Клан - моё государство 4

Глава 13

В нашей стране, как и в мире, убивать умеют. Для убийства используют весь арсенал. Коротко вам перечислю странные уходы известных людей. Начнём с Ульянова-Ленина. Фрунзе (есть версия, что его застрелил кто-то из ближайшего окружения), Дзержинский, Бехтерев, жена Сталина, Орджоникидзе. О смертях поэтов и писателей не говорю, их, как правило в затылок под тарахтение трактора стреляли и с ними заодно военных, администраторов, чиновников партии, академиков, врачей и простых людей.

Алёша Пешков, упрямству глупых (авт.), очень любил конфетки драже. Просто обожал. И ему изготовили такую пилюльку, чтобы приняв её, он почил в Бозе, но так, чтобы без подозрений. Ведь астмой страдал и туберкулезом великий пролетарский писатель. Вот его кризис и добил, уж очень ему климат наш был противопоказан и, видимо, не только.

Теперь, в наш час, убивать не разучились. Чаще всего шмалят из автомата Калашникова, он как никто для этой цели приспособлен. Дал очередь и стопроцентная гарантия. Бомбу подложить пара пустяков. Снайпер с крыши. Убийца в подъезде с контрольным выстрелом в голову. Могут забить ногами, облить бензином. Да как хотите. Вон банкира Кивилиди сделали. В трубку телефона насыпали радиоизотоп и нет человека.

Способы убийства человека изобретались всю историю человечества. Головы рубили мечами, топорами, шашками, отрезали острыми как бритва ножами (тут играет огромное значение опыт), а французы (чистоплюи) придумали гильотину. К чему, мол, руки марать, дёрнул за рычаг и всё нормально, голова в корзинке. О смертях отравлением не хочу говорить, утонешь в описании. Топили и вешали, сжигали на кострах и в топках концлагерей, замуровывали живьём в подземельях, заковывали в цепи, рвали на части, отворяли кровь, морили голодом. Нет, всего не счислить. В Древнем Китае кормили сухим рисом, в Палестине закидывали насмерть камнями, оными Чингис забивал рты. И для чего Господь создатель всё это не видит?!

Наши предки особой оригинальностью в части убить не отличались от остальных. Умели взять грех на душу во все времена.

А какой способ самоубийства предпочитают люди в мире? Это зависит от многого. Прежде всего от черт национального характера. Одно явно. В маленьких населённых пунктах планеты самоубийств почти нет. Сведение счётов с жизнью – удел горожан. Нет, накладывают на себя руки везде, но 98% в крупных городах. Больше всего травятся, вскрывают вены, вешаются, бросаются в полёт с высоты. Реже всего стреляются. Психологи считают, что все самоубийцы очень боятся смерти, но жизни себя всё-таки лишают. Чем сильнее боится, тем менее страшный способ выбирают. Меньше всего боятся смерти повесившиеся.

Коля Крючков знал, что Бутырцев самоубийца ещё до того, как ему старая врачиха отдала архив. И что способ им придуманный был для него самым страшным, тоже. Он мог пустить себе пулю в лоб, имел дома пистолет, который ему выдал в августе 1991 года лично вице-президент Александр Руцкой, но не воспользовался. Предпочёл подохнуть в страшных муках, ведь алкоголь вызывал у него дикие головные боли. Почему, зачем? Какое-то символическое и страшное самоуничтожение. Врачихе Коля тоже не поверил, когда она сказала о безответной любви, возможно, ставшей причиной. Бред параноика, а не любовь, решил он. Собака зарыта не там, в другом месте, в самом не подходящем и лежащем прямо на поверхности. Он что-то хотел, кому-то такой своей смертью сказать или намекнуть. Эта смерть могла быть и предупреждением. Русские игры в политику всегда заканчиваются большой кровью. И кровушка льётся на наших просторах уже десяток лет, и всё время идёт по нарастающей. Столько сколько у нас в мире нигде не убивают. Снова мы впереди планеты всей. Мне грустно. А что поделать? Коля Крючков тоже чувствовал эту грусть. Кто не ощущает – тому чужды приоритеты в национальном согласии и взаимопонимании.

