Китайская головоломка [другой перевод]

ГЛАВА 11

В это время в другой комнате Чиун развлекался тем, что читал подробный анализ, доказывавший, как мало «Нью-Йорк Таймс» разбиралась в происходящих в Китае беспорядках. Статья на первой странице говорила о милитаристских элементах, которые хотели сорвать предстоящую поездку премьера в Америку и о желании «более стабильного руководства» — Чиун при этом презрительно хмыкнул — укреплять отношения с Соединёнными Штатами.

Президент в Вашингтоне всё ещё надеялся на визит премьера, говорилось в «Таймс», но ходят слухи, что он опасается, как бы его не отменили.

Чиун отложил в сторону газету. Пресса понемногу начинала догадываться об исчезновении генерала Лиу. А это могло привести к серьёзным последствиям.

Но отменить поездку? Здесь пресса дала маху. Ни в коем случае китайцы не сделают этого, пока считают, что существует хоть малейшая возможность выкачать пусть даже один доллар из дураков, которые правят Соединёнными Штагами!

Внимание Чиуна привлекли звуки, доносящиеся из спальни Мэй Соонг, и он навострил уши.

Там, внутри, Ремо прищемил её колени своим телом, а левой рукой сковал запястья у неё над головой. Мягкое нежное лицо Мэй сейчас было искажено гневом, зубы крепко сжаты, губы превратились в тонкую линию, глаза — в щёлочки.

— Зверь, зверь, зверь, — кричала она.

Ремо улыбался ей, чтобы Мэй увидела его спокойствие и поняла, почувствовала, что Ремо полностью владеет собой.

Его инструментом будет её тело. Её ненависть и бешеное сопротивление будут использованы им в своих, а не в её целях, потому что во время борьбы она потеряла над собой контроль и всё, что ему оставалось, это воспользоваться этим. Его правая рука проскользнула под её гладкие ягодицы и аккуратно сняла грубые полотняные трусики. Пальцами он начал растирать мускулы её ягодиц, удерживая невозмутимое выражение лица. Его рука добралась до поясницы и затем снова опустилась вниз, усилив давление на нижнюю часть её тела.

Он подумал, что, может быть, следует поцеловать её в губы, но потом решил, что пока рано. То, что он сейчас делал, было отнюдь не развлечением. Чиун лишил его даже этого. Он сделал невозможное — превратил секс в скучное занятие.

Это произошло на начальной стадии подготовки, во время месячной диеты в гимназии Пленсикоффа в Норфолке, штат Виргиния. Гимназия занимала небольшое здание, неподалёку от Грэнби-стрит, о котором только горстка людей знала, что это не просто заброшенный склад.

Всё началось с лекций, немудрёных загадок и вопроса Ремо:

— Хорошо, когда же я буду трахаться?

Чиун уже говорил ему об оргазме, который становился стержнем отношений только тогда, когда больше ничего не могло их удерживать. Чиун сидел на полу в помещении гимназии в голубом кимоно с разбросанными по полю жёлтыми птицами.

— Так когда же со мной будут трахаться?

— Я смотрю, мы вышли за рамки твоего обычного двухминутного внимания. Скажи-ка, а твоё внимание могло бы задержаться чуть дольше, если бы сюда вошла голая женщина?

— Возможно, — ответил Ремо. — Но только у неё должны быть большие буфера.

— Американский образ мышления, — определил Чиун. — Тебя бы следовало очистить, разлить по бутылкам и рекламировать в качестве образчика американского образа мышления. Ну, а сейчас представь, что здесь стоит женщина.

— Так и знал, что всё это слишком заманчиво, чтобы быть правдой, — посетовал Ремо.

Деревянный пол гимназии был твёрдым, и его зад слегка онемел. Ремо изменил позу и заметил, что Чиун неодобрительно посмотрел на него. Лучи послеполуденного солнца с трудом пробивались через пыльные стёкла окон, но всё-таки Ремо разглядел муху, которая появилась в солнечном свете, исчезла между окнами, а потом снова появилась.

— Ты сосредотачиваешься?

— Да, — подтвердил Ремо.

— Врёшь, — возразил Чиун.

— Хорошо. Ну, хорошо. Что ты хочешь от меня?

— Чтобы ты ясно увидел нагую женщину, стоящую перед тобой. Воссоздай в воображении её контуры. Представь её грудь, бёдра, место, где соединяются ноги… Ты видишь всё это?

Ремо решил доставить удовольствие старику.

— Да, вижу.

— Ты на самом деле видишь её! — приказывал Чиун.

И Ремо действительно увидел её.

— Но ты всё видишь неправильно. Как выглядит её лицо?

— Я не могу его разглядеть.

— А, очень хорошо. Ты не можешь увидеть её лицо, потому что именно так ты воспринимаешь женщин. Безликими. Ну а сейчас всё же постарайся разглядеть лицо. Я нарисую его для тебя. Очень просто. И я скажу тебе, что она чувствует, стоя гам раздетой. Как ты думаешь, что она чувствует?

— Холод.

— Нет, она чувствует именно то, к чему её приучали с самого детства. Возможно, смущение, возбуждение или страх. Возможно, чувство силы. Но её чувства по отношению к сексу имеют социальный, общественный оттенок. И в этом заключается ключ, которым можно разбудить тело женщины. Через её социальное воспитание. Видишь ли, мы должны…

Ремо насчитал уже не одну, а двух мух, гонявшихся друг за другом, но лампочки над головой были слишком слабыми, чтобы сообщить кому-то ещё, что мухи были здесь.

