Клуб космонавтики (СИ)

Глава 28 "Международная панорама"

1

…Открывая дверь в квартиру, я подумал, что все-таки стоит рассказать родителям о камне и художниках. Вдруг поверят. Попробовать ведь можно.

Вечером, как всегда, кто-то на кухне, кто-то перед телевизором. Из кухни раздавался звон кастрюль, а не шуршание чертежей, значит, там мама. Ну да, точно — папа в комнате неспешно рвал старые газеты на туалетную бумагу. Рядом на диване лежали ножницы, потому что фотки руководителей коммунистической партии в этом случае полагалось вырезать.

Телевизор показывал интересное, я даже пожалел, что не вернулся пораньше. Путешествие в пещеру Крубера — самую глубокодлинную пещеру на Земле! Советские ученые героически ушли вниз на тысячи километров и останавливаться не собирались. Еды не хватало, гигантские черви враждебно шипели из темноты, гигантские светящиеся скорпионы преграждали путь, размахивая ядовитыми хвостами, красногубые гигантские пиявки крались к спящим людям, чтобы незаметно прилечь рядом и выпить всю кровь, а гигантские летучие мыши могли запросто унести человека в черные, еще не исследованные глубины, но небритые и похудевшие научные сотрудники, невзирая на опасности, отчаянно продвигались вперед к бездонным вершинам спелеологии.

Отец поглядывал на экран вскользь, он ждал свою любимую передачу — "Международную панораму". Она шла каждый день в восемь часов вечера по второму каналу.

Наконец раздалась знакомая всей стране тревожно-вибрирующая мелодия, папа отложил ножницы с чьей-то недорезанной головой, подался вперед и замер.

В телевизоре замелькали города, автомобили, корабли, толпы людей, и по очереди заговорили два голоса — мужской и женский.

— Сегодня в передаче, — сказал закадровый мужчина, — события недели.

Его сменила невидимая женщина.

— Хроника. Факты. Комментарии.

Из всей передачи мне нравилась только мелодия заставки. А остальное… всегда одно и то же.

— Нет войне.

— Мир должен быть сохранен.

— Сложные зигзаги. Политика США в Азии.

— Опасный синдром. Репортаж из Ганновера.

— Культ наживы и его поклонники.

— Нью-Йорк — город контрастов.

— Над Парижем солнечное небо, но невеселы лица простых парижан.

— Ведет передачу политический обозреватель Владимир Ухтин со своими помощниками — роботами Филиппом Валентиновичем и Степаном Генриховичем.

Музыка прекратилась, голоса замолкли, и на экране появились ведущие.

— Здравствуйте, товарищи, — произнес Владимир, аккуратно причесанный и одетый в неизменно-темный костюм дядя лет пятидесяти пяти.

По бокам от него сидели маленькие человекообразные роботы в таких же костюмах и галстуках. Рыжеволосого звали Филиппом Валентиновичем, а светленького и интеллигентного — Степаном Генриховичем.

— Здравствуйте, — сказали они.

— Антивоенные протесты, заседание совета безопасности стран Варшавского договора, столкновения в Бейруте — таковы приметы прошлой недели, — сообщил ведущий. — А теперь подробней об этих и других событиях.

Он заглянул в лежащий на столе лист бумаги.

— В то время как наша страна делает все, чтобы предотвратить сползание человечества к войне, отстоять и упрочить мир, заокеанские ястребы продолжают нагнетать напряженность, невзирая на голоса своих граждан. Уже седьмой год в Вашингтоне перед Белым домом продолжается голодовка доктора Чарльза Вайдера, требующего прекратить гонку вооружений.

В телевизоре возник сидящий на асфальте помятобородатый доктор на фоне плакатов с красными надписями. Он что-то объяснял окружившим его журналистам.

— Удивительная по своей наглости фальшивка появилась в западных газетах, — нахмурился Владимир, — пропагандистами разных мастей усиленно муссируется слух, что президент одной африканской страны, выбравшей социалистический путь развития, не умер своей смертью в результате очередного военного переворота, а был насмерть задушен специально обученными простыми советскими пионерами по многочисленным просьбам африканских трудящихся, которые оказались недовольны серьезными перегибами во внутренней политике в области каннибализма. Нужно ли вообще комментировать такие заявления лезущих из кожи вон буржуазных борзописцев?

— Не-а, — помотал головой Филипп Валентинович.

— Ни в коем случае, — закатил глаза Степан Генрихович.

— А сейчас последуют тяжелые кадры. Уведите детей от экранов, если они случайно находятся в комнате во время взрослой телепередачи. Увели? Тогда смотрите и ужасайтесь. Вот американская домохозяйка вышла из магазина, так ничего и не купив; вот пожилой американский пенсионер считает свою мизерную пенсию, не понимая, как жить на нее, и это он еще не догадывается, что доллар в ближайшее время ждет крах и все его сбережения превратятся в пыль, а вот усталый американский чернокожий идет по улице. Куда он идет, не знаю.

