Каурай. От заката до рассвета. Часть 2

Глава 14

Пусть перед Игришем и положили миску с похлебкой, но мальчик не собирался притрагиваться к еде даже пальцем. Он бы с удовольствием сунул бы миску прямо в лицо Драко, который сидел напротив и энергично работал ложкой.

И он бы, наверное, попытался, если бы не веревки. В желудке почти двое суток не было ни росинки, запах еды сводил его с ума, но Игришу было все равно.

— Зря ты привередничаешь, — сказал Драко, облизывая ложку. — Это твоя первая и последняя возможность пожрать от пуза. Мы доберемся до острога на закате. Так что жри, пока дают.

Игриш не ответил. Сверлил еле похлебку взглядом и молчал.

— Слышь, что я балакаю, выродок? Чего мне ее на твою пустую башку выливать?

— У меня связаны руки, — отозвался Игриш, не поднимая глаз. — Как я буду есть?

— Как-как? — притворно удивился Драко. — Зубами. Ам-ам! Как собака, не знаешь что ли?! Ложки такому как ты не положено.

Он хмыкнул и выпил остатки бульона. Сглатывая слюну, Игриш отвел глаза, но тут же наткнулся на других таборщиков, которые с аппетитом уплетали свои порции. Рот снова наполнился слюной, в животе заурчало. Как он не старался забыть о еде, но желудок требовал своего.

Закончив набивать пуза, таборщики шли седлать лошадей. Другой возможности не будет…

Тогда Игриш не выдержал — сгорая от досады за свою слабость, он пододвинулся поближе, наклонился до земли и вцепился зубами в самый край миски. Сложно, но выполнимо.

Он жутко хотел есть.

При виде того, как мальчик пытается приподнять миску зубами и вылить в себя содержимое, Драко задохнулся от смеха. Должно быть, это и вправду было ужасно смешно.

— Может, тебе еще косточку дать? — воскликнул Драко, помахивая у Игриша перед лицом обглоданной куриной ножкой.

Игриш про себя послал его к Сеншесу. Похлебка норовила залить нос и перелиться через край. Он весь обляпался, стараясь правильно наклонить миску и не пролить похлебку себе на штаны. Наконец, ему удалось как следует сдавить миску зубами и приподнять ее над землей. Главное не спешить…

Он почти добрался до кусочка мяса, который так соблазнительно бултыхался у самого края, когда миска подпрыгнула и опрокинулась на землю.

— Быстрее давай! — вытирая руки о штаны, Драко поднялся на ноги и потянулся за Куроуком. — Снимаемся. Нам еще наших подружек навестить надо.

— Грязный выродок! — простонал Игриш, отплевываясь. Похлебка заляпала ему всю одежду.

Драко подскочил к нему и рывком поставил на ноги… только для того, чтобы с пинка повалить мальчика на землю и еще пару раз добавить ногой по ребрам. Игриш не закричал — он слишком устал, чтобы драть глотку из-за таких пустяков.

— Поднимайся, размазня, — сплюнул Драко. — Никто тебя тут обхаживать не будет. Тебе еще повезло. Поверь, твоей подружке куда хуже.

— Где она?.. — простонал Игриш и покраснел. Пока он тут лакал эту похлебку, Малунья…

— Дамы общаются, — хмыкнул Драко и тычками заставил Игриша встать на ноги. — Пошли, проверим, как они.

Мальчика сразу повело в сторону, но он смог остаться на своих двоих, когда они с Драко потащились куда-то между фургонами. Взмыленных лошадей, едва те успели перевести дух, таборщики вновь впрягали в телеги. Напряжение нарастало.

Они прошагали весь лагерь и углубились в заросли. Скоро впереди им послышались голоса и стоны, от которых Игриш покрылся мурашками, а Драко только прибавил шагу. Ничего хорошего эта прогулка не предвещала.

