Князь Алтайский

Глава 1

День-ночь, день-ночь, мы идем по Африке…

Блин, вот привяжется же! С песнями всегда так — попадет в голову одна строчка, и крутится в голове целый день, потому что все остальные строчки ты просто-напросто не помнишь! Вот и эта песня из какого-то видеоклипа, мельком увиденного на Ютубе — там еще солдаты в красных мундирах мелькали, видимо, те самые, что шли по Африке — всплыла в памяти и не отвязывается, ну никак!

Больше всего меня в ней раздражало то, что к моему случаю песня никакого отношения не имеет.

Во-первых, мы не идем, а вполне себе едем, длинной такой кавалькадой, в крытых санях. Конец января на Руси — не самое теплое и бесснежное время года.

Во-вторых, и едем мы не по Африке. По Уфимскому уезду. Я, в конце концов, на Алтай еду, а не в Африку. Это в Америку можно было попасть по ошибке, отправившись в Индию, а о том, чтоб по ошибке в Африку попасть — я о таком даже и не слышал. А, хотя нет, слышал, вернее, читал, в книге одной. Там главный герой портал строил, чтобы из России в Индию попасть и по ошибке именно что в Африку угодил. Вот. А о других подобных случаях я и не слышал и не читал.

Ну и в-третьих — не круглые сутки мы едем, не «день-ночь». В конце концов, по степи ночью поедешь — так заедешь, что и археологи через триста лет не найдут. Да и через четыреста — навряд ли. Тем более что впереди нас еще Уральские горы ждут, через которые я, конечно, уже переезжал, но было это севернее, и, так сказать, пообжитее. Здесь, конечно, дорога проложена — Земляное Слово это крутая вещь — и даже верстовые столбы поставлены, не заблудишься, но поселений вдоль дороги не встретишь. Поэтому ночевать нам приходится не в теплых трактирах, а в… да вот, прямо в санях и ночевать. Кому повезло, конечно. А кому не повезло, кто, как мои стрельцы, верхом едет — тому останавливаться, да шатер разбивать. Так что передвигаемся мы небыстро, со скоростью среднего пешехода.

Но, знаете ли, лучше медленно ехать, чем… блин, не получилось сравнение. Лучше тихо ехать, чем тихо лежать, вот. Не хочу я, знаете ли, выяснять, не обижены ли на меня кто-то из остатков рода Морозовых, или их подельников, или вообще кто-нибудь. Да тот же князь Телятевский, у которого я оттягал за Изумрудный Венец такую кучу золота, за которую даже ангел во плоти — и тот, не задумываясь, нож под ребро засунет.

Деньги — они портят людей. И чем больше денег — тем сильнее порча.

Так что для меня — чем далее от Москвы, тем целее. Приеду на Алтай, выберу себе земли под вотчину — и заживу. Сам себя князем объявлю, стану вровень с тем же Телятевским, буду не боярин Осетровский, а князь Алтайский!

А что? Звучит!

Правда, ехать до этой самой будущей княжеской вотчины — ой-ой… Мы уже три недели катим, а проехали дай бог если треть пути. Только-только до Уфы добрались, а от Уфы до Омского острога — еще столько же. И от острога до места назначения — еще столько же. А за Омским острогом — дороги уже кончаются, и начинаются земли дикие. Не в том смысле, что дикари и псоглавцы живут, живут там вполне себе люди, кузнечными татарами именуемые, вот только и посреди Руси-матушки можно на разбойничью шайку напороться, а уж там-то, где закон, как на Диком Западе, на поясе в кобуре висит…

Я машинально потрогал спрятанный за пазухой пистолет. Купленный в той самой Уфе. Решил я по рынку пройтись, ноги размять, посмотреть, чем здесь торгуют. Ну, ассортимент был вполне ожидаемый — меха, кони, овцы, мед… Кстати, на мед я сделал стойку, нет, не в том смысле, что я его люблю, а в том, что я вспомнил, что место моей будущей вотчины, сиречь Алтай, своим медом славился. А так как сейчас маловероятно, что там разбиты пасеки, то не мешало бы какого-нибудь пчеловода к себе переманить. И желательно — не одного.

