Книжный магазин «Альтист»

Революции не будет

Что делать, если твоя жизнь слетела под откос? Не дай вам бог задуматься над этим вопросом.

Андрей Кириллов шагал по улице, чуть прихрамывая и глядя под ноги, как будто надеялся найти потерянную цель в жизни. Со стороны он выглядел как обычный парень двадцати с небольшим, в потертой военной форме без знаков различия. Мало ли таких ходит по улицам городов России? Мало ли таких, которые сами не знают, куда идти?

Куда идти? Вопрос этот для Андрея был шире, выше и глубже, чем просто вопрос выбора направления движения. КУДА идти? Куда жить?

Глупая травма — и на карьере десантника поставлен крест. Жирный такой огромный крест, очень похожий на могильный. Нужно устраиваться на гражданке. А как?

Родители умерли год назад, мать пережила отца всего на пару месяцев. Квартиру он продал, половину денег отдал любимой девушке, чтобы она купила квартиру — себе и ему — вторую половину отдал лучшему другу, решившему открыть свой бизнес. Есть маленькая, но уютная квартира, семейное гнездышко, куда можно приходить и где тебя любят и ждут. Есть друг, старый, верный, с первого класса вместе, если вдруг что — он возьмет в дело компаньоном. Все предусмотрено.

Кроме одного.

Андрей тихо скрипнул зубами, вспомнив тот проклятый день, когда он выписался из госпиталя на пару дней пораньше и побежал, понесся, полетел к себе домой. Чтобы увидеть ЕЕ.

И увидел. ЕЕ и ЕГО.

Любимую девушку и лучшего друга. Вместе. В одной постели.

Они даже не пытались оправдаться. Невеста — бывшая невеста, бывшая! — даже попыталась обвинить во всем его, мол, вечно где-то пропадает, вечно у него служба, а у нее молодость проходит, ей любви хочется и ласки. Лучший друг — бывший, бывший лучший друг! — молча, в конце хмуро заявив, что драться с ним он не будет, но и долю в бизнесе не отдаст. Невеста — бывшая, бывшая!!! — тут же добавила, что и квартира принадлежит ей и он может выметаться.

Он и вымелся. К квартире он и вправду отношения не имел. По документам. И к бизнесу друга — тоже. По документам. Все строилось на доверии. А зря…

Работы — нет. Денег — нет. Образования, полезного на гражданке — нет. Жены — нет. Друга — нет. Родственников, по крайней мере близких — нет. Дома — нет.

Ничего нет.

Толкнулась было мысль попросить о помощи сослуживцев, они все — отличные ребята, они помогут. Но глупая гордость не позволяла просить о помощи. Андрей ничего не мог с собой поделать.

Скорее всего, еще немного и он нашел бы выход из сложившейся ситуации, выражаясь казенным языком, но в этот момент на глаза Андрея попалась вывеска.

Книги последнее время непопулярны, но иногда книга — лучший способ отвлечься от тяжелых мыслей, чем выпивка или компьютерные игры.

Почему бы и нет?

Магазинчик оказался очень любопытным: он специализировался на книгах одного жанра — альтернативной истории. Жанр одно время бывший очень популярным, потом слегка притухшим, а сейчас возвращающимся опять.

Андрей проходил вдоль стеллажей, проводя ладонью по корешкам книг.

Книга… Фантазия, спрессованная между двумя картонными обложками. В каждом из этих бумажных кирпичей — жизнь, чувства, страдания и победы человека, изложенные на листах и заботливо сбереженные, как бабочка, засушенная коллекционером.

Продавец, старичок в старомодном сером пиджаке и черной водолазке, вежливо наблюдал за Андреем, иногда предлагая ту или иную книгу. В романах, как правило, шла речь о людях, которые оказывались в прошлом и меняли историю под себя, добиваясь успеха, славы и богатства. Эти истории заставляли пульсировать одну и ту же мысль. Мысль о том, что он мог бы поменять все, окажись он в прошлом.

— А вот, посмотрите, — продавец подал еще одну книгу.

«Камень скатился вниз». На обложке сидел в кресле салона самолета человек средних лет, с уверенным лицом, в дорогом костюме. Человек смотрел сквозь бокал белого вина в иллюминатор, за которым колыхался лес красных знамен с серпом и молотом.

