1
Начнем с того, что на остроге дорога, по которой мы ехали больше месяца и к которой успели привыкнуть как к родной — заканчивалась. Совсем. И как-то сразу возникало ощущение, что вместе с дорогой заканчивалась и цивилизация и дальше предстоит путешествие по диким местам, населенным исключительно дикарями и мутантами… тьфу ты, какими еще мутантами? Тоже мне, Безумный Макс, дорога ярости.
Нет, понятно, что, несмотря на то, что дорога дальше не идет, и предстоит мне путешествовать по местам бездорожным — но все же не диким. Да, на Алтае — и до Алтая тоже — нет дорог, нет городов, но там все же живут люди, вполне себе цивилизованные, и, как я узнал по пути к Омскому острогу, хорошие мастера по железному делу. Не зря их кузнечными татарами зовут. Правда, к татарам как таковым ни отношения все же не имеют, но так уж на Руси повелось — все, кто к западу живут, те немцы, все кто к востоку — татары. А к югу… К югу — тоже татары. Ну а севернее Русского царства никто, кроме пингвинов и не живет — север так. И пингвины тоже не живут — они же антарктические обитатели.
Сам Омский острог выстроен, как и все на Руси, из бревен, желтеющих на солнце — уж защитных Слов на острог никто не жалел, чай, не крестьянская изба — вытянулся стенами вдоль высокого берега, смотрел квадратными башнями, темными бойницами, стволами пушек на противоположный берег, откуда нападали джунгары. Слово «острог» только лет через сто-двести начало обозначать тюрьму, сейчас же острог — это практически военная база. Место концентрации войск, предназначенное для участия в боевых действиях, если враги, паче чаяния нападут. А военные базы в тихих и мирных местах появляются только в голливудских комедиях. А так как ни комедий ни самого Голливуда еще не существует, то и Омский острог периодически отбивает нападения вышеобозначенных джунгар, которые привыкли регулярно приходить за данью и чхать хотели на то, что их бывшие данники перешли под руку русского царя. А русский царь — он, как известно, добротой и кротостью не отличается, и несколько недоволен тем, что его людей приходят трясти какие-то посторонние. Мол, это наша корова и мы ее доим. В смысле — я, царь государь, самолично дою. Так что — вы кто такие, я вас не звал, подите прочь. А чтобы джунгары пошли не дальше в набег, а в указанном направлении — Омский острог и появился.
Я, услышав о таких туристах, сильно напрягся. Алтай, выбранный мною под будущую вотчину — он, как бы, еще дальше к востоку и, соответственно, ближе к джунгарам. А острогов там нет. И, случись что — отбиваться придется самому, в одно лицо. Даже возникла трусливая мыслишка: а на кой мне тот самый Алтай? Может, остаться здесь, в окрестностях будущего города-мема, именуемого Омск?
Эта мыслишка меня напугала даже чуточку больше, чем мысль о будущих возможных столкновениях с джунгарами. Помните мем: «Не пытайтесь покинуть Омск»? Что, если здесь этот мем воплощен в реальность и здешний Омск ВПРЯМЬ нельзя покинуть? Что, если здесь существует какая-то аура, которая исподволь внушает мысль остаться, плюнуть, никуда не уезжать?
На всякий случай я дал сам себе твердую установку: покинуть Омск. Ну его нафиг.
