Каурай. От заката до рассвета. Часть 2

Глава 2

— Давай уже кончать обоих, Ермей, надоело! Чего потом с этой швалью делать? Кормить его будешь и жопу ему вытирать?

— И впрямь. Подвесь-ка этого, защитника, — больно ткнул Ермей пальцем Игриша в живот. — Пусть покачается немножко, раз смелый такой. Мы с ним по-хорошему хотели обойтись — только жопу ему разрисовать, как следует. А он — ишь какой!

Игриша подхватили две пары жестких лапищ и куда-то потащили. Зубы его стучали, слезы заливали глаза, а из груди рвалась мольба о пощаде, которая, однако, так и не слетела с его губ. Отчего-то в его голове зажглась мысль, что он это заслужил — болтаться на суку вместо Милоша. Присоединиться к Богдану, с которым он должен был разделить участь еще тогда, в лагере Крустника. Или даже еще раньше, в том колодце — ему следовало утонуть вместе с Маришкой. Но Игриш оказался слишком труслив, чтобы просто умереть. Он зачем-то пытался держаться на плаву, выжидая, когда же Каурай откроет крышку и вытащит его на поверхность, чтобы…

Чтобы что?.. Это никогда не приходило ему в голову. Он был слишком бесполезным, глупым и безучастным слизняком, и не мог честно ответить на этот вопрос. Только Маришка знала ответ — зачем он вообще выбрался из этого проклятого колодца…

Веревка на лодыжках натянулась, больно впиваясь в кожу, и свалила Игриша лицом в траву. Не успел он сплюнуть, как казаки навалились на веревку, и мальчика протащило по земле. Еще пара рывков, и он взмыл в воздух.

Земля завращалась вокруг своей оси, качнулась над головой, словно не Игриша, а земную твердь подвесили на дереве и крутят как шарик на ниточке. Рубаха немедленно задралась на голову, на мгновение лишив Игриша возможности наблюдать за собственной казнью, но подскочивший казак стянул ее и бросил тряпку на землю.

— Ну, хорош, — похвалил Ермей работу товарищей. — Как думаете, братья? Если он повисит так пару деньков, в голове у него все прояснится? Или токмо кровь из ушей польется?

— Польется, пан Еремей, обязательно польется!

— Так, — упер руки в широкие бока казак Ермей и повернулся к Милошу, который все глядел на качающегося на ветке Игриша. — Теперь ты нам скажешь, куда ты, вша зеленая, этого дурика тащил? Иными словами, рассказывай, где вся шантрапа баюнская собирается?

Чтобы Милош думал быстрее, державший его казак схватил мальчика за руку и так резко рванул плечо, что он от неожиданности взвизгнул, почти как девчонка.

— Ты мне не убей его только, — зыркнул Ермей на переусердствовавшего казака. — Он еще балакать должен.

— Извиняй, дядька…

— Ну-с, чего молчим?

Время текло. Милош хлюпал разбитым носом и глотал слезы, но не вымолвил ни единого словечка. Что очень не понравилось Ермею:

— Крепкий, ишь! Видно, наоборот, — недобрал ты чутка. Не пробрало ни капли. А ну…

Снова Милош зашелся в крике, когда дрожащую руку начали выворачивать из сустава, пока он корчился на земле и рыдал в голос. Игриш тоже хотел закричать, но тут получил сапогом в зубы и закачался на ветке как маятник.

— Эй, а это что? — кинулся казак поднимать нечто, лежащее прямо под головой Игриша. У него уже искры сыпались из глаз, и мальчик едва понимал, где верх и где низ, что вообще творится, и зачем казак ползает в траве.

— Что там? Дай сюды! — поднял руку Ермей. Его пальцы сомкнулись на небольшой шкатулке, поверхность которой сверкала серебряными молниями.

— Ух ты, какая цацка! — поднял Ермей довольные усы и сунул шкатулку Милошу под нос… — Знакомая? Вы такой расписной ларчик, видать, на дороге нашли? Или ветром надуло?

При одном взгляде на шкатулку Милош мигом округлил глаза и зашелся кашлем, обрызгав вещицу парой капель крови из разбитого носа.

— Вижу, что узнал, — хмыкнул Ермей, схватил Бесенка за волосы и прокричал тому в ухо: — Все еще молчим?! Откуда шкатулку украли, черти? Баюну ее, поди, несли, как подарок?! Говори, где он окопался, мразь воровская!

