1
…Не расскажу, как мы возвращались домой. На автобусе, на метро, на трамвае — никакой роли не играет. Но одна мысль не выходила из головы — как бы не грустил, надо жить дальше.
Точнее, две мысли не выходили. Вторая не выходила особенно хорошо и заключалась в том, что нам необходимо что-то сделать. Поэтому мы отошли на заднюю площадку поговорить. Ладно, на метро мы ехали.
— Инопланетный метеорит превращает людей в зомби, — сказал Артем. — Мы оказались внутри фантастического романа. Круто.
— Мир — он словно текст, — сообщил Глеб. — Я читал об этом в одной взрослой к-книге. Настолько взрослой, что в СССР ее запретили. Хотя п-пока запрещали, слегка напечатали, и одна попала в школьную библиотеку.
— Я все равно не верю, что именно любовь к фантастике спасла нас от камня. Очень уж фантастично, — сказал я.
— Вовсе нет, — откликнулся Глеб, — я ч-читал в журнале "Наука и жизнь", что мозги космонавтов отличается от прочих. Когда кто-то в-видит Землю из иллюминатора, в его лобной коре п-появляется специфическое возбуждение, и оно со временем меняет расположение нейронных цепочек. Человек (вернее, к-космонавт), получает возможность смотреть на земные проблемы свысока. У любителей фантастики п-примерно так же. Глаза ведь у них т-точно необычные, в этом легко убедиться. Глаза связаны с мозгом, а странное, прикасаясь к чему-то, делает ст-транным и его.
Затем Глеб наклонил голову, широко раскрыл эти самые глаза и стал походить на загипнотизированного профессора медицины.
— Мозг человека, — забубнил он, раскачиваясь из стороны в сторону, — состоит из двух полушарий большого мозга, промежуточного мозга, ствола мозга и мозжечка, эти органы имеют разное строение и выполняют различные функции, например, отвечая за пространственную координацию, выполнение физических функций организма…
— Глеб, пожалуйста! — прошипел я.
— Вестибулярные ядра посылают сигналы по латеральному и медиальному вестибулоспинальным трактам, — ответил он, глядя сквозь меня.
— Глеб! — я встряхнул его руку.
— Кто? Д-да, конечно, — он вышел из транса, смущенно огляделся и закрыл ладошкой себе рот.
— Тише, — сказал я.
— Да кому мы тут нужны.
Артем прав. Люди не обращали на нас никакого внимания. Собрались три школьника и о чем-то болтают. Какая разница, о чем. Не мир же они собрались спасать.
— Глупо, но как бы нам не пришлось спасать мир, — произнес Артем.
— Глупо, — сказал я.
— Г-глупо, — повторил Глеб.
— Но, может, и придется, — продолжил Артем. — Что происходит, знаем только мы, и нам никто не поверит.
— Может, и п-придется, — эхом откликнулся Глеб.
— Рано об этом, — сказал я. — Надеюсь, что все не так уж плохо. Паниковать не стоит.
— А никто и не паникует, — возразил Артем.
— Угу, — кивнул Глеб.
— Не думаю, что художники сделают излучатели или гипнотические мониторы. Мозгов не хватит. Но стоит готовиться к любым событиям, а не ждать, пока все пройдет само собой. Надо действовать. Лично я из повести Игоря сделал такой вывод. Для начала лучше сходить к дяде Сереже-милиционеру и попробовать убедить его в том, что опасность существует.
— Жаловаться? — хмыкнул Артем.
— Какие еще жалобы? На кого, на метеорит? Он виноват в том, что люди изменяются.
2
…Мы увидели приоткрытую дверь "опорного пункта милиции" и поняли, что дядя Сережа у себя. Но перед тем, как войти, мы аккуратно заглянули. Одновременно, в три головы. На самом верху Глебова, под ней — моя, а еще ниже Артемова примостилась. А то вдруг дядя Сережа занят, чего ему мешать, у нас каникулы, мы подождем.
Через порог его стол виднелся хорошо. Рядом с ним располагались два стула — дядьсережин и второй, предназначенный для гостей (пришедших добровольно или доставленных под белы руки).
Но сегодня дяде Сереже одного стула не хватало. Он сидел то за столом, то пересаживался на стул посетителей. На своем привычном месте вид у дяди Сережи был строгий и солидный, на другом — испуганный и смущенный. Задавал дядя Сережа пустому стулу хмуросерьезный вопрос, затем сам садился на него, разводил руками, ссутуливался и отвечал.
После этого он возвращался на свое место, печатал полминуты, опять что-то спрашивал и таинственная сценка повторялась вновь.
Мы переглянулись. Час от часу не легче.
— Дядя Сережа сошел с ума, — заключил Артем, распахнул дверь, перешагнул порог и повторил слова уже в форме вопроса:
— Дядя Сережа, вы сошли с ума?
