Ключи от рая

1. Бекка

Мама всегда говорила мне: «Бекка, ты можешь добиться абсолютно всего, если у тебя есть продуманный план». Она повторяла это, когда мы прогуливались по Кастл-стрит, делая покупки, или когда ждали, пока стирается наше белье в прачечной самообслуживания «Чистота и свежесть», или когда пили кофе в «Скачущем бобе».

За свою жизнь мама составила много планов. Например, когда мне исполнился двадцать один год, а папа и слышать не хотел о большой вечернике, на которую пришлось бы серьезно потратиться, мама разработала план. Она направилась в новый отель, который только что открылся в Россморе, и показала им наш список гостей, где было много важных персон. В разговоре с менеджером она настояла, чтобы ей снизили цену вдвое, потому что она порекомендует этот отель всем, кто придет на праздник ее дочери Бекки. И это был потрясающий двадцать первый день рождения, и приглашены были абсолютно все. А удалось это потому, что у нее был план.

Моя любимая мама была права во многих вещах. Ну, она, конечно, не всегда была права насчет папы. Но, с другой стороны, отец ушел от нас к Айрис, этой ужасной вульгарной женщине, когда мне было двадцать пять, а маме должно было исполниться пятьдесят. Эта противная Айрис и молодой-то не была. Она носила ужасную шерстяную кофту и выгуливала свою дворняжку в Боярышниковом лесу. Мама говорила, все было бы не так обидно, если бы Айрис была глупой молодой девчонкой со здоровенной грудью. Но нет, Айрис была одного с ними возраста. Это было просто унизительно.

Я наивно предложила матери посетить источник Святой Анны, ведь желания многих людей благодаря этому сбылись. Однако ей внушала ужас сама мысль об этом. Нелепое место, средоточие идолопоклонничества, куда ходят одни лишь девственницы и идиотки. Больше мне не хотелось и упоминать об этом.

Мама как-то сказала, что, если бы у нее хватило сил, она бы убила Айрис.

Я стала умолять ее не делать этого:

— Пожалуйста, мама, не убивай Айрис. Тебя же поймают, арестуют и отправят в тюрьму.

— Нет, если я сделаю все правильно.

— Но ты не сделаешь все правильно, мама. И потом, представь на минуту, что ты все же сделала это. Как ужасно будет, если отец начнет тосковать по этой Айрис. Представь, как ужасно это будет.

Мама нехотя согласилась.

— Если бы я была моложе и составила точный план, я без труда убила бы эту Айрис, — сказала она спокойно. — Но, Бекка, дорогая, тогда я сделала бы это намного раньше, и все было бы в порядке. Думаю, ты права, и теперь будет мудрее оставить все как есть.

К счастью, так она и поступила.

Отец же оставался вне пределов досягаемости. Время от времени он писал матери, чтобы напомнить ей, что она выжала из него все. Мама же говорила, что отец и эта ужасная Айрис потратили все деньги, на которые мать имела право, и все, что осталось, — рушащийся дом в Россморе. Мама вздыхала и вздыхала, говоря, что нанять еще одного адвоката, такого же хорошего, как Майлс Бэрри, уже не на что.

— Когда ты станешь старше, Бекка, дорогая, я заклинаю тебя всегда заранее готовить план. Ничего не делай, предварительно не продумав, но старайся не медлить с уже принятыми решениями.

И, пожалуй, это была мудрая мысль, ведь все, с чем мама затягивала, происходило не так, как было задумано, в то время как дела, с которыми она не медлила, заканчивались превосходно. Она была абсолютно права, что железо надо ковать, пока горячо.

Поэтому и я старалась составлять планы всех своих действий. Я работала в модном бутике в Россморе, где одевались богатые клиенты, и я пыталась ненавязчиво знакомиться с ними. Иногда это получалось, иногда — нет. Еще я подружилась с Кевином, водителем служебного фургона, который подрабатывал таксистом на стороне. Он часто подвозил меня, куда мне было нужно, что было весьма кстати, поскольку я была стеснена в средствах и денег на такси у меня не было.

Кевин был славный. Он, правда, ужасно кашлял, а по характеру был пугливым ипохондриком, вечно принимавшим простую головную боль за менингит. Вот такой он был, но зато он просто обожал меня и всегда повторял, что я могу попросить его заехать за мной в дождливую ночь, и он поедет. Я никогда не злоупотребляла его добротой, но время от времени просила его об услуге.

Мамино здоровье к тому времени пошатнулось, но, по правде, я не очень вникала в ее проблемы, потому что слишком бурно проходила моя собственная жизнь. Понимаете, тогда я только познакомилась с Франклином, и все перевернулось.

Вы знаете, люди часто затрудняются описать какое-нибудь важное событие своей жизни, например, как они увидели кинозвезду, или королеву Англии, или папу римского, или президента Соединенных Штатов, или что-то потрясающее. В памяти всплывает масса второстепенных деталей, но только не самое главное.

Со мной было точно так же, когда я познакомилась с Франклином.

Я помню свою одежду: красное шелковое платье с бретельками, которое я купила в секонд-хенде. Я помню аромат своих духов: «Желание» от Келвина Кляйна. Вообще-то я не могла позволить себе такие духи, но по случайности кто-то из покупательниц забыл этот флакон в бутике.

Не могу вспомнить, почему я пошла на ту вечеринку. Она устраивалась по поводу открытия нового ресторана в Россморе. Город стал теперь таким большим и так изменился по сравнению с тем временем, когда мама была молода. Открылись новые рестораны, отели, художественные галереи. Я даже не была приглашена, но знала, что, если неожиданно прийти на подобное мероприятие хорошо одетой, тебя всегда впустят. Так что два или три раза в месяц я позволяла себе появляться на таких праздниках. Это был способ ускользнуть от маминого надзора, и потом мне нравилось мечтать, кого я там могу встретить.

Тем не менее до сих пор мне попадались лишь противные субъекты и какие-то французишки, и я стала уже разочаровываться в мысли найти своего принца на какой-нибудь из этих вечеринок, но в тот вечер я встретила Франклина. Большие розовые неоновые часы показывали девятнадцать сорок три. Я думала, что часов в восемь вечера надо будет уходить домой. В этот раз можно было не звонить Кевину: напротив входных дверей автобусная остановка. И тут со мной поздоровался Франклин.

