Клубничный блеф. Каван

Глава 21

Таллия

Просыпаюсь и чувствую себя прекрасно отдохнувшей. Всё моё тело утопает в ещё мягкой, сонной неге. Переворачиваюсь на бок и подпираю подушку, улыбаясь приятной клубничной отдушке.

Вероятно, я вчера слишком много оставила молочка на теле, раз так ярко пахнет клубникой. Я пытаюсь вспомнить, чем закончилась ночь, но там лишь темнота.

Распахиваю глаза и упираюсь взглядом в незнакомую серую стену. Я подскакиваю на кровати, которая размерами в два раза больше, чем моя. Озираюсь по сторонам, абсолютно не понимая, где я нахожусь. Сбоку от меня огромные панорамные окна, из которых открывается потрясающий вид на Дублин.

— Таллия.

Вздрагиваю, когда слышу мягкий голос Кавана.

Оборачиваюсь и вижу его, стоящего в дверях. Он одет в чёрные джинсы и футболку, из-под которой видны его татуировки. Хотя я их уже видела, когда осматривала его, но сейчас видеть их так интимно.

— Что… происходит? — хриплю я.

— Ты заснула в машине, пока мы ехали ко мне. Я донёс тебя до квартиры, переодел в свою футболку. Не беспокойся, ничего не допустимого не было, — сообщает он.

— Ох, я, видимо, очень устала. — Потираю лоб, сожалея о том, что пропустила такой важный момент.

— Да, ты сильно устала, и тебе требовался сон. Как спала? — интересуется Каван и садится на край постели.

— На самом деле прекрасно, — улыбаюсь я.

— Хорошо. Я рад этому.

— А где спал ты? — спрашиваю его.

— В другой спальне. Я отдал тебе свою кровать.

— Зачем? Это ведь я гость, а не ты. Тебе не следовало так поступать. Как будто я выгнала тебя отсюда.

— Таллия, я преследовал свои цели и хочу, чтобы всё моё пространство пропахло тобой. Так что ты ниоткуда меня не выгоняла, это было моим решением. Если тебе нужна ванная комната, то она находится у тебя за спиной. Там же ты найдёшь всё, что тебе будет нужно. Здесь шкаф. — Каван поднимается и подходит к дверям справа от меня, рядом со входом в комнату. Он отодвигает дверь, и я вижу кучу одежды. Женской одежды.

— Это всё для тебя. Выбирай всё, что захочешь. Я следовал твоим вкусам и удобству, разумеется. А также там есть несколько вечерних платьев, на всякий случай. Вдруг тебе захочется их надеть. Обувь, нижнее бельё. — Он входит в гардеробную и показывает на шкафы.

— И это всё ты купил для меня? — удивляюсь я.

— Конечно. Других женщин здесь не было. Точнее, здесь никто не жил со мной, но моя сестра иногда ненадолго появляется.

— Каван, это так дорого. Я даже не знаю, что сказать, — обескураженно шепчу. — Это напоминает мне сказку о Золушке.

— Не говори ерунды, Таллия. Ты не такая примитивная, как она.

И уж точно я не принц. Я хочу заботиться о тебе, и чтобы ты ни в чём не нуждалась. Поэтому всё, что тебе нужно сделать, лишь пользоваться всем этим, чтобы тебе было комфортно. Прими душ, переоденься, я буду ждать тебя в гостиной. Выйдешь из спальни и пойдёшь по коридору, гостиная здесь одна, — инструктирует меня Каван.

— Хорошо, — медленно отвечаю.

— Спасибо, Таллия, за то, что ты здесь. Буду ждать тебя, — он улыбается мне и выходит из спальни.

Всё так странно. Я заснула в одном мире, а проснулась и нахожусь в другом. Это словно какой-то волшебный сон для меня.

Поднимаюсь с кровати и направляюсь в гардеробную.

Дотрагиваюсь кончиками пальцев до одежды Кавана и улыбаюсь.

Вся одежда только чёрного цвета. Он не носит другие цвета, и это тоже странно. Хотя, если учесть всё, что я знаю о Каване, это предсказуемо. Я в невероятном восхищении разглядываю одежду, которую он для меня купил и выбираю легинсы, футболку, трусики, носки и кеды. Иду в ванную и, войдя в неё, охаю от её размеров.

Господи, вся наша квартира размером с эту ванную. И здесь так чисто. Всё новое, красивое и модное. Увы, чёрное. Правда, чёрные пол, мебель и раковина. Что у него за пунктик на чёрные цвета?

Открываю шкафчики и вижу ванные принадлежности для меня и Кавана. Хватаю его духи и нюхаю их. Издаю тихий стон от аромата. Это, действительно, тот запах, который мне нравится.

Досконально изучаю ванную комнату, восхищённо охая, не сумев подобрать правильных эмоций. Я до сих пор нахожусь под сильнейшим впечатлением от того, что сделал для меня Каван. Он учёл все мои предпочтения. Это и заставляет меня задуматься о том, что мы с Алом могли ошибаться насчёт Кавана. Зачем человеку тратить столько денег ради игры в кошки-мышки? Это ведь глупо, да и затратно. Поэтому я решаю для себя, что больше не буду ни у кого спрашивать советов, а начну думать сама.