В голове Андрея щелкнуло. Короткая цепочка ассоциаций — красные знамена-коммунисты-революция — и его нынешние проблемы оказались забыты на время.

Если кого Андрей и ненавидел искренней, пламенной, чистой ненавистью, так это «господ революционеров».

— Я бы, — щелкнул он по обложке — выпади мне такой шанс, и если бы была возможность выбора, отправился бы в семнадцатый год.

— В революции семнадцатого хотели бы поучаствовать? — вежливо улыбнулся старик, ставя книгу обратно на полку.

— Ага, — процедил Андрей сквозь зубы, — Поучаствовать. Так, чтобы всю эту революционную шваль еще долго по кускам собирали, уродов… Простите, если вас это задело, — спохватился он.

Все-таки продавец — в возрасте, то есть привык считать революцию чуть ли не благом для страны.

— О, нет, — продавец улыбнулся и указал на мягкое кресло у небольшого журнального столика, — Если хотите, можем обсудить этот вопрос. Покупателей у меня немного, да и вы, я вижу, не торопитесь. Почему бы и не поговорить с умным человеком.

— Вот многие привыкли считать революцию достижением. Ах, скинули старую власть, ах, больше нет тирана, ах, принесли народу свободу… Дудки. Если революция семнадцатого года что и принесла, так это боль, кровь, страдания и смерти. Остановившаяся промышленность, инфляция, голод, отставание в науке и технике от развитых стран на десятки лет, сокращение численности…

— Но, — старик отпил чаю, внимательно глядя на Андрея, — кажется, и прежняя власть тоже не была ангелами. Страну считали сырьевым придатком стран запада, коррупция всех уровней власти, многочисленные празднества, на которые тратились огромные деньги, и все это — на фоне нищего населения. Отсталость науки от передовой, отсталость промышленности, отсталость во всем…

— Ерунда. Простите, но ерунда. Обычные проблемы ЛЮБОГО государства, которые решались. Медленно, не всегда последовательно, но решались. А бороться с ними с помощью революции — все равно что бороться с тараканами, поджигая дом. Смотрите сами…

Андрей откинулся на спинку кресла и отхлебнул из кружки. Вкусный чай, однако…

— Смотрите сами. Семнадцатый год, революция. Что, сразу за этим настал рай земной? Как бы не так. Раскол страны на два лагеря, что еще хуже — раскол армии. В присяге-то что сказано было? Бороться с врагом. А кого в условиях революции врагом посчитать, это уж от каждого офицера зависит. То ли революционеров, которые за народ ратуют, то ли прежнюю власть, которая уже и не власть вовсе. Значит, революция, за ней — пять лет гражданской войны. Сколько тогда народу погибло с обеих сторон, помните, да? За гражданской — десять лет разрухи, за нею пятнадцать лет восстановления, когда все силы напрягали, жили впроголодь. Сколько в сумме? Тридцать лет. Жизнь целого поколения. Только для того, чтобы выйти на ТОТ ЖЕ САМЫЙ уровень, с которого начинали. С тринадцатым годом еще до-олго сравнивали, дошли мы до того уровня жизни, какой был в «отсталой, нищей стране» или еще не совсем. Знаете, если бы кто-то спросил меня, согласен ли я заплатить тридцатью годами жизни за чьи-то амбиции… А вспомните, что потеряли не только людей, не только время. Сколько территорий ушло! Какие сами отделились, какие — ушлые соседи отхватили. Германия, Финляндия… даже Норвегия и та своего не упустила.

Перед глазами Андрея стояла та страна, которую, не задумываясь, списали в отход ради общечеловеческого счастья. Кружка в крепких пальцах поскрипывала, но держалась.

