Ключ Лжеца

ШЕСТНАДЦАТЬ

Нам выделили пещеру, выходившую на жуткие склоны Халрадры, с видом на безжалостный сосновый лес. Я настолько устал, что сразу лёг, попытавшись устроиться поудобнее, и почти мгновенно уснул.

– Это копьё, которое ты нашёл в пещере… – голос Кары.

Сбитый с толку, я резко проснулся и понял, что уже стемнело. Кара у входа в пещеру разожгла костёр и сидела близко к огню, изучая одну из последних табличек с рунами, всё ещё висевшую на её косичке.

– Я не находил его в пещере.

– Ты сказал, что лежал на нём.

– Я нашёл его в своём сне. Забрал у военачальника. – Даже на мой взгляд это звучало глуповато. Наверное, оно лежало на полу, поскольку тролль, убивший его предыдущего владельца, счёл копьё несъедобным. Только это было не так. Я видел его в воспоминаниях бабушки, до самой мельчайшей детали.

– Сложно поверить, что его просто оставили, – сказал Снорри, выходя из мрака. Теперь огонь освещал его лицо.

– Не оставили. Оно было в моём…

– Покажи ещё раз. – Кара протянула руку.

Я тяжело вздохнул, уселся и вытащил копьё перед собой.

– Гунгнир! – сказал Туттугу, выпучив глаза.

– Сам ты Гунгнир. – Я зевнул и потёр глаза.

– Такое копьё было у Одина. У Тора был молот Мьёльнир. А у его отца – копьё, Гунгнир.

– А-а, – сказал я. – Ну, сомневаюсь, что это оно.

– Однако, это охрененное копьё. – Снорри наклонился и взял его у меня.

– Оставь себе. – Я погрел руки. – Я перестал доверять снам с тех пор, как встретил ручного мага Анкратов, Сейджеса.

– Словенскому военачальнику нет смысла таскать норсийское копьё. – Кара хмуро посмотрела на оружие, которое вертел в руках Снорри, изучая покрытие.

– Его послали нам боги. – Кивнул Туттугу, словно это можно было считать за серьёзное предположение. – А может, и сам Один.

– Видят боги, оружие нам нужно, – сказала Кара. – Если Снорри решил вести нас в логово Келема… Что ты собираешься делать, если Келем откажет? Что если он просто превратит тебя в соляной столп и возьмёт то, что ты принесёшь с собой?

Снорри прищурился и похлопал по топору.

– Если б острого лезвия было достаточно, чтобы Келем расстался с жизнью, то вряд ли он смог бы называть Скилфу молодой. – Кара протянула руки, и Снорри над костром передал ей копьё.

– А копьё справится лучше топора? – спросил он.

– Мифы отбрасывают тени. – Кара вытянула копьё перед собой, и его тень заплясала на её лице. – Все сокровища из саг отбрасывают множество теней, и даже их тени могут быть смертоносным оружием. А чтобы отбросить самую тёмную, самую отчётливую тень, нужен самый яркий свет. Тень и свет, связанные друг с другом, могут быть могучей силой. – Она бросила краткий взгляд на меня и Снорри. – А такое копьё… достаточно сильный свет может создать тень и от Гунгнира. И такая вещь может остановить даже Келема!

– Отлично, давайте вернёмся к Скилфе и спросим, может ли…

– Я и сама могу. – Перебила меня Кара. – Если сделаю это сейчас, пока прикосновение Колеса меня не покинуло, и моя магия не померкла до прежнего уровня.

– А проживёт ли копьё-тень дольше, чем то, что сделал с нами Ошим? – спросил Снорри.

Вёльва кивнула.

– Его будет удерживать не только моё заклинание.

– Боги эту штуку не посылали, – фыркнул я, оборвав себя на полуслове. Не было смысла говорить им, что их боги это вообще языческая чушь.

Кара меня проигнорировала и встала, по-прежнему держа копьё.

– Лучше сделать всё быстро. Возьмитесь за концы. – Она кивнула мне и Снорри.

Мы так и сделали. Я убедился, что берусь за тупой конец. Здесь, когда свет от костра мерцал на серебристых рунах, покрывавших тёмное дерево, это оружие выглядело таким же страшным, как и в руках военачальника.

Кара сделала шаг назад и достала кусок орихалка. Тот в её руке засветился, разгоняя тени.

– Держите копьё ровно, так, чтобы тень падала между вами. – Она подняла орихалк. – Опустите к земле. Отвернитесь и не двигайтесь.

И без предупреждения металл в её руке вспыхнул, ослепляя всех вокруг, словно раскалился добела. Последнее, что я видел, была тень копья на полу между нами – чёрная линия посреди яркости. Я схватился за копьё изо всех своих сил и обнаружил, что оно крошится меж пальцев, словно свет выжег его жизненную силу, оставив только пепел.

– Боже, женщина! – Я прижал ладони к глазам. – Я ничего не вижу.

– Цыц. Погоди. Скоро зрение вернётся.

Зрение возвращалось медленно. Сначала перед глазами только плавали светлые и тёмные пятна, а потом добавился цвет. Потом я увидел огонь и сияние в руке Кары. Пятна обрели черты, и я увидел, что от орихалка размером с кулак теперь остался лишь маленький кусочек – сияющая бусина не больше зрачка, словно всё остальное сгорело.

– Что ж, вот это копьё, достойное бога! – Снорри выпрямился, подняв с того места, куда падала тень, новое копьё – кажется, длиннее прежнего, на вид такое же, только в него добавилось что-то яростное: руны на нём теперь словно кричали своё послание, дерево под ними стало чернее греха, и серебристая сталь теперь сияла собственным светом.

Некоторое время мы сидели, глядя, как Снорри держит копьё. Оно стало темнее. А я заснул.

Неделя до приезда людей герцога, о которой говорил Горгот, обернулась четырьмя днями. Оказалось, что четыре дня – это на три дня больше, чем нужно, и первый из них я провёл во сне.

Постели мы сделали из папоротника, вереска и редких побегов утёсника, вырванных прямо с корнями, на которых до сих пор виднелась свежая земля. На ужин предсказуемо была коза – её принесли сырой, и она смотрела на нас со слегка удивлённым выражением, когда тролль оторвал ей голову. На завтрак тоже была коза. И на обед.