— Может нам этого пощекотать? — ткнули пальцем в качающегося Игриша.

— Думаешь, этот знает?

— Едва ли, но если мы с этого шкуру сдерем — ничего не потеряем, а у молчуна развяжется язык.

— Ой, ты голова, Вострый! Голова! — похлопал Ермей своего товарища по плечу. — Дай-ка сюда нагайку.

Даже воздух, казалось, затрясся от жуткого ожидания, когда звонкая плеть взвилась змеей и начала раскучиваться в руках Ермея, грозясь в следующий миг впиться мальчику в грудь и оставить на нем рваную рану. У Игриша сперло дыхание, пока он как завороженный следил за нагайкой, которая вращалась и вращалась в звенящем воздухе. На очередном витке он зажмурился, оставаясь наедине с этим мерзким звуком и шумом собственной крови в ушах. Отчего-то он был свято уверен, что после первого же удара душа мигом вылетит из него вослед поднявшемуся дикому свисту.

Но вместо Игриша от боли закричал сам Ермей.

Мальчик раскрыл глаза и увидел, как тот падает на колени, прижимая к животу руку, навылет пронзенную стрелой. Разом туча стали покрыла поляну и изрешетила казаков, свалив двоих на месте. Двое других повыхватывали сабли, но не успели они понять, откуда по ним сыплются стрелы, как из темноты на полном ходу вылетела рогатая бестия и с одного маху рассекла буйный лоб. Его товарища она сбила с ног копытами и едва не растоптала в кашу. Казак с воем покатился по земле, вскочил, но тут другой мохнатый бес на лихом коне свалил его росчерком сабли и, пропустив мимо ушей мольбу о пощаде, рассек тому глотку. Брызнула кровь — чубатая голова булькнула и повисла над окровавленной грудью.

Стоило только звону стали утихнуть, как поляну заполнили бесы на лошадях. Чиркнули кресалом, прогоняя темноту светом факелов, и оглядели поле скоротечной брани, на котором из живых остались лишь четверо.

Бесенок распластался на спине, придавленный телом Вострого, которого поразили первым прямо в затылок. Не спеша он выбрался из-под недвижимого трупа, подхватил пыльную шляпу и пополз к Ермею. Подвывая, тот сидел на коленях и баюкал окровавленную руку, у него из спины торчало две пернатые стрелы. Казак рядом еще шевелился, стонал, пытаясь вытянуть стрелу из живота, но в кулаке осталось лишь пустое кроваво-красное древко. Их товарищи не дергались, остывали и исходили кровавым потом.

По пути Бесенок прихватил чудную шкатулку, выпавшую из рук Ермея, сунул ее в карман, а следом вытащил из чьих-то судорожно сжатых пальцев саблю. Он бы точно вспорол брюхо раненому Ермею, но руку мальчика вовремя перехватил спешившийся рослый черт в рогатом шлеме.

— Не спеши, малец, — оскалился он в вислые усы, обнажая пару заостренных клыков, и отобрал у Бесенка саблю. — С этим мы еще побалакаем. Ты, иди, снимай своего дружка с ветки.

Милош угрюмо глянул на него, сплюнул кровью и послушно поковылял к дереву, натягивая на брови ведьминскую шляпу.

— Милош… — простонал Игриш, у которого жутко кружилась голова, а кровь приливала к вискам. Если бы у него в животе было что-то кроме воздуха, его наверное вывернуло бы наизнанку.

— Чего?..

— Ты не бросай веревку, когда развяжешь узел.

— Руки подними и лови землю.

— Не бросай ве…

Но тут земля сама кинулась навстречу Игришу. Если бы он вовремя не подставил руки и не перекувыркнулся, лежать бы ему со сломанной шеей и глядеть пустыми глазами в небо. Но в отличие от казаков Ермея, отделался он лишь шишкой на макушке. Милош с довольным видом прошагал мимо, похлопывая руками о штаны.

— Милош… Ты знаешь их? — прошептал ему Игриш, страшась любого ответа на свой вопрос.

Тот лишь поджал губы и кивнул. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать чьих будут эти ребята со шкурами на плечах и в рогатых шлемах.

