман Юрьевич? В Краснодаре пару отрядных встреч будет максимум, по опыту говорю, – заявляет одна из самых громко рыдающих, девочка, которая тоже выпустилась из центра в этом году.

- Так наоборот же, радоваться надо, если вам все понравилось, вы приобрели классные воспоминания, завели новых друзей, это же здорово, – напарник пытается включить психолога.

- Но смена такая короткая, – говорит Влада и хлюпает носом. – Меньше трех недель, и уже разъезд.

Так как я стою рядом с напарником, чувствую, как дергаются его плечи. И глаз, думаю. Герман наверняка рад, что мы разъезжаемся по домам, все-таки это не его жизнь, хоть он и весьма органично в нее вписался.

Правда, все мысли о том, хочет он домой или нет, пулей вылетают из головы, стоит только Шацкому плотнее сжать ладонью мое плечо.

- Завязываем свою фабрику рыданий, давайте на позитиве заканчивать, – наш прекрасный вожатый непреклонен.

С трудом и все-таки не без слез, но отрядный круг мы завершаем, делаем большую «капусту» для обнимашек, скандируем нашу речевку (в последнюю ночь можно и покричать, что терять уже). Хоть мы и не заняли по итогу первое место в общеотрядном зачете, но вошли в тройку лидеров. И это тоже повод для нашей общей радости и гордости.

- Ребят, мы все понимаем, что спать вы не планируете, но творить лютую жесть даже не думайте, – Герман перед началом «королевской ночи» наставляет наших детей. – Методисты тоже не спят, мы с Марьей Николаевной рядом, так что давайте без фигни. Мы же хотим сохранить хорошие отношения?

- Конечно, хотим, – первым за всех отвечает Степан. Сомнительно, конечно, что Степан будет паинькой в свои последние «детские» часы в этом лагере…

- Тогда постарайтесь вести себя как истинные дети юриста и учителя.

Меня веселит эта фраза «истинные дети учителя и юриста», хотя и понимаю, какой смысл вкладывал в это все Герман. Отряд разбредается по комнатам, но не готовится ко сну, а продолжает шуметь. Все вожатые на месте. Сейчас как раз и будет общий сбор в нашей женской комнате, чтобы все были в одном месте и максимально близко к детям. Пацаны заказали пиццу, которой мы отметим завершение смены, и уже разлили по стаканчикам колу.

Радостно и грустно, сложно описать свои переживания, пусть я и будущий учитель русского языка и литературы.

Мы рассаживаемся по двум кроватям, группируясь по парам, как положено напарникам. Шацкий не просто садится рядом, а еще и укладывает руку на мое колено. С одной стороны, все вожатые «сотки» с первого дня видели, что между нами что-то происходит, даже подталкивали нас друг к другу. С другой – я все равно стесняюсь, когда Герман пытается проявлять чувства публично.

Алина до сих пор каждый раз косится на нас. Не пойму, так и не смирилась с тем, что Шацкий выбрал меня, а не ее? При этом с середины смены у нее какие-то свои «терки» с Виталиком, но это сложно назвать начавшимися отношениями. Мы за всю смену так и не разобрались, что это, да они и сами, похоже, разобраться не сумели. Я пару раз видела их весьма жаркие и не очень приличные поцелуи, и не сказать, чтобы в этот момент Алина выглядела как недовольная сторона. Ее точно не заставляли, а целовалась она так, как мне будет просто даже стыдно целовать Германа. Но, думаю, разберутся они уже позже, в городе.

Федя, самый большой шалопай среди вожатых, хотя работал на смене не первый раз, решает стать тамадой нашего импровизированного застолья.

- Ну что, друзья. Завтра вечером мы с вами все уберем, сдадим корпуса, пожмем друг другу руки и разъедемся, – он говорит это, и мне снова становится грустно. – Наша последняя ночь вместе, как ни крути. Я был рад поработать вместе с вами.

- Взаимно, брат, – поддерживает его Виталик.

- А я рад, что батя придумал мне такое перевоспитание, – говорит Герман. – Сам я бы никогда в жизни не додумался взять и поехать в лагерь. Оказывается, это круто.

- Классно, что тебе понравилось, – комментирует Алина, надувая свои кукольные губки. Кажется, она так сильно сроднилась с этой привычкой, что теперь делает это непроизвольно.

- Давайте честно признаемся, это было классно, – вновь «берет микрофон» Федор. – А некоторые даже устроили свою личную жизнь.