На второй день я проснулся до зари и лежал, не шевелясь, пока внутрь не начал проникать свет. Время шло, и я увидел (или подумал, что увидел) посреди серости более глубокую тень, скользящую к глыбе, которую я принял за Снорри. Как будто мрак сгущался вокруг… чего-то, скрывая это, но его самого хватало, чтобы привлечь мой взгляд. Возможно, если б я не был присягнувшим тьме, то ничего бы и не увидел. Что-то, или ничто, собралось, подобравшись ближе к Снорри, и поднялось над ним. А я по-прежнему лежал, парализованный – не от страха, а просто замерев, как иногда бывает с человеком, увидевшим галлюцинацию.

Начался рассвет, хотя лучи солнца не попадали в нашу пещеру – просто стало светлее.

– Стук. – Снорри сел, бормоча. – Я слышал стук.

И тут же вся странность исчезла, и я уже не видел ничего зловещего – только Снорри, который тёр лицо ото сна, и Кара, склонившаяся над ним.

– Я ничего не слышала. – Она пожала плечами, а на лбу у неё, возможно, промелькнула тень недовольства. – Надо проверить раны. Сделаю сегодня припарку.

Утром того второго дня Кара прошла по покрытому пеплом уступу горы до уровня, где осмеливались расти растения, и несколько часов спустя вернулась с холщовой сумкой, набитой всякими травами, корой, цветами и чем-то, что выглядело подозрительно похоже на грязь. Со всем этим она принялась обрабатывать раны, оставшиеся у наших викингов – порез над бедром Снорри выглядел самым серьёзным. Я же мог обратиться лишь с ободранными коленками, как малый ребёнок. Наверное, эту рану я получил, упав на колени, чтобы умолять о пощаде или помолиться безучастному Богу, но, если честно, я этого не помнил. В любом случае, я не дождался никакого сочувствия от Кары, которая вместо этого возилась с мускулистым боком Снорри.

На вторую ночь Аслауг тоже не вернулась. В первую ночь я заснул до заката и спал, как убитый, так что потребовался бы сильный некромант, чтобы меня поднять. Но на второй закат, когда Аслауг не появилась, я задумался, не сердится ли всё ещё дочь Локи на меня за то, что я бросился в арку аномагов. С её стороны возражать казалось неразумным, поскольку, кажется, все альтернативные варианты окончились бы ужасной смертью – однако она тогда была настроена против. Но сердится или не сердится, мне казалось это странным. Она была так рада встрече в тот первый день на берегу, после стольких дней разлуки из-за магии, установленной вокруг лодки Кары. "Женщины", – решил я, и сказал себе, что в конце концов она вернётся. Они всегда возвращаются.

Во мраке и скуке нашей пещеры я снова проигрывал в голове воспоминания бабушки о замке Амерот. По правде говоря, как только мой разум вернулся к событиям последнего дня осады, я уже не мог выбросить из головы резню, развернувшуюся перед моими глазами. И снова я изумился тому, как мне удавалось так долго не знать этой истории. Но всё же, в прошлом меня не раз обвиняли в том, что я слегка эгоистичен, и единственный интерес во всей славной истории моей семьи у меня вызывало лишь то, где они закопали своё добро. Если подумать, я слышал песенку о Красной Королеве Амерота, но никогда не обращал внимания на слова.

Я размышлял о бабушке с её далеко идущими планами; о её странной наводящей ужас сестре, которая связала заклинанием меня и Снорри; и о Скилфе, холодной как лёд и такой старой, что люди столько не живут.

– Кара?

– Да?

Я попытался найти правильные слова для вопроса, не нашёл, и решил воспользоваться неправильными.

– Почему ты решила стать ведьмой? Ты же знаешь, что все они кончают плохо? Живут в пещерах, бормочут чепуху и потрошат жаб… пугая честной народ. Когда ты решила: "да, потрошить жаб – эта жизнь по мне!"

– А чем бы ты занимался, если б не родился принцем? – Она посмотрела на меня, её глаза блеснули на свету.

– Ну… я… предназначен…

– Забудь о священных правах, или какими оправданиями вы там пользуетесь – что если бы ты не был принцем?

– Я… не знаю. Может, управлял бы таверной, или растил лошадей. Что-нибудь с лошадьми. – Вопрос казался глупым. Я и есть принц. Если бы я им не был, то это уже был бы не я.

– Значит, ты не стал бы хвататься за меч и прорубать себе путь на трон? Несмотря на право рождения?

– Ну, разумеется. Точно. Очевидно. Как я и сказал, мне судьбой предназначено стать принцем. – Я бы предпочёл, если бы мне было предназначено стать королём. Но она меня поймала: я не стал бы завоёвывать себе королевство, а работал бы с лошадьми. Будем надеяться, ездил бы на них, а не убирал бы их дерьмо. Но лучше уж орудовать лопатой, чем мечом.

– Я родилась в крестьянской семье трэлей из Тогрила, ледяных викингов. Я могла бы сказать тебе, что у меня есть жажда знаний, желание понять, что находится за тем, что мы видим, открыть секреты, которые связывают одно с другим. Многие юные послушницы вёльв порасскажут тебе чего-нибудь в таком духе, и многие даже так и думают. Любопытство. От него сдохло больше кошек, чем от зубов собак. Но в чём настоящая причина? Для меня, по крайней мере – скажу тебе честно, потому что не следует лгать на горе. Власть, принц Ялан из Красной Марки. Я хочу взять свою долю того, что тебе досталось с молоком матери. Наступают плохие времена. Для всех нас. Времена, когда будет лучше быть вёльвой, даже если это значит быть страшной ведьмой в пещере. Это лучше, чем быть крестьянином, который выкапывает пропитание из земли, опустив голову, и ничего не зная о том, что грядёт, как козлята по весне не знают о ноже фермера.

– А-а. – На это у меня не было ответа. Каждый человек королевской крови понимает значение человеческих амбиций, и присущую им опасность. При дворах Разрушенной Империи таких полно. И я почти представлял себе разные силы, которые влекут тех, кто играет с тканью мира и грезит о странном пугающем будущем… но возможно, мне не следовало удивляться, обнаружив амбиции и простую жажду власти даже среди самых слабых из них.