Никогда мы не видели дядю Сережу таким сконфуженным. Он замер, покраснел и принялся смотреть куда-то в потолок.
— Нет, — скрипнув зубами, ответил он. — не сошел. Хотя скоро сойду. Михаил Егорович вернулся на тропу войны со шпионами и написал заявление.
— На кого? — поинтересовался Артем.
— На меня, — раздраженно взмахнул руками дядя Сережа. — Добрался!
— А кому? — спросил я, начиная кое-что понимать.
— Мне, а то кому же! — воскликнул дядя Сережа. — В районе один милиционер. Вот и допрашиваю себя, а что мне еще остается! Все по инструкции! Я спустя рукава работать не умею, вот и стараюсь создать подобие здравого смысла!
Мы еле сдержались, чтоб не покатиться со смеху. Все в порядке! Не дядя Сережа сумасшедший, а законы!
— Говорите, чего пришли, — произнес недовольный дядя Сережа. — Работы невпроворот.
Артем подтолкнул вперед меня. Решил, что я объясню лучше всех? Ладно, попробую.
— Понимаете… — я начал рассказывать подробно, — в киоск завезли пломбир, Артемова бабушка дала нам шестьдесят копеек, продавщица ушла на базу на пятнадцать минут на неопределенное время, мы стоим, ждем, и тут…
— Попробую угадать, — усмехнулся дядя Сережа. — Стоите вы, стоите, а потом появляются художники и плакали ваши денежки?
— Нет, — сказал я, придав голосу тревожность. — Хуже.
— ? — молча удивился милиционер.
— Они прошли мимо и не напали!
Дядя Сережа наклонил голову.
— Да-а… это чудовищно! Кошмар! Немедленно начинаем расследование! Как так — хулиганы не отняли деньги? Куда катится мир!
— Вы смеетесь, — обиделся я, — а зря. Они теперь какие-то странные. Не похожие на себя. С ними что-то произошло. Ходят с безумными глазами, как заколдованные, и прячутся на лесной военной базе.
— О как… Может, они употребляют наркотики?
— Нарко… что? — я несколько раз слышал это слово по телевизору в передачах про капиталистические страны, но что оно означает, толком не выяснил.
— Наркотики — что-то вроде водки, только еще страшнее. У нас в стране наркоманов нет, они все за границей. На работе показывали секретный фильм, как наркоманы какую-то траву курят. Жуткое зрелище. Душераздирающее. Волосы у них длинные, лентами перевязанные, рубашки в цветочек, папиросы измельченной травой набиты. В зале сидели одни милиционеры, люди твердые, жесткие, но и то половина в обморок попадала.
— Не, они такие из-за метеорита. Мы в его пионерском лагере нашли. Когда хулиганы его у нас отняли, он их электрическим током ударил, и они изменились!
— Гм, — ответил мне дядя Сережа, — Камень — током? И вас он бил?
— Да…
— Но без последствий?
— Без…
— А почему?
— Не знаем… — тихо сказал я. Не стал сейчас ничего объяснять.
— Загадочно! Даже как-то фантастически. А фантастику я читал давно, еще в школе, — сказал дядя Сережа и потер свой механический глаз. — Тут не до фантастики. Милиция — она реальна, есть много доказательств. Но я схожу к этим художникам. Посмотрю, где они в лесу прячутся. Может, и впрямь что-то употреблять начали. Потом зайду к Михаилу Егоровичу, мне его надо опросить по заявлению. Час-полтора, и я доложу вам обо всем. Лады?
— Ага… вы только камень голыми руками не берите, — попросил я.
— Безусловно! Обязательно! Всенепременно! Я пошел, ждите меня на улице.
3
…Чтобы скоротать время, мы решили отнести домой телескоп и поесть. Дядя Сережа обещал прийти как раз после обеда, да и Артемова бабушка нас уже заждалась.
Она приготовила нам окрошку с колбасой, золотистожаренную-кое-где-потрясно-подгоревшую картошку на сале, сметанный помидорно-огурцовый салат и бутерброды с шоколадным маслом (где она его только достала, лохнесское чудовище легче увидеть, чем это масло на прилавке, тем более что чудовище много раз видели, а однажды едва не поймали).
И у меня вдруг страшная мысль возникла — а ведь по вкусности бабушкина окрошка сравнима с пломбиром! Я даже головой потряс, чтоб наваждение отогнать. Не может такого быть, при всем уважении к окрошке и колбасе ее. Советский пломбир — он единственный, и ничего рядом с ним. Истинно говорю!
В общем, опять наелись так, что пришлось лежать на диване. Ноги идти отказывались. Они временно перешли от мозга под управление желудка. Потом, конечно, вернулись на свои места. Мы вновь стали бодры и решительны, как питающиеся раз в полгода африканские удавы из передачи "В мире животных", и побежали в милицию.
