Глава 2 Письмо от Томбо

От Томбо пришло письмо.

Кики, как ты, в порядке? Я по тебе скучаю.

Я сейчас на середине подъема на гору Амагаса. Несколько дней назад я вышел из школы в шесть утра и направился прямиком к горе. Покинув город Наруна, я прошел через рисовые поля, расстилавшиеся вокруг города, и наткнулся на тропинку, поворачивающую к подножию горы. По всему казалось, что это и должна быть тропинка на гору. Рядом росло старое, немного корявое дерево с большим дуплом, его ветки клонились к самой земле. Когда дул ветер, ветви качались, будто подзывая: «Сюда! Сюда!» Я подошел к дереву, продираясь сквозь густую траву, и осторожно, выверяя каждый шаг, начал свое восхождение. Я ведь не знал, что может скрываться там, в траве. Было немного страшновато. Хотя, если вдуматься, странно все это было. Да, я не знал, что меня ожидает. Но ведь я именно это и предвкушал, когда собирался сюда, за этим и пришел. Сердце в груди стучало, как барабан. К стыду своему, должен признаться, что я до сих пор еще ни разу в жизни не оставался наедине с самим собой, вот так. Когда я прошел еще немного дальше, то нашел место, где деревья и травы слегка раздавались в стороны, образуя что-то вроде тропки, по ней-то я и направился вперед. И вот что я сделал первым делом: срезал ножом ветку высотой где-то мне по плечо и взял ее с собой. Я подумал, что в этой глуши подобная палка наверняка станет надежным подспорьем. Простая палка может сослужить хорошую службу. На подъеме она работает посохом, палкой можно раздвинуть траву, а при необходимости ею и измерить что-нибудь можно. Простая палка — а сколько силы в ней заключено!

— Всего лишь палка… Всего лишь простая палка…

Кики обернулась и посмотрела на Яа, тот сидел у входа в дом, отложив свой посох в сторонку. Он тут же широко улыбнулся ей, словно спрашивая: «Что такое?» Кики только кивнула в ответ и вернулась к письму.

По небу плыло солнце, похожее на сияющее колесо.

Когда я поднялся выше, мне открылся великолепный вид. Город Наруна, школа, железнодорожная станция и рельсы, скрывающиеся в тоннеле. Я видел все так, словно оно было нарисовано на красочной карте, и мне это очень понравилось. Я задумался: ведь ты, наверно, всегда именно таким все и видишь во время своих полетов… Я принялся бродить вокруг: я собирался немного задержаться на горе, и теперь мне было необходимо найти подходящее место для лагеря, до того как опустятся сумерки. Это должен был быть относительно ровный клочок земли, достаточный для того, чтобы на нем переночевать, желательно под деревом. Раздвигая траву только что смастеренным посохом, я отправился на поиски. В конце концов я отыскал вполне подходящее местечко, пусть и довольно далеко от вершины. Толстые корни, тянущиеся от высоких деревьев, словно бы взрывали землю, и между ними нашлась довольно ровная площадка, чем-то напоминающая по форме лодку. Над площадкой низко нависали ветви деревьев, в самый раз, чтобы что-нибудь на них подвесить. Я вздохнул с облегчением. Живо скосил лишнюю траву, поставил палатку, развернул спальный мешок, выложил все нужное из рюкзака и подвесил мешок со сменной одеждой на ветку. По соседству была еще одна подобная площадка-лодка, чуть поменьше, там я обустроил место, чтобы приготовить себе еду. Потом спустился чуть ниже и нашел между камнями крохотный ручеек, к счастью, мне его оказалось вполне достаточно. Казалось, сама гора была приветлива ко мне, новичку в походной жизни. На бумаге мое путешествие может показаться гладким, но на самом деле мне в моих поисках пришлось нелегко. Только покажется, что вот-вот найдешь хорошее местечко, — ан нет, не то. Только отчаешься и опустишь руки — и тут все и находится, как раз там, где не ждал… И так раз за разом. Мне порой начинало казаться, что я в прятки играю. Все-таки горы поразительны.

Если спуститься с горы, то в двух километрах от нее находится небольшой магазинчик, там можно докупить провизии, к тому же там есть почтовый ящик, так что я могу отправлять письма. Мне кажется, я вполне могу здесь задержаться. Теперь я уже пообвыкся и больше не волнуюсь.

Я залез в спальник и улегся на спину навзничь. Ветви и листья сплетались надо мной, и в просветах между ними я видел ясное небо.

— Чивир-р-р!