Тут он косится в сторону нас с Германом и акцентирует внимание на руке Шацкого, которая так и покоится на моем колене. Алина, хмыкнув, отпивает колы. Интересно, зачем она Виталику? На мой взгляд, он заслуживает девушку, которая будет ценить его, а не демонстративно реагировать на другого. Особенно на другого, который конкретно ее отшил.

- Хотя могли бы сделать это и лучше, – почти про себя говорит наша змеючка, но я прекрасно слышу.

- Виталик, вы опять поссорились с Алиной? К чему она это? – неожиданно для всех переводит стрелки Герман.

- Мы? С Алиной? Ты о чем?

Смешно и забавно видеть потерянного Виталика, просто представьте, большой ребенок, который сидит и нервничает. Хотя на удивление хорошо маскируется. Ой, Виталя, видела я ваши поцелуи с языком, уж простите.

- А что мы все обо мне и Марье? Давайте выясним, кто еще устроил личную жизнь на этой смене, – подмигивает Виталику и крепче сжимает мое колено.

В комнате на секунду повисает зловещая тишина, а потом мы все отчетливо слышим очень громкий звук сработавшей хлопушки и одновременно подрываемся с мест, чуть не сбивая друг друга на ходу.

Мы с Шацким понимали, что Степа явно станет инициатором того куража, который будет твориться в «сотке» ночью, но не учли, что наш дорогой мальчик еще и друзей из других отрядов привлечет к своим развлечениям. В общем, когда мы все вместе выбегаем сначала в коридор, а затем на веранду, понимаем, что Степан тут бахает хлопушками из конфетти. Хорошо хоть догадался пиротехнику настоящую не притаскивать.

Не улавливаю даже, кто начинает материться быстрее – Виталик, Герман или Федя. Диме повезло, его отряд в этой несанкционированной сходке не участвует.

- Степан, это что за приколы? – Шацкий обрушивается на нашего, можно сказать, вице-капитана.

- «Королевскую ночь» празднуем, – совершенно спокойно и с улыбкой отвечает парень.

- Слушай, ты же в кадровый резерв хочешь, зачем тогда напоследок косячишь?

- А вы меня сдадите?

Хороший вопрос. Устраивать шоу в надежде, что вожатый прикроет – не очень умно, но Шацкий все же уводит мальчика на воспитательную беседу, Виталик забирает под крыло своих, и мы постепенно расходимся. В какой-то момент понимаю, что стою рядом с Алиной, и она смотрит на меня внимательно, как будто впервые видит и замечает что-то необычное.

- И все-таки я не понимаю, почему он выбрал тебя, – вдруг говорит наша змеючка. – Объективно, ты, конечно, симпатичная, но не такая, как я. Ты даже краситься сама не умеешь, дети помогают. И каблуки носить не умеешь. Да и волосы свои вечно за лентами этими прячешь.

- Думаешь, парням правда настолько важно, чтобы мы каждый день носили каблуки и распускали волосы? – чувствую, словно у меня прорывает дамбу. Хочется сказать всё, что я думаю, прямо сейчас. – Алина, ты красивая девушка. Красивая, ухоженная, привлекательная. Никто с этим не спорит, это действительно так. Но я не понимаю, почему при внешней красоте в тебе столько злости. Кто тебя так сильно обидел? Или кому ты завидуешь? Да ну, с такой внешностью глупо завидовать, наверное, я ошибаюсь.

- По-моему, ты даже не осознаешь, что тебя выбрал самый красивый парень в этом лагере, – заявляет она, пропуская мои комментарии мимо ушей.

- А тебя – самый умный и перспективный. Виталик – замечательный, ты же и сама знаешь. Компанейский, веселый, но когда надо – серьезный и собранный. И вообще, он айтишник, а это самая востребованная и высокооплачиваемая профессия сейчас. Самостоятельный, хороший парень.

- Зачем ты мне его плюсы перечисляешь? – недоумевает Алина. – С чего вообще вы с Германом взяли, что у нас с Виталиком что-то есть?

- С чего Герман так решил, не знаю, а я видела ваши поцелуи. Так что мне даже не пробуй рассказывать, будто я все себе придумала.

Выражение лица Алины надо просто видеть. Она не верит своим ушам.

- Как это возможно? Нет, ты точно не могла видеть!

- Ну извини, – пожимаю плечами. – Это случайно как-то вышло.

