Здравствуйте. Меня зовут Никита Сергеевич. Хрущев моя фамилия, слышали? Слышали, разумеется. Нет, не однофамилец и полный тезка, нет. Тот самый. Да, тот кукурузник, лысый пидор, ничтожество, оклеветавший Сталина, троцкист, разваливший страну и сельское хозяйство, трус, потерявший власть и выпнутый на пенсию, придурок, стучавший ботинком по трибуне и обещавший показать множество интересных вещей, вроде кузькиной матери и последнего попа… Да, это все я, тот, кого непременно нужно вовремя убить, чтобы страна продолжала цвести. Сколько раз меня уже убивали в различных книгах…
Откуда я все это знаю? Как бы вам сказать…
Из первых рук.
«Ненавижу этот гребаный городишко!»
Николай Жуков вырулил от здания администрации, где проходил семинар-совещание на очень важную и актуальную тему, которая растягивалась на три строки и состояла из слов вроде «инновационный», «актуальный» и почему-то «спорадический».
Стоило ради двух часов дикой скуки ехать в командировку. Но с начальством не поспоришь: сказано — обеспечить участие, значит — обеспечить. Николай даже доклад подготовил, короткий, минут на десять. Слава богу, не пришлось его читать, там и без него хватало болтунов, которые могли выступать, пока из зала не начинали не то что шептать, а просто в полный голос кричать «Регламент!»
Куда сейчас? Ехать в родной город, на ночь глядя, не хотелось. В гостиницу, благо оплачена до завтра? Николай пожалел, что не взял с собой ноутбук. Сейчас бы валялся в номере, рылся в интернете, почитал бы книги, может быть, зашел бы на пару форумов… Поискать, что ли, книжный магазин?
Как будто в ответ на его размышления слева мелькнула вывеска книжного магазина. Николай притормозил и подъехал к нему.
«Надеюсь, здесь есть фантастика…»
Открылась стеклянная дверь, звякнули колокольчики.
Да… Фантастика здесь не просто была. Здесь не было ничего, кроме фантастики.
Магазинчик специализировался на альтернативной истории.
Николай шел мимо полок с книгами в ярких цветных обложках. Здесь была и классика жанра, вроде «Фатерлянда» и современный трэш с попаданцами… На любой вкус, на любой выбор.
Николай уже подобрал себе три романа и чувствовал, что на этом не остановится. Та-ак… А это что?
На отдельном стеллаже стояли книги. На вид — такие же, как и все остальные, но серия была Николаю не знакома. Он взял первую попавшуюся книжку, на обложке паренек с типично еврейской внешностью — разве что пейсов не хватало — расстреливал из МР-40 какую-то темную неопознаваемую фигуру.
Автор — В. Богров. Новенький, что ли? Фамилия абсолютно незнакома. «Ничего не было. 1941»… Интересно…
Серия «Альтист». И магазинчик так же называется. Фирменный, что ли? Почему тогда не слышал о таком ни разу?
Николай заглянул в выходные данные. Издатель — А. Д. Откин, адрес издательства — г. Едгин. Татарстан?
— Простите, — обратился он к продавцу, старичку с бородкой клинышком, в круглых старомодных очках и черной шапочке-ермолке.
— А вы не знаете, что это за автор?
— О, — улыбнулся старик, — это из последних. Неожиданно подает большие надежды, я думаю, тут одной книгой не закончится. Не с каждым так везет, не с каждым…
— Советуете взять?
— Ну, тут дело вкуса… Какой историей вы интересуетесь?
— Альтернативной.
— Ну это понятно. Великая Отечественная, Российская империя, Гражданская? Другие страны?
Николай подумал немного:
— Пожалуй, Советский Союз…
— Боюсь, то что может вас заинтересовать, Николай Сергеевич, вами уже прочитано.
— А… Откуда вы меня знаете?!
— Ну, — старичок хихикнул, — если вы скрываетесь, то вам нужно снять бейджик с ФИО и названием семинара.
