Глава 14 «ОДИННАДЦАТИЧАСОВАЯ» ЛЕДИ

1. Пандора

Я чувствую, что сегодня в салоне будет много работы. Когда ты разрываешься между клиентами, время тянется ужасно медленно. У меня не было свободной минуты, чтобы подумать о разговоре за завтраком.

Я пришла, как обычно, в восемь сорок пять. Фэбиан, чья слава уже вышла за пределы Россмора и распространилась на четыре прилегающих графства, любит перед открытием сделать, как он это называет, «контроль внешности». Он говорит, что независимо от того, процветает его салон или несет убытки, внешний вид персонала должен быть безупречен. Обязательный маникюр, приличная обувь, волосы в полном порядке. Мы были предупреждены об этом в самом начале. Фэбиан каждое утро должен был убедиться, что у нас блестящие, хорошо уложенные волосы, и в случае чего подправлял прическу. В этом состояло одно из преимуществ нашей работы.

Наша рабочая одежда стиралась в прачечной, поэтому она всегда должна была выглядеть чистой, как «шляпная картонка». Забавное выражение — «шляпная картонка», интересно, что бы оно значило. Фэбиан настаивал на том, чтобы мы побольше улыбались и демонстрировали радость при виде клиентов. Салон — не место для печальных размышлений. Все заботы должны быть оставлены за пределами парикмахерской. Это было обязательным условием.

Фэбиан сказал, что может поддерживать свои очень высокие цены только в том случае, если люди будут считать его салон особенным местом. Среди персонала не должно быть людей, страдающих от похмелья, головных болей, от несчастной любви, имеющих проблемы с детьми.

Вы могли бы сказать, что это нереально. И Фэбиан согласился бы с вами.

Но еще он сказал, что визит в его дорогой салон должен быть для посетителей уходом от повседневных забот, своего рода отдохновением, здесь не должно быть разговоров о трассе, болезнях или ограблениях. Перед самым открытием салона у входа разбрызгивался дорогой одеколон, и в течение дня это повторялось несколько раз. Это подчеркивало атмосферу салона, дружелюбную и элегантную, что было очень важно для всех, кто заходит сюда и платит дорого.

Чаевые также были неплохими, и, проработав несколько лет у Фэбиана, вы могли устроиться куда угодно. Можно было открыть даже собственный салон. Если вы скажете, что вы от Фэбиана, люди к вам пойдут отовсюду.

Я не могу сказать, что твердо решила открыть собственный салон. Я подумывала об этом, Иен постоянно уверял, что у меня есть все данные руководителя.

Но сегодня за завтраком все изменилось.

Стоп, Пандора. Улыбайся. Излучай улыбку, Пандора.

Пандора — это мое имя в салоне, по-моему, оно подходит мне, когда я на работе. Дома меня зовут Ви.

Не думай о доме. Улыбайся, Пандора, день только начался.

Моя постоянная клиентка в девять часов уже влетела в дверь. Она приходила обязательно каждый четверг, составляя как бы единое целое со своим мобильником. Фэбиан очень строго следил за тем, чтобы телефоны использовались только в виброрежиме для регистрирования входящих сообщений. Никаких звонков, чтобы не беспокоить других клиентов.

Улыбка не сходила с моего лица. Она тараторила как пулемет, не давая вставить ни слова, но требуя при этом знаков согласия, одобрительных кивков и благодарности за содержательную беседу, в общем, все как обычно.

Но я не могла полностью отключить свой мозг и не думать о Иене и его хитростях, о которых я догадалась прошлой ночью.

«Девятичасовая» леди всегда кипела по поводу своей работы. Один тупица сделал то-то, другой, напротив, не сделал того-то, проклятый курьер опоздал, идиот спонсор явился слишком рано, Россмор — глушь дальше некуда. От меня требовались доброжелательность, непрерывные поддакивания и скорость. «Девятичасовая» леди должна была выйти и пронзительным криком остановить такси в девять сорок пять.

Моя клиентка, записанная на девять тридцать, помыла голову и погрузилась в журнальную статью о принцессе Диане.

— Ужасно, что ее не могут оставить в покое, — произнесла она. — Нет ли у вас еще чего-нибудь почитать о ней?

Она также была постоянной клиенткой. Каждую неделю она делала новую прическу, ища идеально подходящую к свадьбе дочери, которая должна была стать грандиозным событием. При этом леди была отстранена от организации его проведения. Этим занимался специальный человек. Ничто за всю жизнь не задевало ее так сильно. Ее единственная дочь отвернулась от нее в самый важный момент своей жизни.

Эту клиентку мне также следовало мягко успокаивать. Давать массу заверений в том, что доброе отношение к дочери принесет больше пользы, чем неприятие ее поведения. Убеждать, что зато теперь у нее будет гораздо больше времени, чтобы сосредоточиться на собственной прическе, собственных нарядах, собственном ощущении праздника. Леди жаждала быть в центре событий, возражая, распоряжаясь и доводя всех до умопомрачения.

— Не выходи замуж, Пандора, — напоследок посоветовала она. — Не стоит оно того, уж поверь мне, я-то знаю.

Я много раз говорила ей, отвечая на ее бессмысленные вопросы, что я уже замужем, за Иеном. Но она этого не помнила, и, как сказал Фэбиан, мы не должны ожидать, что они что-либо помнят о нас. Приходя сюда, они попадают в центр внимания. Мы же являемся чем-то вроде хорошо воспитанных и привлекательных деталей обстановки. Конечно, это был не тот случай, чтобы говорить ей о моем замужестве. В самом деле, судя по тому, как началось это утро, не стоило об этом и говорить.

