– Ну, что скажешь, старлей? – вид Батяни был суров и мрачен. – Давай, колись. Я не собираюсь у тебя информацию клещами вырывать.
В кабинете комбата, несмотря на жару, было плотно закрыто окно. Даже форточку на этот момент Лавров закрыл на задвижку.
Два офицера сидели один напротив другого. Разговор был тяжелым и неприятным, особенно для Щекочихина, – он чувствовал себя, как уж на сковородке. Проблемы, связанные с действиями, мало совместимыми со званием российского офицера, начали выползать наружу, и он чувствовал, что они теперь будут только увеличиваться. Лавров сверлил собеседника глазами, словно пригвождая к стенке.
– Да ты пойми, майор, я тут совсем ни при чем, – всячески пытался обелить себя старлей. – Я что, по собственной инициативе мог такое предпринять? Полковник Авдеев приказал мне обеспечить проход фур. Я только выполнял приказание вышестоящего начальства.
Офицер развел руками, будто показывая, что в данном случае он – винтик.
– Послушай, Щекочихин, – начинал закипать Лавров, – ты понимаешь, что Россия поставила тебя, именно тебя охранять ее государственную границу? Что на тебя возложены совершенно конкретные полномочия с расчетом на то, что ты их выполнишь. Все эти слова насчет того, что мы охраняем покой нашего народа, – это не пустые фразочки, а четкие и реальные понятия. А ты эту свою задачу не выполнил, а она, между прочим, куда важнее многих других. И что я тут вынужден объяснять тебе прописные истины, которые должны усваивать солдаты-первогодки.
Батяня был рассержен. Выходило так, что в своем же подразделении у него имелись скрытые и серьезные проблемы, о существовании которых он и не догадывался. Самое худшее – в этом он убедился на основании своего многолетнего и отнюдь не теоретического опыта – это когда то, что ты считаешь своим тылом, оказывается совсем не тем, чем казалось. Ведь очень важно, чтобы, когда тебя прижали к стенке, знать, что хотя бы она в самый неподходящий момент не упадет за твоей спиной.
– Ты так легко рассуждаешь, майор, – мрачно хмыкнул Щекочихин, – а кто я такой против него? Я что – спорить с ним буду? Жалобы на него катать?
– Ты десантник, – жестко напомнил Батяня, – и офицер. Если для тебя это пустые слова, значит, будем разговаривать по-другому.
Ненадолго воцарилось молчание, когда оба, почти синхронно, не сговариваясь, достали из пачек сигареты и закурили. Затягиваясь дымком, каждый в мыслях глядел на ситуацию со своей стороны. Причем у каждого эта сторона весьма отличалась от точки зрения собеседника.
У Лаврова все было четко и ясно: он находится на охране границы и прекрасно знает, «что такое хорошо и что такое плохо». Вся жизнь майора, в принципе, и состояла из того, чтобы пресекать поползновения всякой нечисти. Далеко не каждый на его месте выдержал бы такие испытания, но на то он и был майором Лавровым, или просто – Батяней.
– Если бы один Авдеев был в этом замешан, – вздохнул старлей. – Ты не представляешь, майор, насколько все сложно…
– Так вот ты мне и расскажи, что к чему, – подбодрил его Лавров. – У нас время есть, чтобы все обсудить, спешить особенно некуда. Давай, не тяни кота за хвост.
При всех проблемах, которые сгущались над головой десантников, основной задачей – это отлично понимал Лавров – являлось то, чтобы между своими, теми, на кого можно опереться, выяснить все, не оставляя темных сторон.
– Здесь все друг с другом повязаны по обе стороны границы. Ты что, думаешь, все такие честные? Думаешь, каждому Родина важнее, чем все остальное, – саркастически усмехнулся Щекочихин, – как бы не так! Здесь, майор, другие понятия. Времена уже не те, и если раньше человек был горд от понимания своей значимости, то теперь ценность его часто измеряется в денежном эквиваленте.
– Я про свои понятия в отличие от некоторых прекрасно знаю, – отчеканил Батяня. – И про честь офицера, и про долг, и все прочее.
– Одному человеку систему не сломать, – гнул свое старлей. – Это то же самое, что пытаться проломить лбом бетонную стену.
Щекочихин уже успел понять, что такое граница, ее специфика, и получил некоторое представление о том, что и почем на линии, разделяющей государства. По его мнению, майор Лавров являлся типичным героем, времена которых ушли безвозвратно. Батяня никак не вписывался в ту систему, которая позволяла кормиться на границе многим и многим. А уж в том, что те многие, которые держатся за свою кормушку руками, зубами и ногами, сделают все от них зависящее, чтобы ликвидировать любое препятствие на своем пути, старлей нисколько не сомневался.
– На других не ссылайся, отвечай только за себя, – поморщился Батяня. – Давай, старлей, думать, кому мы мешаем. Надо все выяснить, чтобы знать, откуда ждать новых неожиданностей.
– Вопрос… – задумчиво хмыкнул Щекочихин.
– Когда мы осматривали место гибели кавердинских диверсантов, ты все хорошо помнишь? – Лавров со странной усмешкой покосился на скрипнувшую от ветра форточку.
– Ну да, а что такое? – насторожился старлей.
Хорошо зная командира, он понимал, что этот вопрос задан неспроста.
– А тебе ничего не показалось там странным? – продолжал комбат.
Щекочихин наморщил лоб, вспоминая.
– Да нет, ничего такого особенного мне в глаза не бросилось. Покойники как покойники. Что я, мало на боевиков насмотрелся? Слава богу, навидался – и живых, и мертвых предостаточно, на десятерых хватило бы. Да они повсюду одинаковые: в Чечне, Таджикистане или здесь, – презрительно заметил он, – лежат в окопе…
– В окопе! – хмыкнул Батяня. – Это ты глянул искоса и пошел назад, банкет продолжать. Когда я осмотрел место, так сказать, происшествия, то обратил внимание на детали, натолкнувшие меня на определенные мысли. – Батяня сделал многозначительную паузу. – Стреляные гильзы были свежими, слов нет. А вот из автоматов убитых боевиков явно не стреляли. Никакого нагара там в стволах не было. Не бы-ло! Понимаешь, о чем я?
– Значит, ты хочешь сказать… – протянул собеседник.
– Вот именно. Это такие же боевики, как мы с тобою балерины, – Батяня хлопнул ладонью по столу так, что пепельница и подставка для карандашей подскочили, как шарики для пинг-понга. – Этих «диверсантов» просто расстреляли, после чего им в руки вложили оружие.
– Интересно… – провел ладонью по виску старлей.
– Значит, и обезьянью лапу им подбросили…
– И что же дальше? – взглянул на Батяню старлей. – Что мы в этой ситуации можем сделать?
– Есть у меня одно соображение, – наклонился поближе Лавров.