Казя теперь труп

Глава 11 Лекс с метафизического факультета

Учеба поглотила Алексея Таганова, то есть Лекса, целиком. Лекций было совсем мало, семинар прошел всего один, и это, как пояснил Акакий Акакиевич, было нормально, особенно для первокурсников. В деканате придерживались того же мнения:

– Главное – освоиться, приноровиться, почувствовать сладкий дух учебы. Расслабьтесь и наслаждайтесь нежизнью!

Лекс не особо расслаблялся и наслаждался, но осваивался успешно.

Первым делом он вырыл собственный туннель, чтобы не тревожить лишний раз Алинку-Малинку. Подземный ход получился уродливым, и никакие жалкие поэтические потуги не помогали превратить земляные стены в нечто цивилизованное. По такому даже на самокате не проедешь! Но все-таки зато свой, прямиком из могилы.

Вторым делом он устроил небольшую вечеринку по поводу поступления. Собрались обычным «старым» составом, как бывало до появления Кассимиры. То есть Фёдр, Склеп, Игнат, Маня и Таня. Ну и сам Лекс, конечно. Для стола Лекс принес из университетской столовой бараний гуляш в горшочках и кремовые эклеры. Притащил на всех, с учетом Кази, Алины и Стаси. Но в итоге угощение подчистую слопали без них, так получилось. Фёдр посетовал: это нехорошо, и не по-людски, и не по-мертвяцки. Лекс клятвенно пообещал принести еще, чтобы никому не было обидно. А потом произошел неприятный инцидент: тетя Таня нечаянно отрезала себе палец, расстроилась и ушла.

– Ай, женщины всегда так! – махнул рукой Игнат. – У меня была подруга, для которой ноготь сломать – трагедия. Не представляете, какие истерики устраивала! Я ей: да отрастет! А она как упрется: не отрастет! И реветь.

– Да, женщины такие… – согласился Склеп. – Из-за ерунды соображалку теряют. И даже могила их не исправит! Вот я вам расскажу про одну мою бабоньку…

Разговор пошел мужской, с историями из жизни. Каждый, конечно, привирал, особенно Маня. В общем, хорошо посидели…

Третьим делом Лекс выяснил, что ему, как и всем студентам, положено общежитие. Независимо от того, близко ты неживешь от Подпущинского университета или далеко. Свободных комнат оказалось предостаточно, поскольку общее число студентов было невелико, не более пяти сотен, к тому же многие, особенно старшекурсники, предпочитали обустраиваться в «профессорском городке». Возвести домик в городке мог каждый, у кого хватало силы воображения. Лекс сразу смекнул, что ему это пока не по зубам – ему даже подземный ход пришлось рыть вручную. Да и обитать рядом с другими веселее. Так или иначе, он вселился в одну из пустующих комнат общаги, выбрав угловую на одном из верхних этажей второго левого жилого крыла. Одно окно его комнаты смотрело на глухую кирпичную стену соседнего крыла, зато вид из другого был прекрасен: сквер внизу и роскошное дерево вверху (значительная часть растений на Потустороньке растет, цепляясь корнями за низкое небо).

Комнатушка показалась Лексу шикарной, поскольку была наполнена предметами и мебелью, изящество и старина которых могли бы впечатлить даже особу королевских кровей. Почетное место в комнате занимали часы. То были песочные часы, однако емкостей в них было не две, а… Трудно сказать сколько. Часы сами переворачивались (отдельными частями) и отсчитывали время до следующей лекции или семинара. Как они работали, было неведомо, но всезнающий Акакий сообщил, что позванивать они начнут за столько времени до начала, сколько требуется обитателю комнаты, чтобы добраться до аудитории.

– Пока не парься, воспринимай как элемент дизайна интерьера, – добавил Какакий. – В деталях после разберешься.

Поскольку Лекс пропустил экскурсию по универу Йоки в День открытых дверей, ему требовалось разузнать, что где расположено. Тик-Тик заявила, что ей это тоже крайне необходимо.

– У меня вообще географический кретинизм с детства! – пояснила она. – Я с той экскурсии вообще ничего не запомнила.