Черт! Николай сдернул забытый бейджик с лацкана пиджака. Ходишь как манекен в магазине, с ценником…
— Кажется, — повернулся старик, оглядываясь, — где-то у меня была очень интересная книга… Альтернативная история, развилка от Брежнева…
— По-моему, эту я тоже читал…
— Нет, — старик выпрямился и просиял — вспомнил! От Хрущева!
— Ну, это несерьезно… Хрущев и прогресс — это как Екатерина Вторая и борьба за нравственность. Две несочетаемые вещи.
— Ну почему, молодой человек, я ведь жил при товарище Хрущеве, я помню те времена… Думаете, он не смог бы сделать что-то прогрессивное?
— Самое прогрессивное, что он мог бы сделать — отрезал Николай, — это застрелиться. Да я бы хотел попасть в прошлое, чтобы застрелить его.
Не то, чтобы он был сталинистом, но все равно, Хрущева терпеть не мог. Нужно было быть полнейшим придурком, чтобы разбазарить все то, что было собрано и построено при Сталине.
— Жесткий вы человек… — старик-продавец засмеялся, — несчастного Никиту Сергеевича и так убивают почти в каждой книге…
Он указал на соседний стеллаж.
— Можно подумать, что стоит ему умереть — и страна пойдет вперед, к светлому будущему.
— Ну, может и не совсем так, но практически близко к истине. Страна выиграла войну, ее влияние распространялось на весь мир, и что? Не прошло и пятидесяти лет — развал и распад.
— А вы полагаете, — старик стал очень серьезным, очки блеснули, — что победа, пусть и дорогой ценой, дает стране право почивать на лаврах и вечно находиться на пике силы и влияния? Один толчок, сколь угодно сильный, не позволит катиться вечно. Вспомните историю. Англия, империя, над которой не заходит солнце, Испания и Португалия, делившие мир пополам, Третий рейх… Где они теперь? Или, вернемся в Россию. Война 1812 года. Россия побеждает в той войне, ее влияние распространяется на всю Европу, ее слушаются… Помните «Если вы не снимете пьесу, я пришлю миллион зрителей в серых шинелях, которые ее освищут»? И что в результате? Не проходит и пятидесяти лет — позорный проигрыш в Крымской войне. А ведь Хрущева там не было. Может быть, чтобы страна не только стала, но и оставалась великой — нужно просто постоянно работать, а не почивать на лаврах, нет?
Такие и подобные аргументы Николай слышал не раз:
— Хрущев — это отдельный случай. Он не просто не толкал страну, он тормозил ее… Умри он вовремя — и все пошло бы по другому. Поэтому писатели и убивают его так часто.
— Поверьте мне, молодой человек, тому, кто знает о чем говорит… Никогда нельзя предсказать, как бы пошли дела, куда бы повернулись обстоятельства после одномоментного изменения истории. Хотя бы потому, что никто из людей не умеет читать мысли покойников и никто не знает, куда именно пошли бы те, кто пришел бы к власти в случае смерти Хрущева. Не стало бы хуже. Благие намерения, они ведь приводят известно куда. А герои книг… Мне сдается, большинство из них — просто лентяи, которые хотят один раз сделать что-то и потом остаток жизни лежать на подушках, вкушая плоды своего давнего подвига. Никто из них не хочет трудиться, ДВИГАЯ страну к тому самому светлому будущему, хочется, чтобы раз — и все в шоколаде.
— Я — не такой, — хмыкнул Николай, — Я тоже не отказался бы от халявы, но понимаю, что галушки очень редко запрыгивают в рот сами.
— И все равно хотите убить Хрущева? Нет ли между вашими словами некоторого несоответствия?
— Он просто палка, торчащая в колесе. Вынуть его — и страна пусть не поедет сама, но двигать ее станет гораздо легче…
— Значит, убить? Даже ценой собственной жизни?
— Если понадобится — да.
