Маша
Если честно, я боюсь, что Герман реально просто сбежит. Нет, он не показывает вида, что как-то напуган происходящим, но даже меня двадцать четыре взрослых ребенка несколько удивили. А его, который впервые оказался в подобных обстоятельствах, напугали теперь подавно.
Он, конечно, чуть старше меня, выглядит перед детьми несколько статуснее. Да и в целом, это девочки обычно всего боятся, а парни не так. Хотя не буду утверждать, что хорошо знакома с мужской психологией, у меня серьезных отношений с представителями мужского пола фактически не было. Так, какие-то свидания, поцелуи, не более того. Братьев родных у меня нет, только двоюродные и троюродные, но мы не слишком много общаемся. Так что рассуждать о тонкостях мужского поведения я точно не могу…
И все же надеюсь, что Герман не сбежит. Хотя когда смотрю на него, сидящего по другую сторону стола для вожатых и болтающего с парнями-соседями по вожатской, не вижу причин для беспокойства.
Первый день проходит в трудах и заботах. Сдаем списки отрядов методистам, вручаем детям раздатку, проводим экскурсию по базе, отправляемся на оргсбор всего лагеря – знакомство с педагогическим отрядом. Впервые исполняем гимн нашего центра под гитару. Герману, разумеется, еще в первый же день сказали выучить гимн так же четко, как Кодекс об административных правонарушениях. Но сейчас, бросая украдкой взгляды в его сторону, понимаю, что текст он знает ровно через строчку. Надо после отбоя торжественно вручить ему песенник и еще раз усадить учить. Учитель я или нет, в конце-то концов?
Вечером после ужина детей на спортивной площадке ожидает небольшое тематическое представление, рассказывающее о тематике нашей смены. Смотреть его приходится стоя, так как перетаскивать лавки с эстрады по жаре было бы мучением для наших мальчиков, а на эстраде не хватало места для реализации задумки «режиссера-постановщика». Присесть или даже прилечь больше всех явно хочется Герману Юрьевичу. Он стоит, подпирая собой дерево, и жует жвачку, смотря куда-то в медленно темнеющее небо.
Отхожу немного от отряда, добираясь до напарника.
- И как? Жив?
- Жив. Или по мне не особо заметно?
- Ты даже не смотришь представление, – возмущаюсь я вслух.
- Так оно же для детей, – Герман легко находится с ответом.
- А как же личный пример? Это же важнейший метод воспитания.
Герман закатывает глаза.
- Я же не пошел лежать под кондиционером в методической вместо этого? Считаю, я подал достойный личный пример.
- Герман, это работает немного не так.
- Я провел целый день на улице без кондиционера, – заявляет мой напарник, и по его тону можно сделать вывод, что он очень гордится своим достижением.
- И что? Ты разве не понимаешь, что ближайшие дни проведешь так? Абсолютно все. Забудь слово «кондиционер», и скоро привыкнешь.
- Я к этому не привыкну никогда, – спорит со мной.
- Существует теория, по которой привычка вырабатывается за двадцать один день. С учетом времени до заезда детей, мы как раз столько здесь и пробудем. Так что очень даже привыкнешь.
Он молчит. Долго и внимательно смотрит на меня своими голубыми омутами, но молчит. В эту минуту я вдруг ловлю осознание, что ни разу за день не думала о Коле. Точнее, только один раз, когда сравнивала ощущения от телесного контакта с ним и с Германом. Но я совсем не фантазировала, как бы сложилась моя работа здесь, будь моим напарником Коля, а не Шацкий. Герман вытеснил мою способность фантазировать? Или просто некогда сегодня было. Да, скорее, было некогда, у нас же только оргпериод смены, день заезда. Когда уж тут думать о парне, в которого безответно влюблена.
Да и влюблена ли вообще? Ведь его нет рядом, а чувствую я себя весьма… спокойно? Да, я не захожусь слезами от мысли, что все сложилось именно так. Не переживаю и не злюсь на обстоятельства, как в первый день после новости о сломанной руке. Будем считать, что это эффект работы.
- Думаешь, за двадцать один день я привыкну и даже захочу приехать сюда еще? В следующем году?
Вопрос Шацкого заставляет прекратить эти мысли про себя и вернуться в реальность.
- Этого я знать не могу. И вообще, пойдем уже к отряду. Так и быть, на первую планерку схожу я, а ты контролируй отбой и ложись сам.
- И можно спать до утра?
- Когда мы вернемся с планерки, думаю, все вожатые, которые останутся в «сотке», проснутся. Обычно так бывает.
- Кошмар, то есть сами друг другу мешаем поспать?
- Герман Юрьевич, в списке слов, которые надо забыть, пополнение. Добавьте к «кондиционеру» еще одно – «сон».
- Может, сразу весь список?
- У нас еще много времени впереди. Успеем.
На этих словах решаю закончить наш разговор и вернуться к детям, а то загуляла с напарником. Не думаю, что во время представления кому-то есть до нас дело, но порой кажется, будто у методистов имеется всевидящее око, и они замечают даже самые маленькие детали в работе вожатых. Так и на ночной планерке можно получить. Хотя у меня есть привилегия: новый напарник, которого всему нужно учить. Только попробуй еще его научи! Кстати, посмотрела я его дату рождения, по знаку Зодиака он не Дева, а Близнецы. Говорят, тоже знак непростой, хотя какой простой? И вообще, я не самый верящий в астрологию человек. Хотя в судьбу и ее знаки верю. Наверное, все происходящее сейчас – тоже не случайность.
