Казя теперь труп

Глава 5 День открытых дверей

Убедившись в том, что из куба более не доносится ни звука, пущинские мертвецы разошлись. Маня предложил продолжить вечеринку и доесть торт, но остальные не проявили энтузиазма.

– Хочешь, так иди и доедай, – отмахнулся Склеп. – А я пойду по верху пройдусь.

– Я лично – спать, – зевнула тетя Таня. – Умираю, как спать хочу!

Шутница.

Игнат посмотрел на нее с плохо скрываемой завистью: мертвяки не нуждаются во сне (как в еде, умывании и прочих человеческих глупостях), и у кого эти желания после смерти остаются – тот, считай, получил подарок от судьбы, от Потустороннего Мироздания. Тетя Таня ест за компанию, но без энтузиазма, а вот дом свой любит и содержит в идеальном порядке. И поспать не дура, говорит, ей даже сны снятся. Маньяк Маня может жрать сутками без остановки – помер, а аппетита не потерял. Лекса не поймешь, он вроде бы и спать горазд, и есть, и гулять. Но ему это все не надо: есть, так есть, а нет, так и ладно. Алексей страдает только от отсутствия Интернета. А сейчас, кажется, в новенькую, в Казю, влюбился. Труп трупом, а влюбился!.. Игнат не помнил уже, когда в последний раз влюблялся, когда видел сон, когда на самом деле хотел съесть кусок торта. Комп или смартфон ему вообще не нужен, поскольку умер он в доинтернетную эпоху. У Игната была мечта: построить машинку, на которой можно было бы путешествовать, не будучи ходильником. Надежную машинку. Но как к этому вопросу подступиться, Игнат не знал. Пока что он пытался наладить электричество на Потустороньке. Но и это у него не получалось, поскольку сдубленные механизмы под землей не работали так, как в реальном мире. Здесь даже металлы теряли свои свойства. В тут-мире были иная химия, иная физика, иные законы, постичь которые Игнат не мог.

Что же все-таки происходило с гаджетами на Потустороньке? Максимум цифрового счастья: сдублить смартфон и, стоя наверху, на самом кладбище, пользоваться теми файлами, которые уже есть в устройстве, пока не кончится заряд аккумулятора. Кончался он при этом стремительно, со ста процентов нырял в ноль за десяток минут. Фёдр каким-то образом умел подзаряжать некоторые устройства, но заряжались они чуть ли не неделями, а обнулялись так же мгновенно. И раз так – какой смысл? Проще пристроиться потихоньку к кому-нибудь из посетителей, если тот смотрит видосик или еще что делает. Увы, мало кому из живых приходило в голову смотреть фильмы, находясь на кладбище. Разве что могильщикам да уборщикам. Да когда им смотреть, они сюда работать приходят.

У Лекса мечты не было, если не считать желания иметь нормальный ноут с выходом в Инет. За спины посетителей, упершихся в смартфоны, Лекс тоже любил пристраиваться, на этой почве они с Игнатом даже пару раз ссорились, поскольку Фёдр это дело пресекал и периодически контролировал. А уж вдвоем или толпой вокруг живых кружить вообще категорически запрещал, грозился, что напишет в Канцелярию.

Подглядывать в экраны – хорошее развлечение, но Лексу нужен был свой смартфон! Свой планшет! Свой ноут! Хорошо-о-о, мертвым нельзя связываться с живыми, постить что-то в соцсетях. Ладно-о-о. Но почему нельзя смотреть?! Дискриминация по трупному признаку!

Дойдя вместе со всеми до первого мостика, Лекс попрощался с остальными и отправился к себе, раздумывая о том, чем бы заняться. Кинкейдовски-пасторальная, приторная и душная, по мнению Лекса, часть их деревеньки вскоре окончилась (всего-то пятьдесят три дома, некоторые из которых уже превратились в руины). Начался небольшой парк – дело рук двух подруг, которые обитали тут еще до смерти Лекса, обустроили дороги, занялись облагораживанием территории, а затем стали ходильниками. Когда жили – не дружили, волею судеб погибли в один день в автомобильной катастрофе, а потом и ходильниками стали одновременно. Одна возвращалась из путешествий уже четыре раза, вторая – два. Дома их стояли чистые, ни парк, ни дорожки не портились, значит, дамы были в полном порядке и собирались еще вернуться, «рано или поздно, так или иначе». Фраза эта была из когда-то любимых Лексом книг Макса Фрая. Потом он их разлюбил, поскольку внезапно начал ассоциировать себя с сэром Максом, угодившим в Тихий город, обволакивающий тебя уютом и заботой, убаюкивающий и в итоге сводящий с ума. Нет, тут был отнюдь не Тихий город! Никакого уюта, блинский оладик! Хотя тоже свихнуться можно от скуки и безысходности.

