Глава 18

На посту царила глубокая тишина. Караул в полном составе предавался сну, нарушая самым возмутительным образом устав караульной службы, где недвусмысленно говорится о том, что сон на посту – преступление. Старослужащие-«деды» были спокойны, что молодой несет охрану, и «придавили массу».

Ну, а Степченко, в свою очередь, тоже отошел в объятия Морфея. Проявив недюжинную изобретательность, он спал в своеобразной позе, повиснув на автомате. Со стороны, да еще и в темноте, можно было подумать, что часовой бодрствует, недремлющим оком обводя окрестности на предмет обнаружения какого-нибудь лазутчика, диверсанта или на худой конец просто нарушителя. Впрочем, пока что некому было наблюдать за солдатом и присматриваться, исправно ли тот несет службу.

Легкий ночной ветерок слегка покачивал дерево, растущее рядом, а Степченко в приятной дремоте видел свою девушку. В армии солдат чаще всего и видит во сне объект своей сердечной привязанности (если таковой имеется), с которым его разлучил на время призыва долг Родине.

На гражданке судьба Степченко складывалась совсем неплохо. Нет, он не принадлежал к когорте «золотой молодежи», к тем, у кого уже при рождении дальнейший жизненный путь ясен и четок, как прямая линия в геометрии. Его родители были совершенно обычными людьми: мать – учительница, отец – мастер на заводе. Но сын, с детства имевший тягу ко всякой механике, быстро понял, что же его интересует в жизни. С малых лет он «зависал» в гаражах, наблюдая за тем, как владельцы авто чинят своих железных коней. Затем стал подавать ключи и понемногу начал осваивать это ремесло. После школы Степченко поступил в соответствующее училище, где окончательно сделал свой выбор. И действительно, автомехаником он оказался, что называется, от бога. Поэтому он твердо знал, что по возвращении из армии его дела пойдут нормально, причем благодаря собственным способностям.

И вот теперь ему снилось, как он возвращается домой, как его радостно встречают родные, друзья, а главное – она. Даша часто писала ему письма, в которых говорила, что ждет его. Так что дальнейшее виделось в радужной перспективе. Единственное, что омрачало настроение, – так это те уроды на КПП, благодаря которым он вынужден здесь торчать уже черт знает сколько времени.

Несмотря на то, что природа сегодня дышала спокойствием, как оказалось, не все спали. Вдалеке на дороге показался свет фар. Они чуть заметно мелькнули и погасли. Никто этого, включая и Степченко, не видел. «УАЗ» с выключенным двигателем тихонько катился с горы, а затем остановился, на этот раз уже ближе к посту.

Несмотря на то, что десантник дремал в висячем положении, сон его был все-таки чуток, как это часто бывает в экстремальных ситуациях. Сквозь дрему он услышал какой-то шум и, дернувшись, проснулся. Раскрыв сонные глаза и еще не вполне понимая, что к чему, он, присмотревшись, увидел стоящую неподалеку машину. Она находилась еще за охранной зоной, но появление ее здесь в ночное время явно не сулило ничего хорошего. Рядом с автомобилем в темноте солдат разглядел и две фигуры.

Не успел Степченко и пошевелиться, как кто-то третий, зашедший за спину, резко схватил со спины его автомат, пытаясь сдернуть оружие с шеи солдата. Однако нападавший, естественно, не учитывал тот факт, что автомат не надет на шею, а на нем висит сам боец, так что легкой добычи в данном случае не получилось. В свою очередь уже совершенно очухавшийся за эти секунды десантник перешел в контратаку. Несмотря на свое несколько стесненное положение, он ухитрился вывернуться и что было сил саданул нападавшего ногой, попав тому в самое болезненное место. Нейтрализовав таким образом противника, Степченко уже без труда вырвал автомат из ослабевших рук нападавшего.

– Стой! Кто идет? – неистово, во всю глотку заорал рядовой. – Стой, стрелять буду!

– Ой, бля, больно… – нападавший пополз в сторону на четвереньках: большего он пока не был в силах вымолвить.

Прозвучал предупредительный выстрел в воздух, переполошивший всех. Из КПП через несколько секунд выбежали вооруженные старослужащие. Зажглись фонари, ломаными лучами приближаясь к месту происшествия.