На третий день я так соскучился, что позволил Снорри уговорить меня дойти до кратера в тысяче футов над нами. Он взял копьё, используя его в качестве посоха, и захромал со скоростью, за которой я в кои-то веки мог угнаться. Парнишка пошёл с нами и скакал впереди по камням.

– Хороший пацанёнок. – Снорри кивнул в сторону Хеннана, ждавшего нас на тропе.

– Только не называй его так при троллях. Они в два укуса его сожрут, и даже разбираться не станут, пацанёнком ты его назвал, или козлёнком – Я посмотрел на парня, который съёжился от ветра. Я считал, что он хороший пацан. На самом деле, раньше мне не представлялся случай подумать о детях, как о хороших, или как о плохих – просто они маленькие, путаются под ногами, и удивительно много шумят о том, за какие места я трогал их старшую сестру.

Мы прошли через глубокие овраги на чёрной скале. Потом вверх между зубцами борта кратера, и уставились вниз на широкое и озеро, которое не ожидали там увидеть.

– Где же огонь? – спросил я. Отсутствие дыма над головой во время нашего подъёма уже зародило во мне подозрения. Я упустил возможность посмотреть на кратер Берентоппена, когда Эдрис Дин заставил меня подниматься ускоренным маршем на ту чёртову гору, и честно говоря, был очень рад, что мне не пришлось взбираться последнюю сотню ярдов до гребня. Но я помнил, что над Берентоппеном дым поднимался, и его сдувал ветер, унося на юг, словно последние клочья волос лысого человека. Взбираясь с таким трудом на Халрадру, я ожидал, что буду вознаграждён по меньшей мере каким-то количеством огня и серы.

– Давно потух. – Снорри нашёл закрытое от ветра местечко, где можно присесть. – Этот старичок спит уже много веков, возможно тысячу лет, если не больше.

– Вода здесь неглубокая. – Хеннан спустился дальше по внутреннему склону – и это было первое, что он сказал за день. Странно, ведь определяющей характеристикой детей для меня было то, что они редко затыкаются. Впрочем, он был прав: над огромным пластом льда виднелась лишь пара дюймов воды.

– Там ближе к середине дыра. – Указал Снорри.

Отражённый свет скрывал дыру, но, увидев её, я уже не понимал, как мог не заметить её раньше. В неё могла свалиться карета с четвёркой лошадей. Я вспомнил слова Горгота. Двое присягнувших огню повздорили.

– Возможно, так тролли закончили ссору присягнувших огню. – Как ведро холодной воды помогает разнять двух дерущихся собак – так целое озеро помогло закончить битву, которая настолько глубоко расколола мир, что это вырвало нас из того места, куда нас послала арка аномагов.

Парень принялся швырять в воду камушки, как мальчишки обычно и делают. Мне почти хотелось к нему присоединиться, и я бы так и сделал, если бы на это требовалось меньше усилий. Есть простая радость в том, чтобы бросать камни в спокойную воду и смотреть, как расходятся круги. Это волнение разрушения в сочетании с уверенностью, что всё снова будет хорошо, в точности как раньше. Камень, упавший в моё комфортное существование при дворе, оказался таким большим, что волны донесли меня до края земли. Но возможно, вернувшись, я обнаружу, что всё как прежде, неизменно, и готово принять меня обратно. Во взрослой жизни люди тоже только и делают, что бросают камни – хотя камни куда больше, и пруды другие.

Снорри сидел тихо, и синева его глаз была лишь на оттенок светлее отражения неба в озере. Он смотрел на воду, смотрел на мальчишку, сложив руки. У камня, к которому он приставил спину, дунул ветер, бросив волосы ему на лицо, скрыв его выражение. Я видел его в шаге от Хеннана, и не раз, когда викинг проявлял заботу к Каре и Туттугу. Но он смотрел на парня. Всякий раз, как думал, что за ним не наблюдают, Снорри смотрел на Хеннана. Возможно, семейный человек, такой как Снорри, и помимо своей воли не мог не заботиться о сироте. Может, он думал, что его забота – это предательство его собственных потерянных детей. Сложно сказать, я ведь никогда не видел, как работает семья во внешнем мире, без нянек и сиделок, которым платят, чтобы они выполняли работу за родителей. Если я был прав, то это выглядело как тревожная мысль и опасная уязвимость. Столько лет тренироваться в военном деле, а потом позволить маленькому мальчишке пробраться через твою защиту и отяготить тебя своими желаниями.

Несколько секунд спустя я поднял камень и перебросил его над головой Хеннана в озеро. Вопрос был не в том, брошу я камень или нет, а когда.

На борту кратера мы оставались, пока солнце не стало садиться, а ветер не стал прохладным. Пришлось крикнуть мальчишке, чтобы заканчивал свои глупые игры у озера. Он отыскал где-то ветку и пускал её в плаванье, где на льду собирались талые воды.

Он подбежал и встал между нами – Снорри глядел вдаль над заросшими лесом долинами, а я съёжился, укрывшись одеялом, которое служило мне плащом.

– Уже идём вниз? – Хеннан выглядел разочарованно. – Я хочу остаться.

– Не всегда получаешь то, что хочешь, – сказал я. И вспомнил, как только слова слетели с моих губ, что от меня ему советов насчёт тягот не нужно. Ведь спустя несколько мгновений после нашего знакомства он видел, как умирает вырастивший его человек. – Вот. – Я протянул двумя пальцами серебряную крону, чтобы отвлечь его внимание. – Можешь взять себе эту монету, или можешь получить от меня самый ценный совет, который дал мне однажды мудрый человек. Я этим советом ни с кем не делился.

Услышав это, Снорри оглянулся и, подняв бровь, посмотрел на нас обоих.

– Ну? – спросил я.

Хеннан нахмурил лоб, уставившись на монету, потом на меня, и снова на монету.

– Я… – Он протянул руку, потом отдёрнул. – Я… совет. – Выпалил он, словно слова причиняли ему боль.

Я глубокомысленно кивнул.

– Всегда бери деньги.

Хеннан непонимающе смотрел, как я убирал монету в карман и укутывался в одеяло. Снорри фыркнул.

– Погоди… чего? – Замешательство Хеннана сменилось гневом.

Снорри пошёл вперёд, а я за ним.

– Всегда бери деньги, пацан. Выгодный совет.

