Кушайте пирожные

Первое, что бросалось в глаза во внешности вошедшего в магазин — это его нос. При виде его сразу вспоминался Древний Рим, прямо слышались мерный топот калиг, лязг гладиусов, холодные слова Цезаря «Alea jacta est».

И только потом, если вы смогли отвлечься от носа и догадались взглянуть этому человеку в глаза, то понимали, что нос и глаза работают в паре. Как наперсточник и его подручные. Нос отвлекал всяческое внимание от выражения глаз, которое точно описывалось словами одного шотландского поэта:

That there is Falsehold in his looks

I must and will deny

They say, their Master is a Knave

And sure they do not lie.

Если же вы не обратили внимание на глаза, то в целом вошедший производил очень даже приятное впечатление: около пятидесяти лет, редеющие волосы, открытое и простодушное лицо, с широкой, хотя и немного наивной улыбкой, из тех, что свойственны мошенникам на доверии.

— Добрый день.

Взгляд вошедшего мгновенно обежал магазин, ноздри чуть шевельнулись.

— Замечательный запах.

— Ароматические палочки, — вежливо пояснил продавец, невысокий, круглолицый старик, похожий на актера Евгения Леонова.

Гость не стал уточнять, что никаких палочек не увидел. Из вежливости или по какой другой причине.

— Хотите приобрести книгу?

Ладонь продавца широким жестом обвела помещение: низкое, до потолка можно достать не только рукой, но и головой, если слегка подпрыгнуть, шаткие стеллажи из сборных модулей, на них — книги. Множество книг в ярких обложках.

— Это… как его… альтернативная история? — растерянно произнес потенциальный покупатель.

— Она самая.

— Когда люди в прошлое попадают и там приключаются всячески?

— Не только, — неторопливо кивнул продавец.

Вошедший неожиданно дернулся, замер на мгновение, как будто прислушиваясь к чему-то.

— Тут к вам минут пятнадцать назад мой приятель заходил, Олежка Леженев…

— Совершенно верно, был такой.

— Ну и как?

— Он получил то, что хотел.

— И не вышел, — совершенно другим голосом произнес гость.

Голос, выражение лица, взгляд — все поменялось. Сразу становилось понятно, что этот человек — не глуп, не растерян, а напротив — собран и деловит.

— Он воспользовался другим выходом, — продавец достал из пухлого потертого портфеля, который лежал на столе, новенькую книжку. На цветастой обложке хмурый человек в очках, немного похожий на Дзержинского, одетого в форму НКВД, скрестив руки на груди, смотрел куда-то вдаль. «Нужное место».

— А так как другого выхода здесь нет, — хладнокровно продолжил гость, — то, значит, он оказался прав насчет того, что это за магазинчик и кто вы такой.

— Да? И кто же я такой? — старик, не глядя на склонившегося над столом покупателя, прошел к стеллажам и поставил на один из них очередной роман.

— Да мне честно говоря, плевать.

Продавец оглянулся:

— Неожиданно…

— Нет, я могу, конечно поверить в те глупости, что нес Олежка, — гость тем временем пододвинул стул и уселся, закинув ногу на ногу, — но, повторяю, мне по барабану, кто вы. Важно другое — что вы можете.

— И что же я могу? — старик вернулся на свое место за столом и заинтересованно сцепил пальцы рук.

— Я, уважаемый Алексей Федорович… Меня, кстати, Аркадий зовут…

Продавец задумчиво посмотрел на бейджик со своим именем, лежащий на стеллаже в паре шагов от стола, но ничего не сказал.

— …всю жизнь, как бы это помягче выразиться…

— Ходите по обратной стороне жизни?

— Да, можно сказать и так. Это ж только Олежка думал, что его сосед — ветеран Афгана на пенсии… ну, не суть. Так вот, обратная сторона жизни — это вещь многогранная и ее обитатели знают много из того, что, казалось бы, не имеет прямого отношения к избранной ими сфере деятельности, но, в то же самое время то, что скрывается от обычных людей, неизбежно переходит на эту самую обратную сторону, где и попадает в поле зрения ее обитателей… Возьмем, скажем, ваш магазин. Обыватели, вроде моего соседа, про него слышали… да вообще, скорее всего, не слышали. Разве что читали про него в глупых книжках, считая его совершенной выдумкой. Но люди, которые близко связаны с изнанкой жизни…

Взгляд продавца неторопливо перешел к синевшей на одном из пальцев разглагольствующего гостя татуировке в виде бубнового туза, но и в этот раз он ничего не прокомментировал.

— …ваш магазинчик светился в Белолипецке, когда оттуда исчез Концевой, да и в других местах его видели. Правда, считали чем-то вроде проклятого места, но Олежка натолкнул меня на одну занимательную мысль…

Гость — уже совершенно точно не покупатель — снова замер на мгновенье, после чего продолжил:

— Вы, я уж не знаю, кто вы именно, но тем не менее — вы можете отправить человека в прошлое.

— Я могу сделать кое-что гораздо худшее, — чуть усмехнулся продавец, — я могу вас туда НЕ отправить.

— Не пойдет, — темп речи гостя чуть увеличился, — Предлагаю сделку — вы меня отправляете в прошлое по моему выбору…

— Слово «сделка» предполагает, что обе стороны что-то получат. В данном случае вы получаете путешествие в прошлое. А я?

— Вы, — палец гостя указал на грудь продавца, — не скрываете, что МОЖЕТЕ отправить меня в прошлое. А это значит, что вы уже приняли решение это сделать. Иначе не были бы так откровенны, верно?