Они стали гулять втроем, поскольку у Акакия Акакиевича кретинизма не было, а проучился он тут двадцать или более лет и всё знал.

– Не всё, молодые нелюди, не всё! Но чем могу, помогу. Всего знать невозможно в принципе, во всех помещениях никоим образом не побывать, они ж меняются по желанию обитателей. Не сильно, но меняются. Не в любую сторону, но неуклонно-допустимо.

– Как это – неуклонно? – не понял Лекс.

Оказалось, никакое намерение и желание нарушить общий стиль университета не сможет. Например, мебель на модерновую не заменится. Но если, допустим, какому-нибудь студенту позарез, не-ук-лон-но, требуется нечто до-пус-ти-мо-е, оно появится.

– Все равно не понял, – сказал Лекс.

– А я так вообще не поняла, – призналась Тик-Тик.

Акакий был терпелив:

– Ну смотрите. Вот у нас на третьем этаже среднего крыла есть спортивный зал с беговыми дорожками. Вы его видели.

– Видели. Не дорожки, а сомнительный ржавый антиквариат! – заметил Лекс. – Кажется, там только одна кое-как работает. Могли бы заменить или починить уж, что ли.

– В точку! – обрадовался Акакий. – Могли бы. Но, оказывается, не могли бы. Потому как это против уклона и желания того доцента Клементия, который их там проявил. Вы не против, если я закурю?

И Лекс, и Тик-Тик привычно кивнули. Они уже знали: это вопрос риторический, и после него Какака редко на самом деле закуривает. Подержит трубку в зубах, да и спрячет.

– А этот Клемен… – начала было Тик-Тик, но старикан не дал ей договорить.

– Он был толстый, как слонотоп, этот Клементий. И хотел сбросить вес. Путем бега. И лучше не на виду у всех, а в закрытом помещении. Желание его было сильно и неуклонно, и не противоречило желаниям университета…

«Гм, это фигура речи, или у универа в самом деле есть желания?» – подумал Лекс.

– Так что у нас появился зал с беговыми дорожками, – продолжил Акакий. – Но на самом деле напрягаться и бегать доцент не хотел, это было его второе желание. Такое же неуклонное. Так что все дорожки немедленно и послушно пришли в негодное состояние. Одна как-то работает, но непременно ломается, если в зал входит Клементий. К счастью, он не входит и вообще куда-то слинял давно… Теперь, молодые нелюди, вам понятно?

Нелюди закивали.

– И теперь, надеюсь, вам понятно и то, отчего лекций у первокурсников практически нет, а в деканате вам сто раз указали на то, что направить свои усилия следует на расслабон и наслаждёж. Так сейчас изъясняется новое поколение, я не путаю?

– Про наслаждёж я не слышал, а про расслабон – да. Так говорят, – подтвердил Лекс и добавил: – Послушайте, но если такое правило действует всегда, то… Получается, вступительные экзамены – фикция? Сюда попадает каждый, стоит только захотеть и совпасть с универом?

– Да! Да! Да! – Акакий прищурился и ревниво вопросил: – Сам додумался?

– Сам. Но… Алинка так хотела поступить! Почему же ее не приняли?

Стали разбираться и догадались. Алинка-Малинка на самом деле вовсе не хотела учиться и узнавать что-то новое. Ее истинным желанием было играть на компьютере. Но старинный подземный университет никак не мог предоставить ей такую возможность. Так что шансов у девочки не было.

Лекс в очередной раз вспомнил о том, что собирался отнести вкусного на родное кладбище – Алинке, Стасе, а может и Казе, если та вернулась.

Обещание свое он исполнил в середине осени. Да только вот Кази не было, и все опасались, что она сгинула. Алинка сохла и не отреагировала. Стася же поблагодарила и отведала. Остальные принялись угощаться и расспрашивать о том, как и что в универе. Лекс в общих чертах рассказал, но особо расписывать и хвастаться не стал, вовремя сообразив, что это может расстроить всех, кому нет доступа за пределы купола.

Он хотел выяснить при случае у Фёдра, отчего тот только Алинке показал рекламу Дня открытых дверей. Отчего никогда прежде не рассказывал о том, что рядом с их кладбищем есть такой прекрасный университет. Но случая такого не представилось.