К тому времени, как Горгот сообщил, что наконец-то заметили входящих в лес датчан, мы все уже сильно хотели снова отправиться в путь.

Вышли мы унылым утром, когда северный ветер хлестал дождём по склонам. По плану, в нашем долгом путешествии передвигаться мы должны были по ночам, но первая часть маршрута – спуск с Химрифта – пролегала по таким редконаселённым землям, что, по словам датчан, смысла прятаться не было. Могу поспорить, наши сопровождающие просто не хотели, чтобы их первая встреча с ордой троллей проходила в темноте.

По-прежнему в том, в чём спаслись с "Эрренсы", мы спускались по чёрным бокам Халрадры к сосновым лесам в долинах внизу. Мы держались в хвосте колонны, и насчитали сто сорок тварей, покинувших пещеры и шипящих от света. Жутковато было идти за сотней троллей – редкий человек хоть мельком видел одного-двух таких существ, и ещё меньше людей выжили, чтобы об этом говорить. Мы впятером ходили между троллями почти беззвучно, и при этом издавали больше шума, чем любой из них. И всё-таки исход оказался быстрым и упорядоченным. Кара утверждала, что существа, должно быть, общаются между собой неслышно для нас, и им не нужны слова. Я же сказал, что и овцы выстраиваются в упорядоченную очередь, выходя из загонов, а они всего лишь тупые животные. Тролль в конце колонны обернулся на эти слова и уставился на меня своими совершенно чёрными глазами. Тогда я заткнулся.

Оказавшись под защитой деревьев, Горгот назначил привал, и тролли разошлись вокруг, шумно пробиваясь через плотные заросли старых сухих веток.

– Подождём здесь, как уговорено, – сказал Горгот.

Не понимаю, откуда он знал, где ждать. На мой взгляд, это место казалось случайным участком леса, неотличимым от любого другого, но я был рад подождать здесь, под защитой от ветра и дождя. Я сел у дерева, мокрая рубашка неприятно липла к телу. Если бы не присутствие сотни троллей, то я бы изводил себя мыслями о людях-соснах и других ужасах, которые могут тут шнырять в темноте. Во время путешествия на север мы со Снорри не очень-то поладили с местными лесами. Но всё равно я откинулся назад и расслабился, не беспокоясь о том, как сильно теперь воняло троллями. Душевное спокойствие того стоит.

– … главный… – Неподалёку от меня Туттугу разговаривал с Горготом. Похоже, они неплохо поладили, хотя один был громадным чёртом с рыжей шкурой, а второй – толстым рыжим норсийцем, который троллю едва до локтя доставал. – …племянник герцога…

По мне прошла волна тревоги – словно в пруд моего спокойствия бросили камень.

– Что племянник герцога? – крикнул я.

– Племянник герцога возглавляет наш эскорт, Ял, они скоро должны быть здесь, – крикнул в ответ Туттугу.

– Хмм. – Звучало неплохо. Само собой разумеется, что эскорт, сопровождающий домой принца Красной Марки, должен возглавлять аристократ. Пусть и незначительный. Племянник герцога… о чём-то это мне напоминало.

Я выбросил из головы тревогу и принялся смотреть на Кару, которая смотрела на Хеннана. Через толщу иголок сверху на меня капал дождь. Некоторое время спустя я заметил тролль-камень, из-за которого, вероятно, это место и было выбрано для рандеву. Древний обветренный кусок скалы, покрытый мхом и торчащий из земли под небольшим углом. Я понял, что это тролль-камень по отсутствию даже малейшего сходства с троллями.

– Лошади! Они едут. – Снорри встал, держа копьё в руке. Топор теперь был прилажен за его спиной на сбруе шнурков из козьих шкур, которую он смастерил во время нашего пребывания в пещере.

Через несколько секунд я их тоже услышал – хрустели ветки, всадники продирались через деревья. Некоторое время спустя выехали первые из них.

– Привет, Горгот. – Человек говорил скованно. Всего я видел троих, на конях, и они плотно жались друг к другу. Повсюду вокруг нас в тенях двигались чёрные фигуры. Лошади выглядели ещё более нервно, чем всадники – от запаха троллей они закатывали глаза.

Они подъехали ближе – все в плащах из волчьих шкур, с круглыми щитами, в шлемах, почти как у красных викингов, плотно облегающих, склёпанных бронзовыми полосами. Спускавшиеся с краёв шлемов защитные маски и наносники были изящно отделаны.

– Рад снова встретиться. – Горгот в приветствии поднял свою громадную руку. – Сколько вас?

– Двадцать всадников. Мои люди на лесной дороге. Вы готовы?

– Да. – Горгот склонил голову.

Всадники натянули поводья, но, когда они повернулись, их командир заметил Снорри, выходившего из леса.

– Кто твои гости… Горгот? – Я услышал в его голосе сомнение, словно он хотел назвать титул монстра, но не смог.

Моя тревога вернулась. Мужчина выглядел молодо, среднего роста. По плечам рассыпалась грива золотых волос. Это плохо пахло.

Пока я колебался, вперёд вышел Снорри. Он ухмылялся, показывая зубы по своему обыкновению, что таинственным образом тотчас же превращало незнакомцев в друзей.

– Я Снорри вер Снагасон, из клана Ундорет с берегов фьорда Уулиск. Это мой родственник Олаф Арнссон, по прозвищу Туттугу. – Он протянул руку в сторону Туттугу, который вышел из-за Горгота, выбирая ветки из бороды.

Вперёд вышла Кара, не соблюдая протокол, как и остальные. Принца следует первым представлять простолюдинам. Я-то думал, это даже простолюдинам известно!

– Кара вер Хуран, из Рекьи, что в Землях Льда и Огня.

Вот это новость! Я-то решил, что она из владений какого-нибудь ярла Норсхейма. В Тронде я изредка встречал моряков из Земель Льда и Огня, но очень редко. Они называли перевал ненадёжным, а когда викинг говорит "ненадёжный", это значит "самоубийственный". Неудивительно, что в пещерах вулкана Кара чувствовала себя как дома.

Я прочистил горло и вышел вперёд. Хотелось бы мне представляться со спины лошади, или по крайней мере, глядя этому парню в глаза. А ещё лучше – глядя на него сверху вниз.