Голубоглазый блондин, слегка взъерошенный, с отличными зубами, он выглядел просто потрясающе. И был таким милым и непринужденным. Это началось между нами почти сразу. Выяснилось, что у нас общие взгляды на все, абсолютно на все. Нам обоим нравились Греция и Италия, мы обожали тайскую еду, любили кататься на лыжах и смотреть по телевизору старые фильмы. Нам нравились большие собаки, чечетка и долгие поздние завтраки по воскресеньям.

У мамы в то время развилась депрессия, и она была скептически настроена по поводу моего романа.

— Всем это нравится, Бекка, глупенькая девочка. Не надо питать несбыточных надежд, дорогая, он же говорит очевидные вещи. Как будто есть кто-то, кому не нравится Италия, или «Сержант Билко», или «Папашина армия», или катание на лыжах! Будь благоразумна, дорогая! Пожалуйста!

Затем она лично познакомилась с Франклином и, как и любая бы другая на ее месте, была очарована им.

— Я вижу, от кого Бекка унаследовала свои прелестные скулы. Вы так умны: вы потрясающе играете в бридж. Вы должны позволить мне называть вас Габриель: вы слишком молоды, чтобы я звал вас миссис Кинг.

Если бы я была циничной, я бы подумала, что это лишь игра: он знает, что говорить женщинам старшего возраста. Но я не циник, я жизнерадостный оптимист, и я не подумала ничего такого. Лишь улыбнулась.

А так как Франклину, бедному милому человеку, негде было тогда остановиться, он стал жить у нас. Некоторое время он, для приличия, жил в комнате для гостей, но для всего его имущества нам потребовалась отдельная комната, так что он переехал в мою.

У Франклина, по существу, не было работы, но со своим другом Уилфредом они разрабатывали какую-то сложную техническую идею. Они собирались открыть свое дело. Это было связано с мобильными телефонами, суть их плана объяснить было трудно и еще труднее — понять. Но Франклин и Уилфред были словно два школьника-отличника, со своей научной работой. Их энтузиазм увлекал.

Мама говорила мне много раз, что мне следует серьезно подумать о том, как бы удержать Франклина, потому что такие мужчины на дороге не валяются. Например, я должна быть более заботливой и готовить для него. Еще мне следует чаще наряжаться: можно одалживать на время вещи в бутике, а после химчистки возвращать обратно. Франклину надо показать, какой замечательной я могу быть.

Нам всем было так хорошо. Мама учила всех нас: Франклина, Уилфреда и меня, как играть в бридж, а потом я готовила ужин. Это были четыре чудесных месяца.

У нас с Франклином оказалось потрясающее взаимопонимание. Нам обоим было по двадцать девять лет, и, естественно, определенное прошлое, но никогда раньше мы никого не любили так, как друг друга. Казалось, если вдруг по какой-то причине сила нашей любви станет уменьшаться или мы встретим кого-то другого, между нами не будет никакого обмана, никакой лжи. Мы скажем друг другу все как есть. Но мы взрывались хохотом при одной мысли об этом! Казалось, ничего подобного просто не может произойти.

Но однажды вечером Франклин сказал мне, что он познакомился с этой Джанис, и у них взаимные чувства, и вот, верный нашему обещанию, он честно мне все рассказывает. И улыбнулся своей разрывающей душу улыбкой.

Выражение лица Франклина было таким, будто он ждет, чтобы его похвалили за то, что он рассказал мне об этой Джанис. Будто он с честью прошел проверку своей честности и порядочности. Я стиснула зубы и улыбнулась вымученной улыбкой. При этом я ощутила боль в скулах, которые так похожи на мамины.

— Может быть, тебе просто кажется, что ты испытываешь к ней чувства, — сказала я. — Возможно, когда ты узнаешь ее получше, ты поймешь, что это лишь увлечение. — Я была просто восхищена своим спокойствием.

Но он объяснил, что очень уверен в своих чувствах.

— Может быть, ты хотя бы подождешь до того момента, как вы переспите, чтобы быть абсолютно уверенным? — Я была так горда своим самообладанием.

— О, это уже произошло.

— По-моему, когда мы говорили о взаимопонимании, мы не подразумевали секс тайком друг от друга, не так ли? — Я надеялась, что мой безразличный голос не выдает моих истинных чувств.

— Но ты же не была там, я не мог спросить у тебя разрешения, — сказал он так, словно это само собой разумелось.

— Где именно? — спросила я.

— В отеле. У нас с Уилфредом была встреча с инвесторами, так случилось, что там играли в бридж, мы с Уилфредом присоединились, так я и познакомился с Джанис.

Мне пришла в голову мысль, что эту яму вырыла мне собственная мама. Ну почему она не отказалась научить Франклина играть в бридж? Если бы она отказалась, тогда бы он никогда не встретил эту Джанис. И наша жизнь была бы прекрасна.

И я подумала, что в этой ситуации мне необходимо составить план. А пока надо сохранять спокойствие.

— Что ж, так тому и быть, Франклин, — сказала я, широко улыбаясь. — И я искренне надеюсь, что вы с Джанис будете счастливы вместе.

— Ты просто чудесная! — воскликнул он. — Ты знаешь, я рассказывал Джанис о нашем взаимопонимании, но она сказала, что все это несерьезно. А я верил, что это серьезно, для нас обоих. И я оказался прав. — Он стоял, счастливо мне улыбаясь, восхищенный, что его вера не была напрасной.

Может, он был сумасшедшим? Неужели он не понимал, что произошло со мной, что свет для меня померк? Неужели он не слышал рев урагана, под порывами которого я стояла и который сметал все вокруг меня? Возможно, это был шок. Или упадок сил. Или начало безумия. Со мной такое случилось впервые, это было словно предобморочное состояние. Все вокруг словно качалось у меня перед глазами, как маятник.

Но мне нельзя было падать в обморок, мне нельзя показывать никаких признаков слабости. Это был переломный момент моей жизни. Теперь мне нужно было продумать план, как вернуть его назад. Он ведь, наверное, даже и не подозревает, что весь мой мир рушится.