— Ну, — продавец уже откровенно улыбался, — не думаю, что вы расскажете мою тайну МНОГИМ.

— Хорошо. Что вы хотите?

— Ничего. У меня есть все, что мне нужно.

— Но других-то вы в прошлое отправляете, верно?

— Не буду отрицать. И тем не менее, я отправляю в прошлое тех, кто неуважительно относится к моему труду и тех, чья судьба сможет научить других уважать историю. Ну еще тех, кто мне понравился.

— Как можно вам понравиться?

— У вас нет шансов. Вы родились не того пола.

— Так… Неуважительно относиться к вашей работе я не могу, так как просто не знаю, в чем она заключается…

Гость моргнул.

— Хотя нет. Знаю. Понял.

Он на секунду задумался:

— Нет, не вариант. Значит, научить других уважать историю… Для этого нужно попытаться внести в нее какие-то изменения, чтобы другим стало понятно, что от этого станет только хуже… Ну что ж. Я готов! Можно я попытаюсь изменить что-нибудь в 1917 году?

Старик-продавец усмехнулся и покачал головой:

— Вы не хотите ничего там менять. Ваш склад ума таков, что вы вообще не расположены сожалеть о том, что что-то пошло не так. Даже в собственной жизни, не говоря уж об истории в целом. Вы предпочтете скорее найти выход, сколько угодно неожиданный, из уже сложившейся ситуации, чем станете размышлять на тему, что нужно было сделать иначе в прошлом, чтобы этой самой ситуации избежать…

— Я честно попытаюсь, — в спокойном голосе гостя промелькнули просящие и даже немного умоляющие нотки.

— И почему именно семнадцатый год?

— Ну, самый, на мой взгляд, замечательный. От него такое интересное время начинается: сначала царская Россия со всем хрустом булки, потом дедушка Ленин с революцией, потом Гражданская, потом — нэп. Сколько денежных дел можно намутить… А до начала всяких индустриализаций и коллективизаций я и не доживу, пожалуй. Ну что, согласны?

— А не боитесь, что я вас обману?

— Конечно, обманете. В этом-то и самое интересное.

Продавец неожиданно расхохотался:

— Положительно, вы сумели мне понравиться! С таким авантюристичным характером вам самая дорога — в век осьмнадцатый.

— Не-не-не! Если мое мнение принимается в расчет — то тогда меня поближе к тем годам, когда уже изобретены унитазы и кино.

— И кроме унитазов и кино вам ничего и не надо?

— Стоп. Вот не надо меня на слове ловить. А то, я чувствую, окажусь сейчас в роли слесаря-сантехника в кинотеатре. Унитаз — это, конечно, хорошо, но и без него прожить можно. Мне для жизни нужны деньги, вино и женщины. Ну и чтоб не скучно было, конечно.

— Сделка. Вы попадете в семнадцатый год. Почти. Будут там вам и кино и вино и женщины и деньги и скучно точно не будет. Но учтите — вам дается один шанс из сотни.

Гость прищурился:

— Шанс на что?

— На месте поймете. И, если вдруг встретите на своем пути Олю Иванову — передавайте привет.

Из все того же пухлого портфеля продавец достал самую пожалуй неожиданную вещь: кассетный магнитофон «Весна 202». Нажал на кнопку, в динамике зашуршало, и оттуда грянул бодрый Entertainer Скотта Джоплина.

* * *

Две пары начищенных ботинок прошагали к крыльцу и поднялись по ступенькам. Скрипнула дверь, шаги по бетонному полу звонко отдавались в пустом и пыльном помещении.

Вошедшие прошли к задней двери, покачивающейся на ветру, выглянули, осмотрели задворки какого-то завода.

Один из них достал телефон и набрал номер:

— Упустили… Довели до магазина, тот оказался заброшен, а он ушел через заднюю дверь… Найдем…

Телефон пикнул, заканчивая вызов.

Звонивший задумчиво посмотрел на пол. На секунду ему показалось, что до того, как они здесь натоптали, следов на пыли не было.

Да нет, глупость какая-то…

* * *

Откуда-то сверху доносились звуки регтайма. Сквозь разноцветные пятна, плавающие в глазах, можно было рассмотреть помещение, где он находился ТЕПЕРЬ.

Низкий сводчатый потолок, дверь в углу, круглый стол, за которым он сидит, положив на столешницу руки, с крупными мощными пальцами.

На столе — пара бутылок вина, чашки с чаем, блюдо с пирожными.

Вместе с ним за столом — трое.

Круглоголовый лысый тип с бородой-мочалкой и в пенсне.

Смазливый красавчик с аккуратной прической.

Молодой парнишка в военной форме, лет двадцати с небольшим, с кругами вокруг глаз и мокрыми губами, которые он беспрерывно облизывал.

Еще один стоит у двери, прислонившись плечом в стене, не замечая, что пачкает пиджак побелкой. Выглядит как ушастый гоблин.

Все смотрят на него.

— Кушайте пирожные, Григорий Ефимович, — красавчик пододвинул поближе блюдо.

Бутылка мадеры разбилась о лысину Пуришкевича.

Дно второй ударило в лицо Райнера.

Кулак превратил изящный нос Юсупова в неизящную лепешку.

Крем от пирожных залепил глаза Дмитрию.

А затем тот, кого еще несколько секунд назад звали Аркадием, перепрыгнул через стол, чтобы успеть достать Освальда Райнера до того, как тот сумеет выхватить свой «веблей».

Один шанс из сотни. Не так уж и плохо.

Загрузка...