Каурай. От заката до рассвета. Часть 2

Глава 13

Его разбудил тяжелый удар.

Одноглазый встрепенулся и подскочил с пола, где его сморил сон. Церковь была пуста. В щели, оставленные в потолке ночными гостями, вовсю лился яркий полуденный свет. Гроб с панночкой лежал на столе за его спиной — тихий и нетронутый.

А в запертые двери кто-то упрямо долбился, словно створки пытались вынести тараном. Каурай на всякий случай не стал спешить на выход, а то гляди попадешься под горячую руку. Кто-то явно встал не с той ноги, раз пытается вынести ворота, которые сам же и запер. Он отыскал свой арбалет, который лежал на полу, рядом с черным, выгоревшим пятном. Все, что осталось от бедного отца Кондрата.

Вынесенные створки громыхнули о стены, и яркий свет залил помещение. Вслед ему с опаской заходили до зубов вооруженные казаки. При виде разоренного храма с единственным нетронутым гробом посередине Повлюк, Воробей, Абай и прочие достойные лица удивленно хлопали глазами и осеняли себя Пламенным знаком.

Каурай молча вышел им навстречу — при виде него Повлюк вскрикнул и чуть не бросился наутек.

Глядишь, видок у него тот еще.

— Как так? Ты! Живой?! — наставил на него палец смертельно бледный Повлюк и вжал голову в плечи — гулкое эхо после его слов поднялось под потолок и пару раз отскочило от стен.

— Как видишь, — сипло проговорил одноглазый и откашлялся. Свой голос он узнавал с трудом.

Тут за спинами казаков показались удивленные усы Кречета и бороденка пана Рогожи:

— Ты?! — в унисон раскрыли рты удивленные паны.

— Я.

— Ты бы поостерегся, пан, — шепнули Кречету, стоило тому сделать нетвердый шаг к одноглазому. — А то гляди, сам этот чертов опричник нечисть и кликает. Ты гляди глазище-то какое сверкает!

Поморщившись, Каурай отвернулся и нащупал повязку. Совсем забыл про нее.

— Лопни моя черепушка… — проговорил Кречет и грязно выругался, едва не провалившись в одну из дыр в полу. Гнилые доски под ним опасно прогнулись и затрещали.

Да уж, ночью тут не разгуляешься.

— Спокойней, панове, — поднял ладонь одноглазый навстречу готовящейся волне отборных ругательств, — вы все-таки в божьей обители.

— Да еб… я ее в купол эту божью обитель! — сплюнул Кречет себе под ноги. — Пусть бы ей провалиться, если еще одна такая ночка выпадет на мою грешную душонку! Что тут вообще произошло? И как?..

— Мы тут поплясали немного…

Кречет и вся братия за его плечами дружно округлили глаза.

— С кем?.. — одиноко пискнул Повлюк, стуча зубами со страху.

— С Ямой, — не стал жалеть казаков одноглазый. — В полном составе. Пытались добраться до гроба.

— И ты всех их?.. — спросили казаки, осматриваясь по сторонам. Из половиц то тут, то там торчали штыки Каурая. Пусть и без трупов и кровавых луж, но развороченный, почерневший от копоти храм напоминал поле боя.

— Мне просто повезло. Несказанно. А вот отцу Кондрату не очень.

— Он мертв?..

— Увы.

— А как ты здесь оказался?

— Где здесь?

Казаки недоуменно переглянулись, пожали плечами и разошлись перед ним, освобождая проход. Каурай не сразу понял, что они хотят от него, и тут ушей его коснулось птичье пение и шелест лесных крон. Ему смутно слышалось нечто подобное еще до того, как казаки выбили двери, но он не придал этому значения. А сейчас…

Пошатываясь он зашагал к выходу, а когда оказался у порога, сощурился от солнечного блеска и замер, не веря собственному широко раскрытому глазу.

Кругом простирался девственный дремучий лес, шурша пушистыми ветвями, обдувая одноглазого утренней прохладой, кружа голову душистыми запахами хвои.

Снаружи его встретили еще дюжина казаков. Но стоило им только увидеть, как из ворот церкви вместо их товарищей вылезает почерневший от копоти одноглазый горбун с обломанной саблей наперевес, как они едва не бросились наутек. Не обращая на них внимание, Каурай сошел с паперти. На всякий случай, протер уставшие глаза и еще раз огляделся — с крутого, каменистого пригорка, поросшего мор-травой, не было видно ни намека на острог, словно он без следа растворился в лесном пейзаже. По голубому небу плыли полоски курчавых облаков, макушки деревьев приветствовали одноглазого, едва заметно покачиваясь и шумя наперебой.