Я сказала Франклину, что мне надо спешить: много дел в бутике, и к тому же мне придется уехать. Пожелала ему всех благ с Джанис и ушла. Я не курила уже пять лет, но сейчас купила пачку сигарет. Затем пришла в бутик, села за стол и залилась слезами.

Кевин был там. Заядлый курильщик, он присоединился ко мне за столом и погладил меня по руке.

Не успела я рассказать, что со мной приключилось, как Кевин начал делиться собственными проблемами.

— У меня самого не все в порядке, Бекка, — сказал он, и тут я заметила, какое у него осунувшееся, изможденное лицо.

— Что случилось, Кевин? — вежливо спросила я, хотя на самом-то деле мне было не до него.

Наверное, что-то случилось с фургоном, не удается подрабатывать таксистом, угадал только два номера в лото — да кого это волнует? Разве мне есть до этого дело сейчас, когда Франклин бросает меня ради Джанис и весь мир летит к дьяволу?

— У меня сложная форма рака, Бекка. Говорят, нет смысла оперировать. В лучшем случае у меня есть два месяца.

— О, Кевин, мне так жаль, — сказала я, и это была правда. Всего за полминуты я забыла и Франклина, и Джанис, и план. — Ты знаешь, в больницах сейчас неплохо, — заверила я его. — Тебе будут давать достаточно обезболивающих.

— Я не хочу ждать, Бекка. Я не смогу просыпаться каждое утро с мыслью: «А не случится ли это сегодня?»

— И что же ты хочешь сделать?

— Разгонюсь в фургоне и направлю его в стену. Бах — и все, — сказал он. — Все будет намного быстрее, без томительного ожидания и беспокойства.

И вот тут в голову мне пришел план.

Бывает, что мой мозг начинает работать с потрясающей быстротой: тогда мне кажется, что я могу осмыслить сотни вещей одновременно. Это был дерзкий, безумный план. Но оно стоило того. Все проблемы могли разрешиться за один ход.

Если он собирается убить себя, он может прихватить с собой и Джанис.

Если он все равно хочет умереть и больше всего боится ожидания, тогда почему бы им не оставить этот мир вдвоем?

Теперь мне надо быть очень, очень осмотрительной, он не должен ни о чем догадаться. У него не должно появиться ни малейшего подозрения, что я замышляю.

— Думаю, ты абсолютно прав, Кевин, я бы сделала то же самое, случись это со мной. Ну, когда-нибудь я, возможно, так и поступлю. Оставлю этот мир, когда это будет угодно мне, а не кому-то другому.

Он был совершенно поражен, ожидая, что я буду упрашивать его не делать этого.

— Но знаешь, что я думаю, Кевин? Думаю, тебе лучше сделать это в такси, а не в фургоне. Такси часто попадают в катастрофы. Это будет выглядеть более естественно для следователей, тогда твоя мама или еще кто-то смогут получить страховку.

— Я понимаю, — сказал он медленно. — Значит, они не заплатят, если сочтут это самоубийством?

— Определенно нет.

— Бекка, это так хорошо, что ты вникаешь в мою проблему. Но что тебя саму так расстроило?

— О, ничего, по сравнению с твоими проблемами абсолютно ничего, Кевин, дурацкая ссора с матерью, это быстро пройдет.

— А у вас с Франклином все в порядке? — спросил он.

Думаю, Кевин всегда был немного влюблен в меня. Конечно, я не подавала виду, что замечаю это. И ему не следовало знать, что сотворил Франклин.

— У нас с Франклином все отлично, ни облачка на горизонте, — заверила я его. Обдумывая все, я перестала плакать. Кевин дал мне бумажную салфетку, и я вытерла слезы. Все должно было получиться.

Я могла позволить себе потратить время, чтобы побыть с Кевином.

— Пойдем, Кевин, отведаем китайской еды, — сказала я, и Кевин выглядел таким трогательно благодарным.

— А Франклин не будет против? — спросил он.

— Франклин позволяет мне делать все, что я захочу, — ответила я.

— Если бы ты была моей, я бы поступал точно так же, — сказал Кевин.

У нас был долгий унылый ужин, Кевин все рассказывал мне о своем диагнозе и решимости покончить с этим. Я с состраданием кивала и повторяла, что он абсолютно прав. Я не вслушивалась в его слова. Я сидела и обдумывала свой план. Кевин сделает это для меня. Кевин мне поможет.

Мне придется восторгаться этой противной Джанис, придется стать ее подругой.

Затем я дам ей номер Кевина, как надежного таксиста, на которого можно положиться. Конечно, Кевин не захочет брать ни в чем не повинного пассажира, убивать его. Значит, мне придется рассказать ему историю, что Джанис тоже страдает от ужасной неизлечимой болезни и она попросила меня помочь ей быстро уйти из этого мира. Это будет роль не из легких. Сложно самой написать сценарий и сыграть его. Но я должна сделать это. Это отличный план. Никто меня в жизни не заподозрит, я же буду подругой, исполненной доброжелательности.

— Не знаю, что бы я делал без тебя, Бекка, — повторял Кевин во время нашего ужина.

— А я не знаю, что бы я делала без тебя, Кевин, — честно отвечала я ему.

Уилфред, друг и партнер Франклина, удивлялся.

— Ты просто полна сюрпризов, — говорил он. — Я ожидал безудержной ярости с твоей стороны, но я крупно ошибался.

Я рассмеялась.

— У нас с Франклином всегда было взаимопонимание, Уилфред, — ответила я глядящему на меня с благоговением Уилфреду. Я улыбнулась ему в надежде, что моя улыбка разобьет его сердце, как это произошло с Франклином.

Моя мама была поражена, когда я сказала, что, как бы то ни было, нет смысла пытаться удержать Франклина, если он не хочет быть со мной. Она в изумлении покачала головой и сказала, что я всегда была намного более взбалмошной, чем она, так что удивительно слышать такие здравые рассуждения.

Я сказала Франклину, что ему не обязательно торопиться съезжать от нас. Но, конечно, теперь ему придется спать в гостиной, ведь все изменилось. Я много гуляла. Часто — с Кевином. Это казалось вполне справедливым. Но главной частью плана было — познакомиться с Джанис.