В десять часов прибыла дама не из нашего города, которая увидела рекламу в журнале. Она приехала в наш город, чтобы приобрести материю для мягкой мебели, и заодно решила сделать прическу. Нет, ничего нового, она благодарит за советы, но сама знает, что ей подходит, так же как знает, какая материя ей нужна. Скука и монотонность ее жизни словно пропитали меня. Я подумала: если моя жизнь с Иеном сейчас тревожна и беспокойна, то это все же лучше, чем смертельная скука в жизни этой леди.

В десять тридцать пришла фотомодель. Ну, на самом деле она рекламировала нижнее белье, но называла себя фотомоделью. Она была довольно хорошенькой и каждые шесть недель меняла имидж.

— Вы сегодня неважно выглядите, — сказала она.

Я подумала: хорошо уже то, что она вообще заметила меня, большинство не замечают. Но вот то, что она обратила внимание на мое измученное лицо, уже хуже. Ведь она произнесла дежурную фразу, какой пользуются в британских мыльных операх, говоря о находящихся при смерти, или беременных, или выброшенных на улицу.

Хорошего в такой оценке мало. Я надеялась, что Фэбиан не слышал этого. Я улыбалась больше обычного, стараясь отогнать мрачные мысли и догадки.

— Я понимаю, я понимаю. Мне так же приходится улыбаться каждый вечер, — сочувственно сказала фотомодель. — Иногда я чувствую себя просто зазывалой на рынке, и тогда я должна улыбаться еще больше.

Она была очень милой и, похоже, проявляла заинтересованность и внимание. Я уверена, что к ней очень хорошо относятся на работе и леди полностью доверяют ей, обсуждая особенности дамского белья. Я готова держать пари, что все на работе доверяют ей свои тайны, потому что она готова всех с интересом выслушать. Я огляделась, проверяя, не находится ли Фэбиан в пределах слышимости. Я нарушала существовавшее у нас строгое правило: не обременять клиентов собственными личными проблемами.

— Дело в моем муже, мне кажется, он встречается с другой.

— Поверь мне, так оно и есть, — сказала она, поджав губы.

— Что? — вскричала я.

— Дорогая моя, я работаю в таком месте, которое по вечерам просто набито мужьями, любующимися каталогами дамского белья. Вот что делают мужья. Это не проблема, если ты сама ее не усугубишь.

— Что вы имеете в виду?

— Послушай меня, я знаю это — они любят рассматривать картинки и знакомиться с девчонками. Они вовсе не хотят оставлять своих жен. Они не сожалеют, что женились на них, им просто ненавистна мысль, что все кончено и что они упускают массу возможностей. Им иногда кажется, что «женатый мужчина» — то же самое, что и «мужчина, не пользующийся успехом у женщин». Здравомыслящая жена не будет комплексовать по этому поводу, проблемы как раз у тех, кто придает этому слишком большое значение и пытается бороться с этим. Все это пройдет само собой.

Я в изумлении смотрела на нее. Как она приобрела такой трезвый и вместе с тем мудрый взгляд на вещи? В модельном бизнесе эту женщину звали Катерина, но дома, может быть, называли каким-нибудь уменьшительным именем, как и меня.

— Вы считаете, нужно не обращать внимания на неверность и ложь и делать вид, что ничего не случилось? Вы действительно так думаете? — спросила я.

— Да, самое разумное вести себя именно так, пока вы точно не убедитесь, что это правда; но даже если открылась истина, надо рассчитывать на то, что это пойдет к концу, если дать ему расслабиться. Вскоре может не остаться никаких проблем, кроме неприятных воспоминаний.

— А если предположить, что ему не просто нужно расслабиться? Допустим, он действительно любит ее и не любит меня. Что тогда?

— Что ж, тогда он будет ходить к ней, — ответила Катерина. — И тут ничего нельзя поделать. Я просто говорю, что самый худший сценарий — это протестовать именно сейчас. — Она посмотрела на меня так, будто сочла вопрос исчерпанным, поэтому я автоматически продолжила свою работу, промыла ей волосы и высушила их феном. Уходя, она оставила мне щедрые чаевые. — Все уладится, Пандора, увидимся через шесть недель, — сказала она и, как маленькая пантера, выскользнула из салона.

— Твоя леди, записанная на одиннадцать, еще не явилась, Пандора?

Фэбиан имел систему наблюдения, которой позавидовал бы любой военачальник. Он знал обо всем, что происходит или не происходит, в каждом углу его салона. Мы вместе посмотрели в книгу записи на прием. Новый клиент. Мисс Дезмонд. Нам обоим это имя ни о чем не говорило.

— Выясни, где она слышала о нас, хорошо, Пандора? — спросил он, готовый работать двадцать четыре часа в сутки.

— Да, конечно, Фэбиан, — машинально ответила я.

На самом деле я буду думать о том, как такое могло случиться, почему разрушается моя пятилетняя семейная жизнь.

Во-первых, я случайно увидела в ящике комода цельнолитой серебряный браслет с надписью на тыльной стороне ободка: «Моей дорогой в честь рождения новой луны, с любовью, Иен». Я не знала, что он имел в виду. Я не помню, чтобы мы когда-нибудь любовались луной.