Почесав затылок, Каурай обернулся к порталу, запрокинул голову и выругался.

Перед ним возвышалась другая церковь.

Храм, в котором заперли одноглазого прошлым вечером, походил на пряничный домик: аккуратный, расписной с голубой маковкой в звездах. Картинка. Церковь с колокольней, из которой он вышел нынче, была совсем другой — ветхой и ужасно запущенной. Скрипучая постройка едва держалась под натиском неутомимого ветра, утопая в зарослях по самую крышу. С самой паперти и вплоть до замшелого выцветшего купола ее стены заросли плющом и вездесущей мор-травой. Возможно, в те далекие времена, когда в эти деревяшки вбили последний гвоздь, эту церковь можно было назвать красивой. С тех пор утекло много воды. Время потрепало ее нещадно.

Немедленно припомнились рассказы о таинственной лесной церквушке, причине ночных беспокойств валашцев.

Чудеса да и только.

— Эй, ты! — осмелились окликнуть его казаки срывающимся голосом. — А ну-ка, стой где стоишь!

— Стою я… — скривился одноглазый и вернулся под крышу. Еще не хватало заработать стрелу в бок.

Кречет со своими людьми опасливо обходили старую церкву, чертыхаясь и высматривая невесть что. Углы древней обители полностью заросли мор-травой, у потемневших стен скопились горы мусора, перепревших листьев да груды сгнивших балок, которые в незапамятные времена рухнули с потолка, зияющего паутиной и огромными дырами. Пол тоже представлял собой печальное зрелище — провалов было не счесть. Ухнуть в один из таких — раз плюнуть.

Пара казаков, стоя на коленях, пыталась высмотреть нечто под полом, но темень там стояла такая, что все их попытки оказались тщетными. Со стороны алтаря отчетливо потягивало чем-то гнилым, однако миновать грязно-бурую стену иконостаса, с которого на гостей взирали грозными запыленными очами, не решился даже пан Рогожа.

— Старая церквушка, в древние времена давно сгинувшими стариками поставленная, — бормотал морщинистый казак с седым чубом, поглядывая по сторонам сощуренными глазами. — Когда-то и здесь службы проходили, но гутарют, что в плохом месте ее решили открыть — вот и завелась в ней нечистая сила. Я еще мальчонкой был, когда двери ее запечатали, а дорогу предпочли забыть. Уж не думал, не гадал, что мне придется перерыть в памяти все развилки и памятные мне с детства места, чтобы отыскать эти давно истлевшие стены…

— Ну и пес с ней, проклятой, — буркнул Повлюк. — Давайте уж отсюдава, хлопцы. Невмоготу мне!

— Странные какие лица… — не обращая на него внимания, еле слышно бормотали казаки, всматриваясь в выцветшие изображения Святых и Смелых. Гулкое эхо голосов, отскакивающее от расписных стен, наполняло ухо каждого.

— Ты положительно правильно гутаришь, дюже странные… Но красивые, так и сяк их.

— Красивые, да. Но аж страсть берет, когда долго всматриваешься в эти очи. Брр!

— А вон то-то, под потолком. Аж сейчас шагнет прямо со стены… На моего тестя шибко похож, старый черт.

— Че-то зябко мне, братцы, — ныл Повлюк. — Пойдем уже отсюдава подобру-поздорову. Насмотрелись на картинки!

Только завидев, что одноглазый возвращается, казаки напряглись, словно порог переступил сам Сеншес, рогатый хозяин этого древнего места. Каурай принялся аккуратно двигаться вдоль стены, выдергивая из досок драгоценные штыки.

— Только не говори, что тебя панночка в Рыжий лес на помеле принесла попотчевать грибочками, — скосил на Каурая подозрительные глаза Кречет, пока пытался открыть гроб, но крышка от чего-то не поддавалась.

— Если скажу, что удивлен не меньше вашего, поверишь?

— Хочешь сказать, что зашел в одну церковь, а вышел из другой?

— Похоже на то…

— Не могу углядеть, — тем временем щурился Рогожа, спуская фонарь на веревке под полы. — Дюже ограменный подвал… Любопытно.

Фонарь раскачивался и освещал грубые раскрошенные стены какого-то глубокого провала. Недосягаемое дно пропадало в темноте, как Рогожа не силился спустить освещение пониже. Веревку он держал уже за самый кончик.