– Принц Красной Марки Ялан Кендет, к вашим услугам. Внук Красной Королевы. – Обычно я не упоминаю бабушку, но увидев, как она заслужила своё имя, подумал, что оно и моему имени добавит немного веса.

Слегка кивнув головой, племянник герцога поднял руки и снял свой шлем. Встряхнул волосами, поставив шлем на луку седла, и повернулся, глядя на меня своими голубыми глазами.

– Мы уже встречались, принц. Меня зовут Хакон, а герцог Аларик Маладонский мой дядя.

Блядь. Я умудрился не сказать этого вслух. В первый день в Тронде я встретил его в "Трёх Топорах". За десять минут я умудрился врезать ему дверью по лицу и сломать нос, а потом устроил, чтобы его выгнали из таверны как шарлатана.

– Очень приятно, – сказал я, надеясь, что мою роль в его позоре он понимает смутно. Я выставил его лжецом, который выдаёт себя за героя. В то время я так радовался, используя силу Баракеля, чтобы залечить раненую руку Хакона и выдать за ложь его утверждение, что его укусила собака, пока он спасал ребёнка. В конце концов, он действительно хвастался. Любого дурака может укусить собака. И к тому же, выглядело так, словно он мог увести у меня Астрид и Эдду прежде, чем моё очарование получило бы возможность сработать.

Хакон, прищурившись, посмотрел на меня. На лбу у него появились две морщинки, но больше он ничего не сказал и повернул свою лошадь. А мы отправились по дороге вслед за датчанами.

– Симпатичный парень, – сказала Кара, шагая следом за Горготом.

Мы со Снорри переглянулись. Мой взгляд говорил: "Видишь, вот почему в тот раз мне пришлось с ним связаться".

В Маладоне за время нашего путешествия мы мало чего видели, за исключением того, что попадало в свет факелов, или изолированных болот, на которых мы вставали лагерем на день. Невелика потеря, решил я. В Датских землях я повидал всё, что хотел, ещё во время нашего путешествия на север в прошлом году. Суровая земля, полная суровых людей, которые хотели быть настоящими викингами.

Тертаны были ничуть не лучше. А может и хуже, если такое возможно. Запись в моём "Путеводителе по Разрушенной Империи для знати" о Восточном Тертане гласила бы: "То же, что и Маладон, только более плоский". А о Западном Тертане: "Смотри статью о Восточном Тертане. Болотистый".

Аслауг не возвращалась, хоть я и ждал её появления каждый закат. Дважды я слышал тихий стук, словно где-то далеко кто-то стучал по тяжёлой двери, но, видимо, каким-то образом наш полёт из Ошима наконец разбил связь, которой сковала нас Молчаливая Сестра. Возможно, появление Аслауг и Баракель в сражении с хардассцами вырвало их из меня и Снорри, опустошив нас, или освободив – как посмотреть.

По правде говоря, я по ней скучал. Она единственная видела, чего я на самом деле сто́ю. На вторую ночь после лесов Маладона я лежал, съёжившись, под своим плащом, страдая от моросящего дождя, и представлял, что сказала бы Аслауг, обнаружив меня здесь.

"Принц Ялан, спящий на земле среди всех этих северян. Неужели они не понимают, что такой достопочтенный человек должен гостить в лучших за́мках этой земли?".

Насколько я скучал по Аслауг, настолько же радовался, что Баракель изгнан из Снорри. "Наблюдай за ним, Ялан", – сказала Аслауг. "Наблюдай за присягнувшим свету. Баракель знает, что этот ключ откроет не только ту единственную дверь, которую ищет Снорри. В копях Келема много дверей. За одной из них ждут своего шанса Баракель и такие как он – такие же праведные и скорые на суждения. На рассвете он будет шептать Снорри на ухо, медленно обращать его, пока тот не вставит ключ Локи в нужный замо́к – и тогда оттуда вырвутся Баракель и ему подобные, уже не предлагая советов, но оглашая приговор и приводя его в исполнение".

Я посмотрел на самый крупный из спящих бугров. Аслауг представляла всё очень убедительно, но Снорри из тех людей, которого сложно направить на любой путь, кроме его собственного – и я знал это по своему опыту. Но всё же меня радовало, что Баракеля нет.

Солнце где-то село, и далёкий стук стих. Я посмотрел на Кару и обнаружил, что Хеннан смотрит на меня в ответ, уютно расположившись у вёльвы в постели. Он смотрел на меня своим нечитаемым взглядом, и, в конце концов, я пожал плечами и отправился смочить деревце.

Ночь за ночью мы пересекли сначала Маладон, а затем и Тертаны. Тесный союз герцога Аларика с тертанскими лордами означал, что он считал себя ответственным за безопасный проход Горгота и его братьев по этим землям. Это для него был вопрос чести, как не раз повторял Горготу Хакон.

– Если хотя бы коза или овца пропадёт из стада пастуха, это будет всё равно, что сам герцог Аларик их украл, – сказал Хакон.

Горгот просто склонил свою огромную голову и уверил его, что всё будет в порядке.

– Троллей вывели для войны, а не для воровства, лорд Хакон.

Хеннан на марше пришёл в себя, не жаловался на пройденные мили, и ему ещё хватало энергии бегать на рассвете вокруг лагеря, изводя норсийцев просьбами рассказать истории. И с Горготом он тоже проводил время. Поначалу интерес монстра распалил мою подозрительность, но казалось, мальчонка ему просто нравится. Он рассказывал ему свои истории, о загадках и чудесах, которые можно встретить в тёмных закоулках под горами.

Марш продолжался, а я сосредоточил свои силы на соблазнении Кары. Хоть она и не прилагала ни малейших усилий, чтобы казаться привлекательной, но всё равно умудрялась мучить меня. Даже несмотря на то, что она, как и все мы, была грязной и растрёпанной, тощей, мускулистой и проницательной, я всё равно желал её.

Несмотря на очевидные недостатки – пугающе умная, слишком много знает, видит меня насквозь при любом удобном случае, и с радостью протыкает тянущиеся к ней руки – я находил её компанию превосходной. Для меня это было ново и сбивало с толку. А когда Кара развлекала двадцатерых датчан вульгарными байками у костра, это было всё равно как если бы во время охоты на кабана в Королевском лесу за Вермильоном зверь перестал бы убегать, уселся и, вытащив трубочку, принялся обсуждать с нами достоинства говядины перед олениной и высказывать своё мнение о том, какое вино лучше подавать к лебедю.