Но это уже можно было соотнести с некоторыми событиями. Я проверила по календарю: в следующую субботу должен народиться молодой месяц. Возможно, он собирается увезти меня куда-нибудь, чтобы отпраздновать это. Я должна воспринимать это как сюрприз. Но никаких намеков на поездку в субботу не было; наоборот, были грустные новости о том, что он уезжает на конференцию, которая состоится во время уик-энда. Так что мне по-прежнему все было неясно. Я, должно быть, слишком глупая, или слишком недогадливая, или слишком доверчивая.

Но вчера Иен пришел домой очень поздно. В одиннадцать я легла спать, потому что сильно устала. В четыре я проснулась, но его все еще не было. Это начало меня беспокоить. У него был мобильник, он мог бы мне позвонить. Я пыталась позвонить ему сама, но его телефон был отключен. В этот самый момент я услышала, как он поворачивает ключ в замке. Я была так сердита, что решила притвориться спящей и не выяснять отношений. Он не торопился ложиться, но я все равно не открывала глаз. Я услышала, как он подошел к комоду и выдвинул ящик. Я чуть приоткрыла глаза — он держал в руках браслет и улыбался, разглядывая надпись, а потом положил его на дно портфеля.

Иен всегда уходил из дома раньше меня — ему приходилась долго добираться до работы на машине. А может быть, он еще куда-то заезжал? У него оставалось всего три часа на сон. Он спросил меня, когда я легла спать.

— В одиннадцать, я просто валилась с ног. А когда ты пришел? — спросила я.

— Ну, я пришел уже скорее рано утром, ты так мирно спала, что я не стал тебя будить. Эта неразбериха в офисе вымотала мне все нервы…

— В таком случае подумай об оплате сверхурочных. — Я поддержала разговор, чтобы не возбудить его подозрений.

— Я не уверен, что мне заплатят, и послушай, любимая, мне придется в этот уик-энд уехать на конференцию. Честное слово, я далеко не в восторге, у тебя тоже пропадет уикэнд, так что прости, пожалуйста. — Он изобразил маленького обиженного мальчика, что раньше я находила очаровательным. До этого утра, когда мне это показалось противным.

У него роман.

Многое встало на свои места. Все стало ясно.

У меня был еще час до ухода, но я не испытывала желания мыть посуду, оставшуюся после завтрака Иена, прибирать в доме Иена, готовить Иену обед. Я оделась и вышла, как только услышала, что его машина отъехала. Я села на первый же автобус. Он шел не в сторону салона Фэбиана, но это меня не волновало. Я просто хотела уехать из дома, где я когда-то была так счастлива. Когда-то. Сейчас этот дом показался мне тюрьмой.

Автобус остановился у дальнего края Боярышникового леса, где должен был развернуться и ехать обратно. Я, как зомби, бездумно побрела по лесу. Говорят, его собираются выкорчевать, чтобы проложить здесь шоссе, но, возможно, это только слухи. Во всяком случае, если леса не будет, стоит хотя бы сейчас совершать здесь прогулки.

Я шла, стараясь подавить боль в груди, сознавая, что все кончено и Иен любит другую. Какую-то наглую, хитрую девку.

Он был совращен ею, купил ей браслет и собирается ехать встречать с ней молодой месяц.

По деревянным указателям я дошла до источника. Мы приходили сюда из любопытства, когда были детьми, но с тех пор я здесь не бывала. Даже в этот ранний час здесь были молящиеся. Пожилая женщина с закрытыми глазами. Двое детей с чьей-то фотографией, возможно, их матери, просящие об исцелении. Это выглядело нереальным и было очень печально.

Ну, вот и я здесь, подумалось мне, пожалуй, вреда от этого не будет. Я рассказала святой Анне свою историю, очень простую. Удивительно, насколько проста эта история. Мальчик любит девочку, мальчик находит себе другую девочку, сердце первой девочки разбито. Святой, должно быть, рассказывали сотни и тысячи подобных историй.

Я не ощутила прилива надежды, ничего подобного. На самом деле я, наверное, немного не в себе. Я не знала, о чем мне ее просить.

Может быть, о том, чтобы с этой женщиной приключилось ужасное несчастье? Святая Анна не станет выполнять такую нехристианскую просьбу.

Заставить Иена изменить свои намерения — вот чего я хотела.

Я быстро вышла из леса и поехала на автобусе на работу.

Все утро я вспоминала самые неприятные доказательства его романа. Как он на прошлой неделе отказался поехать в кегельбан, без которого он, казалось, не мог жить. Как он дважды менял тему разговора, когда я просила его обдумать покупку газетного киоска у нас на окраине, который шел на продажу, и устроить в нем салон.

— Не надо быть такой нетерпеливой, — сказал он. — Кто знает, что будет через год или два?

Неожиданно мои мысли были прерваны.

— Одиннадцать, ваша леди пришла, — напомнила мне одна из помощниц.

Мисс Дезмонд поджидала меня у конторки. У нее была очень милая улыбка, и она попросила, чтобы я звала ее Брендой.

— Какое чудесное имя — Пандора! — мечтательно сказала она. — Я бы хотела, чтобы меня звали так.

Фэбиан не советовал говорить клиентам, что это наши выдуманные имена, фактически он запрещал делать это.