Первым ударом было то, что ей лишь девятнадцать.

Кроме того, ей была безразлична одежда, поэтому мне не было смысла предлагать ей дешевые вещи из бутика. Она не интересовалась кулинарией, и совершенно бесполезно делиться с ней рецептами. Так как же мне было сойтись с ней?

Как это часто бывает в жизни, решение было найдено при игре в бридж. Я попросила эту мерзкую Джанис оказать мне любезность и быть моим партнером по игре на благотворительном вечере. Поскольку я вела себя так мило и так безрассудно, без всякого ропота позволив отбить у меня Франклина, ей ничего не оставалось, как согласиться.

Мы неплохо поладили в этот первый же вечер, и несколько раз она повторяла, что восхищена мной и поколением, к которому я принадлежу, за наше отношение к любви. И что когда-нибудь она надеется стать такой же выдержанной.

Я поборола желание задушить ее собственными руками прямо за игровым столом. В конце концов, у меня был лучший план.

Как ни странно, мы выиграли и решили вместе сыграть еще раз на очередном благотворительном вечере в отеле Россмора. Во многом она была весьма приятным человеком. Студентка университета, весьма богатая, имеющая в распоряжении достаточно времени для развлечений, но при этом воспитанная и, следует признать, хороший игрок в бридж. Конечно, молода и наивна, словно малый ребенок.

И, естественно, я время от времени ощущала нечто вроде легких приступов беспокойства, угрызений совести, даже вины оттого, что я собираюсь послужить причиной смерти девятнадцатилетней девочки. Я ведь тоже человек. Кто бы не чувствовал подобного? Но ведь она встала между мной и моей единственной истинной любовью, и я не знала способов заставить ее отказаться от него.

Мне оставалось только одно.

А мы играли вместе вновь и вновь, Джанис и я. Мы провели вместе несколько вечеров, прежде чем я выбрала время.

Франклин собирался съехать от нас, но я упросила его остаться еще на несколько дней. «Ты всегда можешь уходить, чтобы проводить ночи с Джанис, — уговаривала я его. — Но не вывози пока все свои вещи».

План мог сработать только в том случае, если он будет оставаться у нас, когда она умрет.

Кевин был очень беспокойным в эти дни.

Он начал все переоценивать. Он стал тревожиться по поводу пассажирки, которую он возьмет. Он полагал, что ему следует сначала обсудить это с ней, узнать, есть ли у нее какие-то пожелания. Может быть, она хочет принять успокоительное перед катастрофой?

Я ответила, что она определенно не будет изменять свое решение. Когда мы с Кевином вновь и вновь прорабатывали все детали, это всегда было камнем преткновения для него. А что, если в последний момент она передумает? У него не будет времени, чтобы затормозить. Будет слишком поздно.

Нет, отвечала я, она точно не передумает. Снова и снова я объясняла, что у Джанис эта ужасная болезнь, которая уже начинает оказывать свое действие, что боль скоро будет невыносимой. А в дополнение к этой изнурительной болезни у нее стало развиваться изменение личности. И она попросила меня устроить все так, чтобы ей не пришлось ни думать об этом, ни обсуждать это.

Что ж, он лишь хотел, чтобы все было как лучше, отвечал Кевин. Он и впрямь был добрым и внимательным человеком. Иногда я позволяла себе думать, насколько проще была бы жизнь, полюби я такого человека. Но я не собиралась тратить время на пустые размышления. С тех пор как Франклин рассказал мне о Джанис, я стала очень сосредоточенной.

Иногда Кевин задумывался, а имеет ли он право отнять у себя жизнь? Принадлежит ли она ему?

Я справилась и с этим. Люди говорят о любящем Боге, Который все понимает. Если это так, тогда этот Бог поймет, что Кевин не смог держаться и ждать то, что неотвратимо. Что он лишь ускорил ход событий. Для всех. Обычно через десять — пятнадцать минут это срабатывало, но это было чрезвычайно утомительно.

Все это время Франклин, мама, Уилфред, мои сотрудники и даже сам бедный Кевин говорили мне, что я не похожа на себя. Какая-то растрепанная. Растерянная, сказала мама. Но я лишь наложила побольше косметики и улыбнулась кошмарным оскалом.

В конце концов наступила длинная ночь, которая должна была стать ночью катастрофы. В тот день я встретилась с Кевином пораньше, убедила его, что он правильно поступает по отношению к себе, а мы оба правильно поступаем по отношению к Джанис. Он остановился, как мы и планировали, прямо у дверей отеля, где проходил вечер благотворительной игры в бридж.

— О, вот такси для тебя, Джанис, — сказала я любезным голосом.

— Ты просто чудо, Бекка, все вокруг только ищут их, а ты остановила его тут же. — Она выглядела неподдельно восхищенной.

Кевин поднялся с водительского места и открыл пассажирскую дверь. Мы стиснули руки друг друга.

Джанис собиралась ехать к себе домой, где позднее она должна была встретиться с Франклином. Я сказала, что мне пора, ведь подъезжает мой автобус, да и в любом случае нам в разные стороны.

— Прощай, прекрасная Бекка, — сказал Кевин.

— Вот видишь, Бекка, по тебе все сходят с ума, — с завистью сказала Джанис, махая мне на прощание.

И я отправилась домой, долго разговаривала с мамой, а потом отправилась спать. Франклин позвонил мне, чтобы узнать, во сколько мы закончили игру, ведь Джанис еще не вернулась. Я ответила, что удивлена, ведь все видели, как она села в такси несколько часов назад. А утром он позвонил снова и сказал, что она так и не появилась.

Я посочувствовала ему, но сказала, что не могу и предположить, что произошло.

После полудня он позвонил, чтобы сказать, что бедная прекрасная юная Джанис погибла вместе с водителем такси: они врезались в стену. Все были шокированы. Франклин не стал съезжать, ведь он так поразился, а вскоре вновь полюбил меня. И все стало бы отлично, все должно было быть отлично, если бы не Кевин.

Я оказалась права.

Он действительно любил меня.

И он застраховал свою жизнь в мою пользу. Мне причиталось небольшое наследство. Это, конечно, погубило весь план. Никто и никогда не подумал бы связать происшедшее со мной, если бы мое имя не значилось в страховом полисе.