Снорри, которого до приезда Хакона, я считал своим соперником в ухаживаниях за Карой, возле женщины казался удивительно осторожным. Я подумал, не связан ли он всё ещё воспоминаниями о Фрейе, не верен ли до сих пор своей мёртвой жене. Он спал отдельно от нас, и его рука часто тянулась похлопать по груди, на которой под курткой висел ключ. Изредка, когда я просыпался раньше Снорри, то видел, как он морщился от боли и чесал бок, словно отравленная рана, которую Баракель уменьшил в Ошиме, теперь возвращалась и мучила его.

Ночи марша тянулись медленно. Восточный Тертан стал Западным, и различие было лишь в увеличении сырости. Мы шли, я натирал себе ноги, и всё больше и больше мне хотелось, чтобы меня несла лошадь.

Всю ночь мы шли по Западному Тертану и в награду получили только грязь на сапогах. Я уже достаточно насмотрелся на кривляние лорда Хакона возле Кары – сейчас он разглагольствовал о классической литературе, словно был сморщенной дамой, которую выпустили на денёк из её книжной башни – так что я решил отвлечься с единственным из наших монстров, который мог говорить.

– Король Горгот, что ждёт вас и ваших подданных в Высокогорье? Не припоминаю за графом Ренара репутации гостеприимного человека…

– Никакой я не король, принц Ялан. Это всего лишь удобное на данный момент слово. – Горгот очень близко поднёс руку к костру, и казалось невероятным, что с неё не начинает слезать кожа. Три пальца отчётливо выделялись на фоне пламени, и от этого он казался каким-то чуждым. – Высокогорьем сейчас правит король Йорг. Он предложил нам убежище.

– Троллям нужно убежище? Я… погодите, Йорг? Неужели тот мальчишка из Анкрата?

Горгот склонил голову.

– Он силой забрал трон у своего дяди. В Химрифт я пришёл с ним.

– А-а. – На миг я забыл все слова. Я-то полагал, Горгот рождён среди троллей, хотя даже не задумывался, как он среди них научился говорить, или откуда он знает людей настолько, что может вести переговоры с герцогами и лордами.

– И да, троллям нужно убежище. Людей много, и силу они воспринимают за вызов, а отличие – за преступление. Говорят, когда-то в мире были драконы. Теперь они исчезли.

– Хмм. – Я не мог отыскать в себе сожаления о положении преследуемых троллей. Может, будь они пушистыми… – Этот ваш Йорг, я слышал о нём всякие байки. Королева Сарет хотела, чтоб я положил этого негодника на коленку и выдрал. И мне бы пришлось: королева Сарет очень убедительная женщина. – Я повысил голос, всего лишь чуть-чуть, просто чтобы Кара не пропустила мой разговор о королевах и принцах. – И к тому же прекрасная. А вы когда-нибудь… ну, может и нет. – Я вспомнил, что Горгот не из тех, кто получает приглашения ко двору, кроме как в клетке, в качестве развлечения для гостей. – Преподал бы мальчишке урок, да были более срочные дела на севере. Поставить на место некромантов и нерождённых, понимаете. – Пускай мои путешествия и были нескончаемыми страданиями, но по крайней мере я мог в любую историю об отваге и бедствиях вставлять "некромантов", чтобы козырнуть перед оппонентом. Горгот, может, и был чудовищным королём троллей, но что пещерный житель вроде него знает о некромантах!

Горгот утробно заворчал.

– Йорг Анкрат необузданный, беспринципный и опасный. Мой тебе совет, держись от него подальше.

– Йорг Анкрат? – Хакон, услышав имя, оторвался от своей дискуссии о трудных вопросах какого-то нудного стиха из "Илиады". – Мой дядя говорит о нём то же самое. Думаю, он ему нравится! На кузена Синдри он тоже произвёл впечатление. Мне и самому придётся как-нибудь присмотреться к нему. – Датчанин обошёл костёр: весь такой златокудрый, с квадратным подбородком, да ещё и тени подчёркивали его лицо. – А вы собирались положить его на коленку, принц Ялан? – Я слышал, как сзади фыркнул Снорри, наверное, вспомнив, как в действительности было дело, и наш спешный исход из города Крат. – Это было бы нелегко. Он положил конец Ферракайнду…

– Ферракайнду?

Ответила Кара:

– Это огнемаг, правивший в Химрифте, Ял. Вулканы погасли после его смерти. – Она смотрела на меня из теней, в свете костра были видны лишь очертания её лица. Я видел, как её улыбка эхом отразилась на лицах многих датчан.

– А-а. – Будь они все прокляты. Я встал, громко заявил, что мне нужно прогуляться, и оставил их, дерзко бросив: – Что ж, а королева Сарет была невысокого мнения об этом мальчишке.

Ночь проходила за ночью, мы приближались к границам Геллета, и я, кажется, потихоньку продвигался к своей цели – к постели Кары – хотя у меня появилось тревожное чувство, что это не я подцепил жертву на крючок очарования старого доброго Ялана и подтаскиваю её к себе, а меня постепенно вытягивают.

Вдобавок к моей досаде, пока Кара таинственным образом начинала смотреть в мою сторону и так тепло улыбаться мне, что любой бы на моём месте растаял… ещё она стала насквозь видеть мою обычную болтовню, отшучиваясь от моих врак по части привязанности и чести. Часто она спрашивала меня насчёт Снорри и ключа: об обстоятельствах, в которых мы его заполучили, о его неразумных поисках, и о моих мыслях о том, как его от них отговорить. Но, хотя мне и надоедали постоянные разговоры с женщиной о Снорри, я наслаждался самим фактом, что ей интересно моё мнение и советы по части ключа Локи.

– Такую вещь нельзя забирать силой, – сказала она. – Это огромный риск.

– Что ж, конечно нельзя – мы же говорим о Снорри…

– Дело не только в этом. – Она подвинулась ближе и восхитительно зашептала прямо возле моего уха. Где-то глубоко внутри зашевелились воспоминания об Аслауг. – Это работа Локи. Он обманщик. Лжец. Вор. Такой не даст своему творению попасть к сильнейшему.

– Ну, если честно, мы его забрали не очень-то мирно! – Я выпятил грудь и попытался выглядеть невозмутимо.