Полковник Авдеев, а это был именно он, корчась от боли, не мог подняться, скрутившись в калачик. Он лежал в пыли и, постанывая, держался руками за ушибленное место. Теперь офицер проклинал себя за то, что надумал вот так схватить на горячем нарушителя. Благодаря своей дурацкой идее теперь он вынужден валяться в пыли у ног солдата всем на посмешище!

Поодаль, возле «УАЗа», застыли старший лейтенант Щекочихин и какой-то местный кавказец, с виду вполне обеспеченный и преуспевающий субъект. Наконец полковника более-менее отпустило. Он, шатаясь, поднялся, и теперь вся его злоба обрушилась на постового, из-за которого все и произошло.

С ненавистью всмотревшись в перепуганное лицо солдата, Авдеев прошипел:

– Ах ты сучий потрох, ты мне за это ответишь. Заснул на посту! – мгновенно перешел он на крик. – Да ты знаешь, что с тобой будет? – Боль и унижение придавали пострадавшему удесятеренную энергию. – Сдать пост! Отдать оружие! – Полковник, приближаясь к рядовому, грозно протянул руку.

От всех переживаний Степченко просто переклинило – инструктаж Батяни несколько часов назад не прошел даром.

– Не подходить, стрелять буду! – закричал он, наведя ствол автомата на полковника.

– Что?! Что ты сказал, недоносок? – взбеленился офицер.

Но, несмотря на ярость, переполнявшую его, он прекрасно понял, что этот придурок и вправду всадит в него целый магазин, сделай он еще хоть шаг. Авдеев отступился, бормоча проклятия и угрозы, в которых самым меньшим наказанием для десантника фигурировал дисбат.

Неподалеку стоял сержант Рахимов с остальными старослужащими. Но на помощь пострадавшему полковнику никто из них не спешил. Да и зачем? Получить пулю в голову или в живот ни у кого из них не было никакого желания…

* * *

К КПП подъехали два «УАЗа». В машинах находились Батяня, начальник караула, разводящий, смена. Крики полковника, конечно, не создавали особенного комфорта при смене караула, поэтому Лаврову пришлось попросить того несколько утихомирить свой пыл. В ходе разбирательства Батяня, естественно, тут же сориентировался, в чем же дело, достаточно ведь было посмотреть на часы и понять, что Степченко стоял не в свою очередь. Майор приказал сменить весь караул на бывшем КПП. Ненадолго притихший Авдеев снова вошел в действие:

– Да он же спал на посту! Я его хотел разоблачить, вот все так и получилось! – не унимался он.

– Никак нет, товарищ полковник, не спал! – с честными глазами отпирался пришедший в себя Степченко. – Стоял на посту, не смыкая глаз.

Надо было быть круглым дураком, чтобы сознаваться в таком воинском преступлении, тем более после такой заварушки, которая никак не оканчивалась.

– Да он же нагло врет, он издевается над нами. Ты на гвозде висел! Хорошо, сейчас я вам всем покажу, в чем тут дело. – Авдеев бросился к грибку.

Он кипел от злости. Ну, ничего, сейчас-то все выяснится! Но, подойдя к столбу, полковник получил новый сюрприз: никакого гвоздя вопреки его ожиданиям там не нашлось. В столбе имелись отверстия, но их было много, да и вообще, это уже не могло служить доказательством вины солдата.

Понаблюдав за метаниями Авдеева, Батяня отвел его в сторонку.

– Но здесь же был гвоздь! – чем дальше, тем больше полковник сам начинал понимать, что он уже просто смешон.

– Товарищ полковник, зачем надо было пытаться отобрать автомат? – задал вопрос Батяня. – Это же нападение на часового.

Пострадавший тяжело вздохнул.

– Да ладно, полковник, я и ему заплачу, – подошедший кавказец, прибывший в компании с Авдеевым, заметно нервничал и имел в виду, конечно, Батяню. – Фуры с вином ждут, – показал он в сторону Артви.

– О чем это вы? – процедил Батяня.

В последнее время что-то слишком много стало открываться ему, причем, к сожалению, с нехорошей стороны.

Полковник грозно нахмурил брови, и кавказец, увидев, что брякнул не то, замолк, понимая, что прохождение фур с вином на сегодня отменяется.

Загрузка...