Вот так я в очередной раз остался без моей Аглашеньки. В Уфе она, вместе с прилично частью моего золотого запаса и не менее приличной частью моего же стрелецкого воинства. Да, моя скоморошенька тогда сделала причинный рейд по Новгородской земле и многих крестьянских сыновей переманила на Алтай отправиться. Вот только крестьянский сын — он по определению человек небогатый, а чтобы на новом месте обустроиться, ой сколько всего нужно… да хоть тот же самый топор, чтобы избу срубить. Вот моя невестушка и осталась, все необходимое закупать, да тех крестьян, что следом за мной идут, как-то организовывать. Вы же не думали, что все мои люди, так и едут вместе со мной одним длинным караваном? Это ж такая кишка получится, что растянется она…

Я поймал себя на том, что мысленно прикидываю длину такого каравана и хмыкнул. Лучше уже дурацкие вычисления, чем песенка про Африку или фантазии всякие… занимательные…

Сами понимаете, мне с Аглашенькой в походных условиях было… негде. А тут ее и вовсе нет рядышком. Мне уже сны начали сниться! Такие, знаете… Ну вы поняли, короче. И ладно бы — с Аглашенькой, а то мне в этих снах уже кто только не являлся. Дита, Клава, Настя, тетка Анфия… Даже покойная боярыня Морозова заходила, причем вовсе не в покойном виде, с головой под мышкой, а вполне себе живая… бойкая… энергичная… Да что там боярыня Морозова, упокой Господь ее мятущуюся душу. Мне уже даже Голос приснилась один раз!

Проклятье терема бояр Сисеевых, убивающий призрак, Хранительница рода — все это оказалось неправдой. Голос, как выяснилось — Источник рода Сисеевых. Бывший Источник. Сто лет назад, когда создавался Царский Венец — он же Царский Источник, позволяющий царям пользоваться особым Царским Повелением, накрывающим не только простых людей как боярское, но и самих бояр — для его создания вырезали весь род Сисеевых, а из их оставшегося ничейным Источника — выкачали всю силу. Вот и осталась Голос брошенной в подвале терема на сто лет, пока я не пришел. Мы с ней немного… ну, подружились, наверное, и она мне открылась, где находится. А выглядит любой Источник, хоть погашенный, хоть действующий — как статуя человека. В случае Голос — статуя девушки. Только не золотая, а черная, сила-то из нее выкачана. Но все равно — девушка. Да еще и обнаженная. Вот-вот, вот именно в таком виде она мне и приснилась! Проказница…

Нет, понятно, что, как и мой собственный Источник, Голос сейчас свернута — то есть из статуи девушки в полный рост, превратилась в статуэтку величиной с «Оскара» — и спит, но я сильно подозреваю, что она и во сне может мне вот такие вот сны насылать.

Наверное.

А вот откуда я знаю, что ЛЮБОЙ Источник как человек выглядит… О, это история долгая и даже немножко страшная…

Помните дневник моего прадедушки Северьяна? Ну, тот, с волчьей головой на обложке? Я еще перед тем, как из Москвы выехать, об этого самого волка палец уколол, тут-то и выяснилось, что все приключения дедушки Северьяна, которые в нем изложены и которыми я по дороге из Мангазеи зачитывался — это так, прикрытие. А все тайны рода Осетровских в нем Тайным Словом закрыты, которое снимается только члена рода. Той капельки хватило. Там и изложено, как прадедушка Источник получил. Бррр, жуть…

— Викентий Георгиевич! — коротко постучав в дверь саней внутрь просунулась бородатая рожа, сбив меня с мысли.

— Чего, Ефим?

Еще одно мое приобретение в коллекцию странных личностей, в добавление к поручику Ржевскому — нет, не шучу, он мой поручик и именно такую фамилию носит — палачу Христофору, старому охотнику Нафане, Мишке-Филину… да мало ли у меня странных личностей? Как посмотреть — так нормальных-то и нету.

Ефим Никифоров, прозванием Медва. Я, кстати, поинтересовался, откуда такое прозвище, ведь медва — это всего-навсего сыта, сладкий напиток из воды с медом. И получил ответ, что он в детстве просто сыту любил, прям не оттащить было, вот и прозвали. Хотя, подозреваю — да нет, практически уверен — что Ефимка свое прозвище получил за то, что к любому человеку может прилипнуть и сладких речей ему в уши напеть. Так, что человек и сам не поймет, как он до того разговорился, что свои самые большие тайны считай постороннему человеку рассказал. Хотя, нет: человек об этом даже не задумается. Очень уж внешность у Медвы благообразная, хоть святого с него пиши.

Ну как, сможете угадать, для каких-таких целей он мне понадобился и что это вообще за специалист? Не гадайте, все равно не поймете.

Ефим-Медва — фальшивомонетчик.