Стать ходильником Лекс не мог: он, как никто другой, боялся сгинуть. Вон эта новенькая, Кассимира, как лихо послушалась бабу Стасю – хлоп! – и умотала по какой-то там едва видимой ниточке.

– Не вернется она… – пробормотал Лекс. – Не вернется. Сгинет.

При жизни Лекс был скорее бабником, нежели однолюбом. Ему больше нравились пышные, мягкие веселушки, в которых легко утонуть, как в перинках-подушках. Но при этом около двух лет он прожил именно с худышкой, такой как Казя. Потом они все-таки разбежались. А потом он умер.

Надо было выкинуть Казю из головы, но она не выкидывалась.

Передумав идти домой, Лекс решил покружить, дойти, например, до Алины-Малины.

– Как так вообще можно? – Лекс принялся рассуждать вслух, тут так все делали, кто реже, кто чаще. – Хлоп – и умотать? Легко! Запросто! Как в омут…

За парком почти сразу начиналось… Кладбище. Подземное кладбище под кладбищем реальным – это нечто! Они называли его по старинке: погост. Хотя… Какой же это погост? Оград, холмиков, крестов и памятников нет и в помине. Ни намека на церквушку или часовню. Неровными рядами стоят чистенькие новенькие гробы, по большей части закрытые. Не зная, что это, можно подумать, что они продаются. В гробах никаких тел нет, хотя скелеты встречаются. Иные завалены цветами и больше похожи на клумбы. Некоторые стоят на возвышении, а над некоторыми даже шатры, как альковы над кроватями. Все гробы принадлежали усопшим, попавшим хоть ненадолго в деревеньку. Почти все из них сгинули, попытавшись стать ходильниками, причем многие, как Казя, не пробыли тут и трех дней и домами обзавестись не успели. Гробы периодически становились зыбкими и рассыпались, оставляя вместо себя кучку пепла. Но бывало и так, что и человека уже нет, и трупа нет, а гроб целехонек. Лекс спрашивал у Фёдра, отчего это. Но Фёдр и сам не знал.

Алина нежила за кладбищем. С виду ее дом был – обычный современный одноэтажный дом: три пластиковых окна с одной стороны и дверь с другой. Невысокая крыша. Чистенько и бедненько. Всё в бело-кремовых тонах. Перед окнами растет куст малины, за это Алинка-Малинка и получила свое прозвище.

Алина ушла в возрасте двадцати пяти лет от передоза. Причем она вовсе не была наркоманкой. Отучилась в институте, удачно устроилась на работу «специалистом по проектам» (по каким – неведомо, да и неважно), сняла квартиру, получила права. Страсть у нее была одна, точнее, одна с половиной: Алина обожала компьютерные игры, больная была на всю катушку в этом смысле, и еще уважала хороший маникюр. Наркотиками она начала баловаться за несколько месяцев до смерти. Попробовала одно – не зашло. Второе – не зашло. С третьим, как выяснилось, можно гамать сутками и не уставать. Алина оканчивала работу, погружалась в любимую игрушку, а когда силы начинали ее покидать, ширялась. И доширялась. Дура. Дура!!! Не повторяйте эту глупость, не будьте идиотами! Если бы Алина могла вернуться в прошлое… Но она не могла. И никто не может.

Для всех близких случившееся было как гром среди ясного неба. Да, жила она одна, но ведь взрослая уже, самостоятельная, без вредных привычек. К родителям-научникам в гости приезжала на Новый год, живая-здоровая, ни намека на… В квартире ее оказалось чисто, не похоже на притон. В холодильнике – здоровая еда: сыр, перцы, сметана, молоко… Когда включили уснувший Алинкин комп, на экране высветился лабиринт с переминающейся с ноги на ногу героиней. Алина искала в лабиринте недостающий артефакт.

Алину кремировали, как она хотела. Не то чтобы она предчувствовала, просто когда-то при случае высказала свое желание: кремировать, пепел высыпать и на этом месте посадить что-нибудь полезное, хоть малиновый куст. Вторая часть ее желания исполнена не была. Урну с прахом тупо закопали в землю, к бабушке и умершей во младенчестве двоюродной сестренке. И малину сажать не стали, чтобы не разрослась и не разворотила мрамор.