— Единственное, — наконец сказал он, что я могу поставить в упрек тогдашней власти — это ее мягкость и либеральность. Хоть и кричали тогда о репрессиях, о кровавом тиране, но сами вспомните все эти «репрессии», а потом сравните с теми, что устроили господа революционеры. Небо и земля! Террористы взрывают, что хотят, а полиция ничего сделать не может. В столице митинги с требованиями свержения власти, а полиция ничего сделать не может. Над властью в открытую смеются, а полиция ничего сделать не может. Чем занималась тогдашняя госбезопасность я вообще молчу. Настоящий террор, такой, какой мог бы устроить Николай Первый или Сталин, власть вводить побоялась. Если бы этих революционеров судили по их же собственным законам, то они бы очень быстро кончились. А те, что остались занимались бы славословием власти и максимум протеста, на который они были бы способны — глубоко-глубоко запрятанная в карман фига. А почуяв слабость, они, как акулы, как волки, как шакалы, бросились рвать власть. Вспомните вождей революции. Все — из богатых семей, с хорошим образованием. Им что, плохо жилось? С чего тогда у них проснулось желание осчастливить народ? От доброты душевной? От властолюбия! Все эти геволюционегы — обычные банальные властолюбцы, которые хотели продержаться на вершине власти ровно столько, сколько понадобится им, чтобы набить карманы и банковские счета. А потом — Америка, Аргентина, да куда угодно. А русские пусть сами разбираются. Это если не вспоминать слухи о том, что на самом деле все эти «вожди» — агенты запада, проплаченные шпионы, если не считать, сколько у этих вождей еврейской крови!

Андрей не выдержал и с грохотом ударил ладонью по столу, взмахнув другой рукой, в которой была зажата чашка, крепко, как будто он стискивал горло случайного революционера.

— Что же вы сделали бы, — старик явственно улыбался, — если бы вдруг оказались к семнадцатом году?

Андрей задумался, на мгновенье:

— Если бы была возможность выбрать, я бы не в семнадцатый год отправился, а чуть пораньше… скажем, в начало четырнадцатого. Чтобы времени было немного побольше. А что я мог бы сделать… Я служил в десанте, поверьте, я многое могу сделать. Я бы так сделал, что даже имена этих вождей никто бы не вспомнил, кроме как перечитывая полицейские сводки.

— Да вы кровожадный человек!

— Не более кровожадный, чем все эти тираноборцы, радетели за народное счастье…

— Интересно… Даже очень интересно… А вы знаете, я ведь могу отправит вас в то время. Ровно на сто лет назад.

— У вас под прилавком спрятана машина времени? — Андрей не выдержал и улыбнулся.

— Нет, — старик не улыбался.

— Вам, простите, давно приходилось быть в психиатрической лечебнице? — Кириллов почувствовал, что грубит, но не сдержался.

— Бывал, бывал… Где я только не бывал… Ну хорошо, — старик все так же улыбался, — представьте, что все это — шутка. Или тест… не знаю на что. Хотите отправиться на столетие назад? Остановить революцию? Вам достаточно сказать «да» или «нет».

Если бы не состояние, котором был Андрей, если бы не ситуация, в которой он оказался… У него никогда не промелькнула бы мысль, что, если безумное предложение — правда, то он ничего не теряет, что его здесь, в настоящем, не держит ничего, зато появляется — пусть виртуальный — шанс исправить историю. Он никогда бы не сказал…

— Да.

Андрей открыл дверь магазина и спустился по ступенькам, внимательно-внимательно глядя себе под ноги. Он боялся. Боялся того, что сейчас поднимет глаза, а вокруг — все то же настоящее, и никакого прошлого, никаких подвигов и великих свершений. И нужно как-то решать проблемы, унизительно просить о помощи…

Он поднял глаза.

Та же самая улица. Потрескавшийся асфальт, по которому, тихо шурша колесами, катился автомобиль со значком «Опеля», оставляя запах выхлопных газов. «Все для тебя: рассветы и закаты!» — донеслось из открытого окна. Процокала каблучками сапожков девушка, щебечущая с подружкой по белому айфону.

Андрей ошеломленно, неверяще смотрел вокруг.

Получилось.

Все получилось.

В кармане завибрировал комм. Кириллов достал его и взглянул на пришедшее письмо.

Андрей Кириллов, бывший сержант космодесантных войск, 2092 года рождения, улыбнулся уголком рта и спрятал комм в карман синей форменной куртки.

«Варианты были, пока здесь не оказалось МЕНЯ».

Отныне — без вариантов.

Революции не будет.