Мне его Настя подсказала, она в свое время на него вышла, только пожалела. Монета, что Ефим в своем подвале чеканил, от царской практически ничем не отличалась, ни составом, ни чеканом… вернее, чеканами — дьяки Разбойного приказа давно уже поняли, что одновременно новые монеты одного чекана могут оказаться в мошне у одного человека только в одном случае: если он сам их и чеканил. Но фальшивомонетчики тоже народ сообразительный, и тоже об этой примете знают, так что не одним чеканом пользуются, да и как состарить их — тоже соображают. А то, знаете ли, никому не хочется, чтобы тебе в горло твои же монеты расплавленными залили: наш царь государь голубиной кротостью не отличается. А пожалела его Настя за то, что Ефимка монеты делал так… как будто игра это для него была. Другие-то свои деньги тратить кидаются, покупки делают, а Ефимка как жил в старенькой избе, так и продолжал жить, разве что раз-другой копейку серебряную изготовит, да на рынок сходит. Вот и пожалела она его, а как узнала, что мне фальшивомонетчик нужен — вспомнила. А у Медвы, подозреваю, уже хвост подгорал, чувствовал он, что на него приказные вышли, а не у всех из них такое сердце доброе, как у моей Настеньки.

— Викентий Георгиевич, узнал я, куда это поход отправился.

Помните, я упомянул, что часть стрельцов своих в Уфе с Аглашенькой оставил? Оно понятно: чтобы мою девочку охраняли, но кто меня самого охранит? А все очень просто — одновременно со мной из Уфы выдвинулся поход, что был направлен аж из самой Москвы. И такой знатный поход, что я, когда его увидел, решил было, что опоздал, и царское войско отправили воевать Алтай. Больше в том направлении вроде и некого. А тут такая силища собрана — чуть ли не тысяча человек, с мушкетами, с пушками! Про чародейный люд я уж и не говорю — на них не написано. Однако, как оказалось, шло это воинство вовсе не на Алтай, а на озеро Иртяш, а с какой целью — то неведомо. По крайней мере, рядовым членам сей экспедиции неведомо, а к руководству было не подступиться. Руководил походом думный дьяк Яков Тимофеевич, мне, как боярину, не по чину было первым к нему подходить — а тот не торопился начать знакомство — а моим людям к такому высокому чину, как думный дьяк, соваться тоже не стоило. Но если и есть такая тайна, которую не сможет узнать пронырливый Ефимка, то это не тайна того самого похода.

— Ну, куда они идут, я и сам знаю.

Не зря же я этому войску на хвост сел, так что маршрут представляю.

— То есть, прости, Викентий Георгиевич, не «куда», а «зачем».

— И зачем же?

Медва оглянулся и снова просунул голову в возок моих саней:

— Золото они идут искать. Нашелся человек, который рассказал, что есть на озере Иртяш гора, где тайком от царя государя золото да серебро копают. Вот войско в поход и двинулось, разузнать, отобрать и под царскую руку забрать.

Интересная информация. Но, как для меня — бесполезная. Не помню я, что там в моем времени на этом озере было. Может, какой-нибудь Златогорск, а может и совершенно другой городок, никакого отношения к золоту не имеющий. Можно, конечно, предложить им мою девочку Ав-ав, чтобы она там прошлась по горам, да посмотрела своим Золотым Словом, да только — не буду. Во-первых, сразу возникнет вопрос, откуда я это разузнал, да не подсыл ли я чей, случайно. А я в подвалах Приказа Тайных дел уже побывал, мне не понравилось. Во-вторых, у них наверняка свои специалисты по поиску золота-серебра имеются, не наугад же они эту золотую гору искать собираются. И в-третьих — такая корова нужна самому. Отберут девчонку и что мне — силой ее отбивать? Мне она самому нужна, то же самое золото-серебро искать, только на Алтае и для меня лично.

Вы же уже поняли, для чего мне фальшивомонетчик понадобился, верно? Нет, царскую монету я фальшивить не буду, боярину расплавленное серебро в горло, может, и не зальют, но проверять на себе не хочется. Будем мы с Ефимкой-Медвой китайскую монету чеканить или там бухарскую, смотря что там на Алтае чаще появляется. Золото или серебро — смотря, что найдем — в монетах будет чистой пробы, не придерешься, а что до остального — так китайцы с бухарцами мне претензий не выставят, а царю государю и подавно все равно, откуда монета в казну пришла.

Эх, я бы, конечно, с удовольствием и собственную монету чеканить взялся, какой-нибудь алтайский рубль, с осетром на обороте и моей собственной рожей — на лицевой стороне. Да только кто ж мне позволит…

Право чеканить свою монету у бояр нет. У князей было, да и то давным-давно, да даже если бы и сейчас такое право вернулось — мне от этого не холодно ни жарко.

Не быть мне князем Алтайским. Потому что княжеский титул не присваивается больше никому. Нельзя князем стать.

Только родится.