В итоге малиновый куст вырос на Потустороньке, и какой же роскошный! Не колючий и весь в крупных сладких ягодах, причем ягоды не созревали сезонно, а наличествовали постоянно, даже в морозные дни. Пока с одной ветки ешь, на другой новые появляются. Все были в восторге от такого новшества и первое время объедались. Потом поднадоело.

За Алиной прилетали спутники, они сопровождали ее до самого погребения, это и Фёдр видел, и Склеп с Игнатом. Видели все трое и открывшийся в вышине над урной с пеплом обычно непроницаемый купол. Но Алина на спутников и внимания не обращала. Они дождались окончания церемонии и улетели, насильно девушку с собой брать не стали. И бабушка появилась: милая бабуля, держащая за руку девочку лет пяти – подросшую сестренку. Алина бабушку обняла, поплакала, уткнувшись в ее плечо, и… Не пошла с ней. Бабушка постояла-постояла и растворилась.

А вот за здорожем Фёдром Алина пошла сразу, не задав ни единого вопроса. Сразу же послушно нырнула в свою могилу, за считаные часы «построила» себе дом. Место для него не выбирала, сказала:

– Где будет, там и ладно.

– А какой дом ты хотела бы? – спросил Фёдр.

– Мне все равно, – пожала плечами Алина. – Какой получится.

Вечеринку провели в ее домике. На тот момент он состоял из одной комнаты, в которой ничего, кроме гроба, не было.

– Я хотела комп… – разочарованно прошептала Алина, оглядев пустые стены. – Вы точно уверены, что у меня его никогда больше не будет?

Все были точно уверены.

– Дом в первый же час после погребения – это зашибись, как круто! – попытался утешить ее Маня. – Постепенно ты тут все сделаешь, как хочешь, и…

Но Алина хотела только играть. Хотя бы доиграть. Хотя бы найти артефакт, который она так и не отыскала.

Выяснив, что на Потустороньке не поиграешь, Алина впала в депрессию.

Спустя некоторое время интерьер ее домика изменился. Теперь из пустой комнаты с гробом вниз вела лестница, а вместо погреба под полом нарисовался фрагмент лабиринта, похожий на тот, который был в игре. Вожделенный артефакт – красивая бронзовая чаша с бронзовыми же змеями – стоял в нише, в дальнем углу лабиринта. Толку в нем теперь не было никакого. В надземной части дома тоже произошли незначительные перемены: как издевательство и насмешка возник угловой компьютерный стол с неработающей настольной лампой и без компа. У стола – офисный стул на колесиках. Появилось еще несколько предметов: большая бульонная чашка, яркое махровое полотенце, блокнотик с ручкой… Все месяцами не сдвигалось с места, оставаясь там, где внезапно обнаруживалось.

Сама Алина тоже постепенно изменилась, иссохла и посинела. Перестала выходить из дома и почти все время лежала в гробу, укрывшись пледом, который принесла ей тетя Таня.

Первое время все пытались ее расшевелить, развлечь, уговорить и заинтересовать хоть чем. Алина вежливо отвечала, коротко и одинаково: не хочу, не буду, спасибо, все нормально… Изредка она вставала и спускалась в свой лабиринт. Бродила там, как зомби. Затем поднималась и ложилась в гроб. Малину со своего куста она так и не попробовала.

Лекс постучался, прежде чем войти. Васильковой синевы Алина лежала, свернувшись калачиком. Она стала так тонка, что ей и четверти объема гроба хватило бы.

– Привет! – сказал Лекс.

Девушка не шевельнулась.

– У нас новенькая.

Нулевая реакция.

– Она побыла день, построила вместо дома титановый куб и прямо из него сгинула.

Лексу показалось, что под пледом что-то сдвинулось с мертвой точки. Он принялся расхаживать по комнате, продолжая рассказывать про Казю. Но никаких шевелений в гробу больше не происходило.

– Когда пришла баба Стася… – проговорил Лекс и вдруг оборвался на полуслове.

На компьютерном столе лежал, придавленный бульонной чашкой, рекламный листок. В последний раз Лекс видел бумажную рекламу год назад. Тогда Маня сдублил из чьей-то машины сборник «Судоку», и они всем миром стали решать задачки. На задней обложке сборника красовалась реклама других сборников и журналов. Но тут было нечто другое, по стилю и дизайну, по…

К вурдалакам дизайн! Что именно рекламируют?