— Я думаю, моя мама в свое время читала какую-то фантастику, — сказала я, для страховки называя банальную причину.

Мне понравилась эта женщина. Бренда Дезмонд отдала свое пальто помощнице и села в кресло, пока мы смотрели на нее.

— В этот уик-энд я хочу выглядеть потрясающе, — сказала она. — Я еду в замечательное место за городом встречать молодой месяц с новым парнем.

Я посмотрела на ее отражение в зеркале и сказала себе, что в городе могут быть девушки, собирающиеся на уик-энд с новыми парнями. Это не обязательно Иен. Я приятно улыбнулась и изобразила заинтересованность.

— Это здорово, — услышала я собственный голос. — У вас с ним серьезно?

— Да, насколько это возможно. Он не свободен, увы, он говорит, что для него нет проблем, но, понимаете, мне кажется, это может быть помехой нашим отношениям, вроде это вставляет палки в колеса. Забавное выражение, не правда ли? Интересно, почему так говорят.

— Наверное, это не нужно понимать буквально — что палка или что-то еще попадает в колеса машины, — сказала я.

Она слушала, заинтересовавшись.

— Да, вы правы, не нужно все понимать слишком прямолинейно. Вы интересуетесь происхождением разных выражений?

Она обращалась ко мне как к нормальному человеку, имеющему право на свое мнение, а не как к кому-то безликому, кто обслуживает ее. Но я должна быть уверена, что это она, прежде чем я выдеру ей каждую прядь ее тусклых волос.

— Да, меня интересует происхождение слов, как раз сегодня утром я думала о словах «шляпная картонка». Вы знаете, откуда они взялись?

— Да, как ни странно, я об этом читала: шляпная картонка — это такая легкая коробка, где держат ленты, банданы, шапочки, дамские шляпки и тому подобное.

— В самом деле? — Мне действительно стало любопытно. Надо же, она знает подобные вещи! А почему эта картонка должна быть свежей и чистой? Но довольно размышлений. Нужно браться за работу. — Какой образ вы бы хотели?

— Я на самом деле не знаю, Пандора, у меня не очень хорошие волосы, и у меня ужасно много работы. Я чувствую себя как выжатый лимон. Так что для меня это очень важно. Я сказала, что заболела. Я же не могу пойти завтра на работу с новой прической, чтобы никто ничего не заподозрил, а в субботу я поеду с коллегой на этот грешный уик-энд.

— А где вы работаете? — спросила я. Слова гремели и отдавались эхом в моей голове.

Пожалуйста, пусть это будет не фирма Иена.

Она назвала фирму Иена.

Мои руки лежали на ее плечах. Мне хотелось поднять их, обхватить ее за шею и задушить. Она не ожидала бы этого, конечно, так что все бы получилось. Она могла бы сидеть в кресле мертвая.

Но я сдержалась. Было бы слишком много последствий.

Вместо этого я заговорила о ее волосах.

— Они у вас слишком прижаты к голове, — сказала я, удивляясь, как я могу вообще что-то делать.

— Да. Как вы думаете, может быть, стоит приподнять их и придать форму? Что бы вы предложили?

Я представила, как мой Иен перебирает ее ужасные тусклые волосы, говоря Бренде, что она красивая, как часто в свое время говорил мне. Это было невыносимо.

— Это должно быть что-то очень стильное, — задумчиво сказала я. — Позвольте, я спрошу у Фэбиана, у него всегда есть идеи.

Неверной походкой я поплелась к Фэбиану и объяснила, что моей клиентке очень нравится классический стиль.

Он бесшумно приблизился и прикоснулся к ее голове.

— Мисс Дезмонд, Пандора, которая является одним из лучших наших стилистов, интересуется моим мнением. Я считаю, что лучше всего вам подойдет классический стиль, который вы выбрали, он дополнит ваши черты, и все, что вам требуется, — это небольшая аккуратная стрижка.

— Вы думаете, это будет хорошо? — спросила она, и великий Фэбиан прикрыл глаза, как бы говоря, что словами нельзя будет выразить всю прелесть этой прически.

— Люсинда, — позвала я молодую помощницу. — Возьми мою леди и дай ей самый лучший шампунь. — Я шепнула Люсинде — в реальной жизни ее звали Брид, — чтобы она ударила ее головой о раковину и напустила мыльной пены ей в глаза. Брид, естественно, поинтересовалась, зачем. — Потому что она мерзкая шлюха и спит с мужем моей лучшей подруги, — прошипела я.

Люсинда послушалась. Обессиленная, полуослепшая и страдающая от боли Бренда Дезмонд вернулась ко мне. Люсинда постаралась от души и едва не свалила ее с ног. Я нанесла на ее от природы жирные волосы самый маслянистый гель и сушила их до тех пор, пока все они не стали похожи на крысиные хвосты. Я обрезала их, чтобы концы стали клочковатыми и неровными. Когда кто-то на меня смотрел, я пожимала плечами, как бы спрашивая, что я могу сделать, если таковы полученные мною инструкции.

Когда я закончила и сделала ее настолько страшной, насколько это было в моих силах, она с сомнением посмотрела на себя в зеркало.

— Вы говорите, что это классический стиль?

— Он самый, Бренда, ему понравится.

— Надеюсь на это, он, знаете, очень элегантен. Как и положено французу.

— Он француз?

— Ну да, разве я не сказала, его направили к нам из парижского офиса! Представить только! И я, похоже, ему нравлюсь… — Она радовалась просто по-детски.