В полисе и в письме, где Кевин благодарил меня за все, что я сделала для него.

Теперь все разбираются с этим. Люди из страховой компании, полиция, все. И весь Россмор говорит обо мне. Говорят, мать и сестры Джанис отправлялись к этому нелепому источнику в лесу, а за ними двигалось нечто вроде процессии. Будто это помогло бы вернуть ее обратно!

Люди говорят, что я жестокая. А я никогда не была такой, я всегда была доброй, как котенок.

Конечно, я могла бы не обращать на это внимания. Но Франклин зол на меня. Он не говорит ничего такого, но на прошлой неделе начал вывозить свои вещи из нашей квартиры.

Это был такой отличный план — если бы только Кевин не стал пытаться быть щедрым. Пытаться подарить мне что-то в конце своей жизни.

Вместо этого он умудрился испортить всю мою жизнь.

2. Габриель

Все мои друзья в клубе по игре в бридж были добрыми. Действительно, очень добрыми.

Они недовольно смотрят на того, кто случайно упомянет о тюрьме, убийстве, преступниках или о чем-то подобном. Они считают меня очень смелой, потому что я навещаю Бекку в тюрьме каждую неделю и вообще держу голову высоко, куда бы в Россморе я ни пошла. Вообще-то не так уж сложно быть уверенной в себе. Во многом это зависит от того, как ты выглядишь. Я всегда это знала, но у меня никогда не было достаточно денег, чтобы хорошо выглядеть.

Мой бывший муж, этот проклятый Имон, оставил меня без гроша, когда ушел к этой вульгарной Айрис. Содержание дома обходилось недешево, так что у меня всегда было туго с деньгами, и некуда было деться от этого. Поэтому я так признательна бульварным газетам.

Я знаю, нам следует думать, что это чтиво для горничных, но в этих газетах уделялось много внимания тому, что сделала Бекка, и, по правде, я втайне получала от этого чтения удовольствие. Одна из них купила у меня историю о детстве Бекки, и появилась эта статья — «Что сделало эту женщину такой, какой она стала». Еще одна газета купила материал о ее работе в бутике модной одежды. Нужно было взять побольше денег с той напыщенной дамы, которой принадлежала полоса в газете: готова спорить, я удвоила ее доходы.

Еще был эпизод о том, как изменилась Бекка после того, как ее отец, ужасный Имон, бросил нас. Мне нравилось помогать работать над ним. Нигде не было указано, что я сотрудничала с ними, но я в подробностях описала все события. Это вылилось в ряд великолепных статей.

Конечно, мне не нравились заголовки вроде: «В мыслях убийцы», но, с другой стороны, газеты благодаря этому хорошо продавались, да и в сознании многих людей бедная глупая Бекка как раз и была убийцей.

Каждый раз, когда я посещала ее, она спрашивала, как репортеры выясняют все эти детали. Я убеждала ее, что я не рассказывала им ничего нового; они и так все это знали. А что они не знали, то выдумали. Например, эти глупые рассказы о бедняжке Бекке, совершающей поход к источнику в Боярышниковом лесу, чтобы вымолить у святой Анны любовь Франклина.

— Я никогда подобного не делала, ты же знаешь, мама. — Она зарыдала у меня на плече.

Я поглаживала ее, утешая.

— Конечно, все знают, что это ерунда. Они все это придумали…

Мне очень хорошо заплатили как раз за эту историю. Газеты вовсю публиковали фотографии этого жуткого места поклонения. И благодаря этому газеты продавались! Естественно, Бекка ничего об этом не знала, и я утешила ее, напомнив, что это благодаря мне Франклина оставили в покое, и, естественно, она была очень мне благодарна. Выйдя из тюрьмы, она рассчитывала выйти за него замуж, поэтому ей не хотелось, чтобы до этой поры ему досаждали ненужным вниманием.

Она очень хотела, чтобы он пришел навестить ее, но я сказала, что кругом снуют репортеры и они обязательно заметят его, что разрушит всю ту приватность, которую все мы так тщательно стараемся поддерживать. Она увидела в этом смысл.

Вообще-то в тюрьмах работают довольно милые люди. Как правило, заботятся о нуждах заключенных — что должно быть довольно тяжело, учитывая, с какими людьми им обычно приходится работать. Конечно, Бекка другая, и они видят это, конечно, видят. Во-первых, она леди, а во-вторых, у нее нет криминального мышления. Она возвышается над всеми, кто сидит там, и в то же время поддерживает со всеми ними хорошие отношения, что, безусловно, говорит о хорошем воспитании.

Она учится вышиванию в «личное» время у одной из тюремщиц, хорошей женщины по имени Кейт. Бекка говорит, что это занятие оказывает очень расслабляющее, почти терапевтическое воздействие. Она вышила мне накидку для диванной подушки, и, хотя получилось не очень профессионально, я сказала, что положу ее на видном месте в гостиной. Бедная прелестная Бекка! Она думает, что запросто сможет оказаться дома, чтобы посмотреть на накидку. Ей удалось подняться над всем ужасом своей ситуации путем отказа от его осознания. Есть такой способ держаться, и у Бекки это хорошо получается.

Она начала работу над большим покрывалом для постели, с вышитыми словами «Франклин» и «Ребекка».

Мне следует помнить о том, что я не должна надевать свои лучшие наряды, когда я отправляюсь к ней, потому что Бекка опознает фирменные вещи за полмили, благодаря годам работы в бутике. Она знает, что обычно я не позволяю себе жакеты от «Прада» или Джозефа Рибкофа. Для этих случаев у меня есть костюм для посещения тюрьмы, как я его называю, так что она не сможет связать бульварные статьи с моим новым гардеробом.

Прошло уже несколько месяцев, и Бекка выглядит сейчас намного лучше. Ее спина стала более прямая, она не переживает по поводу завивки, как это бывало раньше; теперь ее волосы прямые и изящно выглядят. Одна из тюремщиц, Гвен, подруга Кейт, той, которая славная, по-видимому, училась на парикмахера и все еще работает неполный рабочий день в косметическом кабинете, так вот, она регулярно всех стрижет. Им самим, конечно, не разрешают держать собственные ножницы. Что в случае с Беккой глупо: какой вред она сможет кому-то причинить с помощью ножниц?