— Да вроде это и не подвал вовсе… — сказал Воробей, устраиваясь рядом и пытливо посматривая вниз. — Ты чего там, дядь, клад собрался искать?

— Скажешь тоже…

— Стены будто зубами прогрызены… — заметил Воробей. — Дай-ка мне фонарь, дядька, я пониже тебя спущу.

— Ты смотри вместе с фонарем не улети. А то спустишь еще… И какой черт надоумил стариков выстроить церковь поверх эдакой дырищи?

— Старые церкви зачастую поставлены в самых причудливых местах, — ухмыльнулся Каурай, осторожно подходя к любопытным казакам. Доски опасно прогибались под его весом. — Капища и древние жертвенники. Почти под каждым храмом старше сотни лет порой располагается нечто подобное.

— И зачем ставить церкву поверх этой страсти? — нахмурился Воробей, свешиваясь с фонарем через край, но все его попытки высмотреть в темноте хоть что-то кроме закругляющихся стен грубо вырытой воронки оказались тщетными. Снизу потягивало ветерком, словно сама яма дышала Воробью в лицо.

— Как знак, — сказал Каурай.

— Знак чего? Оттуда же всякая зараза полезет, как пить дать!

— Того, что старые верования втоптаны в грязь. И новая вера торжествует. Похоже, эта церковь куда старше, чем вы могли помыслить. Но это не такая уж и редкость. Иной раз и для местного батюшки, отдавшего приходу всю жизнь, такая “биография” его церкви — новость. Вы-то знаете, что раньше было на месте валашского храма?

— Поселение и было, что же еще? — пожал плечами Рогожа. — А уж чем там люди в старину занимались — сие нам неведомо.

— Чего вы там в игрушки играетесь?! — проворчал Кречет, безуспешно пытаясь вскрыть гроб. — Ждете, пока вам оттуда дулю не покажут?

Тут Воробей чертыхнулся и едва не рухнул в темноту, но Рогожа вовремя схватил его за ремень.

— Тьфу на тебя! — сплюнул Рогожа, вытянул Воробья и дал ему богатырский подзатыльник. — Упустил!

— Я же не специально, дядька!

Рогожа раскрыл было рот, чтобы облаять нерадивого племянника, но так и застыл, не проронив ни единого словечка. Глядя на них остальные тоже замерли, прислушиваясь.

— Шлепнулся аль нет? — спросил через некоторое время Воробей. — Слышал?

— Тсс, молчи, болезный! — прошипел Рогожа.

Оба снова затихли и начали ждать, когда фонарь разобьется о камни. Но так ничего и не услышали.

— Успел чего увидеть хоть, пока он падал? — спросил Рогожа.

— Неа, — покачал головой Воробей. — Токма черепки какие-то!

— Эх, ты, балда!

Тогда Рогожа вытащил из кармана трут, разжег его поярче и уронил в бездну. Увы, блеснувший огонек скоро пропал в молчаливой глубине.

— Кум, отойди ты от этой ямы, Спасителем заклинаю! Еще еб…сь туда с любопытства! — досадливо ударил по гробу кулаком Кречет, бросив мучить крышку. — Ты что его гвоздями приколачивал?!

— Нет, — подошел Каурай и сам вцепился в край. Крышка не сдвинулась ни на ноготок. Что за?..

Он ощупал гроб, но не нашел ничего, что могло им помешать откинуть крышку. Попробовал еще раз — она сидела на своем месте как приклеенная. Мрак и бездна…

Тогда Кречет вытащил кинжал и загнал лезвие в щель — поднажал… и едва не сломал клинок.

— Вот курва! — сжал он зубы и в сердцах стукнул рукояткой по крышке. — Изнутри заперлась! Посмотрите на нее!

— Как так?.. — побледнел и без того напуганный до чертиков Повлюк. — Она же мертвая… Факт!

— А я знаю?! Пани Божена всегда была охоча на шалости.

— Скажешь тоже — шалости! — промычал Повлюк и отошел подальше от злосчастного гроба, принимаясь мелко-мелко чертить Пылающий знак вокруг лба.

— Ха, трус! — покачал головой хорохорившийся Рогожа, однако сам предпочел отойти подальше и от строптивого гроба, и от провалов.

— Вы знали, что я здесь? — спросил Каурай.

— С чего бы? — ответил Кречет. — После того как наша церковь сгорела к едрени матери…

— Сгорела?