4
Дверь снова не заперта, значит, сейчас все узнаем.
…Нет, не узнали. Дядя Сережа сидел за столом, покачиваясь и не обращая на нас внимания. И глаза… Первый — стеклянный, второй — остекленевший.
Как у художников.
Не могу понять, почему мы не убежали.
— Дядя Сережа, — позвал его Артем дрожащим голосом. Он единственный не потерял дар речи.
Дядя Сережа посмотрел на нас.
— Что, — спросил он.
— Вы сходили к художникам?
— Да…
— И дотрагивались до камня?
— Камня? Может быть…
— А где он сейчас?
Дядя Сережа пожал плечами. Медленно, подняв их высоко-высоко, как кукла-марионетка на веревочках.
— Оставил у Михаила Егоровича…
5
Не помню, как мы выскочили из кабинета, и кто сказал, что нужно бежать в лес, в другую от военной базы сторону. Артем, наверное. У него с самообладанием получше.
Потом я сидел на поваленном стволе дерева и смотрел на ползущего жука. Светило солнце, где-то чирикали птицы.
Глеб и Артем расположились напротив. Сгребли в кучу опавшую листву и уселись. Лица у обоих испуганные и озабоченные.
— Что будем делать? — Артем заговорил первым.
— Не знаю… — сказал я. — Не поверил нам дядя Сережа. Прикоснулся.
— Ты как думаешь? — спросил Артем у Глеба.
Но тот не ответил. Ушел в себя, как он часто делает. Молодец, самое время.
— Камень надо найти, — сказал Артем.
— Как?
— Понятия не имею… но как-то надо! Пошли! Глеб, ты идешь?
Глеб еле заметно кивнул.
6
Окно Михаила Егоровича оказалось открытым, но сам он с биноклем на шее в нем не торчал. И без бинокля тоже не торчал. Вообще отсутствовал!
Плохой признак. Очень плохой. Раньше от окна Михаил Егорович почти не отходил. Как тут отойдешь, когда шпионы только этого и ждут, чтоб мимо прокрасться.
— Идем к нему? — спросил Артем.
— А куда деваться.
Глеб по-прежнему ничего не говорил, однако вместе с нами поднялся на второй этаж.
Нас встретила страшная полуоткрытая дверь. Вроде как закрыта, но приглашает. Заходи, говорит, если не боишься.
И тишина в подъезде. Мертвая. Наблюдает за нами.
— Может, постучимся? — предложил я.
Вместо ответа Артем несколько раз ударил костяшками пальцев по обитой дерматином двери. Никакого результата. Потом мы вспомнили, что вообще-то есть звонок. Нажали. Затренькал он громко-громко, наверное, в соседних квартирах его даже услышали. Но к нашей двери никто не подошел. Тишина, как и прежде.
Хотя нет, что-то шипит в квартире. Тихо, но отчетливо. И жутко.
Артем оглядел нас, насупился и поднял подбородок. Лицо вмиг стало гордо-самоуверенным. Что-что, а притворяться он умеет.
— Я не боюсь, я не боюсь, я не боюсь, — неслышно повторил он, думая, что я не смогу понять по губам, и взялся за дверную ручку.
…Квартира неухоженная, неубранная. Старые вещи на крючках, пыль, лежащий наперекосяк коврик… Из дальней комнаты доносилось шипение.
Черные шторы почти не пропускали света. Михаил Егорович, склонив голову набок, неподвижно сидел на диване перед включенным телевизором. Антенна валялась на полу, телевизор рябил, шипел, и, кроме помех, ничего не показывал, однако Михаил Егорович не сводил с него глаз, словно читал зашифрованное послание.
Мы подошли ближе. Михаил Егорович не обратил на нас внимания. Не пошевелился, даже когда мы его позвали.
Артем медленно дотронулся до его плеча.
— А где камень?
Михаил Егорович повернул голову и уставился ему в лицо неживым взглядом.
— В другой комнате…
И тут в этой самой другой комнате послышались шорохи и кто-то выбежал из квартиры, захлопнув за собой дверь.
— Кто там? — закричал я.
Никто не ответил.
Мы медленно вышли в коридор. Никого. И в соседней комнате тоже нет людей. И во всей квартире. Мы заглянули на кухню, в ванную, да повсюду. А камень… камень кто-то унес. Он и вправду находился во второй комнате, такой же грязной, неуютной, прячущейся от солнца за тяжелыми шторами. На диване лежали газеты, и легко было догадаться, что в них заворачивалось что-то, формой напоминающее метеорит.
Нам бы сразу подбежать к окну, посмотреть, кто вышел из подъезда, но это легче сказать, чем сделать. Попробуй сообрази, когда от страха все тело цепенеет.