Страхолюдины разбрелись по поляне, обирая трупы и пуская кровь еще дышащим казакам. Но с Ермеем решили не спешить. Его повалили на землю, пинали сапогами и дергали за усы, посмеиваясь каждому беспомощному вскрику. Один разбойник изловчился и выдрал стрелу из ладони — струя крови щедро оросила траву меж ног казака, а сам он заревел как раненый медведь.

— Ермей, старый мой дружище, — ударил себя в грудь здоровяк в рогатом шлеме. — Как дела у Кречета? Много ли голов нарубил? Надоело лить кровь стариков да баб, за детвору взялся?

Ермей в ответ только промычал нечто невразумительное — меж распухшими, лопнувшими губами пенилась кровь, во рту вместо зубов зияли дыры. Тогда черт с хищной ухмылкой вампира опустился на колени и сграбастал казака за длинный чуб.

— Напомнить, как ваша ватага брата моего кошмарила? Только за то, что он отказался воеводинские поборы выплачивать? — сощурил он несколько косящий глаз и встряхнул голову Ермею. — А мы-то тут все помним! И плетки тоже хорошо запомнили. Он и жинка его с детишками, сохрани их Спаситель на том свете.

Ермей зло скрипнул остатками зубов, но чуть приподнял голову, словно пытаясь выговорить нечто тому на ухо. И когда клыкастый мучитель чуть склонил рога, чтобы расслышать едва слышимый говор, казак харкнул ему в харю густой своей кровушкой.

— Вот тебе мой ответ, гниль Баюнская! — гаркнул ему Ермей сквозь выбитые зубы. — Вор твой брат был, Коляда, и подох он как вор. Вор и мошенник, удумавший положенный налог в землю закапывать, а еще и вас, подонков, по подвалам прятать. Взял бы и загрыз бы тебя на этом месте, гнусный кусок дерьма!

Но Коляда только размазал липкую кровь по усам и весело рассмеялся. Не успел Ермей снова разлепить окровавленные губы, как разбойник залихватски вытащил из-за пояса зазубренный тесак и ударил Ермея прямо по лбу. Казак охнул и затрясся — из пробитого черепа фонтаном хлынула кровь.

В тот миг, когда Коляда снова шарахнул тесаком, и голова казака раскрылась словно арбуз, Игриш бессильно сложился пополам. Выворачивало его долго — намного дольше, чем убивали Ермея.

* * *

На ночевку страхолюдины не остановились. Обобрав мертвецов и развесив их обезображенные тела на том же дереве, где чуть раньше казаки собирались вешать мальчишек, разбойники вскочили в седла и тронулись в путь. Мальчишек усадили в седла казачьих лошадей, которых забрали неподалеку, и потащили за собой на поводу.

Когда они оставили поляну, устланную темными холмиками, с неба на них посыпались снежные хлопья, заставив страхолюдин испуганно зашептать молитвы, пару раз осеня лоб Пламенным знаком. У Игриша и вовсе душа в печонки ушла. Снег летом? Что дальше — деревья поскачут за ними как зайцы?

Месили грязь они всю ночь, держась нехоженых троп, то шагом, то подстегивая скакунов легкой рысью. Поездка показалась Игришу непереносимо долгой и тяжелой — он едва не валился из седла от усталости, голода и холода, но не смел вымолвить ни словечка, страшась одной тени своих рогатых пленителей. Ветки секли его по щекам, смахивая слезы и заставляя его жмуриться от боли. Но он молчал.

Из седел страхолюдины повылазили только под утро, и то лишь для того, чтобы наскоро проглотить пустую кашу с хлебом, запить ее горилкой и вновь вскочить на лошадей. Игришу совать в себя пищу было сродни пытке — потом она не раз и не два просилась обратно.

Прожевав скудный завтрак, они снова были в пути, и в очередной раз мальчик глотал слезы не в силах понять, куда его везут и зачем. Но и Милош помалкивал.

Когда они в очередной раз остановились и сползли на землю, Игриш было решил, что им снова придется уныло жевать какую-то жесткую дрянь, но из-за припорошенных снегом кустов внезапно показались какие-то хмурые, бородатые люди в заношенных зипунах и принялись отвязывать казачьих лошадей.

— Наколядовались поди? — встретил их невысокий седоусый мужичок в распахнутом башлыке. Его левую вскинутую бровь и перебитую переносицу пересекал старый шрам, едва разминувшись с глазом. Правой руки у разбойника не было по локоть, пустой рукав он завязывал узлом.