Там, в заоблачной вышине, парил, широко раскинув свои крылья, коршун. И это было так замечательно! Я смотрел на него, смотрел во все глаза, и мне казалось, что небо вдруг стало каким-то особенным. Пусть это было то же самое небо, что и всегда, но теперь оно стало для меня целым миром. И в этом мире был я. А потом этот мир цвета небесной синевы словно бы очутился во мне, и я невольно потянулся руками ему навстречу…

Кики отвела взгляд от письма и закатила глаза с недовольной миной, а потом проговорила, ни к кому не обращаясь:

— Хм-м, и все-то у него есть… Хорошо ему, доволен он…

Письмо все продолжалось.

И тут сбоку послышался какой-то шелестящий звук. Я повернулся па шуршание, поднял голову и увидел, что прямо передо мной, где-то в тридцати сантиметрах от меня, на камне сидит ящерка и пристально на меня смотрит. На камне лежало круглое пятно света, похожее на луч прожектора. На длинной мордочке, узкой и гладкой, посверкивали черные бусинки глаз. Четыре крохотные лапки уверенно и цепко держались за камень. Я затаил дыхание и замер. Она тоже сидела не шелохнувшись. Смотрела на меня и даже не моргала. Спустя немного времени я начал задыхаться и все же вдохнул, осторожно, чтобы ее не вспугнуть. И тут, уж не знаю, случилось ли это потому, что я шевельнулся, или нет, она резко отвела от меня взгляд, вильнула тонким хвостиком и в одно мгновение исчезла, словно ее и не было. Только трава тихонько колыхалась, отмечая ее бесшумный путь. Какая же она была изящная! Наверняка она была очень удивлена, увидев меня. В ее глазах был виден не столько испуг, сколько любопытство и интерес при встрече с чем-то новым, со мной. И мне почему-то показалось, что она приняла меня в круг «своих», и я был этому рад. С тех пор в моей жизни каждый день объявлялось что-то новое. Вот вчера, например, когда я выключил электрический фонарик и собрался спать, увидел на полотнище палатки, прямо напротив моего лица, силуэт прилипшего к ней геккона. Его высвечивали проникающие сквозь листву лунные лучи.

— Ох, ну надо же, вот это чудеса. Сначала посох, потом геккон… Там что, тоже Страна Странностей? — Кики округлила глаза и на некоторое время замерла, раздумывая. Потом снова перевела взгляд на письмо.

Ты знаешь, что гекконы издают особый звук, такое шелестящее пощелкивание? Мне кажется, что это их тайный язык, на котором они ко мне обращаются. Я как-то раз, не задумываясь, ответил одному из гекконов: «Я-а!» Давно мне не с кем было побеседовать. И конечно, малыш тут же прыгнул вбок и исчез. В мгновение ока. Здесь, в горах, я совершенно потерял связь с реальностью, может, поэтому мне и почудилось, что уголок рта маленького геккона словно бы изогнулся в улыбке.

Так и пошло: кто только передо мной не появлялся, кого только я не видел! Моим глазам здесь отдыхать некогда.

Кроме того, меня занимают и другие хлопоты. Как думаешь, какие?

Пропитание. Готовка обеда. Провизия, которую я взял с собой при подъеме на гору, довольно скоро вся вышла, так что сегодня я поспешил спуститься к магазинчику у подножия горы и принес себе из него риса и соли. Только их, и больше ничего. Все остальное мне даруют духи горы. Благодарю их! На горе растет множество съедобных и вкусных трав, плодов, а также листьев. Однако тут надо держать ухо востро. Особенно когда дело касается грибов. Знаешь, грибы вообще довольно подозрительные создания. Вот только что не было ничего, обернешься — и вот он, гриб, выглядывает. И не просто выглядывает, а словно так и сверлит взглядом. Словно под землей находится некий иной мир и живущие там существа глядят на поверхность через грибы-перископы. В горах прячется столько незримых глазу существ, но время от времени они показываются на свет, так что мне приходится все время быть начеку.

Мне немного одиноко проводить ночи в полной темноте, но это не важно, ведь я здесь пережил столько новых встреч! Я без ума от этой горы. Здесь все так интересно и захватывающе!

Я и раньше увлекался изучением строения усиков и лапок насекомых, тем, как они прикидываются листиками, но, похоже, это далеко не все. За каждым новым открытием стоит сотня вопросов: «А почему?»

У меня сердце так и прыгает от радости, как же мне все это нравится!

Кики, тебе тоже хорошего лета.

Томбо.