— Всё в порядке? — При моём появлении в роскошной гостиной Каван быстро подходит ко мне и оглядывает меня с ног до головы. — Ты долго была в ванной, и я решил, что у тебя что-то случилось.

— Хм, — смущённо заправляю мокрую прядь волос за ухо, — я немного изучала обстановку. Нюхала всякие баночки. Я слишком любопытна, прости. Знаю, что это абсолютно невоспитанно, но не смогла удержаться. Всё такое… красивое. У меня была небольшая экскурсия по ванной комнате. Если честно, то не понимаю, как я до сих пор в обморок не грохнулась от такого изобилия баночек и косметических средств.

Каван тихо и с облегчением смеётся.

— Хорошо, ты можешь нюхать и смотреть всё что угодно. Если ты хочешь, то мы можем продолжить экскурсию, и я покажу тебе всю квартиру.

— Это было бы здорово. Я никогда не была в таких больших квартирах. Она просто огромная. Ты, правда, живёшь здесь один? — интересуюсь я, оглядывая три дивана. ТРИ! Господи, зачем так много? И все они чёрного цвета, как и стеклянный журнальный столик, ультрамодная мебель, которую можно увидеть лишь в журналах.

— Да, я живу здесь исключительно один, — кивает Каван.

— У меня вопрос: «Почему всё такое… хм, чёрное»? Прости, если я лезу не в своё дело.

— Всё в порядке. Эту квартиру мне подарил Слэйн. На момент застройки он выкупил всё здание и оставил для нас с ним два пентхауса. Он живёт надо мной. Здесь личный лифт, через который можно попасть или на его этаж, или на мой. Дизайном занимался не я, мне было всё равно. Слэйн любит чёрное, а я привык носить чёрное, поэтому и не возражал.

— Понятно. И тебе не хотелось что-то изменить здесь? — спрашиваю, бросая на него удивлённый взгляд.

— Я кое-что изменил, но в других комнатах. А эти… я прихожу сюда только спать, поэтому мне до сих пор всё равно. Но если ты захочешь, то можешь что-нибудь изменить. Тебе не нравится, Таллия?

Каван так взволнован моей оценкой, что мне становится жутко стыдно за своё поведение.

— Нет, мне всё нравится, я, действительно, шокирована этим местом. Боюсь даже притрагиваться к мебели, вдруг я её испорчу, — нервно хихикаю.

— Ты можешь портить всё что угодно, меня это не волнует. Если тебе будет комфортно разбить что-то, то я не буду возражать, — быстро говорит он.

— Это так мило, — расплываюсь в улыбке, отчего на лице Кавана появляются красные пятна, которые видны даже на его загорелой коже. Интересно, где он загорает? Погода в Дублине не позволяет получить такой загар, и он точно не искусственный. Каван богат, и, вероятно, часто летает куда-то в отпуск.

— Я немного волнуюсь, — признаюсь, приближаясь к нему.

— Я тоже. Раньше я никогда так не волновался, — отвечает он и морщит нос, отчего я смеюсь.

— Тогда всё в порядке, мы оба волнуемся. Итак, экскурсия? — Я беру его за руку и улыбаюсь ему. Это немного расслабляет Кавана.

— Пошли.

Каван ведёт меня к распахнутым раздвижным дверям, за которыми располагается столовая, а дальше кухонная зона.

— Ты когда-нибудь ел здесь? — спрашиваю его, указывая на стеклянный дымчато-серый огромный стол на двенадцать персон.

— Ни разу, если честно. Обычно я питаюсь в ресторанах или кафе. Я не умею готовить, точнее, умею готовить обычные блюда, но не как Слэйн. Он ради своей жены изучил тысячи блюд, а ещё отлично печёт.

— Никогда бы не подумала, что тот мужчина, который вылетел таким разъярённым, умеет готовить. Наверное, его жена счастлива с ним.

— Она его любит. У них своя долгая и сложная история. А тебе это важно, да? Тебе важно, чтобы мужчина умел готовить? Я могу научиться.

— Нет, — смеюсь, чтобы Каван прекратил так волноваться, — я непривередлива, ведь моё питание — это овсянка на воде, яблоки, немного помидоров и огурцов, ещё вода. Так что меня прокормить очень просто.

— Но это неправильно, Таллия. Ты портишь своё здоровье. Тебе нужно питаться нормально. Ты же теперь знаешь, что у тебя нет аллергии ни на какие продукты, — замечает Каван. Я печально вздыхаю и пожимаю плечами.

— Да, ты прав, но я боюсь. Знаешь, мне всю жизнь говорили, что если я съем что-нибудь другое, то сразу же наберу вес. Или у меня начнётся жуткая аллергия, и я могу умереть. Эти страхи до сих пор сидят внутри меня. Я бы очень хотела перестать бояться, но каждый день слышала только «нельзя», «запрещено», «навредит фигуре», «конец балетной карьере». Моя мама была очень строга ко всем балеринам. Перед каждым занятием нас взвешивали, и если она видела, что вес стал больше, то выгоняла из зала с позором и не впускала, пока девушка не сбросит вес. Она всегда ставила меня в пример, а мне было стыдно и некомфортно, потому что никто со мной из-за этого не общался.