Чтобы всё поставить на своё место, он приехал к отцу, который переселился из Москвы в Подмосковье, подальше от шума и вони. И потом, что делать старику в 85 лет в столице? Чтоб мне не говорили, но чистый воздух вам не заменят ни бальзам Биттнера, ни три-ви-плюс, ни дупль-Герц, но при условии: им надо дышать постоянно.

– Па, как ты?- спросил Коля, обнимая отца.

– Что тебе ответить? Не хуже и то ничего. А что тебя привело из такой дали?

– Хочу с тобой посоветоваться.

– Заплутал?

– Да нет, па! Ещё тебя хотел проведать.

– Обсудим, обсудим. Проходи. Сейчас я соображу чаёк,- отец ушёл на кухню. Коля открыл холодильник и стал туда рассовывать привезённые продукты.

Они редко виделись. Отец приучил его к самостоятельности с пелёнок и хоть переживал внутри себя, родной ведь сын как никак, но сумел в себе зажать кнопки, что отвечали за беспокойство, чрезмерное. Поступок отца Коля оценил давно и поводов волноваться не предоставил.

– Чего ты притаранил?- спросил отец, вернувшись с кухни.

– Харчи, па, харчи. Пенсии тебе, знаю, хватает на самое самое.

– Ага! Есть можно, только и всего. А на что?

– Опять задерживают?

– К сроку платят. Что у тебя?

– Такая вот головоломка,- и Коля поведал отцу историю Бутырцева.

– А что в его архивчике? Ты его уже разобрал?

– Умолчу. Тебе привёз его рукописи. Почитай ради интереса. Там теория изложена, как мне показалось не бесспорная, но выведена лихо,- Коля передал отцу папки.- Как прочитаешь, позвони мне. Я приеду. Не хочу с этим спешить. Там всё достаточно серьёзно. Как думаешь?

– Прочту обязательно. Бутырцев человек нормальный. Это я тебе говорю впрок. У нас самоубийц почему-то принято считать идиотами. Враньё. Вот его окружавшие столько лет – психи. И это факт. Чтоб мне теперь не пытались доказывать, но Пуго был нормальным и Ахромеев тоже. Главная причина самоубийств такого рода – совесть. Вот у нынешних её нет, потому среди них никто на себя рук не наложит. Вспомни академика Легасова? Уж на что он-то к Чернобылю не имел отношения никакого, а совесть в нём сработала. Это Александров с компанией должны были пулю себе в башку, а нет совести и спроса нет. Безвинный в могиле, виновные по дачам расселись.

– Значит, он что-то узнал такое, что его совесть вынести не смогла. Так?

– Так, так, так! Пошли чай пить,- отец направился на кухню, там уже свистел чайник.

– Пошли.

– Ты семьёй не обзавёлся, часом?

– Нет.

– И правильно. Не спеши. Мужику надо жениться как можно позже.

– По выходу на пенсию?

– А что ты думаешь?!! Вот именно тогда. Во всяком случае, после сорока пяти. Если раньше – плохо.

– До такого возраста не всякий доживает, так же как не всякая птица до середины Днепра.

– И это прекрасно! Сирот будет меньше. Видел сколько по вокзалам деток с матерями пьянчужками?

– Видел.

– Вот,- отец стал наливать чай в кружки.- Значит, говоришь, твоя леди по этой смерти чуток всполошилась?

– Да.

– Слишком они своим машинам доверяют. Любят страсть как командные игры. Они его просчитать не смогут.

– Ну, положим, Лизка врачиху отыщет как пить дать. А не сможет – тогда они не у дел.

– Она совсем старая кошелка или ещё двигается?

– Шестьдесят лет, но бодрая.

– Пей, а то остынет,- предложил отец.- Ты опять к себе в Симбирск?

– Прижился я там, па! Кедры возле окон редакции и шишки падают так, что иногда бьют нам стёкла. Красиво. Приехал бы.

– Дорога не близкая, стар я стал, но погляжу. Ты пойти собираешься в одиночку?

– Нет. Один я тут не пролезу. Предполагаю, что кто-то обязан появиться в этом пасьянсе. Вот его и возьму, коль согласится.

– Логично. Умный в таком деле должен появиться. Действуй. Я тебя благословляю.

– Спасибо, па!