Лекс сдвинул чашку и взял лист в руки. «Йоки. Подпущинский университет проводит День открытых дверей». Дата. Время. Место сбора. Полезная информация для абитуриентов. И – Лекс просто глазам не поверил! – внизу приписка мелким шрифтом: «Выхода за территорию Подпущино не требуется».

Лекс не поверил своим глазам и прочел все внимательно несколько раз. Выхода не требуется, а сбор – у могилы академика Франка. Но как? Как?! Могила академика находилась в черте академгородка, перед Институтом биофизики. Формально и фактически она относилась к территории Подпущинского кладбища, и Фёдр говорил, что над могилой такой же непроницаемый купол. Но прохода туда не было, туда могли попасть только ходильники! А в рекламе четкое указание: приходите, не бойтесь, вам ничего не будет.

– Алина!

Молчание.

– Алина, откуда эта реклама? Ответь! Умоляю!

Лекс подошел, поднес лист к лицу Алины-Малины.

– Фёдр принес, – отозвалась Алина, едва шевеля губами.

– Фёдр? Ничего себе! Тебе принес, а мне нет! Ни слова не сказал! Гад! Паразит! Предатель! Но это уже сегодня! Вроде бы…

Под землей четкого течения времени нет: чтобы узнать точную дату, лучше вылезти на поверхность. Лекс был наверху, когда хоронили Казю. Это происходило вчера.

– Какое сегодня число?

Алина, естественно, промолчала. Ей давно было по барабану, какое число.

– А что он еще говорил? Говорил, каким образом можно попасть к месту сбора? Говорил? Говорил?

– Да.

– И как?

Алина закрыла глаза.

– Алина! – завопил Лекс. – Ты что, не понимаешь? Университет! В него можно поступить! А где универ, там компы! И Инет!

Алина открыла глаза.

– Там компьютеры, Алина! На любом факультете! Ну же!

Алина села в гробу.

– Ну же, Алинка-Малинка, не молчи, не тяни время! Мы можем успеть. Как попасть к Франку, что говорил Фёдр? Точно не надо ходильничать?

– Не надо, – довольно внятно, хоть и очень тихо, подтвердила Алина. – Есть прямое соединение. Идти три километра. Я…

Она опять умолкла.

– Ну, что ты, что?

– Я не дойду, – вздохнула Алина и легла. – А ты иди.

– А ход этот как найти? Я всю нашу территорию сто раз по периметру оббегал, нет там никаких ходов!

– За чашей, – подсказала Алина.

– Где?!

– В моем лабиринте, за чашей. Сдвинь чашу и иди. Почти сразу попадешь в круглый зал, из него такие же ходы, много. Указателей нигде нет, но только один ход дальше широкий, ты не запутаешься. Широкий проход ведет к могиле Франка.

– Ничего себе! Офигеть. А остальные ходы куда ведут?

– Фёдр сказал – к каждому из вас. Вы же никто вглубь не копали. Иди, убедишься.

Лекс бросился вниз по лестнице.

Подвал Алины все-таки был лабиринтом, поэтому Лексу пришлось побегать, но бронзовую чашу со змеями он нашел. Никакого прохода за ней не оказалось.

– А, да, надо сдвинуть.

Сдвинул. Мать честная! Только что тут была кирпичная стена, а теперь проход, даже пригибаться не нужно.

– Иди, – оказывается, Алина спустилась за ним. – Там ровная дорога. Я ходила с Фёдром до круга. Он сказал: дальше тоже все без подвохов. Иди.

– А ты?

Алина покачала головой:

– Не.

Лекс посмотрел и настаивать не решился: Алинка-Малинка, сине-прозрачный скелетик, была слишком слаба. Даже стоя держалась за стену и едва не падала.

– Эй, ты сможешь сама подняться наверх?

Она пожала плечами.

– Погоди! – вдруг сказал Лекс. – У меня идея. Стой тут, никуда не уходи. Там, говоришь, ровная дорога?

Алина кивнула.

– Я сейчас самокат принесу. Не наведенный, сдубленный. На нем вдвоем запросто можно. Будет как в песне: «Мы возьмем напрока-ат самый быстрый самока-ат! И вдвоем на самокате вылетаем на Арбат!»