Они вышли на поляну, где хохочущие таборщики столпились в кружок, весело посвистывая. Когда толпа расступилась, Игриш увидел два бочонка, лежащих на боку, и Малунью с Хлоей — прямо на них, на цыпочках. На шее у ведуний затягивалась удавка, свисающая с ветки.

Таборщики развлекались как могли.

Задыхающаяся Малунья хрипела, обливалась слезами и из последних сил пыталась удержаться на бочонке, который так и норовил юркнуть у нее из-под ног и отдать ее тело на попечение петли. Ведьмочка не смогла сдержать мочевой пузырь и только усложнила себе задачу — мокрые ноги постоянно соскальзывали со скольких стенок. Хлоя же почти посинела от удушья и, если бы таборщики не кололи ее иголками, она давно потеряла бы сознание и повисла в воздухе.

Подбежавшего Игриша Драко походя толкнул в спину, и мальчик рухнул как подкошенный. Встать у него не осталось никаких сил, так что он, сжав зубы и стараясь не закричать, наблюдал за мучениями ведуний. Глаза Хлои закатывались. Еще чуть-чуть и она сдастся.

— Ну так как? — спросил Драко своих товарищей. — Надумали?

— Думают пока, — хохотнул таборщик и еще раз кольнул Хлою в пятку. Ведунья застонала и едва не слетала c бочки — ее мотало из стороны в сторону как марионетку на веревочке. Если бы в бочонок не упирались сапоги таборщиков, она давным-давно попрощалась бы с жизнью.

— Полагаю, наши дамы пришли к взаимопониманию, — покачал головой Драко. — Ладно, режь веревки!

— Уже? — засомневался один из таборщиков и кивнул на хрипящую Малунью, у которой лицо было краснее свеклы. — Вот эта еще не сумневается.

— Режь давай, а то сдохнут! — приказал Драко, и две сабли разом обрубили веревки.

Освобожденные ведуньи пластом рухнули в траву, и ни один таборщик даже не дернулся, чтобы подхватить обмякшие тела. Не спеша они выбили днища у бочек и окатили ведуний ледяной водой. Малунья вздрогнула всем телом и закашлялась с громким, мучительным стоном — ее било как в падучей. Вездесущий Драко схватил Малунью за мокрые волосы и встряхнул:

— Надеюсь, мы друг друга поняли! — бросил он ей в лицо, пока ведьмочка впустую хлопала глазами и со свистом драла горло, силясь продышаться. От удавки на шее остался пугающе темный след.

Хлоя, казалось, и вовсе отдала Спасителю душу. На ее заплывшем лице не было ни кровинки. Ее попытались привести в чувство, но даже иголками и шлепками не смогли вырвать ее из забытья.

— Вечером будет Валашье, — объявил Драко то ли Малунье, то ли Игришу, который пытался заглянуть ведьмочке в глаза. — Мы с дядей надеемся, что к тому времени вас посетит идейка, как нам развалить острог по бревнышку и спалить каждого, кто решит поднять руку на вольный народ Пограничья. Ежели нет, то вас вразумит дядя Гарон. А у него рука набита. Ломать ноги колесом — его любимая потеха. Он известный шалопай: сначала нагрузит фургон чем потяжелее, а потом проедется — туда-сюда, чтоб навсегда запомнили. Ноги вам все равно уже ни к чему, так что, ежели желаете попрощаться с ними, то продолжайте играть в ведьмачью гордость!

Драко кивнул своим людям — таборщики с неохотой подхватили ведуний и понесли в лагерь, где уже гремели тележные колеса. Сам Драко схватил Игриша за шиворот и толкнул вслед за ними. Мальчик брел, с трудом переставляя ноги, и старался унять вновь брызнувшие слезы. Право, он устал плакать.

— Понял, Гриш? — шептал Драко ему на ухо, пока они шли через подлесок. — До вечера еще есть время, пусть думают. Не хочется мне, знаешь ли, никого принуждать силой — ноги там ломать, вырвать ногти, волосы дергать по одной, зубы, глаза… мерзко это. Да и внешность им портить… хоть одна ведьма, а другая еще и дочурка Кречета. Поберечь их надо, понял? Чтоб не сглупили, пока дело не сделаем. Отвечаешь головой. А то сдам тебя этому твоему горбатому по кусочкам. Моему дядечке ты без надобности — он думает, я с тобой просто играюсь. Хотя я и вправду играюсь. И, поверь мне, ты не представляешь, как далеко я могу зайти, если ты разочаруешь меня. Ты же не разочаруешь меня, правда? Правда, Гриш?

Мальчик опасливо покосился на его бледную физиономию и кивнул.

— Вот и хорошо, — широко улыбнулся Драко. — Может быть, мы с тобой даже подружимся.

Пыль поднималась столбом, когда телеги и фургоны — один за другим трогались с места и торопливо укатывались по дороге, грохоча на все лады. Ведуний затащили в тот же фургон, на котором приехали Малунья с Игришем. Стоило мальчику перевалиться через край и хлопнуться об пол рядом с бездыханными телами, цепь натянулась и караван пришел в движение.

— Гриш… — услыхал он слабый шепоток, пока пытался сесть и найти точку опоры.

Малунья глядела на него из-под полуопущенных ресниц, ее подбородок подрагивал от едва сдерживаемых рыданий. На нее было больно смотреть — она была совершенно разбита.

— Гриш… — снова дрогнули ее искусанные губы. — Где мы?..

— В фургоне, — ответил мальчик, со страхом вглядываясь в ее опухшие кроваво-красные глаза. — Едем в Валашье. Драко сказал, что…

— Я слышала, — она попыталась сесть, но с оханьем снова сползла на пол. Гриш хотел помочь ей, но совсем позабыл про связанные руки. Он их почти не чувствовал.

— Нам осталось совсем немного, — проговорила она еле слышно и повернулась к Хлое. — Можешь приложить ухо к ее груди?

— Зачем?

— Послушать сердце.

Игриш встал на колени и не без труда переполз вдоль качающегося фургона к Хлое. По счастью табунщики оставили ее лежать на спине, и мальчику не пришлось пытаться переворачивать ведунью. Но он сильно сомневался, что женщина еще жива — она походила на изодранную помятую куклу. Волосы торчали в разные стороны, вытянувшееся лицо оплыло, напоминая погребальную маску. Ни движения, ни вздоха. Игришу было смертельно жаль ее.

Он положил голову ей на грудь, закрыл глаза и постарался отрешиться от грохота, скрипа и других звуков, которые мешали уловить сердцебиение. И поначалу он действительно ничего не услышал, но не хотел расстраивать Малунью. Подождал еще немного и был вознагражден.

— Да, — выдохнул мальчик, когда почувствовал еле ощутимый стук — слабый, но отчетливый. — Она жива.

— Зараза… — закусила губу Малунья. — Тогда нам придется убить ее.

— Что?! — поразился Игриш ее словам. Он было подумал что ослышался.

— Убить, — упрямо повторила ведунья. — Задушить, загрызть, разбить ей голову об пол. Но не дать им довести ее до Валашья.

— Зачем?!

— Гриш, тебе все объяснять надо? Страхолюдинам наконец-то удалось собрать достаточно людей, чтобы расправиться со Шкуродером, и они своего шанса не упустят. Слишком уж долго тянулась эта ниточка. Но эта армия, состоящая из разбойников, степняков, таборщиков и дезертиров, неуправляема. Они хотят как можно быстрее бросить все силы на стены Валашья, пока войско не разбежались по округе, и их не перебили поодиночке. А пока у них в кармане мы с Хлоей, шансы на успех возрастают в разы! Поэтому они не остановятся ни перед чем, но добьются своего. Либо мы поможем им разрушить стены, либо нас запытают до смерти. Таборщики это умеют, я думаю ты успел убедиться в этом.

— Так сделайте, что они хотят! — скрипнул зубами Игриш. — Сломайте эту проклятую стену, чего вам стоит?!