А затем он ощутил удар по лицу.

— Это важно, — произнёс старик.

— Ерунда, — не согласился Ремо, чувствуя, как горит его щека.

Он слушал лекцию всё время, пока болела щека — это продолжалось около получаса, — и узнал, как высвободить чувства женщины, сколько на это потребуется времени, как управлять собой и как использовать своё тело в качестве орудия против тела женщины.

В следующий раз он имел близость с женщиной, но она была слишком возбудима, и Ремо остался крайне недоволен собой. Он попытался ещё, но уже с другой партнёршей. Теперь это вышло для него чем-то вроде упражнения, хотя женщина и была на седьмом небе от удовольствия. Очередная, последняя, попытка убедила Ремо в том, что Чиун ограбил его, лишил наслаждения, превратив секс в одно из орудий.

И вот сейчас, в номере бостонской гостиницы, Ремо пользовался этим орудием, чтобы атаковать душу и тело молоденькой китайской женщины с маленькими, но изумительно симметричными юными сосками.

Он позволил ей извиваться под собой, пока на лбу у неё не выступила испарина и дыхание не участилось. Всё это время Ремо массировал и растирал её спину. Когда Ремо почувствовал, что тёплое сочное тело стало всё слабее откликаться на каждое движение, смирившись, по крайней мере, с самим фактом присутствия этого империалиста, который вот-вот изнасилует её и которого она ненавидела всей душой и телом, он прекратил свой массаж. Он медленно провёл кончиками пальцев вниз, вдоль правого её бедра к коленной чашечке. Движение было очень медленным, чтобы она не поняла, что оно было преднамеренным.

Мэй глядела на него отрешённо, бездумными глазами, рот её был крепко сжат; она молчала, но все её мускулы наконец-то ожили и разгорелись от массажа.

Ремо уставился ей в глаза и задержал свою правую руку на её колене, не делая попыток даже пошевелить рукой, как будто бы они оба решили остаться в таком положении навечно. Она пахла свежестью, чем-то, что нельзя было скрыть, — по-видимому, здоровой свежей молодостью. Её кожа была золотистой и очень нежной, овальное лицо отличалось мягкостью черт и гладкостью, глаза были тёмные, до черноты. В глазах Ремо угадал слабый намёк на желание, мысль о том, чтобы его рука возобновила движение вдоль её бедра.

Он так и сделал, но нерешительно и даже медленнее, чем раньше. Однако, вернувшись к колену, он стал действовать более быстро и жёстко, а затем начал добираться до внутренней части бедра, производя настойчивые, мягкие, поглаживания, но избегал касаться главной её сути. Тёмные кольца, увенчивающие золотистые холмики грудей, образовывали острые пики, и Ремо дотронулся до их концентрических кругов, а затем резко провёл языком до пупка, одновременно не прекращая медленно и деликатно поглаживать рукой нежную кожу внутренней стороны бедра.

Он увидел, как расслабился её рот. Сейчас она позволит обладать собой, хотя изначально и не хотела этого. Именно в этом она будет убеждать себя потом. Но она обманет себя. Она хотела, жаждала его.

Ремо всё еще продолжал удерживать её хрупкие запястья у неё над головой. Он решил не брать её силой. Если он её отпустит, то в соответствии со своим воспитанием она будет вынуждена бороться за освобождение. Поэтому он удерживал её руки. Но не очень сильно.

Правой рукой он продолжал массировать её грудь, затем перешёл к пупку, нежной коже от локтя до плеча, внутренней части бёдер, и только потом дотронулся до влажного, самого чувствительного места. Мэй стонала.

— Ты белый подонок. Ты белый выродок.

Затем последовало проникновение, но не полное, сдержанное, ждущее от неё требования продолжать. И она потребовала.

— Чёрт тебя возьми, я хочу этого, — простонала Мэй, закатив глаза.

Только тогда он высвободил её запястья и обеими руками начал растирать её ягодицы, увеличивая давление на них и проникая всё глубже, доставляя максимальное наслаждение её чувствительному органу, заставляя её двигаться к оргазму; он только на какое-то мгновение задерживался, а затем расслаблялся под истерические, обычные в такой ситуации, крики и вопли женщины.

— Ах, — вскричала Мэй Соонг, закрыв в экстазе глаза. — К чёрту Мао! К чёрту Мао!

Но тут Ремо, неожиданно полностью выйдя из неё, поднялся. В другой обстановке он бы продолжил начатое дело, но сейчас ему нужно было, чтобы она подчинилась ему, боясь, что вдруг он не захочет её снова. Поэтому он оставил её измождённой на постели, застегнул молнию на брюках; весь этот спектакль он проделал, будучи полностью одетым.

Он увидел стоящего в дверях и укоризненно качающего головой Чиуна.

— Слишком механически, — покритиковал тот.

— Какого чёрта тебе от меня надо? — вскричал сердито Ремо. — Ты научил меня двадцати пяти точным процедурам, а теперь называешь их «механическими»?!

— Всегда можно повысить класс работы.

— Почему же ты не показываешь сам, как надо это делать?

Чиун проигнорировал сердитый вопрос.

— Кроме того, я считаю, что заниматься подобным делом в присутствии третьего лица отвратительно. Но ведь вы, американцы и китайцы, всё равно свиньи.

— Ну, ты и штучка, — бросил Ремо. Честно говоря, секс доставил ему гораздо меньше удовольствия, чем человеку, находящемуся в данный момент в доме на противоположной стороне улицы, в предвкушении того, как он убьёт Ремо.