— А то! Не успели мы по домам разойтись — как свечка зашлась. Так всю ночь полыхала аки адская домна, пока не остались от нее одни головешки. А все колокол этот, — поднял Кречет глаза к потолку. — Лупил с такой силой, какую я и не припомню — весь острог ходуном ходил. Народ со страху по домам заперся — вот церквушка и сгорела до основания. Воевода наказал: как рассветет, езжайте до старой церквы и спустите шкуру с того черта, который по ночам всю округу на уши ставит. Эх! Мы-то уже решили, что вы с Кондратом в том пожаре и пропали… Что, кстати, с ним сталось?..

— Пан Повлюк, — кивнул одноглазый на пятно у того под ногами, — сойди с останков несчастного отца Кондрата, будь добр.

Повлюк опустил глаза и с испуганным визгом бросился в сторону, едва не загремев прямиком в одну из темных дыр. Тут же снизу выпорхнула черноперая тень и с каркающим криком вознеслась к потолку обгонять эхо, смертельно перепугав всех присутствующих, и в особенности самого Повлюка, который стремглав помчался вон из проклятой церкви.

— Куда ж ты, трус?! — замахал вслед ему кулаками Кречет. — Гроб-то кто выносить будет? Стоять, сказал я!

— Оставь это, кум, — сплюнул Рогожа во тьму под полом. — И ослу понятно, что тут замешан сам Сеншес. Место этого гроба в этой самой ямище!

— Плохое время ты нашел для своих шуток, кум…

— А я и не шучу.

— Уважая твои седины, кум, — прижал Кречет ладонь к груди, — но не доводи до греха! А то схлопочешь нагайкой пару разков!

— Ради чего мы попрем эту дуру обратно в острог?! — зажегся злостью Рогожа. — Чтобы самим привести эту заразу обратно за стены?! Спихнуть гроб вниз, и будет самое оно. Скажем воеводе, что забрали черти панночку, да и пес с ней, невелика потеря! Еще и спину рвать из-за сгинувшей ведьмы!

Оба кума стояли один против другого и буравили друг друга глазами. Ни один не хотел уступать. Тут сверху раздался торопливый топот, и трое вусмерть перепуганных казаков чуть ли не кубарем покатились по крутой лестнице, которая огибала помещение, пропадая под потолком.

— Пан Кречет! — крикнули спускавшиеся казаки. — Всю колокольню облазали. Нету колокола! Балка что моя лысина!

— Кто ж звонит-то?..

Это стало последней каплей. К выходу медленно потянулись остальные.

— Так! — гаркнул Кречет, отстраняя Рогожу в сторону. — Хватит с меня этой чертовщины! Хватаем гроб и тикаем, тикаем отсюдава, хлопцы! А ну, хватай!

— Ты думаешь, это разумно, пан? — поднял бровь Каурай. — Следующей ночью Яма попробует еще раз. И как раз застанет нас в поле.

— То-то и оно! — охотно согласился Рогожа.

— Вот ты ими и займешься, пан опричник, — не моргнул и глазом Кречет. — Я не оставлю дочку пана воеводы в этом гнилом сарае. И ты не оставишь, кум, так и знай, — упер он палец в грудь Рогоже. — Тот, кто только попробует ослушаться моего приказа, сам мигом окажется в этой яме. Ну?! Потащили, кому говорят!

Каурай решительно заступил казакам дорогу:

— Лучше возвращайтесь в острог, пан Кречет, — проговорил он, наблюдая как темнеет лицо головы. — Для вашего же блага. И притащите мне что-нибудь поесть.

— И что я расскажу воеводе? — надул желваки Кречет. — Что нашли гроб в этом проклятом месте и просто ушли?! Нет, мне моя голова еще дорога!

— А он узнает? — поднял бровь одноглазый. — Я бы не стал лишний раз беспокоить покой воеводы правдой. Особенно в такой ситуации.

— После пожара все свято уверены, что и ты, Каурай, и тело панночки сгинули в огне! И ты предлагаешь мне вернуться и врать ему! Нет, пан, воеводу опасно водить вокруг пальца. А уж ушей у него больше, чем сабель в арсенале. Хватит с меня и тех голов, которые скатятся, как разберут пепелище. Посторонись, пан опричник! Отойди, кум!

Одноглазый неохотно повиновался и с сомнением посмотрел на то, как гроб поспешно переместился со стола на казачьи плечи, и с удвоенной прытью поплыл к выходу:

— Осторожнее! Смотри под ноги!

— Зараза, тут сам Сеншес ногу сломит!

— Повлюк, чего стоишь как истукан? А ну помоги нам!

Рогожа в сердцах сплюнул и поплелся следом. Его лицо было мрачнее тучи.