Я в ужасе смотрела на нее.

— В вашем офисе вы знаете кого-нибудь по имени Иен? — неожиданно спросила я.

— Иен? Иен Бенсон? Конечно, знаю. Он отличный парень, этот Иен. Откуда вы его знаете?

— Я знакома с ним, — мрачно произнесла я.

— Его жену зовут Ви, он все время говорит о ней.

— И что же он про нее говорит?

Я так себя презирала в этот момент, что была готова упасть перед ней на колени и, рыдая, просить прощения за то, что придала ей вид сбежавшей из сумасшедшего дома.

— О, многое, он хотел уехать с ней на этот уик-энд, а его послали на конференцию. Это почетно, конечно, но он сказал, что предпочел бы поехать с Ви в это место с озером и встретить там молодой месяц. И загадать желание.

— Как вы думаете, что он хотел загадать?

— Он не говорил, но, по-моему, он мог думать о том, чтобы в скором времени завести детей. И о том, чтобы приобрести для Ви салон поближе к дому. Он без конца работает сверхурочно. Он определенно копит деньги для чего-то…

И она ушла, со своей ужасной прической, гарантирующей полный провал уик-энда с этим утонченным парижанином.

Я думаю, что мне напоминали про клиентку, записанную на одиннадцать тридцать, но я ничего не слышала. Как почти ничего не слышала и позднее.

Возможно, святая Анна проявила милосердие, ответив на мою просьбу. Но на самом деле она ведь ничего не сделала, не так ли? Я думаю, что Иен никогда не переставал любить меня, так что я молилась за то, что мне уже даровано. С другой стороны, все получается так, как мы хотим.

Что ж, продолжим работать.

Это лишь деньги для наших будущих детей.

Это не конец жизни, как казалось пять минут назад.

2. Бизнес Крепыша

Мое настоящее имя Джордж. Это мало кто знает. С двух лет меня называли Крепышом. А в салоне меня зовут Фэбиан.

В нашей школе в Россморе все имели прозвища, и, к сожалению, они однажды услышали, что мама назвала меня Крепышом. Ничего не поделаешь. Я был невысокого роста, но коренастый и сильный, и прозвище прижилось. В конце концов, это не такое уж плохое прозвище. Новые знакомые решили, что моих кулаков следует побаиваться, и не трогали меня, что облегчало мне жизнь.

Мне было десять, когда мой друг Хоббит сказал мне, что мой отец бегает. Я был настолько наивен, что решил, будто он действительно бегает кругами или трусцой по дороге. Но оказалось, что Хоббит имеет в виду беготню за девушками. Он, по его словам, видел моего отца в машине с блондинкой, которая была гораздо моложе его, и они быстро куда-то умчались.

Я не поверил Хоббиту и ударил его. Хоббит разозлился.

— Я сказал тебе, чтобы ты был готов в случае чего, — недовольно сказал он, потирая плечо, куда я его ударил. — Я не удивлюсь, если твой отец сбежит с ней.

Чтобы его утешить, я угостил его печеньем с шоколадом из своего чемоданчика для завтраков, и все было улажено.

У меня в чемоданчике всегда были разные вкусности, потому что мама знала, как я люблю шоколад и бутерброды с арахисовым маслом. Бедный Хоббит носил с собой ужасную еду вроде яблок, сельдерея, сыра и кусков очень жесткой курицы.

Вскоре моя мама обнаружила, что отец действительно бегает, и все у нас в семье изменилось.

— Мы сами виноваты, Крепыш, — объяснила она. — Мы не способны привлечь внимание твоего отца и вызвать его интерес. Все должно быть по-другому.

И все стало по-другому.

Первым делом она потащила меня к источнику Святой Анны, чтобы обсудить вопрос со статуей.

Потом содержимое моего чемоданчика для завтраков поменялось, и оно стало еще хуже, чем у Хоббита. Каждое утро я должен был пробежать четыре автобусные остановки, прежде чем сесть в автобус. После школы мы с мамой шли в гимнастический зал. Это стоило дорого, поэтому мы подрабатывали там же, за что нас пускали на тренажеры. Она в течение двух часов стояла за конторкой, а я собирал полотенца.

Мне это нравилось, мне нравилось разговаривать там с людьми, они рассказывали мне свои истории и почему они пришли сюда. Там был парень, который мечтал встречаться с девушками, но у него это плохо получалось, там был мужчина, который боялся, что у него откажет сердце; была женщина, которая готовилась к свадьбе и хотела хорошо выглядеть, и певица, которая, посмотрев свой клип, обнаружила, что у нее слишком большой зад, что более или менее соответствовало действительности.

Поскольку меня на самом деле интересовали их истории, они продолжали их рассказывать и говорили тем, кто собирался прийти в гимнастический зал, что я ценный кадр. И хотя я вообще не должен был там работать из-за своего возраста, мне разрешили дольше находиться в зале. Они не решались мне платить, потому что закон запрещал это, но зато дарили мне хорошие вещи, например совершенно новый школьный пиджак, купленный в магазине, или фотоаппарат, и это было здорово.

Мама сильно сбросила вес, и папа, по-видимому, закончил свои прогулки и сказал, что невозможно переоценить роль святой Анны и здорового питания. И дома все опять стало хорошо.