– Но нерождённый капитан атаковал вас, Ялан. Снорри всего лишь взял ключ с его останков. Это не было его целью – он не атаковал нерождённого ради ключа.

– Ну… нет.

– Обман или воровство. Вот две единственные безопасные возможности. – Она выдержала мой взгляд.

– Если ты думаешь, что они безопасные, – сказал я, – то ты не знаешь Снорри.

Я чувствовал, как усиливалась моя связь с Карой, но в то же время казалось, что она с каждым днём всё сильнее очаровывалась раздражающе симпатичным лордом Хаконом. Каждую ночь этот мерзавец демонстрировал какую-нибудь новую добродетель, да ещё с превосходным мастерством, и умудрялся делать это непринуждённо, так, что его нельзя было обвинить в хвастовстве. В один вечер это был его низкий тенор, идеальный слух и знание всех великих песен севера. На следующий – победа над всеми, кроме Снорри и какого-то страшилы по имени Хёрн, в борьбе на руках, причём его ещё упрашивали поучаствовать. Другой ночью он устроил нам целое представление, проявляя заботу о человеке, который страдал от внезапных приступов головной боли – Хакон спорил о травах с Карой, словно был старухой-женой, которая ухаживает за инвалидом. А сегодня он приготовил нам похлёбку из оленины, которую я еле проглотил и заставил себя выдавить: "сносно", хотя только благодаря железной воле мне удалось не потребовать третью порцию… чёрт возьми, лучшая оленина из всех, что я пробовал.

Всю предпоследнюю ночь с датчанами Кара шла во главе колонны вместе с лордом Хаконом, который слез с лошади и вышагивал рядом с вёльвой. Ночь была тёплой, идти было легко, заливались соловьи, и уже вскоре Кара с Хаконом шли рука об руку, шутя и смеясь. Разумеется, я изо всех сил хотел разбить их парочку, но парочка смотрела на меня холодно – а такое трудно не учитывать, особенно когда в затылок дышат два десятка верховых датчан.

В последний день мы поднялись во второй половине дня. Наш лагерь стоял на лугу возле ручья, день был тёплым и солнечным, распускались деревья. Меньше десяти миль оставалось до границ Геллета, где лорд Хакон с его датчанами отправятся восвояси, и я собирался искренне порадоваться, глядя на их спины. Снорри и Туттугу, несомненно, с радостью прошли бы с язычниками и до Флоренции – они всё путешествие до этих пор травили свои боевые байки. Датчане обожали морские истории и старые саги. Первые выуживал из личного опыта Снорри, а последние – Кара, из своего огромного хранилища подобной чепухи. Люди герцога так благоговели перед ундорет, что я было подумал даже, что некоторые из датчан добровольно присоединятся к викингам и отправятся с ними в путешествие… Даже Туттугу получился неким героем – то он высаживался на берега Затонувших островов, то сражался с мертвецами в Суровых Льдах, а то давал отпор Хардассе у Ошимского Колеса…

Я зевнул, потянулся и снова зевнул. Датчане лежали вокруг пепла от утреннего костра, лошадей привязали к шестам чуть выше по небольшому склону, а троллей было почти не видно – они разлеглись в длинной траве ближе к воде. По сравнению с предыдущими днями, было почти жарко – первое прикосновение лета, а точнее, бледное северное подобие лета.

Вечерний "завтрак" приготовили не спеша – казалось, никто не торопился выдвигаться. Туттугу принёс мне миску овсянки из общего котелка, и парень по имени Аргур подвёл ко мне своего коня из стада, чтобы я на него взглянул. Это единственное, в чём маладонцы считали меня хоть немного сведущим: в лошадях.

– Хромает на левую, да ведь, Ялан? – Он провёл вокруг меня своего серого скакуна, и, наклонившись, похлопал по щётке волос за его копытом. Я сдержал порыв выкрикнуть "Принц Ялан". Чем дальше мы забирались на юг, тем меньше во мне оставалось терпимости к таким промахам. В "Трёх Топорах" я сносил норсийское "Ял", как сносил зиму – естественное явление, с которым ничего не поделать. Но теперь… теперь мы приближались к Красной Марке, и нас настигало лето. Всё изменится.

– Видишь? Вот, снова. – Сказал Аргур. Конь сделал полшага.

Уголком глаза я заметил идущую Кару со свёрнутой постелью в руке. Она шла по длинной траве в сторону ручья, вокруг цвели дикие цветы, поднимались бабочки…

– А ещё у него живот немного пучит. – Передо мной снова оказался Аргур, продолжая болтать о своей кляче и закрывая мне обзор.

– Что ж. – Со вздохом я взглянул на лошадь: лучше посмотреть, пока свет не померк. – Проведи его вон туда. Посмотрим, как он двигается.

Аргур отвёл коня. Выглядело так, будто у мерина шип впился над копытом, или он ударился, и ему больно ступать на эту ногу. Я поманил его обратно, почувствовав, как за моей спиной опускается солнце – с лошадью надо было разобраться, пока оно не село. Хоть Аслауг и не вернулась, и даже стук прекратился, я всегда ощущал её присутствие, когда солнце заходило, и звери вокруг меня начинали нервничать.

– Держи его. – Я встал на колено посмотреть на ногу. Из-под живота коня я заметил, как отряхивается Хакон. Он перевязал волосы и умыл лицо. На мой взгляд, очень подозрительно. Когда мужчина в диких землях не ленится умывать лицо, он явно что-то затевает. Я пошевелил суставом коня, мягко поглаживая пальцами и бормоча всякую чепуху, чтобы его успокоить. Почти сразу же я обнаружил под кожей кончик шипа. Поскрёб ногтем, быстро щипнул и вытащил эту штуку. Злобную, длиной в дюйм, и липкую от крови.

– Пусть покровоточит, – сказал я, передавая шип Аргуру. – Легко не заметить. Чаще всего ищи проблему прямо над копытом.

Я быстро встал, игнорируя его благодарности, и пошёл прочь из лагеря, пригибаясь и пропуская через пальцы цветы мака.

– Аслауг! – Солнце ещё не коснулось горизонта, но небо над холмами Геллета, поднимавшимися к западу, уже стало алым. – Аслауг! – Она была нужна мне здесь и сейчас. – Это крайняя необходимость.

