Капитан Быстрова

14

Придя в сознание, Наташа открыла глаза. Один открылся легко, второй — труднее. Болело веко. «Вижу хорошо», — обрадовалась она. Наташа увидела незнакомое помещение. Она лежала на походной койке под теплыми одеялами. Туго забинтованная голова болела, казалось, что именно повязка, а не рана заставляет болеть всю голову. Левая рука, в лубке от кончиков пальцев до локтя, лежала поверх одеяла. Летчица осторожно приподняла ее. Попробовала шевельнуть пальцами. Кисть руки болела, но терпимо. Хуже обстояло дело с ногой. Малейшее движение вызывало резкую боль, словно бы электрический ток пробегал от пятки до бедра. Перевязка стягивала ногу, из-за чего ступня отекла и пальцы кололо иголками. Нога под бинтами так горела, будто на ней разожгли костер. Сверху давили, подобно гире, несколько одеял. Наташа попыталась согнуть здоровую ногу, чтобы облегчить тяжесть, но из ее попытки ничего не вышло. Тогда она постаралась вспомнить, что с ней произошло. Память отчетливо, до малейших подробностей восстановила все, вплоть до момента, когда она выбросилась с гибнущего самолета. Дальше — провал, холод, мрак…

Наташа слегка повернула голову. Возле стола пожилой полный человек в халате перевязывал моряка.

— Говоришь, не больно? — услышала Наташа.

— Терпимо, — ответил раненый. — Зацепило-то малость?

— Кожу порезало. Вот мы ее и зашили.

— А у гвардии капитана как дела?

— Три ранения.

Наташа принялась считать: голова, нога, рука… Действительно — три…

Моряк продолжал:

— Стало быть, выживем?

— Выживешь…

— Да не я — она, — матрос показал на Наташу. — Мне-то что!

— И она выживет. Оба поправитесь.

— Ну и хорошо! Спасибо, доктор, я пойду…

— Иди ложись.

— Как — ложись?

— Не спорь. Пока свежо, не болит. Потом будет ныть…

Наташа посмотрела на матроса. Удивительно, почему у него не болит рана?

— Доктор, — тихо позвала она.

Иван Петрович подошел, наклонился к ней:

— Очнулись? Вот и хорошо! Ну как дела?

— Какие все… хорошие…

Доктор вытащил из-под одеяла ее руку в смешном длинном рукаве матросской полосатой тельняшки.

— Всегда пульс… И вы, и Настенька… Неужели нам без пульса нельзя обойтись? Бедная Настенька…

Иван Петрович подумал, что Наташа бредит.

— Сто двадцать, — произнес он про себя. — Сейчас еще разок камфару вспрыснем… Будет легче…

— Пожалуйста, что хотите, доктор… Мне все равно…

А в эфир в штаб эскадры с копией для генерал-майора Головина неслись слова шифрованной радиограммы: