Ключ Лжеца

ТРИДЦАТЬ ДВА

На мне лежит проклятье крови берсерка. Может, это примесь Красной Королевы, её склонность к насилию прорывается во мне редкими, но концентрированными выплесками. Насколько мне известно, такое случалось дважды, и я не помню ничего, кроме некоторых фрагментов: несвязанные образы крови и смерти, и мой клинок, прорубающийся через плоть других людей. А ещё крики. В основном мои. Не могу вспомнить никаких эмоций – ни гнева, ни ненависти, только образы, словно смотришь кусочки чужого кошмара.

Выйдя на улицу Патрициев с первым светом дня, который вполне мог стать моим последним, я всё ещё испытывал страх, но казалось, будто я положил его в маленькую коробочку где-то на задворках своего разума. Я слышал его вопли ужаса, требования, попытки меня урезонить… но, как и крики мальчишки за спиной, это был всего лишь шум. Возможно, от недостатка сна я заснул на ходу. Всё ощущалось не вполне реальным. Я не знал, что сделаю – только что в конце Эдрис Дин должен умереть. Подойдя к механическому солдату, я твёрдо и уверенно поднял руку перед собой, и она ни капли не дрожала.

Автомат шагнул ко мне, взглянул вниз, изучая моё лицо, сверкая медными глазами. При каждом движении гудели тысячи механизмов, сцеплялись миллионы зубцов, от самых крошечных, маленьких и больших, до огромных зубьев, способных пережевать меня.

– Да? – На этот раз нормальный механический голос – металлический скрежет, который каким-то образом казался осмысленным.

Парень уже стоял возле меня. Я видел его отражение на серебристой стали доспехов солдата – искажённый и покоробленный, но всё же Хеннан. Он пытался оттащить меня назад, пытался остановить меня, и понял, что не может. Удивительно, ведь именно этого он требовал всё это время. Такие уж мы. Дай нам всё, что мы хотим, и внезапно окажется, что этого слишком много.

Грудная пластина солдата блестела, и на ней, несмотря на возраст, почти не виднелось царапин. Но в одном месте, низко на боку, идеальную портила картину колотая рана – тёмная угловатая дыра, пробитая в такой толще серебристой стали, которую ни один человек не смог бы унести, и ни один кузнец – выковать.

– Значит, тебя можно ранить… – Я повернулся и взял мальчика за плечо. – Ступай к двери, Хеннан. – Я повернул его и толкнул туда.

– Назовите предмет вашего запроса. – Солдат сжал пальцы, каждый длиной с моё предплечье и со множеством суставов. От этого мне на память пришёл нерождённый монстр, созданный из могил в лагере Тэпрута. Чтобы его свалить, понадобился слон, а от солдата, судя по его виду, и слон бы отскочил.

– Я просто пришёл посмотреть, что делает мальчик, – сказал я. – Похоже, он собирается пробраться внутрь.

Верхняя часть солдата повернулась в сторону двери. Механический солдат не боится показывать спину потенциальному врагу. Удар боевым топором ему между лопаток развалит хороший топор и уберёт все сомнения в том, враг ты или нет.

Одну руку я держал в кармане. Она сомкнулась на ключе. Ключе Локи. Он казался холодным, скользким, словно выскользнул бы из пальцев при первой возможности. Я вытащил его, и по моей руке пошла радостная тёмная пульсация.

Высоко надо мной, между серебристыми пластинами плеч, на свету блестела круглая впадина, окаймлённая сложной смесью зубцов. Вблизи я видел не только одно кольцо с зубцами, но и второе – чуть меньше и установленное чуть дальше, потом третье и четвёртое, и другие, формирующие коническую выемку в пару дюймов. Ключ сохранял форму того ключа Раско, тень которого на него упала: грубый и тяжёлый, зазубренная прямоугольная пластина на толстом штыре дюймов шести в длину.

Олаф Рикесон держал его раньше Снорри. Ключ Локи взяли с его замёрзшего трупа, но до своей смерти Рикесон поднял с его помощью армию. Армию, которая, как он думал, сможет дойти до врат Йотунхейма и победить гигантов, которых боялись даже боги. Олаф открывал этим ключом не только двери – он открывал сердца, открывал умы.

Вытянувшись изо всех сил вверх, я бросился вперёд и сунул ключ в скважину для подзавода солдата. Холодный как лёд обсидиан, обжигая кожу, перетекал в моей руке, но я держал крепко, и в тот миг, как ключ встретился с замком, он стал толстым чёрным стержнем с конусом на конце, изрытым бесчисленными зарубками.

Есть правило, по которому что-то заворачивают или отворачивают. Это правило старше империй, и называется оно "по часовой стрелке" и "против часовой". В одну сторону заводишь, в другую – наоборот. Сгоряча, в холодном ужасе, я просто предположил. И всю свою силу приложил к задаче. За три удара сердца, каждый из которых, казалось, грохотал медленнее, чем самый торжественный погребальный ритм, эта чёртова штука не сдвинулась. Время вокруг меня заморозилось. С глухим лязгом солдат остановился и начал разворачиваться в мою сторону, вырывая ключ из моей ладони. Одна рука потянулась ко мне, выгнувшись на локтевом шарнире под таким углом, что развеялось всё сходство солдата с человеком. Длинные металлические пальцы потянулись, чтобы обхватить моё запястье, и каждый оканчивался острыми как бритва когтями, способными легко отделить мясо от кости.

Может, дополнительный страх придал мне сил, или Локи так пошутил, но в этот миг замок без предупреждения поддался, и ключ повернулся. Он резко дёрнулся с таким звуком, будто сломалось что-то дорогое. Затем раздался резонирующий металлический звон и многотональное жужжание тысяч раскручивающихся шестерёнок, маховиков, зубцов и спусковых механизмов. Солдат остановился, как только ключ вывернулся из моей руки, и металлическое лицо повернулось в мою сторону. Солдат обмяк, странный свет в медных глазах погас, и через какую-то долю секунды всё это огромное стальное страшилище стояло передо мной совершенно тихо и без намёков на движение.

Пальцы руки солдата почти дотянулись до моей груди, кончик когтя на самом длинном из них прорезал трёхдюймовую полосу на моей рубашке, в конце которой на ткани начало проявляться маленькое алое пятно.

– Чёрт! – Я взялся за палец и попытался его отодвинуть. Хеннан бросился на помощь и тоже принялся тянуть, нервно глядя на солдата. Хотя механизм, видимо, выключился, пошевелить его было невозможно, и с тем же успехом я мог сидеть за железной решёткой.

– Проскользни, – сказал Хеннан.

– Что? – Даже самый тощий труп в долговой тюрьме и то не смог бы проскользнуть между пальцами.

Хеннан вместо ответа поднял руки над головой и, извиваясь, опустился на корточки.

– А-а. – Недостойно, но какого чёрта? Я последовал его примеру и спустя миг уже выползал из-под руки солдата, не получив новых повреждений, если не считать оторванного с моего плеча парчового эполета.

– Ты его остановил! – Здесь, вблизи, Хеннан глазел на солдата с благоговейным ужасом, которого ему не хватало, когда мы наблюдали из-за угла, и он требовал от меня броситься на штурм башни с голыми руками против стражи.

– Если я не смогу добиться большего, то мы в беде. – Большая часть моего разума кричала мне бежать. Но над этим плавало лицо Эдриса Дина – не каким он был в Берентоппене этой весной, а каким он был, когда моя окровавленная мать сползала с его меча. Алое пятно от когтя солдата словно напоминало о ране, которую в тот день оставил мне клинок Эдриса. Оно медленно разрасталось, расцветая на месте старой раны, которая едва не забрала мою жизнь. На миг этот вид меня загипнотизировал.

– Ял! – Настойчиво проговорил Хеннан и потянул меня за рукав.

– Принц Ялан, – сказал я. – Пусти. – Я стряхнул его, вытащил ключ и обошёл солдата. На улице слева и справа было пусто. Ярдах в пятидесяти на перекрёстке шёл посыльный, погружённый в свои дела. Я потянулся, схватился за плечо солдата, встал ему на колено и поднялся вверх.

– Ял, принц, нам надо… – Хеннан указал на дверь.

– Она заперта, и с другой стороны люди с мечами, – сказал я, глядя на блестящий металлический череп солдата.

На гладком лбу, где в отвратительном отражении искажалось моё лицо, над поверхностью на волос поднимался маленький диск. Я ударил по нему основанием ключа и отодвинул, открыв маленькое круглое отверстие не шире зрачка глаза. Затем прижал конический наконечник ключа и пожелал, чтобы начал действовать обман Локи. Спустя мгновение концентрации обсидиан снова потёк – жидкая ночь в моих пальцах, холодная от возможностей, преобразовалась, уменьшилась до размеров отверстия, и в конце концов я уже держал в руках тонкий чёрный стержень.

– Ты мой, – прошептал я, вспомнив Юсуфа, ожидавшего вместе со мной в Золотом Доме, и его чёрную улыбку, когда он рассказывал, как машина Механика кодирует стержень для каждого нового владельца, и как этот стержень, вставленный в нужное место головы механического солдата, переносит его верность на купившего его человека. Я почувствовал, как изменяется стержень, как он сцепляется, а потом медленно вынул его, все шесть дюймов обсидиана. – Мой! – сказал я громче.

– Но… – Хеннан нахмурился, когда я спрыгнул на землю рядом с ним. – Ты его сломал…

– Я спустил его завод, – сказал я. – Есть разница. И в любом случае, завода у него оставалось немного. – Я вернулся к месту завода солдата. Пока я тянулся к выемке, ключ изменился под её форму. – Давай-ка… – Я начал поворачивать ключ в противоположную сторону. – Посмотрим… – Я нажал сильнее. – Что… – Внутри туловища солдата зашелестели и зажужжали зубцы. – Мы… – Я продолжал крутить. – Можем… Сделать.

Я не учёный и не ремесленник, но, кажется, припомнил, что природа вещей не сильно отличается от жизни. Из ничего не получишь ничего, а если хочешь получить много, то нужно много вложить. Я хотел получить много из своей новой собственности, и не хотел много вкладывать. На самом деле я должен был заводить целый час, только чтобы заставить солдата сделать шаг, но у ключа были свои правила. Его создали, чтобы отпирать, убирать препятствия, позволять владельцу получать то, что он хочет. Я хотел получить полностью заведённого солдата. Его неспособность работать была для меня препятствием. Я вспомнил, что, держа орихалк, я мог, хорошенько сосредоточившись, собирать дикую пульсацию свечения в единый ослепительный луч и направлять его вперёд, пока концентрация не ослабевала, и тогда луч распадался. Сейчас я так же сосредоточился и попытался направить весь свой потенциал единым лучом через чёрный стержень в моей руке в металлическую массу солдата.

С каждым поворотом ключа шум от солдата возрастал, шестерёнки поворачивались, пружины стонали, зубцы жужжали от яростного движения, раздавались скрипы и звон, по мере того, как всё внутри у него ещё сильнее натягивалось. Я подумал об Эдрисе Дине и ещё раз повернул ключ, хотя он мне сопротивлялся и грозил скорее содрать кожу с ладони, чем повернуться ещё хоть на градус. Солдат застонал, шевельнулся: глубоко внутри запасы энергии сжались в мощные ядра, которые смогут двигать его следующие семь веков. Огромная голова надо мной повернулась на шее из ободов серебристой стали, сцеплялись механизмы, пронзительно визжали винтовые домкраты. И глаза, смотревшие на меня, полыхали даже в дневном свете.

– Ялан Кендет, – сказал солдат резким голосом, словно зазвенели слишком сильно натянутые струны лютни.

– Принц Ялан, – поправил я. – Видишь этого ребёнка? – Я указал на Хеннана и подождал, пока голова повернётся в его сторону. – Хеннан Вейл. Мы собираемся войти в эту тюрьму, чтобы вытащить двоих заключённых. Ты пойдёшь впереди и защитишь нас от любого, кто попытается нас остановить.

Голова солдата плавным неожиданным движением снова повернулась ко мне – намного быстрее, чем его движения были до подзавода.

– Это будет нарушением многочисленных законов Умбертиде.

– Принято. Пошли. – И я махнул в сторону грозной двери, ведущей в Башню Жуликов.

Солдат резво подошёл к двери и постучал четыре раза. Я услышал грохот, кто-то забормотал, и дверь начала открываться. Солдат резко распахнул её, и стражник, державшийся за ручку двери, растянулся на улице, приземлившись ничком рядом со мной. Я пнул его по голове, как только он поднялся на четвереньки.

– Сукин сын! – Я хотел было извиниться за то, что ударил лежачего, вот только мне было больнее, чем ему. Я захромал вокруг его бесчувственного тела, бормоча себе под нос новые замысловатые ругательства, задержавшись лишь, чтобы вытащить из ножен короткий меч стражника.

Когда я дошёл до входа, механический солдат уже исчез внутри. Я схватил Хеннана за плечо и оттащил назад.

– Глупо спешить внутрь. Да и вообще это совершенно глупо, но давай не будем ухудшать всё ещё сильнее. – Я отпихнул его себе за спину и заглянул в фойе. Солдат стоял там со стражником в одной металлической руке и писарем, выдернутым из-за стойки, в другой. Возможно, он сжал их слишком сильно, чтобы они могли закричать о помощи, или же они слишком боялись, что их сейчас сдавят в кашу, но в любом случае оба держали рот на замке.

– Отлично… эмм… у тебя есть имя? – Я посмотрел на солдата.

– Страж.

– Отлично, Страж. Лучше не убивай никого, если не будет необходимости. Этих двоих можно поместить в камеру, если будут себя хорошо вести. – Я должен быть в ужасе. Я должен бежать уже в четырёх кварталах отсюда, но когда я попытался дотянуться до своего страха, вместо него всплыло лицо Эдриса, каким оно было пятнадцать лет назад, и мама, в тысячный раз сползающая с его меча, с тем же самым выражением удивления на лице. – Ты, писарь. – Я указал на лысеющего мужчину с багровеющим лицом, живот которого выпирал между пальцев Стража. – В какой камере северяне, и как нам туда попасть?

Мужчина что-то прохрипел, выпучив глаза, пронизанные лопнувшими сосудами.

– Страж, поставь его, чтобы он мог ответить на мой вопрос.

Солдат раскрыл руку, и мужчина упал с грацией мешка с зерном.

Я подошёл на несколько шагов ближе. Так близко, что почувствовал: он обгадился.

– Скажи ещё раз. И говори всё правильно, иначе Страж вернётся и вырвет тебе руки.

– Десятая и тринадцатая камеры, четвёртый этаж. – Чиновник хрипло вздохнул. – Прошу вас, не… – Солдат снова схватил его.

– Тогда пошли! – Сказал я солдату. – Погоди-ка! – Тот резко остановился, замерев на полушаге. – Вернись и притащи стражника с улицы. – Даже если он сразу не проснулся, то будет привлекать внимание, если останется лежать на дороге.

Страж послушно прогрохотал наружу и вернулся с бессознательным охранником на плече. Как только он прошёл, я закрыл и запер дверь.

– На лестницу! – Я махнул механизму, и тот прошёл мимо меня через фойе. Огромные ступни стучали по камням, пока он не дошёл до спиральных лестниц. Лестницы перекрывали большие ворота из перекрещенных железных прутьев с символом розы в каждом месте соединения. Многочисленные двери вели в комнаты или коридоры вокруг лестничного колодца, и основательный человек, или по крайней мере такой осторожный человек как я, должен был сначала проверить первый этаж, чтобы обеспечить себе свободный путь отхода и убедиться, что никто не нападёт со спины. С другой стороны, Эдрис Дин почти наверняка пошёл прямиком в камеру Снорри с ордером на пытки. Я вставил ключ Локи в замок ворот и повернул.

– На четвёртый этаж! Как и сказал этот человек!

На первом этаже тюремщик очнулся от дремоты, едва не свалившись со стула. Ему удалось коротко крикнуть, прежде чем Страж ударил его писарем. Знакомая человеческая вонь подсказала мне, что заключённых держат здесь, и, отперев дверь с лестницы, я увидел спальню тюремщика, кладовую, шкаф и коридор, ведущий в проход, расположенный параллельно периметру Башни, идущий по кругу между двумя концентрическими кольцами камер. Вдоль прохода виднелись тяжёлые двери с маленькими зарешеченными окошками. Страж сложил охранника двери, охранника нижнего этажа, тюремщика и секретаря в первую камеру, удивив столь неожиданной компанией пожилого человека в лохмотьях.

Вернувшись следом за Стражем на лестницы, я услышал крики тревоги с этажей выше. Видимо, сдавленный крик тюремщика и последующий удар тупым инструментом не прошли незамеченными.

– Вверх! Вверх! – Я хлопнул руками. – А ты держись поближе. – Я жестом подозвал Хеннана к себе, держа наготове меч. Теперь страх начал меня настигать. Страж шёл впереди. Тюремщик на втором этаже охранял своё место, держа в руке обитую медью дубину. По бокам от него стояли два охранника с обнажённой сталью. Страж приблизился к ним, широко расставив руки, пока они недоверчиво смотрели на него. Тюремщик выронил дубину, один охранник смог нерешительно нанести удар, скользнувший по доспехам солдата, и все трое попали в металлические объятья.

– Запрём их. – Я пробежал вперёд, чтобы отпереть дверь в коридор, а потом первую дверь по коридору. Страж прошёл за мной и бросил своих пленников в камеру, которая на этот раз оказалась пустой. – Быстро! – Я не знал, сколько у нас есть времени, но точно знал, что оно быстро заканчивается.

Страж собрался идти вверх по лестнице, и я следом за ним, но не успел он поставить ногу на первую ступень, как вниз по спирали с грохотом помчался тюремный охранник, вопя что-то вроде боевого клича (который звучал скорее как крик ужаса), и высоко подняв короткий меч. У него не было времени оценить, с чем он столкнулся, пока удар не отправил его в стену. Когда охранник отскочил от стены, Страж схватил его обмякшее тело обеими руками.

– Проклятье. – По алому пятну на каменной кладке было ясно, что дела охранника плохи. – Осторожнее! Не надо их ранить! – Возможно, я не самый великодушный человек, но по большей части я не склонен к убийствам. Дело в основном тут не в совести, а в брезгливости, и в страхе перед последствиями. Хотя для Эдриса Дина я сделал бы исключение и называл бы это правосудием.

Страж сделал ещё три шага с охранником в руках, перепрыгивая по пять ступеней за раз и забрызгивая их кровью. Голова охранника без предупреждения поднялась, и в алом месиве на месте левой стороны его головы блеснул расколотый череп. Он встретился со мной взглядом, и от голода в его глазах мои ноги ослабли, не в силах подниматься по лестнице. Хеннан врезался мне в спину.

– Он мёртв! – Запищал я от страха. Охранник начал вырываться из рук Стража. – Быстро! Покончи с ним! – Голос вернулся ко мне.

Страж выполнил инструкцию с жуткой эффективностью, вколотив стальной ладонью голову трупа в стену, и давил, пока не осталось ничего, кроме пятна кровавой каши и осколков костей, сползающих по стене. Меня стошнило едкой жёлтой слизью на лестницу.

– Держи тело и двигай дальше. – Я вытер рот ладонью и поискал, чем бы вытереть ладонь. Потом прошёл мимо своей лужи и месива на стене, зажав больной нос, который отчего-то чертовски пульсировал, и попытался прикрыть глаза, чтобы не видеть всё ещё дёргающийся труп в руке Стража.

– По крайней мере, когда есть помощь, с ними легче разобраться. – Хеннан шёл сразу за мной, и, судя по голосу, боялся чуть меньше меня.

– Один мертвец не проблема, – сказал я, по прежнему гнусавя. – Теперь они знают, где я. – Если через эти глаза на нас смотрел Мёртвый Король, то он, наверное, уже отправляет в нашу сторону всех мертвецов города. Я раздумывал, что будет ждать нас снаружи, когда мы спустимся по этим лестницам. До этих самых пор худшее, что показывало мне воображение – это шеренги городской стражи.

Мы вышли через арку из лестничной шахты на третий этаж, стараясь держаться поближе к Стражу. Этаж был идентичен второму, только без тюремщика и охранников. Я видел короткий коридор в проход, который шёл вокруг всей Башни – казалось, чего-то не хватало, но я не понимал, чего именно.

– Надо проверить, нет ли охранников, – сказал я. – Нельзя, чтобы они сбежали и подняли тревогу. – Или крались за нами.

Страж сделал три шага по коридору. Ещё один тяжёлый шаг, и что-то огромное показалось сбоку, где его скрывала колонна лестницы. Оно выскочило, размахивая большой железной дверью, и сразу стало ясно, что на этом этаже показалось мне неправильным: коридор к камерам должна была скрывать запертая дверь.

Удар сбил Стража с ног и отшвырнул к стене, в щепки расколотив стол тюремщика. Секунду мы с Хеннаном в ужасе стояли, глядя на светящиеся медные глаза механического солдата, который был шире и выше Стража. Тварь держала в своих клешнях над головой помятую железную дверь, готовясь расплющить нас, как мух. И, в отличие от мух, ни один из нас не мог двигаться настолько быстро, когда солдат замахнулся дверью в нашу сторону. Зажужжали зубцы, огромные латунные и медные мышцы напряглись, и железная дверь понеслась к нам, чтобы превратить нас в лепёшки.

Страж прыгнул наперерез – словно брошенный силой одной огромной скрученной пружины, он проскочил под дверью, едва не снеся мне голову, и врезался в грудь новоприбывшего. Оба покатились по каменному полу и остановились только от удара об противоположную стену. Потом поднялись, сцепившись в битве, держа руки друг друга и стараясь сломать друг другу какую-нибудь жизненно важную часть.

– Надо помочь Стражу. – Решительно сказал Хеннан, но сам даже не пошевелился.

– Надо добраться до Снорри и Туттугу, пока ещё можем, – сказал я, хотя вместо этих слов едва не вырвалось: "надо убегать, пока ещё можем". Я схватил парня и толкнул его на лестницу. Позади нас два металлических бойца молотили друг друга, не заботясь ни о ком вокруг. Яростный пинок Стража выбил из угла коридора кусок камня размером почти с мою голову, который рикошетом отскочил от стены. Сложно сказать, кто побеждал, но, хотя солдат башни был крупнее, Стража впервые за несколько столетий полностью завели, и перевес в силе скоро дал о себе знать. Металл скрежетал по металлу, суставы трещали, арматура стонала от давления и всё громче жужжали механизмы.

– Ял! – дёрнул меня Хеннан.

От доспехов солдата башни отлетела заклёпка и попала в арку над моей головой, раздробив небольшой участок каменной кладки. Поняв намёк, я бросился назад и помчался мимо мальчишки вверх по лестнице.

На четвёртом этаже пахло иначе – здесь стояла вонь крови и рвоты. Такое даже со сломанным носом сложно не заметить. Внизу на посту тюремщика висели дубинка и фонарь, здесь же вдобавок к обычным орудиям на разных колышках висели наручники, верёвки и кляпы. На этом этаже людские жизни не просто иссякали в маленьких каменных коробках. Здесь людям причиняли боль. Каждая частичка моего тела хотела сбежать: казалось, я добровольно отдаю себя в руки Джона Резчика. По лестничной шахте эхом разнёсся резкий металлический звук – видимо, какая-то жизненно важная часть одного из солдат сломалась под нарастающим давлением.

– Надо проверить камеры, – сказал Хеннан, шагнув вперёд. – Найти Снорри и Тутта. – Он никогда не видел тех ужасов, что видел я. Его не привязывали к столу, его не навещал Мэрес Аллус. А ещё он не был трусом. Короткий меч дрожал в моей руке, казался слишком тяжёлым и неуклюжим. Каждая частичка моего тела хотела сбежать, но каким-то образом все они вместе шагнули вперёд на нетвёрдых ногах, толкнув Хеннана перед собой. Тоненький голосок пробился в моей голове через рёв паники – без Снорри мне из города далеко не уехать, а возможно даже будет не выбраться из тени Башни. Когда я решил, что это более дальновидная версия побега в холмы, мои ноги стали лучше справляться со своей задачей.

Я дошёл до поста тюремщика и снял фонарь с крюка. Тюремщики убегали в спешке, возможно собрались на верхнем этаже и заняли там оборону. Если так, то я надеялся, что там они и останутся. Если осмелеют и спустятся толпой, то мне конец. Я быстро проверил, не видно ли где тюремщиков или охранников, а потом отпер дверь в коридор с камерами. Здесь воняло сильнее, стоял резкий запах чего-то нового и неприятного… запах горелого.

Хеннан хотел броситься вперёд, но я его задержал.

– Нет.

И двинулся, выставив перед собой короткий меч, держа в другой руке фонарь, из-за которого тень от клинка заплясала по стенам.

– Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать. – Хеннан читал номера над дверями. Я не знал, может ли он читать, но по крайней мере дед научил его рунам римских цифр.

– Следи за коридором, – сказал я ему. Я не знал, чего ждать за дверью, но возможно там было то, чего ему лучше не видеть.

– Там темно! – Хеннан махнул рукой во мрак.

– Так следи, не мелькнёт ли свет! – Я отвернулся от него, поднял фонарь и сунул ключ в замок. Как обычно, он подошёл идеально, словно сам хотел повернуться. Отперев дверь, я сунул ключ в карман и вытащил украденный короткий меч. С другой стороны мог ждать Эдрис. Дверь скрипнула, когда я её толкнул, и в нос немедленно ударила вонь – запах нечистот, с привкусом рвоты и разложения, смешанный с дымом и жутким ароматом жжёного мяса.

Мёртвым Туттугу казался меньше, чем был при жизни. Вес, который он, несмотря на скудные рационы, пронёс через замороженную тундру и широкие океаны, в Башне сошёл с него меньше чем за неделю. Ему срезали бороду, оставив только клочки посреди ободранной плоти. Он лежал на столе, на котором его пытали, всё ещё привязанный за руки и за ноги. И отметины от раскалённого железа виднелись на его руках, на животе и на бёдрах. Жаровня ещё дымилась, три железных прута с завёрнутыми в ткань рукоятками торчали из маленькой корзины с углями. Они были готовы, ждали только разрешения и немедленно приступили к работе.

Я стоял, глупо оглядываясь, не зная, что делать. В остальном комната была почти пустой: разбитый кувшин для воды на полу, ведро в углу. И очень странно в этом окружении выглядело зеркало в деревянной рамке, висевшее на цепи над столом – тусклое и дешёвое, но совершенно неуместное.

Вокруг головы Туттугу собралась лужица крови из перерезанного горла. Она впиталась в рыжие завитки его волос и капала в щели между досками на плиты пола. Когда мы вошли в Башню, он был ещё жив…

– Хеннан! – Я развернулся.

Эдрис уже схватил парня, прижав меч к его шее, другой рукой держа его за волосы. Они стояли напротив двери у стены коридора.

– Ты спрятался в другой камере… – Я должен был бояться за себя, сердиться на Туттугу или беспокоиться за ребёнка, но отчего-то ни одна из этих эмоций не приходила, словно часть меня, отвечавшая за подобное, устала и отправилась домой спать.

– Так и есть. – Кивнул Эдрис.

Раньше я не видел мёртвого друга. Мёртвых людей я видел немало, и некоторые из них мне нравились. Арне Востроглазый и близнецы мне нравились. Но Туттугу, простолюдин и иностранец, стал другом. И теперь, когда он умер, я готов был признать это.

– Отпусти парня. – Я поднял меч. Эдрис держал у шеи Хеннана покрытый рунами и запятнанный некромантией клинок, который был значительно длиннее, чем у моего меча, но сложно сказать, какое преимущество это дало бы в узком коридоре. – Отпусти его.

– Отпущу, – кивнул Эдрис с кривой усмешкой на тонких губах, – наверняка. Только сначала отдай мне ключ, о котором все говорят, ага?

Я смотрел на его лицо, по которому метались тени. В полумраке были видны его серые шрамы, которые с годами не исчезли, а только огрубели. Я поставил фонарь, держась вне досягаемости Эдриса, и нашарил в кармане ключ. Как только мои пальцы его коснулись, вокруг лица Эдриса запульсировало более молодое лицо – то, которое у него было, когда он убил мою мать, мою сестру внутри неё и вонзил тот же клинок мне в грудь. Всего лишь на один удар сердца. Только его глаза оставались неизменными.

Я вытащил ключ – кусок черноты в форме ключа, прорезь в ночь на ткани мира. Норсийцы называли его ключом Локи, а христиане – ключом Дьявола, и оба названия сулили только хитрости, обманы и проклятие. Ключ Лжеца.

Эдрис расплылся в улыбке, демонстрируя зубы.

– Отдай мальчишке. Как только мы пройдём мимо того, что производит там внизу этот грохот, я заберу ключ и отпущу парня.

У некоторых жажда мести может быть такой сильной, что будет заводить их из одной опасности в другую – она может захватить их, как нестерпимый свет, горящий ярче всех, от которого человек слеп к опасности, глух к осторожности. Кто-то называет таких людей храбрыми. Я называю их шутами. Я и самого себя считал принцем шутов за то, что гнев вообще завёл меня в Башню, вопреки всем доводам разума. А теперь, несмотря на то, что позади меня лежал мёртвый Туттугу, а передо мной стоял его убийца, весь гнев во мне погас, словно пламя. Острый клинок у горла Хеннана отразил свет и привлёк моё внимание. Тени очерчивали туго натянутые под кожей сухожилия, вены, выпуклость шеи. Я знал, какой урон может нанести одно быстрое движение стали. Эдрис вскрыл горло моей матери одним экономным взмахом, как мясник, режущий свинью. И с тем же безразличием. Тем же самым лезвием.

– Ну что, принц Ялан? – Эдрис поднёс клинок ближе, держа руку на затылке мальчишки, чтобы сильнее прижать его к лезвию.

Мне хотелось лишь оказаться где-нибудь в другом месте, за много миль отсюда, на спине отличной лошади, мчащей меня домой.

– Вот. – Я подошёл к ним, протянув ключ. – Бери.

Хеннан посмотрел на меня яростными глазами, с тем же безумным выражением, какое бывало у Снорри в самые худшие времена.

– Возьми! – Прорычал я приказ и вышел в дверной проём. Но всё равно, даже видя, как Эдрис всё сильнее сжимает волосы парня, я не думал, что Хеннан возьмёт ключ. А потом он взял.

Хеннан выхватил ключ, и я обмяк, чувство облегчения затопило меня. Я видел, как изменялся взгляд мальчишки, как расширялись его глаза – это ключ вливал в него свои яды, открывая двери его разума, наполняя видениями и обманами, припасёнными для Хеннана Вейла.

– Нет! – И Хеннан резким движением бросил ключ мимо меня в камеру Туттугу.

Оказалось, что я бросился на Эдриса, и кончик моего меча был направлен туда, где только что сияла его улыбка. Он оказался быстр – чертовски быстр – умудрившись поднять меч и отразить мой удар. Возможно, я задел мочку его уха. Хеннан вывернулся, оставив немало волос в руке Эдриса, но поскользнулся, ударился головой об стену и рухнул неподвижной кучкой где-то в темноте коридора.

– Ой. – Я попятился в дверной проём. Вокруг меня отовсюду доносились звуки – заключённые поднимались от лязга стали, рядом раздавался приглушённый рёв. – Изви…

Эдрис решил оборвать мечом мои извинения, так что я сберёг дыхание на защиту. Одно дело махать мечами на тренировочной площадке, но когда злобный ублюдок пытается порезать тебя на кусочки, большинство навыков улетает в трубу. Разум человека (во всяком случае мой разум) почти ничего не помнит, когда пропитан диким ужасом, оттого что кто-то изо всех своих сил пытается тебя убить. Остаётся только память мышц, которые – если их тренировали из года в год, пусть даже и без особого энтузиазма с твоей стороны, – постараются как можно лучше применить всё, чему их научили, чтобы сохранить тебе жизнь.

Звук меча, бьющего по мечу в замкнутом помещении, разносится оглушительно, ужасающе. Я отбивал удар за ударом, медленно пятясь и вопя, когда клинок пролетал слишком близко.

– Возьми этот чёртов ключ. – Тяжело прохрипел я.

Дополнительные пятнадцать лет не легли на Эдриса тяжким грузом. Он демонстрировал ту же скорость и мастерство, что позволили ему одержать верх над охранником матери, Роббином, в Звёздной комнате. Так что мне оставалось лишь отбиваться. Длина его клинка означала, что у меня нет шансов добраться до него, даже если бы у меня появилась хоть секунда на какую-либо атаку.

– Мне эта проклятая штука не нужна! – Я попятился в дверь камеры, и Эдрис шагнул в неё за мной следом, а фонарь в коридоре очертил его силуэт. Посреди ужаса, бурлившего в моём разуме, носились сумасбродные мысли, вроде безумного желания броситься на него и вспороть ему брюхо – как раз от таких идей людей и убивают.

Конечно, можно постоянно подавлять в себе самые неблагоразумные инстинкты, которые заставляют человека опрометчиво подвергать себя опасности, но тут есть одна проблема. Даже у самых разумных и уравновешенных из нас есть лишь ограниченное пространство для хранения таких нежеланных эмоций. Ты от них отмахиваешься, засовываешь на задворки разума, но он словно переполненный шкаф: рано или поздно наступает момент, когда пытаешься впихнуть в него ещё одну вещь, внезапно что-то щёлкает, задвижка ломается, дверь распахивается и всё содержимое высыпается на тебя.

– Просто оставь меня в покое! – Но пока я говорил это, спустился красный покров, который я пытался удержать. Текучая пламенная радость охватила меня, и пока еле заметный голосок внутри меня вопил: "Нееет!", я бросился на человека, убившего мою мать.

Между нами была входная дверь, и в ней длинный меч Эдриса стал помехой. Я отбил следующий удар, прижал его клинок своим к двери, и врезал предплечьем ему по лицу, почувствовав, что его нос сломался. Крутанувшись перед Эдрисом и не отпуская его меч до последнего момента, я развернулся к нему спиной и локтем руки с мечом изо всех сил ударил его по голове. Не поворачиваясь, я взял клинок обеими руками, развернул его и ударил под своей подмышкой ему в грудь, почувствовав, как тот скрежещет между его рёбер.

Эдрис зарычал от боли, а я оторвался от него и, оступившись, ввалился в камеру. Мой меч застрял в кости и вырвался из руки. А его клинок с грохотом упал на плиты пола за моей спиной. Едва не растянувшись на останках Туттугу на столе, я повернулся, подпрыгивая на ноге, едва не потеряв равновесие. Эдрис Дин стоял в дверях, прислонившись к косяку, чтобы не упасть, и держался обеими руками за короткий меч, который я глубоко вогнал ему в грудь. Алая кровь бежала по стали.

– Умри, ублюдок. – Прошептал я. Боевое безумие покинуло меня так же быстро, как и пришло. Я закашлялся и заговорил, подпустив в голос немного королевской властности. – Ты убил принцессу Марки! Ты заслуживаешь худшей участи, чем Туттугу. – Казалось, если он просто умрёт и ускользнёт, то это будет слишком легко для него. – Скажи спасибо, что я цивилизованный человек. – Жестокие слова не много значат после того, как проткнул человека мечом, но это была единственная соль, которой я мог посыпать его рану.

Эдрис смотрел, как его кровь капала на пол, потрясённый тем, как от него отвернулась удача. Он поднял руки, разбрызгивая капли, и посмотрел на меня. Тёмно-красная кровь хлынула из его рта. Тот факт, что затем он улыбнулся, показав окровавленные зубы, несколько поостудило мой пыл, но я продолжал, стараясь не давать неуверенности проникнуть в мой голос. Я достаточно знал о ранах, и понимал, что та, которую нанёс ему, смертельная.

– Некромантша, которая отдаёт тебе приказы… она не обрадуется. Вряд ли твой труп ждёт достойное погребение. – Я попытался улыбнуться в ответ.

– Это. – Эдрис сделал хриплый вдох. – Была ошибка.

– Чертовски верно! И первую ошибку, которую ты совершил, было то, что ты пошёл против м… – Меня прервала жуткая мысль. Я понял, что Эдрис запер меня без оружия в камере… – Ты надеешься, что, когда умрёшь, некромантша снова тебя поднимет, чтобы закончить работу!

– Неужели все королевичи такие тупые? Или эта сука, твоя мать, спала со своим братом, чтобы тебя заделать? – Эдрис выпрямился, оторвался от косяка, стиснув зубы от боли, и взялся за рукоять моего меча, торчавшую из его тела. – Нет в холмах никакой некромантши, придурок. – Он вытащил меч, и из раны полилась чёрная кровь. – Я некромант! От его смеха или от кашля между нами полетели тёмные брызги. Несколько капель попали на мои поднятые руки, обжигая, словно расплавленный металл, вылитый из тигля.

Я мог рассчитывать только на быстроту и проворство. Эдрис снова набирал силы, но из-за раны всё ещё двигался несколько скованно и неуклюже. Я отступил на шаг, ещё, и приготовился прыгнуть, когда он освободит дверной проход. Что-то схватило меня сзади за жакет. Я дёрнулся, но оказалось, меня что-то крепко держит. Эдрис вошёл в камеру с моим коротким мечом в руке, с которого капала чёрная кровь.

– Чем ближе мы к смерти, тем сложнее нас убить. – Он снова улыбнулся. Его лицо почти скрывала тень, и только глаза блестели жаждой убийства.

– Нет, подожди, давай просто…

Он не стал ждать, но шёл не спеша. Меч в его руке не дрожал, кончик указывал мне в лицо. В отчаянии я оглянулся, чтобы посмотреть, на что наткнулся. Со стола на меня злобно таращился Туттугу, знакомый голод мертвеца полыхал в его глазах. Рука, привязанная к ближайшему ко мне углу стола, извернулась в полосе металла на запястье, и пальцы сцепились на ткани моего жакета.

Я потянул сильнее, но за одежду я щедро заплатил, и ткань не порвалась. Снова посмотрев на дверь, я увидел, что Эдрис уже прямо передо мной и замахнулся, чтобы ударить моим же коротким мечом меня по голове.

– Нет! – Безнадёжно взмолился я о пощаде, падая на колени и склонив голову. Возможно, не лучший способ умереть для принца Красной Марки, но вся публика здесь была мёртвой или полумёртвой. – Прошу…

В ответ я услышал лишь влажный глухой звук стали, режущей плоть, и кровь полилась мне на плечи. Она принесла сильную обжигающую боль, жжение окутало шею и спину. Кровь лилась повсюду, и меня немедленно поглотило чувство слабости – откуда-то поднялась глубокая усталость и потащила меня вниз. Я остался, где упал, ожидая, что свет померкнет, или поманит, или что он там должен делать в последние мгновения жизни.

– Сука. – Задыхаясь, сказал Эдрис.

"Сука" меня озадачила, но я понял, что надо повременить с вопросами и отойти… Ноги передо мной пошевелились, но за ними я увидел другую пару… более стройные… под грязной юбкой. Тогда я посмотрел вверх. Эдрис двигался в сторону двери, его шея согнулась под неестественным углом, и из пореза, который, видимо, достиг его хребта, текла кровь. С ним двигалась Кара с внушительным синяком под глазом. Она держала свой украденный короткий меч, такой же чёрный от крови, как и клинок некроманта.

Кровь, которая меня залила, принадлежала Эдрису и обжигала меня некромантией. Я остался на коленях, кровь капала с волос и с рук, и Туттугу по-прежнему не отпускал меня.

Несмотря на второй смертельный удар, Эдрис быстро шагнул к Каре, махая перед собой мечом.

– Лучше беги, Эдрис Дин, или я закончу дело. Скилфа постоянно говорила мне, как бы ей хотелось пить из твоего черепа за Синюю Госпожу. – Кара ударила по его клинку, лязгнули два меча.

Эдрис что-то ответил, но слова, которые он пробулькал, сложно было разобрать.

Кара рассмеялась. Холодный звук.

– Дин, ты думаешь, меня пугают мёртвые твари? – И с этими словами фонарь потускнел, все тени сгустились и вытянулись, во всех углах зазмеилась тьма, словно там от дрёмы пробуждались самые чёрные монстры. Эдрис притворно бросился вправо, махнул в её сторону коротким мечом, а потом, шатаясь, неуклюже заковылял в сторону двери. Кара хотела броситься за ним, и уже собиралась ударить его мечом в спину, но резко остановилась, уставившись на что-то на противоположной стене. Ещё одно зеркало, идентичное первому. Не представляю, как я его пропустил. Казалось, отражение её заворожило. Глянув на Эдриса, я увидел, как он замедляется и начинает поворачиваться. Над дверью висело третье зеркало. Я заметил что-то синее в тёмном отражении – вихрь платья?

– Ялан. – Кара говорила сквозь стиснутые зубы, ничего не добавив к моему имени.

– Что? – Глянув налево, я заметил ещё несколько зеркал, которых не видел раньше, два из них висели на уровне головы. Эдрис полностью повернулся. Он смотрел бы Каре в глаза, если бы она не уставилась на то зеркало, которое первым привлекло её внимание. Эдрис ухмыльнулся, чёрная кровь полилась у него изо рта. Он начал вытаскивать нож с пояса – страшную полосу туркменского железа девяти дюймов, тонкую и зазубренную.

– Разбей. Зеркало. – Кара выдавливала из себя слова, словно вела борьбу, с которой едва справлялась.

– Какое зеркало? – Их тут висела, наверное, дюжина, и в этом не было никакого смысла. Я не мог их не заметить. – И чем? – Я снова заметил голубое платье, мимолётные отражения, тут, потом там, здесь и там, и глаза – блеск пристально наблюдающих глаз в тёмной бесконечности за стеклом.

– Живо! – Всё, что ей удалось выдавить.

Эдрис вытащил клинок, его рука действовала неловко из-за большой дыры, которую я пробил в грудной мышце.

Я дёрнулся – мёртвая рука Туттугу по-прежнему меня держала – схватил с пола осколок кувшина и развернулся, чтобы бросить в то зеркало, которое увидел первым. Там теперь висело по меньшей мере шесть зеркал, сцепленных между собой. В них не отражалось ничего из камеры, а вместо этого виднелось другое тёмное место, где горели свечи, словно каждое зеркало было маленьким окошком в комнату за ним. Те едва заметные глаза отыскали меня, сосредоточились на мне, вытягивая силу из моей руки, затуманивая разум синевой, которая была глубже, чем у моря, ярче, чем у неба. Я всё равно бросил, наугад. Звук разбитого стекла оказался таким громким, что сбил бы меня с ног, если б я уже не стоял на коленях. Я поднял руки, ожидая, что меня сейчас затопит потоком осколков. Но ничего не упало.

Я огляделся и увидел посреди камеры по-прежнему оцепеневшую Кару.

Эдрис хромал наружу через дверь.

– Там Хеннан! – Крикнул я, адресуя это Каре, но только проговорив, понял, что напомнил об этом и некроманту. Кара без промедления бросилась за ним – порядочно с её стороны, поскольку последнее, что ей сделал мальчишка, это ударил её носком с флоринами по затылку.

Она выбежала, а я остался на коленях в озере страданий с голым животом – жакет задрался до подмышек, поскольку его по прежнему держала мёртвая тварь, привязанная к столу. Я дико оглянулся в поисках чёрных очертаний ключа Локи, затерянного среди грязи на полу, погружённом в густую тень. Благодаря удаче, острому зрению или какому-то фокусу самого ключа, я заметил его, соблазнительно близко, но вне досягаемости. Я напрягся, вытянул руку, пока не стало казаться, что суставы вот-вот лопнут, и шевелил пальцами, словно это сократило бы шесть дюймов расстояния.

– Отпусти, чёрт возьми!

Может, это совпадение, но в тот миг, как я произнёс своё требование, что-то уступило, и я свалился вперёд, едва не разбив сломанный нос об плиты пола. Я поднялся с ключом в руке и спрятал его за поясом, как раз когда вернулась Кара, которая держала перед собой фонарь и вела рядом шатающегося Хеннана.

– Эдрис? – Спросил я.

– Сбежал, – сказала она. – Двумя этажами ниже сражается пара механических солдат. Он с виду не очень-то быстр, и вряд ли проскочит мимо них. – Она пожала плечами.

– Разве тебе не стоит гнаться за ним? Разве твоя бабушка не хочет выпить вина из его черепа?

Мрачная улыбка.

– Я это выдумала.

Она усадила Хеннана у стены.

– Оставайся здесь. – И пошла к столу. Когда она дошла, мне удалось встать. Она вытянула руку над лицом Туттугу, и тот попытался её укусить.

– Не надо…

Она резко повернула голову.

– Что не надо?

– Я… – Я не был уверен. Я знал лишь, что он был моим другом, а я его не спас. – Ты присягнувшая тьме! – Лучшее обвинение из тех, что пришли мне в голову.

– Все мы чему-то присягаем. – Она осторожно вытянула руку и приставила палец ко лбу Туттугу. Его труп обмяк, а когда она убрала палец, на лбу осталась маленькая железная табличка с руной. – Теперь им не смогут воспользоваться. – Она выпрямилась, её глаза блестели. – Туттугу был хорошим человеком. Он заслуживал лучшего.

– А он попадёт в Вальхаллу? – Спросил Хеннан, который всё ещё сидел, съёжившись, на полу. Судя по виду, его голова ещё не прочистилась от столкновения со стеной.

– Попадёт, – сказала Кара. – Он умер в бою с врагами и не отдал им то, что они хотели.

Я посмотрел на месиво, в которое его превратили. Глаза необъяснимо защипало. Наверное, его били каждый день. Подошвы его ног были ободраны, пальцы переломаны.

– Почему? – В этом не было смысла. – Почему он просто не сказал им, где ключ? – Банку не интересно убивать норсийцев. Если бы Туттугу сразу же отдал ключ, то их бы, наверное, изгнали, и они бы шли по северной дороге ещё до того, как Эдрис Дин узнал, что их схватили.

– Из-за Снорри, – сказала Кара. – Если бы он сдал ключ, то он бы сдал и детей Снорри. Или по крайней мере он знал, что Снорри видел бы всё именно в таком свете.

– Да Бога-то ради! Не мог он настолько бояться Снорри.

– Он не боялся. – Кара покачала головой. – Он был верен. Он не мог поступить так со своим другом.

Я прижал ладони к глазам и попытался прочистить мысли. Убрав руки, я снова понял, что слышу приглушённый рёв из коридора. Он и не прекращался – я просто не обращал на него внимания.

– Снорри!

Остальные последовали за мной, когда я побежал к камере номер десять и отпер дверь. Снорри приковали к тяжёлым железным кольцам в стене, а рот заткнули кожаным кляпом. На нём не было видно следов пыток, но рана, которую он получил на севере – порез от клинка убийцы –стала полосой сырой плоти в дюйм шириной и в полтора фута длиной, покрытой соляной коростой, которая росла похожими на иголки кристаллами, и некоторые были длиной с ноготь.

Снорри тянул оковы, запястья кровоточили в тех местах, где в них врезались кандалы. Кара прошла по камере, взяв с пояса маленький нож, и потянулась к кляпу северянина.

– Стой! – Я подбежал и перехватил её руку. – Дай я.

Она яростно посмотрела мне в глаза.

– Думаешь, я собираюсь перерезать ему горло?

– Ты хотела его здесь оставить! – Крикнул я, вырвав нож из её руки.

– Как и ты! – Рявкнула она в ответ.

– Я не хотел… я просто… В любом случае, ты хотела увести ключ той ведьме на севере!

– Как и ты. Только другой ведьме и не так далеко на север.

На это у меня ответа не было, так что я просто начал резать полоску, державшую кляп Снорри. Прочная кожа легко поддавалась острому лезвию. Так должен был сдаться и Туттугу. Надо было придурку спасти себя. Я вытащил кляп, и Снорри, задыхаясь, обмяк.

Кара вышла вперёд и протянула руки, чтобы поддержать его голову. Я посмотрел на неё и понял, что в этом не было никакого смысла.

– Если Скилфе нужен ключ, то почему она просто не забрала его, когда Снорри стоял прямо перед ней! Это… тебе он нужен? – Это всё жадность Кары, или Скилфа, чтобы избежать проклятья, использовала вёльву, заставив её украсть ключ? В конце концов разницы никакой не было.

– Сними кандалы. – Она кивнула головой.

– Не могу, они на заклёпках. Тут нужен кузнец. – Я не отрывал от неё глаз, выискивая следы предательства.

Она отвернулась от Снорри, выражение заботы на её лице сменилось чем-то более суровым.

– Ты всё ещё не понял, что у тебя в руках. Используй ключ! И голову.

Я сдержал грубый ответ и решил не напоминать ей, кто тут принц. Чтобы добраться до запястья Снорри, мне пришлось встать на цыпочки. Мало чего ожидая, я взял ключ, который всё ещё сохранял форму ключа от двери камеры, и приложил его конец к первой из двух железных заклёпок. Та не поддавалась. Я надавил сильнее, и протестующе заскрежетав, она выскользнула и упала на пол. Я повторил операцию и раскрыл наручник. Снорри повис на одной руке.