Кара не просто так пошла прогуляться по лугу со своей постелью. Хакон не просто так прихорашивался на случай, если мы встретим геллетских пограничников. А датчане готовились так невыносимо медленно не из-за своей лени. Я не терплю безнравственное поведение только в одном случае – когда сам в нём не участвую.

Я глянул в сторону запада. Мучительный спуск солнца продолжался, оно уже висело над самыми холмами.

– Что? – Не слово, даже не шёпот, но слабый безошибочный звук вопроса, глубоко внутри моего уха.

– Нужно остановить Хакона… – Я помедлил, не желая произносить вслух. Всегда полагал, что дьявол должен и так знать мысли человека.

– Ложь. – Так тихо, что возможно, я это себе придумал.

– Да-да, ты дочь лжи… что насчёт них?

– Ложь. – Голос Аслауг звучал на самой границе слышимости, и вокруг меня сгущались тени. Я задумался, отчего же она оказалась такой далёкой и приглушённой… дело точно не в том, что она сердилась – что-то её ко мне не пускало… "Ложь". В Тронде была поговорка: "ложь умна, как ночь темна" – предполагалось, что в такую ложь поверят скорее всего.

– Но какую ложь мне…

– Смотри. – Казалось, слово забрало все её силы, в конце совсем стихнув. На миг показалось, будто тени потекли, двинулись в одном направлении. В направлении одинокой чахлой ивы, растущей возле ручья в паре сотен ярдов от той стороны, куда направлялась Кара. Хотя я её нигде не видел – девчонка скрылась из вида.

– Но там же только тролли спят. – Хакон не был дураком, да и не хватило бы одной дурости, чтобы сунуться к троллю.

Ответа уже не было, но я припомнил, как давным-давно Аслауг сказала, пригнувшись ко мне, поднеся губы к моему уху, пока солнце корчилось в агонии:

– Ты удивишься, узнав, что я могу соткать из тени. – Я подумал, не собирается ли она и сегодня что-нибудь выткать. Может, какой-нибудь обман? Холста лучше чёрной шкуры тролля, ей не сыскать… Меня охватило чувство нетерпения. Похоже, хулиганская затея пришлась Аслауг по душе.

Я выпрямился. Хакон уже проходил мимо последних своих людей, помедлив, чтобы перекинуться шуткой. Моё сердце быстро стучало, и я поспешил ему наперерез, изо всех сил стараясь не показывать, что я спешу. Это было довольно сложно. Вряд ли мне удалось. Я нагнал его прямо за лагерем.

– Да? – Хакон отстранённо посмотрел на меня. По поводу инцидента в "Трёх Топорах" он ни разу не упрекал меня в злом умысле, и даже не показывал, что тот вообще имел место, но я не сомневался: он что-то подозревал. Даже сейчас, когда Кара ждала его, Хакон не расслабился настолько, чтобы позлорадствовать, а пристально смотрел на меня с подозрением – видимо, пуганая ворона куста боится.

– Просто пришёл вас поздравить. Побеждает сильнейший, и всё такое, трофеи победителю. Она ждёт вас вон там. – Я махнул рукой в сторону ивы. Произнося эти слова, я чувствовал, как Аслауг их повторяет, оборачивая каждый слог тёмной роскошью своего голоса. Казалось, будто она стоит к нему ближе, чем я, и последнее слово она словно прошептала прямо ему на ухо.

Ни миг Хакон нахмурился.

– У вас, принц, очень странные понятия о том, что игра, а что нет. И ни одного человека нельзя считать трофеем. – На миг я подумал, что он собирается меня ударить, но он просто пошёл в сторону ивы, больше на меня не взглянув.

– Отличный вечерок для прогулки! – Снорри поднял свою сумку. Датчане купили нам одежду, снаряжение и провизию в последнем городе, который мы проезжали. На мои деньги, разумеется. – Пересечём Геллет и окажемся в Роне, оглянуться не успеешь. Ял обожает Рону, Тутт, просто обожает.

Хеннан весело посмотрел со своей постели.

– Там хорошо?

– Если какую страну и надо захватить, так это Рону. – Я сплюнул мошку, а то и двух, решивших покончить жизнь самоубийством у меня во рту – наступал вечер, и поднималась мошкара. Снорри выглядел необъяснимо весёлым. По крайней мере, Туттугу взглянул на меня с некоторым сочувствием.

– Не беспокоишься о безопасности нашей вёльвы? Она там совсем одна, да и ночь наступает? – Уколол я Снорри, чтобы он разделил со мной моё несчастье.

Снорри стрельнул в меня взглядом исподлобья.

– Вряд ли она одна, Ял. И это твари в темноте должны бояться вёльвы, а не наоборот.

Юный Хеннан смотрел на нас из-под своего одеяла, так и не потрудившись подняться. Он переводил взгляд, словно оценивал нас и решал, чей путь выбрать.

Где-то в сгущающемся мраке вечернюю тишину пронзил вопль.

– Я умываю руки, – сказал я, разводя руками. Снорри уже пробежал мимо меня с топором в руке, и Туттугу за ним следом. Я, со своей стороны, туда не рвался. В ночи полно всяких ужасов. И к тому же звук доносился со стороны ивы. Хеннан хотел было отправиться за ними, но я выставил ногу на его пути:

– Лучше не надо.

С трудом представляю себе ту сцену, но могу заключить лишь, что Аслауг хорошо соткала тени. Действительно отлично, если уж ей удалось заставить лежащую троллиху выглядеть как манящий силуэт Кары. Так и не стало до конца ясным, как именно лорд Хакон оскорбил троллиху, но, похоже, его заигрывания оказались довольно грубыми, поскольку из-за них та воткнула внушительную ивовую ветку в одно из его отверстий. Опять же, деталей нам так и не раскрыли, но достаточно сказать, что эскорт покинул нас на этом лугу, и Хакон не ехал, а очень осторожно шёл.

В поднявшейся сразу за инцидентом суматохе я улучил возможность предложить Горготу повести свой народ на запад, а не ждать, пока гнев датчан достигнет точки кипения. Горгот совет принял, и я отправился с ними, не услышав, таким образом, всех тех слов, которыми Хакон мог меня назвать, и, разумеется, мне не пришлось сдерживать при этом усмешку.