Я тоже пошел в ванную мыть после улицы руки. Мыл долго, тщательно, тянул время. Вернувшись в комнату, остановился в дверном проеме — оттуда телевизор был немного виден.

— Скажите, дядя Володя, то есть Владимир Иванович, а правда, что социальное неравенство является самой сутью капиталистической системы? — хлопая ресницами, спросил Степан Генрихович.

— Конечно, — ласково улыбнулся ведущий, — ты молодец, все понимаешь, как надо. А теперь давайте посмотрим документальный фильм о забастовке рабочих на военно-фармацевтической корпорации. Они вынуждены влачить жалкое существование, пока на их трудовые гроши жируют так называемые хозяева жизни, но терпению когда-то настает предел.

Он приобнял роботов и в телевизоре показалась молчаливо бредущая толпа рабочих. Движения людей выглядели неестественно, головы свешивались набок. Странные в Америке рабочие. А потом зазвучала финальная песенка "панорамы".

Под мостом спит безработный, крепко спиииииит,

На сыром куске картона он лежиииииит,

Он голодным спать ложится,

Ну и что ему приснится?

И дальше в том же духе.

2

Грустная песня. Но когда слышишь ее в тысячный раз, уже не грустная. Душа черствеет и не сочувствует. Тем более, что сейчас у меня должна состояться важная беседа с родителями.

Я решил зайти издалека.

Но не очень.

— Папа, — спросил я, — а метеорит может занести на Землю инопланетную жизнь?

— Ерунда, — отрезал отец. — Нет в космосе никакой органической жизни и быть не может.

Мама услышала наш разговор, выглянула из кухни.

— А неорганической? — настаивал я. — Какой-нибудь странной? Похожей на камень?

— Чушь полная, — сказал папа, а мама в ответ просто скрылась на кухне. — Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Опять ты начитался своей фантастики. Жизнь — она здесь и в телевизоре. В той же "международной панораме", которая хоть и не для твоего возраста, но кое-что в ней понять нетрудно, даже не обладая жизненным опытом.

— А дед не верил в "панораму"! — разозлился я.

— Он много во что не верил, — вспылил отец. — Да, "панорама" преувеличивает, но лишь затем, чтоб ее поняли не самые умные зрители. Суть она передает верно. Идет борьба двух систем, нашей и капиталистической, и лучше быть за наших. Надежнее и спокойнее. Думаешь, у Америки в ее телевизоре все гладко? Там наверняка по Москве медведи бродят! На это нужно чем-то отвечать. В идеологическом соревновании побеждает тот, кто лучше соврет. Надеюсь, мы лидируем, но темп сбавлять нельзя! Только ускоряться и ускоряться.

Отец надул губы и снова взялся за ножницы.

— А про деда мы еще с тобой поговорим, — с тенью обиды сказал он. — Нашел себе кумира.

3

Я поужинал и отправился спать. То есть сообщил родителям, что не выспался и ложусь, а сам просто закрыл дверь в свою комнату. Я догадывался, что отец слушать меня не будет, но все равно неприятно. И мама… Посмотрела и ушла. А самым плохим было то, что папа про деда сказал. "Кумир"! Никакой он мне не кумир. Всего лишь добрый, интересный и умный. Не такой, как все. Быть другим — подвиг, который совершается каждый день.

На улице начинало темнеть, я включил лампочку в торшере и решил что-нибудь почитать. Хотя что, если все не по одному разу читано? Уже всю фантастику выучил, как Глеб карту Москвы. Где новые книги? Почему в стране так мало хороших писателей? В Америке тоже немного, ну и что с того? Если где-то плохо, почему у нас должно быть точно так же?

Может, как вырасту, сам что-нибудь напишу. А может, буду работать инженером на дурацком заводе и до ночи рисовать чертежи на кухне. Не поэтому ли писателей раз-два и обчелся? Или они не нужны? Пустота в холодильнике заметна, а что какая-то книга осталась несуществующей — нет.

Ну, поживем-увидим. Сейчас главное — борьба со злобным метеоритом, который мы притащили в Москву. Открыли инопланетную жизнь, ага.

Важно то, что такие метеориты на Землю уже падали. Дядя Гриша и Павел Федорович могут подтвердить. Однако со временем камни теряли силу, и ужаленные ими люди обратно становились собой.

Но почему на нас метеорит вообще не подействовал?

4

…Уже засыпая, я услышал, как мама тихонько говорит папе:

— Мы что-то делаем неправильно.

Голос такой, будто у нее слезы.

— О чем ты? — спросил отец.

— Обо всем.

Отец вздохнул, потом сказал:

— Давай спать.

И наступила тишина.