Теперь она кажется менее озабоченной, чем в те дни, когда была на свободе, какой-то более спокойной. Очень интересуется ретушированием, плетением из нитей и переживает, возьмут ли ее в команду по нетболу. Надо же, Бекка интересуется спортом и вышиванием. Кто бы мог подумать! Кто бы мог вообразить это хотя бы отчасти!

Иногда люди из бульварных газет спрашивают меня, есть ли у меня какая-то симпатия к бедной Джанис, которая пошла на смерть, сама того не зная, но я напоминаю им, что меня нельзя цитировать: мое мнение и моя искренняя глубокая печаль — это мое личное дело. А прежде, чем они развернутся против меня, я скармливаю им новое описание Бекки, подробности о вечеринках, которые она посещала, банкетах, приемах, на которые ее даже не приглашали. Они запустят еще одну историю, описывая ее как женщину легкого поведения, хорошо проводящую время.

Так обычно и говорят о женщинах, попавших в исправительные заведения.

У Бекки осталось мало интересов за пределами этого ужасного места, где она находится. Она рассказывает мне об отталкивающих лесбийских связях между заключенными и даже между заключенными и тюремщицами. Единственная нить, которая связывает ее с внешним миром, — это ее мысли о Франклине.

Это удивительно, что она с таким позитивом относится ко всему происходящему, но, похоже, она утратила чувство реальности, ведь она, кажется, не понимает, как долго ей предстоит там пробыть. Ни разу она не осознала чудовищности того, что она сделала. Она как бы отмахнулась от этого.

А ведь это был ужасный поступок — убить невесту Франклина или подстроить ее смерть, что, в общем, то же самое. «Предумышленное хладнокровное убийство» — так сказал судья, вынося приговор после единогласного вердикта присяжных. Она ни разу не заговаривала ни о Джанис, ни об этом действительно несчастном парне, Кевине, который был за рулем, ни о чем-либо другом, случившемся в эту ночь.

А я не хотела причинять ей страдания. Бедная простушка, ее жизнь сложилась совсем не так, как она мечтала.

Поэтому, когда она заговаривала о Франклине и своем будущем с ним, я не говорила ничего такого, что бы привело ее в уныние. Но когда она осознала, что он не сможет навестить ее, она перестала спрашивать, как он живет и чем занимается.

Это было серьезное облегчение.

Действительно, большое облегчение. Мне становилось все труднее и труднее выдерживать ее вопросы о нем. Я пыталась рассказывать ей о клубе по игре в бридж, но Бекка потеряла весь свой интерес к этому — она едва отреагировала, когда я рассказывала о том, что выиграла все взятки. Похоже, она едва прислушивалась к моим рассказам о том, как Уилфред, Франклин и я регулярно играем вместе, если случается найти четвертого. Затем я решила, что бридж — больное место для нее, ведь Джанис познакомилась с Франклином, будучи его партнером по бриджу, и все такое.

Поэтому, пожалуй, лучше не упоминать о бридже.

Проблема в том, что лучше было бы не упоминать о слишком многих вещах. Вместо этого я говорю о том, как похожи на фуксию эти нити светло-вишневого цвета и как трудно тюремщице Кейт содержать двоих детей на свою зарплату, и я слушаю, как Бекка рассказывает мне, что роман Глории с Эйлис закончен и это может отразиться на составе команды по нетболу.

И еще пересказывает истории о проститутках, наркоторговках, женщинах, убивших своих мужей в результате самообороны. Какой же это ужасный способ существования. Этот проклятый Имон, мой бывший муж, спрашивал, не хочет ли Бекка, чтобы он навещал ее, и я ответила, что конечно же нет. До того как все это случилось, он не оказывал ей никакой помощи, а теперь он только огорчит ее. На этом он и успокоился.

Кейт во время моих посещений время от времени отводит меня в сторону и говорит, что Бекка очень хорошо адаптируется и пользуется авторитетом у других заключенных. Будто мне будет приятно, что моя Бекка нравится этим ужасным женщинам! Но Кейт говорила, она ничем бы не смогла помочь, если бы у Бекки не были развиты соответствующие задатки. По словам Бекки, Кейт была такой же несчастной жертвой, как и я, ее муж бросил ее. Ублюдки, честное слово, других слов не подберешь.

И вот, посещая тюрьму, я стала приносить Кейт небольшие подарки. Ничего особенного: хорошее мыло, глянцевый журнал или маленькую баночку тапенады[5]. Бедняжка, не думаю, что она знала, что это такое, но все равно ей было очень приятно. А она была так добра к моей Бекке.

Франклин с облегчением воспринял то, как я уладила вопрос с посещением им тюрьмы. С большим облегчением. Но Уилфред, который был таким вежливым и всегда старался делать правильные вещи, спросил, не стоит ли ему сходить навестить Бекку? Я подумала над этим некоторое время, затем ответила, что, пожалуй, не стоит: о чем ему там говорить? И он тоже испытал страшное облегчение. Я ясно это видела. В любом случае я не хотела, чтобы Уилфред оказался там, болтающий и рассказывающий ненужные вещи. Он предлагал это, конечно, лишь из вежливости.

Он по-прежнему был партнером Франклина по этому загадочному бизнесу, связанному с мобильными телефонами, занимаясь скачиванием или пересылкой чего-то на мобильные телефоны людей. В общем, это невозможно было понять.

Потом мама этой несчастной Джанис спросила, может ли она посетить Бекку, но я попросила Кейт сказать администрации, что это будет ошибкой. Эта женщина была одержима идеей возрождения или какой-то другой, столь же неоднозначной, и она полагала, что Бекке будет легче, если она придет и скажет, что простила ее. Я думаю, что Бекка, по правде говоря, уже давно забыла о Джанис, так что я воспрепятствовала этому, и Кейт, видимо, сказала что следует, потому что эта женщина так и не пришла.