— Как легко и просто вы приговорили человека к смерти… Вот предложи вам кто-нибудь попасть в прошлое и убить Хрущева, как бы вы это стали делать? Ведь кроме моральных преград, есть и просто охрана.
— А я бы попросил перенести меня в тело человека, который имеет доступ к телу, так сказать. Раз уж так все просто.
— Все-таки вы лентяй, — старик покачал головой, — опять то же самое… Убить — и все, а куда пойдет страна — неважно, вы же думаете, что к светлому будущему, а куда на самом деле… Почему вы не хотите менять историю трудом?
— Один человек не сможет изменить историю. Ну, если исключить случаи убийства ключевых лиц.
— И тут же говорите о Хрущеве, который ее изменил. Почему вы, попав в прошлое, не хотите работать, а непременно убивать? Попади вы к Сталину — вы бы стали его убивать?
— Нет, конечно!
— Так почему вам не приходит в голову самая простая вещь: попав в прошлое, пойти к Хрущеву? А?
— Наш разговор становится бессмысленным. Кажется, мне никто не предлагает попасть туда.
— Ну почему. Я предлагаю.
Николай посмотрел на старика. Тот выглядел серьезным. Как, впрочем, большинство сумасшедших.
— Не смешно.
— А я и не шучу. Я предлагаю вам попасть в прошлое, где у вас будет возможность убить товарища Хрущева.
— По-моему, вы перечитали ассортимент собственного магазина…
— Идете на попятный?
— Я просто не верю в чудеса.
— А вы согласитесь. Достаточно произнести слова: «Да, я бы хотел попасть в прошлое, чтобы застрелить его» и вы окажетесь в прошлом. В теле человека, достаточно близкого к Хрущеву, чтобы без помех убить его.
— Не верю. Чушь.
— Значит, не скажете?
— Нет.
Николай положил книги на прилавок — настроение было испорчено — и повернулся к выходу.
— Вы ведь их уже сказали, — послышалось в спину.
Вдруг очень сильно закружилась голова…
Николай схватился руками за раковину, чтобы удержаться на ногах. Со звоном упал на кафель бритвенный станок…
Где я?
Руки, вцепившиеся в холодный фаянс, не были ЕГО руками. Морщинистые руки человека лет шестидесяти.
Проклятый продавец не соврал. Он действительно каким-то дьявольским способом перенес его в прошлое. В тело человека, близкого к Хрущеву.
В тело старика.
Короткие ноги в черных сатиновых трусах, округлый животик под белой майкой…
«Кто я?»
Николай медленно-медленно поднял взгляд к зеркалу. Вгляделся…
Истерично расхохотался. Да уж, ЭТОТ человек был как никто близок к Хрущеву. Ему убить Никиту Сергеевича — раз плюнуть.
Николай хохотал, а в зеркале отражалась знакомая всему миру лысая голова с оттопыренными ушами.
Старик-продавец превратил его в Хрущева.
Да, я Никита Сергеевич Хрущев. Теперь — он. Больше не Николай Жуков. И все те слова, которыми называли Хрущева в будущем — вернее, будут называть — все они обратятся ко мне.
Если я не сделаю все, чтобы этого не случилось.
Когда я отсмеялся и вытирал слезы, на зеркале появилась надпись, сделанная черным маркером. Мелким разборчивым почерком было написано:
«Ты все понял. Убивать или работать. Твой выбор».
Умирать?
Не стану. Нет, дело не в трусости. Просто в смерти меня, как Хрущева, нет смысла.
Знаете, в какой день я стал Никитой?
26 февраля 1956 года.
Как шутили у нас на форуме: «Какими двумя словами можно описать три даты: 8 ноября 1917 года, 23 июня 1941 года и 22 августа 1991-ого? Слишком поздно».
Слишком поздно.
Поздно умирать.
Нужно работать.
Исправлять ошибки.
Получится? Не знаю. Но никто не скажет, что я не пытался. А там посмотрим, КЕМ вы меня назовете.