Кики подняла взгляд от письма. «Значит, все так нравится, что сердце так и прыгает?» — пробормотала она про себя и горько поджала губы.

Томбо хотел, чтобы Кики знала обо всем происходящем, он даже нарочно спускался с горы, чтобы отправить ей письмо. Кики было приятно, что он о ней подумал.

Она была рада получить письмо. И ей было интересно почитать о том, каково Томбо живется там, на горе. И вроде бы все хорошо, но… Все-таки ей чего-то недоставало. Ей казалось, что фраза «Кики, тебе тоже хорошего лета» выглядела как приписка. Дзидзи, который все это время сидел на подоконнике и смотрел на Кики, спрыгнул, подошел к ведьмочке и обратился к ней:

— Кики, может, тебе позвонить Томбо?

— Ты что, Дзидзи! Томбо сейчас на горе, там нет телефона!

— Ну, тогда письмо напиши.

— Дзидзи, вот что ты такое говоришь? Никто не станет доставлять письмо на гору.

— Вот как…

— Именно так.

— Но, Кики, ты же скучаешь по нему? Так, может, тебе к нему слетать? Ты бы в три часа к нему добралась, я уверен. А я мог бы составить тебе компанию. Томбо наверняка очень обрадуется.

— Ты уверен? Похоже, он там очень занят своими наблюдениями за всякой мелкой живностью. Нет, не полечу я к нему, не стоит.

Кики решительно помотала головой, сложила письмо Томбо и убрала его в конверт.


Снаружи послышался голос Яа. Кики выглянула и увидела: Яа, Ноно и Оле сидят на мостовой и о чем-то болтают. Перед Яа лежал бумажный пакет, в который он, по его словам, на днях запер свой рассказ. Сейчас пакет был сплющен, а рядом, на подостланном листе бумаги лежали рядком два чучела гекконов, которые Яа чуть ранее показывал Кики.

— Это геккон Пи. А вот этого зовут По. Они мои друзья, — пояснял Яа.

— Значит, они и мои друзья! Ведь я — твоя подруга! — Ноно подалась вперед, рассматривая чучела.

— А они мертвые?

— Да, они мертвые.

— А куда уходят после смерти?

— Далеко-далеко, за Страну Странностей. Мне когда-то бабушка об этом рассказывала. Она говорила, что, умирая, все берут с собой цветные карандаши. Ведь пока рисуешь, скучать не приходится. А после смерти иногда бывает очень одиноко… Нужно как-то развлекаться, иначе совсем беда.

— Ой, правда? А сколько карандашей можно взять с собой? Двадцать четыре цвета?

— Она сказала, только один…

— А гекконы тоже взяли с собой каждый по карандашу?

— Ну да, конечно! Каждый выбрал карандаш своего любимого цвета. Чтобы там, далеко-далеко за Страной Странностей, рисовать то, что они любят больше всего. Вот Пи, например, взял карандаш апельсинового цвета. И он каждый-прекаждый день рисует им свет. Он любит, когда светло.

— А По?

— Он взял чайный, светло-коричневый. Сказал, будет рисовать лестницы. Высокие-превысокие лестницы, чтобы дотягивались куда угодно.

— Он так любит лестницы?

— Да, потому что он любит потолки. Он часто рассматривал меня сверху. А бабушка у меня замечательная. Он взяла себе серебристый. И теперь все время, постоянно рисует луну. Когда она умирала, то сказала мне: «Яа, как луна будет выходить, ты посматривай на нее. Я буду рисовать луну, такую, чтобы сверкала и сияла».

— Яа, а ты какой цвет с собой возьмешь?

— Надо подумать… Раз бабушка взяла лунный, сделаю наоборот, возьму цвет солнца!

— А я персиковый! — сказала Ноно.

— А я яблочный! — поспешил сказать Оле.

— Яа, а что ты будешь рисовать своим солнечным светом? — спросила Ноно.

— Еще не знаю. Но ведь я пока что и не дедушка.

— Хи-хи-хи! Яа, а ты что, станешь дедушкой? Как смешно! — расхихикалась Ноно, прижав обе ладошки ко рту.

— Ну а как же без этого-то? — рассмеялся Яа и шутливо пихнул Ноно локтем.

Оле принялся припрыгивать и приплясывать вокруг обоих, выкрикивая: «Дедушка! Дедушка!»

Кики тихонько, чтобы ребята ее не заметили, отошла от окна. Вероятно, она просто услышала тот рассказ, который Оле на днях упрятал в пакет. Но у Кики было такое чувство, что на случайно подслушала сокровенную тайну Яа.

Загрузка...