- А ты не так проста, как кажешься.

- Я и не прикидываюсь простой. Я лишь такая, какая есть.

- Ладно, то, что у нас с Виталиком, – это только наше дело, как и у тебя с Шацким. Не знаю, если ли у всего это шанс после смены в реалиях города. Время покажет.

- Тут ты права.

На этой фразе решаю оставить ее в покое и возвращаюсь в вожатскую. Постепенно мы собираемся все вместе, но посиделки уже были прерваны, и восстановить атмосферу никак не получается. Поэтому максимум через час мы разбредаемся по своим отрядам и уже дальше находимся с детьми. Не зря, ведь они спать ложиться вообще не планируют, собираются встречать рассвет и нас с Германом с собой зовут. Смешные, как будто есть варианты, что вожатые не пойдут. Речь, конечно, не о выходе за территорию лагеря, но за территорию корпуса уж однозначно.

Вот так и заканчивается эта ночь – мы сидим в беседке, закутавшись в пледы, слушаем музыку из чьей-то портативной колонки, зеваем и засыпаем, но держимся, чтобы вместе провести последние часы этой смены.

Утром отправляемся на завтрак, после чего Федя берет гитару и устраивает импровизированный музчас для четырех отрядов прямо на веранде корпуса. Просим ребят еще раз проверить тумбочки, шкафы, заглянуть под кровати, чтобы точно ничего не забыть. Кто-то бегает с футболкой и маркером, собирая автографы, кто-то с блокнотом, по старой традиции собирая пожелания в него, кто-то делает финальные фото на память. И вот за первыми из детей уже начинают приезжать родители. Процессия эта напоминает день заезда, только она совсем не такая веселая и шумная. Парни вновь становятся грузчиками и помогают тащить чемоданы и сумки на КПП, а мы, вожатые-девушки, обнимаем всех на прощание и с легкой тоской отпускаем из отряда в обычную жизнь.

- Еще недавно здесь все было битком забито, – с грустью смотрю на веранду, которая уже успела частично опустеть. С теми, кто еще ждет родственников, Федя пока продолжает петь по заказу любые композиции из песенника.

- Да ладно, пора уже по домам, – комментирует Алина, но не так язвительно, как обычно. Вообще мне кажется, что наш вчерашний разговор каким-то образом на нее подействовал.

- О да, пора домой и выспаться, – говорит Виталик, который сегодня ни на шаг не отходит от напарницы.

- И обновить маникюр, – добавляет Алина. Ухмыляюсь, а впрочем, какие-то вещи не меняются.

Герман возвращается к нам, проводив сразу нескольких детей. К обеду их остается совсем мало, а когда забирают Степу и Владу (почти в одно время, видимо, они с родителями договаривались), то отряд выглядит совсем уже малюсеньким. Сегодня мы обедаем за столами вместе с детьми, методисты тоже подсаживаются к нам, а вожатский стол уже не накрывается. Ровно в два часа дня мы с Шацким провожаем последнего ребенка из нашего отряда и понимаем, что теперь смена для нас точно закончилась.

Однако работа кипит еще до самого вечера: уборка корпусов, выгрузка костюмов, баннеров, реквизита. Последний, уже довольно неформальный сбор педотряда. Уже завтра днем сюда заедут другие вожатые, которые работают на основной, непрофильной смене этой базы. А тем временем Раиса жмет каждому из нас руку, говорит спасибо за успешную работу и объявляет смену закрытой.

- Все собрала? – спрашивает Герман, выкатывая из мужской вожатской чемодан и притормаживая возле женской.

- Кажется, да.

- Проверь лучше.

- Эй! Ты выучил эту фразу, чтобы говорить детям, и продолжаешь так разговаривать со мной!

- Мы в ответе за тех, кого приручили, Марья. Тебе ли не знать? Проверь все еще раз, прощайся со всеми, и погнали к машине. Я тебя отвезу.

Долгих прощаний не выходит – с вожатыми мы уж точно очень скоро встретимся, да и первое время, по опыту, будет тянуть на такие встречи и общение. Так что буквально через пять минут я оказываюсь в салоне того самого черного кроссовера, что подрезал нас с папой на трассе. Шацкий заводит машину и выезжает со своего места парковки.

Три недели вместе закончились. Мы едем молча, иногда бросая друг на друга короткие взгляды, и оба не знаем, что сказать, хотя нас переполняют эмоции. Мы едем в какую-то новую жизнь.