Лекс периодически заглядывал к себе в могилу, но а) редко и б) ненадолго. Порой он даже не выходил наружу, так что никого из сокладбищников не встречал. Время летело незаметно, приближался Новый год. У студентов, естественно, были большие планы на праздники, хотя некоторые собирались уехать. Лекс не знал, как ему сказать своим, что он не будет в этом году праздновать с ними. Терзался. В итоге решил сделать подарки заранее и соврать, что у него… Что у него… Практика у него, вот так! Во всех институтах есть практика.

Подарки получились – ау, вау и ах! Зар и Квазар, физики-скелетины, научили, где взять, показав Лексу свою лавку несдубленных радостей. Лавка была не полной их собственностью, но крутизны невероятной, и о ней – отдельный разговор. В общем, благодаря новым приятелям подарки удались.

Нагруженный красиво упакованными коробками (на Подпущинском кладбище со времен его основания такого у мертвяков не было!), двадцать пятого декабря, ближе к полудню, Лекс бодро отправился домой. Свернуть в свой проход не удалось, поскольку у начала ответвления к вырытому им ходу образовалась внушительного вида лужа. Она и прежде тут была – Лекс знал, что потолок протекает. Но сейчас лужа располнела, раздобрела, заболотилась.

– Да тут по щиколотку провалиться недолго! – пробормотал Лекс. – Еще и подарки в эту жижу свалю!

Он немедленно отступил и отправился через Алинкин выход. По пути Алексей размышлял о том, справедливо или нет устроена нежизнь. У Алинки шикарный ход, и это точно не ее заслуга. Ход ей на фиг не нужен. Ему ход необходим, но сам при этом не возник, и теперь, после стольких трудов, потолок течет и осыпается, того и гляди грязный ком за шиворот свалится! Зато его сразу зачислили в универ, и у него теперь не нежизнь, а лепота, и то ли еще будет! А Алинкино желание такое маленькое, скромное, всего-то поиграть. Так нетушки.

Рассуждая в подобном духе, Лекс спокойно дошел до чаши, защищающей выход, поднялся наверх. Свалил подарки в уголок и заглянул в гроб. Малинка лежала на спине, в не характерной для нее позе. Раньше она или дремала на боку, или сворачивалась калачиком-эмбрионом.

– Алинка, я тебе подарок принес! – сказал Лекс. – Тебе понравится.

Ноль эмоций.

Лекс решил зайти с козырей:

– Ты не поверишь, но это почти компьютер!

Не-а, не сработало.

– Да ну тебя! – махнул рукой Лекс. – Короче, я тут оставлю, потом посмотришь. Я старался тебя порадовать.

И он отправился к другим.

В склепе Склепа никого не было.

У Игната никого не было.

У Мани не было.

У Тани – пустой дом.

Здорож Фёдр отсутствовал.

Лекс поднялся наверх, побродил меж могил, прошел за похоронной процессией. Никого из своих.

– Наверное, еще какую-нибудь шишку хоронят и они все там, – пробормотал Лекс.

Но искать далее не стал и умотал в общагу, решив отложить раздачу слонов на потом.

Перед самым Новым годом Лекс вновь посетил Пущинское кладбище и вновь никого не обнаружил. Времени искать у него было еще меньше, чем в прошлый раз, поэтому он перенес подарки в склеп и оставил пространную записку с поздравлениями и извинениями, пожелал всем хорошего праздника и пообещал заглянуть в новом году.

В третий раз закинул он невод, то есть вернулся на кладбище, когда оканчивался январь, январь две тысячи двадцать второго уже года. Подарки лежали нетронутыми. И Лекс понял, что случилось страшное: все его сокладбищники разом сгинули, оставив Алинку-Малинку одну.

Лекс отчаянно пытался расшевелить Алину и выяснить хоть что-то. Но Алинка лишь пару раз сморгнула и издала слабый, едва различимый стон – и все.

– Что ж, у меня есть друзья в университете, педагоги с опытом, – сказал сам себе Лекс. – Посоветуюсь с ними.