— Нельзя, — покачала головой Малунья. — Тогда мы нарушим Договор.

— Какой к Сеншесу договор? — разозлился мальчик. — У вас нет другого выбора, или…

— Они убьют нас? — ухмыльнулась Малунья потрескавшимися губами. — Ты думаешь, смерть это самое худшее для ведуньи?

— А что может быть хуже смерти?

— Глупенький, наивный Гриш… Оказаться в лапах Ямы. Это хуже. Намного. А если мы нарушим Договор, то ничем не будем отличаться от ведьм Дикого Гона, которые постоянно ходят по лезвию бритвы. Если мы поможем Гарону, то у нас будет два варианта: либо служить Яме, а это значит, опуститься так низко, что ведьмы Дикого Гона признают в нас сестер; либо стать игрушками Ямы. В первом случае, нам придется пройти по Тропе ведьм и посвятить остаток жизни кормежке Ямы заблудшими душами. Во втором… я даже подумать боюсь.

— Каурай не допустит! Он не отдаст вас этой Яме. Надо выбраться отсюда и рассказать ему. Он защитит вас!

— Дурак, — горестно прыснула ведунья. — Каурай — чертов опричник! В его обязанности входит следить за тем, чтобы ведуньи неукоснительно соблюдали Договор и не смели даже думать о том, чтобы соваться на Тропу ведьм. Карать тех, кто переступил черту и отдался на служение Яме. Это тоже часть Договора. Либо живешь как ведунья, колдуешь потихоньку и не высовываешься, либо пускаешься во все тяжкие — отдаешься в услужение Ямы, а взамен получаешь настоящую силу. Но тогда, рано или поздно, за тобой придет всадник с собачьим черепом. Опричник. Ты же не думаешь, что эта черепушка — просто украшение, не так ли?

— Нет… Я не спрашивал для чего он.

— О, это магический амулет, созданный для того, чтобы собирать души мятежных ведуний… Разве он не рассказывал тебе?

— Нет… — сглотнул Игриш. — Зачем опричникам собирать души ведьм?

— Как наказание, — провела языком Малунья по кровоточащим губам. — Уж не знаю, что опричники делают с душами, но едва ли это похоже на коллекцию бабочек.

— Ты боишься, что Каурай убьет тебя? Тебя?! За то что тебя вынудили помогать себе эти выродки? Под пытками?

— Мир жесток, Гриш. И несправедлив. Неужели ты до сих пор этого не понял? Либо мы выполним желание таборщиков и убьем десятки людей — и тогда станем ничем не лучше ведьм Дикого Гона. Либо Гарон посадит нас обеих на кол или еще чего похуже. Выбор у нас невелик, когда мы доберемся до Валашья.

— Но надо же что-то делать! Бежать!

— Тихо ты! — зашипела Малунья и прислушалась. Старая телега раскачивалась, скрипела и стонала, точно от боли, перекатываясь с одной кочки на другую. — Говори тише, стены любят развешивать уши… Бежать поздно. В таком состоянии мы далеко не убежим.

— Но…

— Единственный выход, — тяжело вздохнула она, прежде чем продолжить, — тебе убить Хлою. А потом и меня. Или наоборот, если желаешь.

— Нет! — ужаснулся Игриш.

— Да! — клацнула зубами Малунья. — Убить! Размозжить мне голову о стены, задушить, перерезать горло! Или ты обречешь нас на участь куда худшую! Стать смазкой для колов, как, говорят, любит выражаться князь Крустник, прежде чем насадить кого-нибудь на острие. Или подчиниться и стать Проклятой. Ни за что, Гриш! Ни за что…

Ее голос осел и сорвался. У Малуньи задрожали губы, она едва не разрыдалась в голос. Слезы скатывались по щекам, капали с подбородка, но она решительно стерла их о колено и посмотрела Игришу прямо в глаза — острым как кинжал взглядом.