Милош с Игришем проворно спрыгнули на землю, но мужичок не дал им и шага ступить, чтобы размять ноги, затекшие в бесконечной скачке. Осмотрел обоих с головы до пят и вопросительно цыкнул языком:

— Эти хто такие будут?

— У банды Еремеевой отбили пацанов, — кивнул из седла Коляда, сверкнув клыком. — Негодяи хотели вздернуть, сироток. Но мы их самих пощелкали как зайцев.

— Эво как?! — удивился однорукий разбойник. — А чего сам Ермей?

— Голову ему расквасил, старому черту.

— Жалко… А пацанов зачем привез?

— Так они сами к нам в ноженьки — и просют, чтобы их с собой взяли. Не откажешь же? К тому же, считай, благодаря этим поганцам мы шестерых скакунов взяли и оружье!

При этих словах лицо Милоша посветлело — насколько этому позволяли распухшие синяки и кровоподтеки, и он чуть ухмыльнулся:

— Я лошадь вам вез. Только довести не смог… Кречет помешал.

— Кречет — старый лис, — хмыкнул однорукий. — Много из нас кровушки попил. Но лошаденку и я бы тебе увести не дал…

Не успел он договорить, как Милош повернулся спиной и принялся стаскивать с себя рубаху.

— Ох, ты! — засмеялся разбойник при виде его худенькой спины — всей изрезанной бледными, тонкими шрамами. — Какой ты расписной? Это все Кречетова рука?

— И не только…

— Видать, ты знатный шалопай! Близко с Кречетом знаком?

— И даже слишком. Старику постоянно было от меня что-то надо, как будто он мне тятька какой.

— Ты, Берс, проводи их к вашему толстяку. Кто знает, может, они и сгодятся для чего. Не отпускать же их. — Коляда пожал плечами и умчался, оставив мальчишек на попечение своему однорукому товарищу.

На плечо Милоша мигом опустились крепкая рука. Игришу досталась культя в рукаве. Следом обоих, не дав перекинуться ни словечком, повели куда-то по еле заметной тропке. Лошадей к тому времени и след простыл.

«Не отпускать же их», — гремело в ушах Игриша всю дорогу до землянки, сокрытой глубоко в чаще.

* * *

Если бы не столбик дыма, которым пыхтела землянка, Игриш, скорее всего, не заметил бы в буреломе ни частокола, заросшего колючкой, ни вытянутого холма, желтеющего лишаем и напоминающего перевернутую ладью.

За дверью было темно хоть глаз выколи, так что по крутым ступенькам, устланным деревяшками, они спускались практически наощупь. Топилась землянка по-черному, так что от дыма у мальчишек очень быстро заслезились глаза — еще до того, как они привыкли к царившему полумраку и смогли разглядеть хоть что-то, кроме пары огоньков от лучин, скупо освещающих длинный, щербатый стол, заставленный стаканами и бутылками. Немного проморгавшись, Игриш разглядел длинные ряды пустующих полотей и лавок, пропадающих в жаркой тьме.

— Кого это ты там притащил? — заворчали простуженным басом и зашлись в лающем кашле, распугав по углам с десяток воюющих кошачьих хвостов. Игриш почувствовал себя очень неуютно в этой душной берлоге, пропахшей луком и кислым пивом. С превеликим удовольствием он вышел бы на воздух и всласть проблевался той зеленой жижей, которую он выхаркивал, когда Коляда рубил Ермея как хряка.

— Да, вот новенькие, — хмыкнул Берс, пока хозяин пытался справиться с недугом, и подвел обоих к столу. — В леса решили податься.

Когда кашель застрял в разбуженном горле, на стол опустился тяжелый том в кожаном переплете, страницу заложили длинным и тонким кинжалом. Коты осторожно выходили из укрытий, с интересом ощупывая новеньких с ног до головы неприятными разноцветными глазенками.

— Мелюзга? Так пристрой их навоз в конюшне кидать, чего ты их сюда-то притащил?!

— Этот, говорит, знакомец Кречета, — хлопнул Берс Милоша по плечу.

— Да? — с интересом заблестели два пожелтевших глаза, когда над столешницей нависла громадная бородатая туша. Хозяин землянки воззрился на смутившихся мальчишек, хмуря сросшиеся брови. — Это хорошо, если и вправду знакомец. Плохо, если врет. У нас тут не ясли.

