54

В середине июня ранним погожим утром Головин и Быстрова выехали из Берлина в штаб фронта, оттуда должны были вылететь в Москву на Парад Победы.

Подъезжая к Шнайдемюлю, Наташа беспокойно поглядела на генерала, не выдержала, заговорила:

— За Дейч-Кране могила моей сестры. Я с трудом отыскала ее в марте, когда мы стояли здесь…

— Слышал… Давай заедем. Простись с сестрой. Может быть, больше не удастся побывать здесь.

— Мне как-то неловко… Из-за меня вы будете давать такой крюк…

Головин, не ответив, приказал шоферу свернуть на Дейч-Кране.

Рации в сосновом лесу уже не было. В имении стоял саперный полк.

От ворот имения торной дорожкой они проехали до самой поляны. Головин подал Наташе руку, помогая ей выйти из машины. Они подошли к Пашиной могиле. Головин снял фуражку.

Поляна заросла густой ярко-зеленой травой. На могиле росли цветы — ромашки, настурции, незабудки. Кто-то незнакомый и неизвестный заботливо посадил их.

— Посмотри, Наташа, — сказал Головин, склоняясь к свежему венку, и приподнял картонку с надписью: «От части майора Иволгина. Спи, незнакомая нам сестренка».

Наташа, бледная и грустная, стояла над могилой. Тут все оставалось так, как сделала она, когда приезжала сюда с Мегрелишвили, Гришко и Кузьминым. На четырехгранном дубовом столбике белел щиток: «Здесь похоронена Паша Быстрова, 17 лет. Была на немецкой каторге и убита весной 1942 года».

По щекам Наташи текли слезы. Головин дружески взял ее за подбородок, поднял лицо и повернул к себе. Она грустно посмотрела на генерала.

— Я подожду тебя в машине, — сказал он, понимая, что Наташе нужно побыть одной.

Загрузка...