— Нет времени на раздумья, Гриш, — сказала она голосом, задыхающимся от слез. — Либо ты станешь убийцей двух дур, либо убийцами станем мы… уничтожим целый город и дорого заплатим за это.

— Я не могу… — залепетал Игриш, пытаясь увернуться от ее взгляда. — Как я могу?.. У меня связаны руки… И вообще…

— Надо придумать, — сказала Малунья. Ее глаза лихорадочно забегали по полутемному помещению, пронизанному полосками яркого света. Игриш прикусил язык и с замиранием сердца следил за ней, пока она пыталась найти хоть что-нибудь, что можно использовать как орудие. Он молился Спасителю, чтобы ведьмочка ничего не нашла да так и оставила эту глупую затею, но…

— Ты можешь, — твердо проговорила Малунья и с трудом сглотнула, — откусить мне язык. И ей тоже.

— Что?! — похолодело у Игриша все внутри. Орудием оказался он сам.

— Откусить… язык… — она вновь провела своим алым язычком по губам, словно пробуя это слово на вкус. — Руки у нас связаны. Ногами нам тут тоже не помощники. Можно, конечно, попробовать выскочить на дорогу с расчетом, что они нас подстрелят, но Хлое явно не провернуть подобное. Да и идея эта провальная изначально. Поймают. На лошадях и с арканами — поймают сразу. И накажут. Сурово. Так что иного исхода нет.

Игриша трясло от одной мысли, что ему придется отгрызать ей язык собственными зубами. Его затошнило и он едва не выблевал то немногое, что ему удалось проглотить во время “обеда”.

Он справился со спазмом и энергично закрутил головой.

— Да, Гриш! Да! — повторяла она, стараясь поймать его бегающий взгляд. — Да, я прошу тебя, пожалуйста! Ради всех Святых и Смелых! Сама я не справлюсь… Это… слишком больно. Не заставляй меня делать все самой. Лучше ты.

— Драко… — искал он ниточку. — Если он узнает, что я сделал…

— Да, — кивнула Малунья. — Он искалечит тебя. Только и всего.

— Только и всего?!

Малунья снисходительно улыбнулась.

— Ты ему нужен. Он бережет тебя, чтобы поймать на удочку Каурая, если он еще жив. И только когда одноглазый появится, твоя жизнь будет в опасности. У тебя будет шанс выжить. У нас с Хлоей его нет. Только худший вариант. Поэтому у нас с тобой разные дороги.

Она замолчала и дала ему примирился с этой чудовищной мыслью. Убить их. Загрызть — и так спасти от участи куда худшей, чем смерть…

Но мальчик упорствовал. Он не мог сотворить такое с ней. Не хотел. Не должен. Это было невозможно. Ему же придется лезть к ней в рот. Касаться ее губами, своим языком, смыкать зубы и… Его снова чуть не вырвало, когда он представил как ее горячая кровь течет ему в горло и заливает подбородок.

Видит Спаситель, он был в ужасе, и ужасно хотел оказаться где угодно, хоть в котле у Сеншеса, лишь бы не смотреть сейчас в эти безумные роковые глаза.

Но Малунья была неумолима:

— Прошу… — проговорила она, часто моргая от слез, которые градом катились у нее по щекам. — Сделай это, Гриш. Это же так просто. Просто сомкни зубы и тяни со всей силы. Я постараюсь не кричать… — всхлипнула она и отвела взгляд. — Или хочешь, я отдамся тебе сначала?..

— Нет!

— Что так?.. Я тебе не нравлюсь?..

— Нет… В смысле нравишься, но ни за что…

— Глупый ты, — ухмыльнулась она сквозь слезы, — раз считаешь, что нам удастся выпутаться без жертв. У нас с Хлоей выбор лишь в том, сколько мы будем мучиться — либо ты поможешь нам уйти сразу, либо об этом позаботятся другие. Но никто не будет нас жалеть. Никто не жалеет ведуний… Даже ты.

— Нет, — упирался Игриш. — И не заставляй меня!