В школе тоже все было хорошо, потому что я заметно окреп. Когда нам исполнилось тринадцать и мы пошли на дискотеку, Хоббит сказал, что я понравился большинству девочек. Это было хорошо для меня, а не для Хоббита.

Ни Хоббит, ни я не могли решить, где работать после школы и как делать карьеру. Мой отец занимался сбытом электротоваров, и мне очень не хотелось заниматься тем же. Родители Хоббита владели мелким магазином, и он ненавидел саму мысль о работе в нем. Мама устроилась в гимнастический зал на полный рабочий день, она читала лекции и вела занятия по аэробике. Но все это не облегчало выбор профессии для нас с Хоббитом. Даже мисс Кинг, консультант по профессиональной ориентации, приходившая к нам в школу, затруднялась посоветовать что-то.

Она сказала мне, что, раз я люблю общаться с людьми, я должен это учитывать при выборе профессии. Я прямо сказал ей, что не хочу быть социальным работником, я ненавижу такую работу. Она сказала, что не это имела в виду. Преподавание также не подходит. Я не выдержу. Она понимающе качала головой. Она, мисс Кинг, всегда была добра к нам.

— Нужна какая-то работа, где бы ты мог разговаривать с людьми и улучшать их настроение, — предложила она.

— Наемный партнер для танцев? — Я засомневался. Я подумал, что это больше подходит Хоббиту.

— Ну, что-то вроде этого, будем искать в этой области, — сказала она приятным голосом.

В общем, я ничего не сказал Хоббиту. А потом Хоббит вдруг заявил, что мы должны стать парикмахерами. В колледже будет полным-полно девушек, и весь день в салоне мы будем гладить женщин по волосам и не только.

— Парикмахерами? — удивился я.

— Нужно же что-то делать, — резонно заметил Хоббит.

Никому, кроме нас с Хоббитом, идея не понравилась. Мама сказала, что я мог бы найти что-то более интеллектуальное, а папа заявил, что это не для настоящего мужчины. Родители Хоббита сказали, что им будет стыдно показаться в своем магазине.

Но потом все оказалось не так плохо. Хоббит получил работу в модном салоне, где ему присвоили имя Мерлин.

Мерлин!

Я должен был помнить это, если заходил к нему или звонил по телефону.

Я получил место в «семейном» салоне на окраине Россмора. Салон «Миледи». Мне понравился его владелец, мистер Диксон. Мы все звали его мистер Диксон, даже те, кто проработали здесь по двадцать лет.

В этом салоне применялось еженедельное мытье головы с шампунем и сушкой, но там неохотно занимались стрижкой, раз в шесть недель, и окраской волос в неяркие цвета дважды в год. Никаких нововведений, никаких экспериментов, никаких шансов проявить свой стиль. Но сюда ходили хорошие, добропорядочные люди среднего возраста и среднего достатка, которые хотели выглядеть получше.

Они с беспокойством рассматривали себя в зеркале. Каждая прическа была в некотором роде мечтой. Женщина могла, скажем, давать обед, другая могла идти на ледовое шоу или в женский клуб. Очень многим из них не хватало уверенности в себе, и из-за этого они отказывались от чего-то нового. Иногда я замечал, что они совсем немного поменяли свой облик в салоне, но от этого настроение их улучшалось, они выпрямлялись и шагали целеустремленнее и улыбались своему отражению в витринах магазинов.

Это было немного похоже на то, что было с моей мамой.

Внешне она не слишком сильно изменилась после первого сбрасывания веса в гимнастическом зале. Она просто стала увереннее, в этом все дело. Она стала лучше себя чувствовать и перестала пилить папу за то, что он поздно пришел, или обвинять его в том, что он не обращает на нее внимания. Она стала гораздо терпимее и приятнее в общении, и он стал лучше к ней относиться. Все было так просто.

И то же самое чувствовали женщины, посещавшие салон.

По-моему, я им нравился, они давали мне щедрые чаевые, им нравилось мое имя Крепыш. Они спрашивали меня о семье, об отпуске и о том, есть ли у меня девушка. Добрая половина из них считала, что мне пора остепениться, а другая говорила, что всему свое время. Некоторые полагали, что, дабы не совершить роковой ошибки, нужно спросить совета у святой Анны.

В конце концов время пришло. Как-то мы с Хоббитом пошли по клубам, но встретили только ужасно крикливых девчонок, которые совсем не подходили на роль тех, кого мы желали видеть. Хоббит, то есть теперь Мерлин, был полон уверенности и амбиций. Он сказал, что я должен бросить старика, который только и умеет, что делать перманент, и ждет, пока я наберусь опыта и заменю его. Мы должны отделиться, пойти туда, где происходит действие, где мы ощутим конкуренцию и выиграем.

В глубине души я понимал, что он прав, но мне претила мысль покинуть мистера Диксона и салон «Миледи». Это было похоже на предательство. Мистер Диксон сказал, что у него есть пять очень привередливых клиентов, которые требуют меня. Не мог бы я выкроить время и раз в месяц приходить к нему? Мерлин сказал, что это полный бред — так себя связывать, но я по-другому не мог. Мистер Диксон научил меня всему и платил хорошо, и, я думаю, нельзя забывать людей, которые тебе помогли.

Как бы то ни было, мы с Мерлином объединили наши сбережения и открыли собственный салон. Россмор определенно изменился за последние годы. Новые веяния заставили людей стремиться жить лучше. Была почти бесконечная череда молодых клиентов при деньгах: девушки с львиными гривами, коротко стриженные девушки, девушки с разноцветными волосами, леди, которые перекрашивали волосы столько раз, что никто не мог определить их первоначального цвета.