– Где Тутт? – Ему удалось поднять голову, но вся сила, с которой он сражался с цепями, теперь иссякла.

Я позволил ответить Каре, пока сам снимал наручник с другого запястья.

– В Вальхалле. – Она отвернулась и встала рядом с Хеннаном, положив руку ему на плечо. Мальчик вздрогнул, но руку не стряхнул.

Освободившись от оков, Снорри рухнул на колени и упал вперёд, уткнув голову в руки на полу. Я убрал оковы на лодыжках и протянул руку, чтобы похлопать его по спине, но тут же отдёрнул, не успев коснуться. Что-то в нём заставило меня думать, что безопаснее совать руку в ящик с дикими кошками.

– Ты можешь идти? – Спросил я. – Надо отсюда выбираться.

– Нет! – Снорри с рёвом вскочил. – Мы не уйдём, пока все они не сдохнут! Все до единого!

Кара подошла к нему, пока он поднимался на ноги.

– И когда это кончится? Который будет последним? Тюремщик с нижнего этажа? Человек, который доставляет еду в Башню? Банкир, подписавший ордер на арест? Его ассистент?

Снорри, рыча, оттолкнул её.

– Все. – Он вытащил короткий меч с моего пояса, так быстро, что и не остановишь.

Я протянул ключ.

– Туттугу умер, чтобы ты мог воспользоваться этим. Он выдержал раскалённое железо, потому что они посчитали его слабым, решили, что его можно сбить с пути. – Я сунул ключ в ладонь Снорри, впрочем, тут же взял его обратно – в конце концов, это всё, что у меня осталось. – Если не уйдёшь, то придут механические солдаты, ты умрёшь здесь, и тогда боль Туттугу ничего не будет значить.

– Боль никогда ничего не значит. – Прорычал он, опустив голову. Лицо окаймляли грязные пряди чёрных волос, за которыми мелькали горящие голубые глаза. Он собрался уходить.

– Туттугу помнил о твоих детях, – сказал я. – Возможно, тебе тоже стоит помнить.

Его рука сжала моё горло – так быстро, что я не видел, как она приближалась. Я знал лишь, что каким-то образом оказался прижат к стене, и дышать стало невозможно.

– Никогда… – Кончик его меча, направленный мне между глаз, висел в паре дюймов от моего лица, – … не говори о них. – Я подумал, что он, наверное, тут же меня и убьёт, и, на удивление, у меня не было времени испугаться. Но мои слова, похоже, до него дошли – возможно оттого, что я не мог ничего добавить. Спустя секунду он меня отпустил, его плечи поникли. Оказалось, что мои ноги оторвались от земли, и теперь я упал, ударившись спиной.

– Может, хватит? – Кара посмотрела на нас, нахмурилась и вышла из камеры. Хеннан пошёл за ней, потом Снорри, а потом и я.

Мы дошли до камеры Туттугу. Длинный меч Эдриса лежал на полу неподалёку от входа. Я неуверенно поднял его, почти ожидая, что он меня укусит. Раньше эта штука меня уже кусала.

– Погребальный костёр. – Снорри указал на труп Туттугу. – Мы сложим погребальный костёр. Такой большой, что дым поднимется до самого Асгарда.

– Чёрт, где…

– Двери. – Оборвал меня Снорри. – Откроем камеры. Собьём ключом петли. Принесём двери сюда.

Так мы и сделали. Открывали дверь за дверью и снимали. От удара ключа петли отлетали. Кара приказывала каждому заключённому найти ключи на любом мёртвом тюремщике и освобождать других заключённых на верхних этажах. Все соглашались, но, с другой стороны, все они были мошенниками, так что понятия не имею, поставил ли кто-нибудь из них на первое место других заключённых, а свой побег на второе.

Спустя десять минут Туттугу лежал на своём столе, окружённый морем дверей. Снорри взял лохмотья и солому, полил ламповым маслом и разжёг огонь. Когда пламя занялось и дым заклубился над нами, опускаясь под потолком тёмным одеялом, Снорри заговорил:

– Мы, ундорет, в бою рожденные. Поднимем молот и топор, от нашего клича боги да дрогнут! – Он вдохнул и продолжил на старом языке севера, а Кара присоединилась к нему в молитве. Свет огня мерцал на них. Снорри прикоснулся пальцами к вытатуированным чёрным и синим рунам на толстых мышцах руки, которые всё ещё были видны под слоем грязи. Казалось, он по буквам произносил прощальное слово Туттугу, а может и всем ундорет, поскольку здесь стоял последний из их клана.

Наконец, когда дым опустился так низко, что касался головы Снорри, а пламя обжигало нам щёки, он закончил.

– Прощай, Туттугу. – И Снорри отвернулся.

Я ещё немного постоял, глядя на Туттугу через колыхающуюся дымку пламени. Его одежда уже загорелась, кожа морщилась от жара.

– Прощай Туттугу. – Дым уже душил меня так, что я не смог выговорить слова, и глаза от него начали слезиться. Я отвернулся и поспешил за остальными.

Страж ожидал нас. Он победил, но получил слишком много повреждений, чтобы сопровождать нас по городу, не привлекая чрезмерного внимания. Но я решил не отпускать его, пока не будем готовы уйти.

На нижнем этаже заключённые уже основательно помародёрствовали, но одну тяжёлую дверь им открыть не удалось. Я подбежал, чтобы отпереть её. Нам нужны были любые активы, которые мы могли собрать.

– Пошли! – Снорри направлялся к главному выходу.

Кара схватила меня за плечо, а потом остановилась и уставилась за дверь.

– Какого…

Комната за дверью от пола до потолка была заполнена глубокими разделёнными полками, нагруженными всевозможными вещами, от бумаг до ваз, серебряных тарелок и непарных туфель.

– Хвала богу Умбертидских счетоводов! – Я протянул руку за позолоченной погребальной урной. Хотя мошенников пытали в камерах наверху, их пожитки лежали здесь – упорядоченные, каталогизированные и нетронутые, ожидая завершения законного процесса.

Снорри прошёл мимо меня, оттолкнув мою алчную руку. Кара прошла за ним. Хоть это помещение было целиком завалено, в нём было довольно мало оружия, и оба норсийца направились прямиком к нему. Кара схватила с дальней стены Гунгнир, копьё своей работы.

– Ты же не думаешь, что оно испугает Келема? Оно даже городской страже не помешало вас схватить!

Кара вскинула голову, а потом посмотрела на Стража в дверях. Она протолкнулась мимо Снорри и медленно поднесла копьё, пока наконечник не совпал с одинокой дырой на доспехе солдата. Копьё подошло идеально.

– У них было два солдата. Тот, который схватил Снорри, подошёл сзади, через стену, и обхватил его руками.

Снорри изучал лезвие Хель. Топор его отца висел среди остального оружия. Викинг довольно поднял голову, мрачно улыбнувшись – впервые с тех пор, как я его нашёл.

– Теперь мы готовы.