— Кто к вам заходил? — спросил Артем у Михаила Егоровича.
— Никто, — ответил он, не отрывая глаз от мерцающей помехами голограммы.
7
Мы выбежали из дома. После ужасной квартиры залитая вечерним солнцем улица казалась какой-то ненастоящей. Мимо шли люди и не подозревали, что творится рядом с ними. Не замечали, что темное распахнутое окно смотрит на них страшным взглядом, выбирает жертву.
— Пойдем в лес? — спросил я.
А потом сам себя поправил.
— Нет, не надо…
Вдруг нас увидит тот, кто был в соседней комнате? Или еще кто-то? Те же художники? Они целыми днями шатаются невесть где. Кто знает, что в головах у изменившихся людей. В лесу с нами разделаться будет просто.
— А если все рассказать дяде Саше, — неуверенно предложил я. — Он должен поверить.
— У Игоря камень действовал на тех, кому космос без разницы. Но дядя Саша делал с нами ракеты в космическом Клубе, значит, он тоже с иммунитетом, — сказал Артем.
И мы помчались к дому дяди Саши.
8
В гости к нему мы не ходили никогда, но где его квартира, знали. В нашем районе — как в деревне, все известно. Да, точно, у нас деревня. Только вместо маленьких домиков бетонные громадины.
Дом, подъезд, лифта дожидаться не стали, летели на седьмой этаж, перескакивая ступеньки. Вот и площадка, на ней четыре двери.
Какая его? Звонить в каждую? Хотя… У первой два звонка, причем второй висит низко, чтоб ребенок мог дотянуться. А к другой вырезанный из бумаги цветок приклеен. Выходит, и там, и там — дети. Но у дяди Саши детей не было, он жил один. Осталось две. Одна из них выглядела так, словно двести лет не открывалась. Поэтому его вторая, крайняя.
Звонок громкий, переливистый. Слышно его очень, но к двери никто не подходит. Никто за дверью, а не дядя Саша. Да и он не отзывается. Мы хмуро переглянусь. Артем приложил ухо к замку.
— Телевизор работает.
И толкнул дверь. Она оказалась незапертой.
…Внутри совсем пусто. Нет, диван, холодильник, шкафы и все остальное на месте. Нет дяди Саши. Нет его ни здесь, ни где-то еще. Нигде нет.
Ушел, а телевизор не выключил, и тот шипел помехами, как телевизор Михаила Егоровича.
9
— Он же… космос любил… — только и сказал я, когда мы вышли на площадку.
А затем мы повернулись к соседней двери. Той самой, с виду заброшенной. Поняли, что там кто-то есть. Как — не знаю. Вроде ни шороха оттуда, и даже дверной глазок не потемнел от чьего-то взгляда. Стало еще страшнее.
— Извините, — спросил я, — с дядей Сашей все в порядке?
В ответ сначала была тишина, а потом голос какой-то бабушки. Странный, будто она не за дверью, а неведомо где.
— Нет… — ответила она.
— Что с ним?!
— Понимаете… он вырос в детском доме… — произнесла невидимая бабушка.
Этого мы не знали. Дядя Саша не рассказывал о себе. Но я ведь спросил о другом!
— А где он сейчас?
— Он хотел жить, как все… но не получилось, поэтому и начал вести занятия…
— А сейчас-то что с ним? Куда он ушел?
Бабушка помолчала, а потом спросила в ответ:
— Вы занимались в клубе?
— Да!
— Смотрели на звезды?
— Ага, — сказал я, ничего не понимая.
— Но перестали…
— Не до звезд нам, — вступил в разговор Артем.
— Кто не смотрит на звезды, не увидит того, что на земле…
— О чем вы? — спросил я, но из-за двери ответа не было.
Недоуменно переглянувшись, мы двинули вниз по лестнице и на шестом этаже встретили дядю Витю. Он работал на заводе в отделе контроля, измерял памятники линейками и циркулями. Высокий, лысый, глаза у него изрядно косили.
— Дядя Витя, а вы встречали дядю Сашу?
— Сегодня — никак нет, — по-военному бодро отрапортовал дядя Витя, — а вчера — да. Еще удивился, что он какой-то задумчивый. Меня будто не узнал!
Дядя Витя улыбнулся. А мне, признаюсь, захотелось расплакаться.
— Дядя Витя… — осторожно спросил я, — а вы сможете поверить, что инопланетяне существуют?
— Хахаха, нет! — рассмеялся он. — Еще вопросы?
— Один, маленький, — сказал я. — Не знаете, кто живет в квартире рядом с дядей Сашей?
— Знаю! То есть, наоборот. Какая-то старушка, но она давно не появлялась. Запамятовал, как ее зовут. Ходили слухи, что померла, но как там на деле, неизвестно. А теперь, с вашего разрешения, я пойду.