И жизнь шла своим чередом. Как будто бы все изменялось, но в то же время с течением дней все возвращалось к своей сути. Мы продолжали играть в бридж по вечерам два раза в неделю. Отец Бекки, проклятый Имон, звонил мне каждый раз, когда в бульварных газетах появлялось что-то новое — его гадкая жена, очевидно, ничего другого не читала.

— Как они об этом узнают? — кричал он в трубку.

Я отвечала ему, что не имею ни малейшего представления. Мы с ним не виделись, поэтому он не знал, что у меня такая красивая одежда и что я купила спортивную машину. Или что теперь каждый день приходит уборщик, а раз в неделю — садовник. Хотя в любом случае это было не его дело. Его же ничто не волновало, когда он бросил меня и Ребекку.

Каждую неделю, направляясь в тюрьму, я брала такси, просила таксиста ждать на автобусной остановке за углом и присоединялась к остальным посетителям. Я предоставляла для осмотра сумку и подвергалась личному обыску, прежде чем увидеть собственную дочь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь рассказал Бекке, что меня ждет такси. Она задумается, откуда я беру деньги. В конце концов, все это делается для ее спокойствия и дает мне возможность посещать ее каждую неделю без лишней нервотрепки и напряжения.

— Кейт очень добра ко мне, мама, — сказала она однажды.

— Да, действительно. — Я гадала, к чему она ведет.

— Я подумала, может быть, ты пригласишь ее на чай как-нибудь, когда у нее будет выходной?

— Нет, дорогая, я не буду делать этого, — ответила я.

— Пожалуйста, мама.

Бекка окончательно утратила чувство реальности. Как я могу пригласить эту унылую, бедную женщину, которая живет в коммунальной квартире и работает тюремщицей, в мой дом?

— Извини, Бекка, вопрос закрыт, — сказала я быстро.

Бекка была очень расстроена. Я видела это по ее лицу. Но это же было абсолютно невозможно. Она больше ничего не сказала, в лихорадочном темпе продолжая свое шитье. Вернувшись в такси, я размышляла, зачем я вообще утруждаюсь навещать ее. Она ведь так неблагодарно относится ко всему, что я сделала. Неужели не достаточно того, что я покупала все эти маленькие подарки для Кейт? Ни слова благодарности от Бекки. Хотя, возможно, эта женщина ей ничего не говорила.

Как же тяжело испытывать это! Ведь Кейт всего лишь тюремщица. Представьте Бекку, полагающую, что я буду развлекать эту женщину в своем доме. Я даже не могу позволить, чтобы она увидела, как мы живем.

Когда такси трогалось, мне показалось, я увидела Кейт, стоящую неподалеку и задумчиво смотрящую на меня, но это, должно быть, мое воображение. Если бы она увидела меня, она подошла бы поговорить, а не просто стояла бы там и смотрела. Я надеялась, она ничего не скажет Бекке о том, что я брала такси. Но затем я тряхнула головой и приказала себе не фантазировать. Побывав в этой ужасной тюрьме, любой начнет воображать бог знает что.

Приехав домой, я обнаружила ждущих меня парней. У них был шотландский виски и имбирь. Такие милые мальчики. Они всегда спрашивают про Бекку, а я всегда отвечаю, что это слишком ужасно, чтобы рассказывать об этом, и что мне нужно принять хорошую ванну. Сам факт посещения такого места заставляет человека чувствовать себя грязным. Я лежала в теплой ароматной пене и не спеша потягивала свой холодный виски с имбирем. Жизнь теперь стала намного лучше, чем раньше. Просто поразительно, как наличие большого количества денег может решить все проблемы.

Мне теперь не надо было больше беспокоиться по поводу шифера на крыше, или по поводу покупки новой сумочки в тон моему наряду, или по поводу марки вина, когда мы отправлялись куда-нибудь пообедать. Я начинала считать, что имею полное право на шелковые платья и косметический ремонт в спальне. Этим вечером я собиралась надеть действительно красивое платье, которое стоит столько же, сколько мы потратили на нашу первую машину. Оно смотрелось, конечно, изящно, но мне нужны были туфли получше. Возможно, мне следует подготовить еще одну историю для этих отвратительных газет. Что-нибудь вроде «Вышивая свой путь в будущее», с описанием покрывала, которое делает Бекка. Да, это будет неплохо, это бросит тень подозрения на некоторых людей в тюрьме. Например, на эту уродину Кейт.

Я оглядела себя в зеркале.

Совсем неплохо для моего возраста. Новые туфли сделают меня неотразимой.

Франклин стоял внизу, у лестницы. Уилфред уже уехал, чтобы встретить нас за столом. Особый ужин в новом ресторане. Я угощаю. Я всегда угощаю. Но не будь жадной, Габриель, сказала я себе. Бизнес у мальчиков только налаживается, они еще не достигли больших высот. У них и правда совсем нет серьезных денег, бедные крошки.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Франклин. Было действительно приятно красиво одеваться для людей, которые это ценят. Проклятый Имон не обратил бы внимания на то, как я одета.

— Благодарю, — промурлыкала я ему.

— Неужели она совсем обо мне не спрашивает? — неожиданно сказал он.

— Нет, в общем, ты знаешь, мы все решили, что ей будет лучше не касаться этого, пока… ну, ты знаешь… она не выйдет оттуда.

— Но, Габриель… — Он изумленно смотрел на меня. — Ей же предстоит провести там годы и годы.

— Я знаю, — ответила я. — Но ты бы поразился тому, какая она сильная. Мы с тобой сломались бы в подобном месте, но не Бекка, она смелая как лев.

Он с нежностью посмотрел на меня.

— Ты так все облегчаешь для меня, — сказал он. Его глаза были полны благодарности.

— Пойдем, Франклин, не стоит опаздывать, — сказала я, и мы стали спускаться по ступеням нашего дома, мимо новой железной ограды, обвитой побегами душистого горошка и жимолости. Я уже собиралась сесть в машину, как мне почудилось, что я снова увидела Кейт, стоящую прямо на дороге.

Но это могло быть только галлюцинацией.

Что она могла делать у нас по соседству?

Но на следующий день я как будто опять видела ее там. Этого, конечно, не могло быть. Но я почему-то стала чувствовать себя неловко и решила подарить ей небольшой подарок и поболтать с ней во время моего следующего посещения. Может быть, глупая Бекка уже пригласила ее на чай в мой дом. И теперь Кейт была раздосадована, что приглашения так и не последовало?