— Придется, Гришик… — грустно фыркнул Малунья и начала ползти к нему.

— Нет! Я буду кричать!

— Иди сюда, трусишка…

Игриш вжался в стену, когда Малунья подобралась вплотную. Ее лицо блестело, уголки губ подрагивали, но в глазах пылала сталь. Она наскочила на него, и оба они повалились на пол.

— Сначала мне, потом ей, — прошептала ему в ухо ведьмочка. — А потом беги… Если тебе повезет и ты потеряешься в лесу, спасешься. Но сначала… сделай дело.

— Пожалуйста, не надо… — простонал Игриш и зажмурился, когда Малунья прижалась к его губам своими — влажными и трепещущими. Нежно поцеловав его пару раз и не добившись ответа, она проявила настойчивость. Медленно в рот Игришу пролез ее язычок. Поцеловался с его плотью и обреченно лег на нижние зубы. Словно преступник смиренно положивший голову на плаху, ожидая удара топора.

Игриша замутило, он захотел оттолкнуть ведьмочку и накричать на нее, но веревки не позволили. Он замычал, пока ведьмочка покусывала его губы и шептала “прошу” дрожащим, срывающимся шепотом, заливала ему лицо солеными слезами.

— Прошу… прошу… прошу! — молила она, обсыпая лицо мальчика поцелуями, пока он пытался увернуться от ее губ, меж которых розовой стрелой мелькал язычок, капая паутинкой слюны. — Прошу… это займет всего мгновение. Я не хочу! Не хочу… чтобы они возвращались… Пока не зашло солнце, прошу…

— Отойди! — вскричал Игриш и боднул ее головой. Малунья не удержалась и скатилась с него.

— Ты думаешь, о чем ты просишь?! — крикнул Игриш ей в лицо. — Я же потом себе не прощу! Никогда!

Малунья тяжело дышала. По ее вискам катились капельки пота. Стальной взгляд таял на глазах.

— Нет… не стоило, — вздохнула она и принялась отползать от мальчика. — И правильно. Не нужно было тебя просить, это подло. Ведь главное правило ведуньи — ведунья никогда не просит о том, что может сделать сама…

— Что?!

Вжавшись в дальний угол, она плотно сжала губы, выпятила. Зажмурила глаза.

— Постой… Что ты делаешь?!

Но ведьмочка словно не слышала его. Она откинула голову назад и начала смыкать челюсти, сильно вздрагивая при этом. Игриш хотел помешать ей — он перевернулся на живот и принялся ползти, сдирая колени о грубые доски, не в силах оторвать глаз от ее блестящего, бледного лица, которое сковала смертельная мука. Она жмурилась, хмурилась и дергала челюстью, словно пробуя себя на вкус. Игриш подполз к ней вплотную и вцепился зубами ей в ногу, укусил, и ее еще раз! — больно, но ведьмочка только поморщилась. Забилась в угол, плотно зажмурив слезящиеся глаза, и плакала.

— Нет, — простонала она голосом полным обреченности. — О, нет… Я не могу… Хлоя, я не могу…

— Малунья… — раздался страшный хрип, и оба в страхе обернулись.

Хлоя прожигала их двумя бельмами. Напряженная и решительная, как дикая кошка. Слепая, но все еще крайне опасная.

— Хватит заниматься ерундой! — прохрипела она сиплым, свистящим голосом. — Лучше бы вместо того, чтобы сосаться тут средь бела дня, помогли мне вытащить правый глаз. Давай, дорогуша, у тебя бы хорошо получилось — вон какой у тебя язычок длинный.

— Что?.. — пискнули оба в унисон, решив что ведунья напрочь свихнулась.

— Все вопросы потом! — отрезала Хлоя и со стоном начала подниматься. — Вечереет…

Сквозь щели в стенах и вправду пробивались рыжие лучи разгорающегося заката. Когда таборщики прибудут на место, оно обещало приобрести кровавый оттенок.