Герман
Да уж, по поводу недосыпа Марья капитально была права: я словил нехватку сна во вторые же сутки смены, когда просыпался будить отряд. Это делал я, ведь вчера Маша первой из нас ходила на ночную планерку и вернулась довольно поздно. Даже не представляю, что там могут так долго обсуждать, но уже сегодня узнаю.
Пройдясь по всей половине крыла, где расположены комнаты нашего отряда, решаю разбудить свою напарницу. Уверен, что она спокойно поднимется по будильнику и без меня, но лучше покажусь ей на глаза. Пусть видит, что я работаю, а не отлыниваю.
В женскую комнату я вхожу, предварительно постучав, что уже считаю неслыханной щедростью с моей стороны. Мог бы и без этого ввалиться, некоторые только бы порадовались.
Кстати, о некоторых. Алину я застаю в кружевной пижаме, с идеально уложенными волосами и аккуратным, неброским макияжем, на который наверняка ушли минут так двадцать. Кажется, что она специально готовилась к утренней встрече с кем-то из мужчин. Или с кем-то конкретным, потому что я ничего не надумываю (я же не девочка), я точно знаю.
- Ой, Герман Юрьевич, доброе утро! – улыбается так мило, словно не проснулась на час раньше меня ради всего этого марафета.
Иногда я даже сочувствую девушкам: мы, парни, утром собираемся за полчаса, а они полчаса только красят свои милые лица.
- Доброе, – отвечаю куда менее позитивно. Будь я дома, в такую рань досматривал бы еще десятый сон.
- Ты не знаешь, Виталик там будит детей?
Мне кажется, ей совершенно без разницы, каких детей будит Виталик и делает ли он это вообще, но ей нужно завязать разговор, и она находит подходящий повод.
- Да, мы вместе с ним вставали и будили всех. А где Марья?
Вижу, как Алина, уже размечтавшаяся поболтать со мной, поджимает губы. Реплика про Машу ей определенно не нравится.
- В душе, – холодно и равнодушно бросает брюнетка. – Если ты хотел разбудить ее, то она и сама проснулась, можешь зайти позже.
Но едва она успевает договорить, как дверь душевой распахивается, и оттуда выплывает мне навстречу полусонное явление. В пижаме, только не кружевной, а с зайчиками, полотенцем на голове и совершенно без грамма макияжа.
- Ты что тут делаешь? – возмущается Маша.
Я совершенно уверен, что даже душ ее не взбодрил, и она по-прежнему хочет спать.
- К тебе пришел, – а я вот совершенно спокойно отвечаю.
- Зачем ко мне? А к детям?
- Да я уже разбудил всех. А если кто-то не встал – я сейчас пройду, проверю. Вот и тебя хотел проверить.
- Я и сама справляюсь, – отбрыкивается от меня напарница, при этом еще и складывает руки на груди, обнимая свои плечи ладонями. Максимально закрытая поза и сигнал к тому, что я залез на личную территорию, желательно свалить и больше так не делать.
Слышу, как недовольно хмыкнув, Алина принимается искать какую-то вещь в свой тумбочке и громко шумит чем-то. Наверное, тонна косметики так гремит. Не думаю, что в шкафчике Алины может лежать что-то полезное.
- Сначала ты спрашиваешь, не сбегу ли я ночью, а потом возмущаешься, когда я просто зашел пожелать доброго утра.
- В смысле «не сбежишь ночью»? – вопрос прилетает со стороны Алины.
Она сдает себя с потрохами, вмешиваясь в наш с Марьей разговор. Значит, слушает и ловит каждое слово внимательно, хотя это ее никак не касается. Но и высказать ей я тоже не могу – сам пришел в общую женскую комнату и начал общаться с Тихоновой на глазах у других.
- А что тебя смутило? – стараюсь спросить у Алины ровным тоном.
- Ты что, ночью был в нашей комнате? И тебе хватило же наглости в первую же ночь залезть к спящим девушкам-вожатым?
Не удержавшись, случайно издаю негромкий смешок и прикрываю рот ладонью, словно мне надо прокашляться и прочистить горло. Алина слишком смешная, так картинно негодует по поводу несуществующего ночного визита. Переживает, что я тут был, а она все проспала и пропустила шанс затащить меня в свою кровать, чтобы в обнимочку поваляться.
- Не переживай по поводу моей наглости, чего реально много, того много. Но нет, ночью меня здесь не было. Если бы я захотел сбежать ночью, то только из своей комнаты и своей кровати, и не в чью-то другую, – особенно акцентирую внимание на слове «кровать», подчеркивая свою собственную территорию в этом корпусе.
- Выйди, пожалуйста, я буду переодеваться, – недовольно задрав подбородок чуть ли не к потолку, говорит Алина.
Получается, мне тут вообще никто не рад. Да, Герман Юрич, дожил! Ты сам приходишь с утра к женщинам, а они еще и не рады!
Я специально смотрю в сторону Маши, показывая, что пришел к ней и хочу сначала услышать ее мнение.
- Да, Герман, мы будем готовиться и выйдем к сбору на завтрак, – говорит моя напарница. – И спасибо, что решил зайти разбудить.
Ну надо же! Все-таки оценила мой жест! Правда, я даже и виду не подам, что для меня это важно. Сухо и быстро кивнув, разворачиваюсь на все сто восемьдесят градусов и выхожу из женской вожатской.
Да, у кого-то сто процентов проблемы с выражением собственных чувств. Ну ничего. Научим. Что там она говорила про привычку за двадцать один день?