Они были длинноногими и апатичными и приходили в салон два раза в неделю. Я поражался их благосостоянию и повышенному вниманию к своим волосам.

Естественно, мое имя тоже изменилось. Я теперь был Фэбиан. И хотя Мерлин смеялся надо мной, когда каждую последнюю пятницу месяца я отправлялся в «Миледи», я думаю, отчасти он уважал меня за это. Мистер Диксон радовался мне, словно я был блудным сыном, возвращающимся на семейную ферму.

Они по-прежнему называли меня Крепышом и одобрительно смотрели на мою собственную оригинальную прическу и красивый жилет. Я сказал им, что люди посходили с ума и в модном салоне в Россморе надо одеваться соответственно. Они любили слушать такие истории и ощущать себя в безопасности. Я обладал теперь большей уверенностью в своих силах, предложил им внести некоторые новшества. Даже мистер Диксон согласился с моими идеями по изменению обстановки на более современную.

Все спрашивали меня о моей личной жизни, и я сказал им чистую правду, что я очень много работаю и у меня просто не остается времени на знакомства. Они советовали мне особенно не затягивать с этим, и я кивал с важным видом.

Эксперимент, который я решил осуществить в своем салоне, состоял в том, чтобы всех в салоне, за исключением Мерлина, — и меня тоже, считали голубыми. Я подумал, что в современном обществе это во многих случаях можно обратить себе на пользу. Женщины иногда больше доверяют мужчинам-геям, как бы соединяющим в себе качества и мужчин, и женщин. Отсутствие откровенных мужских взглядов и женской конкуренции, спокойные интонации, умение поддержать разговор на общие для мужчин и женщин темы.

Репутация голубого нисколько мне не навредила, наоборот, клиентам нравилось, что они могли довериться мне. Разве они доверились бы мне так, как эта необыкновенная девушка, Хэзел, которая рассказала мне о всех своих разовых сексуальных партнерах и о том, какой одинокой и ненужной она ощущает себя потом. Она никогда не поделилась бы со мной, если бы считала меня гетеросексуальным самцом и возможным претендентом.

Делая ей прическу, я постарался сгладить ее исключительно колючий облик и излишнюю нервозность. Я предложил ей вариант ближе к классическому стилю, и получилось здорово. Ей очень понравилось.

Потом пришла Мэри Лу, которая никак не могла заарканить своего парня. Он был счастлив с ней, но не разрешал ей перевезти к нему свои вещи. И, естественно, ни намека на кольцо и все такое. Я посоветовал ей вести себя более независимо и уехать в отпуск с подругами. Нет, конечно, не для того, чтобы загорать и заниматься сексом со всеми подряд, а чтобы посвятить себя культурному отдыху. Она была полна сомнений, но, думаю, она сделает это. Очень уж она тревожилась по поводу того, как будет жить без него.

В общем, все у меня было в порядке. Мне начала нравиться красивая девушка по имени Лара, дизайнер, которая регулярно приходила к нам приводить в порядок прическу. Все это время я навещал «Миледи» и мистера Диксона, который, что ни говори, помог мне начать свой бизнес. Время от времени я привозил ему в подарок то модное зеркало, то мощный фен, то упаковку новых полотенец, но я всегда забирал причитающуюся мне зарплату, даже если не нуждался в этом.

Мистер Диксон был представителем старой школы. Не стоило обижать его.

Однажды он пришел ко мне в наш салон и все осмотрел. Потом он сказал мне, что я хороший парень, самый лучший из всех, кого он знал, и ему дела нет до моих пристрастий. До моей личной жизни, так сказать.

И я не смог ничего ему объяснить. А вскоре мистер Диксон умер и оставил мне свой салон.

Я был удивлен. Но у него не было близких родственников, и он не хотел, чтобы дело всей его жизни пропало и чтобы помещение было продано кому-нибудь, кто устроит здесь торговую точку по продаже фаст-фуда.

Я не знал, что делать с этим подарком. Парикмахерская Диксона безнадежно устарела и была убыточной, но я знал, что салон должен быть сохранен. Я не хотел огорчать всех пожилых леди, которые много лет ходили сюда, причем преимущественно ко мне, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В любом случае мне сейчас было не до этого. Меня занимали другие вещи.

Я безумно влюбился в Лару, но она считала, что я гей, и я не мог убедить ее в обратном.

— Глупости, Фэбиан, я не могу тебе нравиться, мой сладкий! — смеялась она. — Мы с тобой подруги, просто у тебя появилось дурацкое желание показаться на глаза какому-то красивому парню и сказать: «Я гуляю с девушкой, вот я каков!»

— Я не гей, Лара, — сказал я спокойно. — Я на сто процентов гетеросексуал.

— И Джерри, Генри и Бэзил, конечно, тоже? — продолжала она иронизировать.

— Нет, конечно. Но я — да.

Все было бесполезно. Я сказал, что меня зовут Крепыш, но это развеселило ее еще больше. Я Джордж, сказал я в отчаянии, но она предложила мне примириться с этим.