— Сука, — шипит Каван, а потом смотрит на меня так, словно он убил мою маму. — Прости, Таллия, но то, что ты мне рассказываешь жестоко для меня. Я бы придушил её. Не могу слышать о том, что она с тобой делала. Это жутко злит меня.

— Каван, не нужно. Это моя мама, она хотела, как лучше и пыталась сделать из меня приму, но не слышала меня. Она многое перенесла в жизни: потеряла сына; её бросил муж. Поэтому нельзя винить её во всём. Она просто ошибалась. А кто не ошибается? Тем более балет — это жестокий вид танца. Нельзя быть женственной, потому что тогда ни один партнёр не сможет тебя поднять. У каждой танцовщицы есть некоторые проблемы с превращением в женщину.

Этот момент оттягивают до двадцати лет, пока гормональный фон не стабилизируется, — мягко отвечаю я.

— Какие проблемы? У тебя есть проблемы с женским здоровьем?

— Сейчас уже нет, но раньше были. Я не должна с тобой говорить о подобном. Это неправильно, — смущаюсь я, ощущая жар на щеках.

— Я хочу всё знать о тебе. Договоримся, Таллия, что ты рассказываешь мне всё, даже о том, что чувствуешь. Я хочу полностью понять тебя. Мне это нужно, — просит Каван.

— Что ж, — глубоко вздыхаю и киваю ему, — дело в том, что у меня до девятнадцати лет не было месячных. Из-за ограничений в питании и недостатка витаминов, менструальный цикл не начинался. Такое бывает у каждой балерины или гимнастки.

А также нам запрещён секс. После лишения девственности девочка начинает формироваться, у неё появляются грудь и бёдра, она развивается и набирает вес. Такое недопустимо, потому что балерина должна быть тонкой и грациозной. Никто не может прыгать с большой грудью, она мешает. Поэтому ни одна девочка не могла зайти так далеко. Но я знаю, что многие пробовали не лишаться девственности, но получать удовольствие. Они не говорили со мной об этом, я слышала их перешёптывания. А так как я была помешана на любовных романах, то знаю, о чём они говорили, но сама не пробовала. Мне было страшно располнеть даже от этого, тем более моя мама убила бы меня за подобное.

Вот так.

— Ужасно, — шепчет Каван. — Чёрт, это отвратительный вид танца.

— Отнюдь, это очень красивый вид танца. Сложно танцевать, когда у тебя большая грудь или задница.

— Но у тебя есть грудь, Таллия. — Каван красноречиво смотрит на мою грудь, отчего я краснею ещё сильнее.

— Да, это так. Несмотря на тот факт, что я до сих пор девственница, у меня выросла грудь в шестнадцать лет, и мама перетягивала её каждую ночь бинтами, чтобы этого не происходило.

Это было больно, и я разматывала бинты, потому что невозможно было спать. Грудь жутко болела. А утром я снова её заматывала, как и во время танцев. Мама ненавидела мою грудь и даже бюстгальтеры не покупала, только бинты. Когда я сбежала, то невеста моего брата отвела меня в больницу к гинекологу, и врач выписала мне специальные гормональные таблетки и витамины.

Сначала я изучила их состав, а потом начала принимать, убедившись в том, что они не навредят мне. Из-за этого моё тело немного изменилось. Это тоже напугало меня, поэтому в одно время я вовсе перестала есть, но зато у меня начались месячные. А потом… потом я так разозлилась на маму, что позволила своему телу меняться. Я ненавидела балет и всё, что с ним было связано, хотя очень люблю танцевать. Сейчас это делать сложнее из-за моего тела, но порой так хочется ощутить музыку всем телом.

— Но твоё тело прекрасно, Таллия. Оно потрясающее. Даже если ты наберёшь вес, оно будет таким же прекрасным, как и сейчас. Я знаю о чём говорю. Я видел множество женщин, но твоя фигура требует веса, иначе ты умрёшь. Лучше быть здоровой, чем перетягивать себя бинтами и страдать. Тем более ты больше не вернёшься в балет, я этого не допущу. Перед тобой раскрыт весь мир, и ты должна попробовать в нём всё, Таллия. Открой свою клетку и выпусти себя на свободу.

У меня в глазах скапливаются слёзы от слов Кавана. Я отдаюсь порыву и обнимаю его. Крепко-крепко. Каван охает от этого, но потом обнимает меня тоже.

— Спасибо тебе. Спасибо за то, что сказал это мне, — шепчу, утыкаясь лицом ему в грудь.

— Спасибо тебе за то, что позволила мне это сказать.

Я улыбаюсь и закрываю глаза, вдыхая уже знакомый аромат Кавана. С ним так хорошо. Чертовски хорошо, и словно это больше не я, а кто-то другой. И у этого человека всё получится.