— Мы не врем, — сглотнул Милош, исподлобья поглядывая на этого исполинского медведя, который своими телесами занимал чуть ли не половину широкого стола. — Прими нас в свою артель, дяденька Баюн! Нету моченьки с этими козлами житуху водить!

В ответ землянка разразилась взрывом безудержного хохота, загнав банду котов обратно под лавки. Огромная туша забилась, словно в падучей, пытаясь выплюнуть из себя остатки смеха вместе с проснувшимся приступом сухого кашля. Сруб при этом чуть не ходуном ходил, и если бы стены не врыли чуть не по самую крышу, лежать бы ему сейчас на боку от такого веселья.

— Годиков-то тебе сколько, малец? — хмыкнул медведь, отдышавшись. — Не мал ли еще по лесам бегать, жизню свою ребячью губить?

— Двенадцать, — буркнул Милош. — Нет, дяденька Баюн, в самый раз!

— А звать вас как?

— Милош!

— Гриш…

— Ну что, Милош и Гриш? До смерти надоели дядьки с мамками, что вы от них решили в леса к разбойному люду податься, а?

— Нет, — покачал головой Бесенок. — Нет у нас никаких дядек, ни мамок. Одни мы на целом свете.

— Так уж одни?

— Ага, — хлюпнул носом Милош. — Меня в ученики к кузнецу Кречет определил, но плохо мне у него было, вот я и убег.

— К кузнецу? — удивился Берс. Присев на лавку в углу, он едва не задавил серого кошака, который с визгом юркнул к печке. — Уж не к Горюну ли?

— Ага, к нему, проклятому.

— Хах, — прыснул медведь так, что землянка вновь чуть на бок не вскочила. — Горюн-то известная мразь. Да и еще, как говорят, педараст. Только руки у него золотые, за то его Шкуродер и терпит. Эх, надо было мне ему спину сломать, когда была возможность.

— И тебя, такого маленького, к этому мерзавцу?

— Ага.

— Подлецы, а? А еще Кречет все Горюна покрывает! Как будто он брат ему какой…

— Может и брат, кто ж его знает, — сложил руки на столе хозяин землянки — затянутых в черные, кожаные перчатки. На кончиках коротких, обрубленных на одну фалангу пальцев Игриш разглядел набойки в виде заостренных железных ногтей. — Ничего, самому Кречету недолго осталось за ними следы подметать… А этот чего молчит? Слышь, как там тебя?

— Гриш, — неохотно отозвался мальчик, отрывая глаза от поблескивающих металлом ногтей.

— И тебя чего тоже обидели? — спросил Берс.

— Его вообще в колодец закинули! — вклинился Бесенок.

— Неужто? Не врешь?

— Нет, — покачал головой Игриш. — Я с сестрой там всю ночь просидел.

— С сестрой, ишь как? А где она, сестра-то?

— Умерла.

— Жаль… Звали-то ее как?

— Маришка.

— Знавал я одну Маришку когда-то давно… Эх, черти, совсем стыда нету.

— Вот что, мелюзга, — поднялась туша из-за стола и накрыла обоих густой тенью. — Правду вы говорите или нет — это уже неважно. Обратной дороженьки у вас все равно больше нету. Тут, или с нами — делать все, что приказано, в огонь — значит в огонь, в воду — и без разговоров; или, уж извиняйте… Лишние рты нам тут не нужны.

— Мы не будем лишними! — воскликнул Бесенок. — Я вам такое могу про шкуродерский острог порассказывать, попадаете. И в седле я держаться умею! И кузьнечить могу! Немного…

Медведь снова захохотал и затрясся, снова распугав бедных котов. Игришу показалось, что он сейчас рухнет на пол от смеха.

— Этот парень мне нравится! — зажегся он кривозубой ухмылкой, перегнулся через стол и тяжело хлопнул Милоша по плечу, что тот едва устоял.

— Поглядим, — спокойно кивнул Берс. — Значить, пока за лошаденками нашими походите, за хозяйством последите. Бабке Клюнье в помощь, одной ей за таким хозяйством не уследить — старая она уже на всю эту ораву головорезов. А там видно будет.

С этими словами он вывел обоих из землянки и пристроил к делу.