Мне позвонила женщина, занимавшаяся хозяйственными делами «Миледи», и согласовала кое-какие вопросы. А потом с одной из моих лучших стилистов случилось что-то вроде истерики в комнате для персонала, она рыдала и кричала что-то бессвязное о том, как уничтожила чьи-то волосы, как не понимала, что ее муж отчаянно хочет детей, и о том, что люди не верят друг другу.

Для утра рабочего дня это было ну просто необходимо.

Джерри и Бэзил, обычно хорошо справлявшиеся с подобными вспышками гнева, нервными расстройствами и плачем, не смогли ни понять причину, ни успокоить ее. Генри сказал, что мы должны вызвать медиков. Я пошел к ней и сел рядом.

— Пандора, — мягко произнес я.

— Ви, меня зовут Ви, — закричала она.

Я забыл об этом. В салоне ее всегда звали Пандорой.

— А я Крепыш — это мое настоящее прозвище, — сказал я.

— Крепыш? — недоверчиво спросила она.

— Боюсь, что да, — признался я.

— О господи, — сказала она. — Этого еще не хватало — тебя зовут Крепышом.

Я решил разобраться, в чем дело. Она опять начала всхлипывать, и я понял примерно четверть сказанного: там фигурировал Иен, ее муж, там была «одиннадцатичасовая» леди, там была бедная Бренда Дезмонд, француз и молодой месяц.

Я подумал, не прав ли Генри. Может быть, она сошла с ума и ее нужно связать и изолировать. Я предложил ей выпить воды и похлопал по руке.

Мне сказали, что пришла Лара. Я ответил, что ей придется подождать. Я продолжал сидеть рядом с рыдающей женщиной, поглаживая ее по руке.

— Не нужно раздражать Лару, — пробормотала, всхлипывая, Пандора-Ви.

— Меня это не волнует. Лара раздражает меня, она продолжает думать, что я — гей, она смеется надо мной и гонит меня прочь. Вот пусть это ее дурацкое выпрямление волос и подождет, пока я буду готов подойти к ней.

Ви подняла ко мне залитое слезами лицо.

— Но это глупость, Фэбиан, стоит только посмотреть на тебя, и становится ясно, что ты любишь и то и другое. — Она говорила совершенно серьезно.

Мне хотелось дать ей хорошую затрещину, но сейчас было не время досконально обсуждать мою сексуальную ориентацию. Впрочем, она увидела выражение моего лица.

— Если как следует подумать, то в бисексуальности есть смысл, — сказала она, глотая слезы. — Ты отказываешься от чего-то, но приобретаешь другие возможности.

— Я вовсе не бисексуал, Ви. Я занимался сексом с женщинами, слышишь, с женщинами, с подругами, девушками, девками, телками. Но, по-видимому, этого недостаточно. С этого дня я начинаю спать со всеми женщинами подряд. Пусть эти всезнающие Лары поймут, что к чему. Пусть посмотрят…

Я увидел, что рот Ви округлился от ужаса. Она уставилась на кого-то за моей спиной. Я понял, кто это, еще до того, как обернулся. Там стояла Лара, слушающая каждое слово и смотревшая весьма неодобрительно.

— Как ты посмел довести Пандору до слез? — заговорила она. — Хулиган. Пандора, бедняжка, что тебе сказал этот негодяй?

Сочувственный тон вызвал, разумеется, новый поток слез. Я опять услышал ключевые слова: дети, молодой месяц, Иен, «одиннадцатичасовая» леди, француз, браслет. Нечто бессвязное и совершенно невразумительное. Однако Лара поняла ее моментально. Нет проблем, сказала она мне, надо сделать вид, что мы ничего не знаем.

Ну, для меня это было не сложно. Я действительно ничего не знал и не понимал.

«Одиннадцатичасовую» леди следует обслужить бесплатно и исправить ей прическу, Ви должна перестать принимать противозачаточные таблетки, Иен любит ее, браслет предназначался Ви, а не «одиннадцатичасовой» леди. Короче, не о чем лить слезы. Главное — избегать стрессов.

Я по-прежнему ничего не понимал.

Ви вытерла слезы, высморкалась и улыбнулась.

— Тяжело избегать стрессов в таком салоне, — грустно сказала она Ларе.

— Иди работать в более спокойное место и поближе к дому, — предложила Лара.

— Где его найти? — спросила Ви.

— Ну, я уверена, что Силач, или Крепыш, или как там его, поможет тебе в этом, — сказала Лара, но при этом она смотрела на меня, улыбаясь. Это была совсем другая улыбка, можно было подумать, что она видит меня впервые.

И у меня возник план.

Ви, как оказалось, жила рядом с «Миледи», в пригороде Россмора, неподалеку от Боярышникового леса. Она может быть руководителем в салоне. Она может разбираться с детьми, браслетами и молодыми месяцами, когда ей будет удобно, а «одиннадцатичасовая» леди ей больше не встретится. Все то, что они хотели.

Все в порядке, можно браться за работу?

Я усадил Лару в кресло и, посмотрев ей в глаза в зеркале, сказал, что у нее прекрасные волосы и выпрямление им не требуется.

Она поинтересовалась, не слишком ли непрофессионально я глажу ее шею. Это больше похоже на врачебный осмотр, и не нужно ли меня поколотить за непрофессиональное поведение.

Я ответил, что ничего подобного, просто в салоне вводятся новые правила, а она ласково и весело рассмеялась и сказала, чтобы я и не мечтал спать со всеми женщинами подряд.

Она пришла отчасти и ради этого…

Загрузка...