Нелепо, но кто знает, какие мысли в голове у таких людей, как она.

Я принесла Бекке несколько роз из сада и немного сладкого горошка для этой Кейт. Еще глупый кружевной платок, с буквой «К» на нем. Она молча приняла розы и платок, поблагодарив кивком, и почти тут же поспешила уйти, ничего не сказав.

— Все в порядке, Кейт?

— Как нельзя лучше, благодарю, — ответила она, подойдя к двери своего кабинета и забирая пальто. После чего немедленно ушла. Это было очень таинственно.

Бекка выглядела как обычно, но в ней было что-то настороженное, подозрительное. Будто она изучала меня.

— Мы с тобой всегда говорим только обо мне, — сказала она. — Но здесь почти ничего не меняется. Расскажи мне, как ты проводишь дни и вечера, мама.

Это был неприятный вопрос. Я не ожидала такого. До этого момента я не рассказывала ничего определенного, а она никогда не спрашивала.

— О, знаешь, Бекка, дорогая, я мотаюсь туда-сюда, то немного поиграю в бридж, то напомню твоему проклятому отцу, чтобы он хоть чем-то помог мне. Дни проходят. — Она коснулась моей ладони и повернула ее, рассматривая мои ногти.

— Похоже, некоторые дни проходят в салоне красоты, — молвила она.

— О, если бы, дорогая, это всего лишь дешевый лак.

— Я вижу. Как и твоя прическа. Сделала ее сама, кухонными ножницами, да?

Я была очень раздражена. Эти вещи я не могла от нее скрыть: дорогую стрижку и укладку волос, которые я делала каждые пять недель у Фэбиана. Еженедельный маникюр в салоне «Помпадур».

— Что ты говоришь? — спросила я.

— Да ничего особенного, мама. Здесь учишься ничего не говорить до тех пор, пока точно не сформулируешь, что хочешь сказать.

— Это бы сделало мир довольно молчаливым местом, — хихикнула я.

— Думаю, нет, скорее — местом для прямолинейных вопросов.

Я попыталась сменить тему:

— Кейт, похоже, очень торопилась сегодня: она прямо пролетела мимо меня.

— У нее сегодня неполный рабочий день, — ответила Бекка.

— Да, и я помню, что ты просила меня пригласить ее на чай, но, дорогая, ты немного не понимаешь ситуацию. Это было бы так неправильно. Я надеюсь, ты не обижаешься.

— Нет, все в порядке, я поняла, и она тоже.

— Что ж, это хорошо, — сказала я неуверенно.

— Тебе ведь совсем одиноко, мама? Как ты переносишь то, что отец тебя бросил, а я нахожусь здесь?

Я понятия не имела, почему она задает этот вопрос.

— Ну, одиночество — это неподходящее слово. Я никогда не вспоминала об этом ублюдке Имоне в эти дни. Я скучаю по тебе, любимая, и жду тебя домой. И ты будешь дома. Однажды.

— Ждать еще годы и годы, мама. — Она была права.

— Я буду ждать тебя, — сказала я твердо.

— Я очень сомневаюсь в этом, мама, правда сомневаюсь.

Она по-прежнему выглядела абсолютно спокойной, но обычно мы так не разговаривали. Повисло непродолжительное молчание. Затем, после долгой-долгой, как мне показалось, паузы, Бекка заговорила.

— Почему ты сделала это, мама? — спросила она.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила я. И я действительно не понимала — она могла иметь в виду многое. Может быть, такси? Может быть, тогда на дороге действительно стояла Кейт, которая рассказала ей о свежевыкрашенном доме? О том, что повсюду были признаки больших денег, легких денег? А может быть, она рассказала ей о чем-то еще?

Я поднялась, будто собираясь уходить, но она выбросила вперед руку, схватила мое запястье и прижала к столу, за которым мы сидели. Одна из тюремщиц двинулась к нам, но Бекка улыбнулась ей и заверила ее, что все в порядке.

— Моя мама хочет кое-что мне рассказать, она находит это несколько неприятным, но она сумеет подобрать нужные слова.

Я потерла свое запястье.

— Ну, ты понимаешь… — начала я.

— Нет, не понимаю, мама. Я слышала, что ты живешь с Франклином. Вот что я слышала.

Я начала слегка нервничать.

— Но я делаю это для тебя, Бекка, милая. Уилфреду и Франклину нужно где-то жить, я живу в большом разваливающемся доме, почему бы не предоставить им комнаты?

— Не в таком уж и разваливающемся, насколько я знаю, — сказала Бекка.

— Но, дорогуша, они всего-навсего занимают там пару комнат, не будь такой глупой.

— Ты спишь с Франклином? — спросила она спокойно.

— Как ты можешь говорить такое? — начала я.

— Мне рассказывали Кейт и Гвен.

— Гвен?

— Одна из тюремщиц, ты каждую неделю ходишь к ней делать маникюр. Одетая совсем иначе, нежели сегодня…

На какое-то мгновение я потеряла дар речи. Бекка, однако, не молчала.

— Это отвратительно, он же на тридцать лет моложе тебя.

— На девятнадцать, — сказала я с вызовом.

— Он съедет, — ответила она.

— Может быть, — согласилась я. — Однажды, может быть.

— Быстрее, чем ты думаешь, — сказала моя дочь.

И Бекка рассказала мне о своем плане. Она напомнила, что это я говорила — у каждого должен быть план. Бекка планировала свести Кейт с бульварными газетами. Кейт и Гвен считали, что с Беккой обошлись несправедливо, и они предупредили фотографов из бульварных газет, чтобы те подловили Франклина и меня.

«Убийцу предала собственная мать» — эта история обещала стать намного лучше всех тех, что я продала им за все это время. Они и впрямь хорошо заплатят Кейт за нее.

Она выглядела очень спокойной и уравновешенной, рассказывая все это мне. Я внезапно подумала о том, что, если бы я, отбросив все свои комплексы, пригласила эту Кейт на чай, возможно, ничего этого никогда бы не случилось. Но теперь бессмысленно гадать…