Не хотелось бы обижать омичей — ни будущих, ни нынешних, острожных — но мнение об этом городе, как о месте, где постоянно творится какая-то хтонь, у меня сложилось не только на почве мемасов, но и после одного случая. Сидели мы с ребятами, болтали о том о сем, ну и кто-то упомянул в разговоре, что его знакомые хотят переехать в Томск. Кто-то пошутил, мол, хорошо, что не в Омск, а почему не в Омск, а ты что, мем не знаешь… Так, слово за слово — а давайте погуглим, что сегодня в Омске произошло, мол, спорим, так какие-то обычные происшествия. Первая же ссылка на запрос «сегодня в омске» была «Сегодня в Омске не находили мертвых младенцев». Знаете, город, в котором поводом для новости становится то, что этот раз повезло и мертвых младенцев НЕ нашли — уже странен. Потом, когда мы новость все же прочитали, выяснилось, что кто-то запустил в Омске слух, мол, кто-то где-то нашел этого самого младенца, вот журналисты и сообщали, мол, фейк, неправда, не находили. Но с заголовками у журналистов вообще всегда было плохо, вот и получилось так, как получилось. И вроде все разъяснилось, но осадочек остался.
В общем: мы попытаемся покинуть Омск.
Но не сразу — для начала нам нужно выяснить, как же нам добираться на Алтай, если дорога — все, аллес. К хорошему привыкаешь быстро, вот и я успел привыкнуть, что на Руси, куда не соберись — всегда туда протянута широкая и удобная дорога. Все, отвыкай. Будь дело еще летом — можно было бы на ладьях по реке отправиться. Но сейчас зима, реки замерзли, да и можно ли от Омска до Алтая по рекам доплыть — неизвестно…
Викентий, ты, мягко говоря, не особо сообразительный человек. Дорог ему нет, реки замерзли. Да замерзшая река — это самая, что ни на есть дорога! И самое обидное — эта мысль пришла мне в голову только тогда, когда мы на подъезде к городу выехали на речной берег и я увидал черные цепочки санных поездов, ползущие по замерзшему Иртышу туда-сюда. Иртыш — это та самая река, на которой стоит Омский острог. Какое отношение она имеет к Иртяш-горе, на которой один мой знакомый думный дьяк собирался искать золото — про то мне неведомо.
Увидев проезжающих, я, по непонятной даже для меня самого ассоциативной цепочке, вспомнил, наконец, зачем собрался забиться именно на Алтай и почему Омск для этих целей не подходит. Именно потому, что до Омска идет дорога и есть цивилизация. И не просто цивилизация, а связанная с Русью. Омск, хоть и далеко от Москвы, но, тем не менее, с ней связан. И, если кто-то захочет отомстить мне за порушенные планы свержения нашего добрейшего царя государя, то сможет до меня добраться. А до Алтая — поди, доберись…
Я поежился и даже оглянулся, мол, не движутся ли за мной орды мстителей и убивцев. Нет, по протянувшейся через снега нитке дороги полз только один-единственный возок, в котором мстители если и поместятся, то не в значимых количествах. Тоже еще самоубийцы — в такой долгий путь таким малым количеством отправляться…
2
Следующим, что меня озадачило в здешнем Омске — его, кстати, для краткости так и называли — так это Самара. Да, я знаю, что Самара — она не здесь, а вовсе даже на Волге, но здесь, возле Омска, была своя собственная Самара. И, как и полагается для странного и непредсказуемого Омска была она… пустым местом.
Мне даже вспомнилась вычитанная когда-то в инете байка. Про то, как человек то ли в шутку, то ли всерьез — мало ли на свете ненормальных — заявившего, что Самары не существует. Мол, если мимо ехать на поезде, то станция есть, а вместо города — пустое место. А тех, кто спрашивает, мол, что за фигня, угрожают с поезда ссадить и здесь же и поселить. А «поселиться в городе, которого не существует» — неплохой такой эвфемизм.
Так вот — здесь, на Руси, Самара несомненно была. А вот омская Самара была реально пустым местом. Как я потом узнал — в этом месте планировали поселиться переселенцы из настоящей Самары.
Хотя я и назвал Омский острог неким аналогом военной базы, но все же точным соответствием он не был. Одним из несоответствий было то, что военная база имеет все же централизованное снабжение, а не заводит свои собственные огороды и свинарники. Ну, насколько я знаю, так-то я не служил. Омск же на привозном жить не может — тащить все из самой Руси, за две тысячи верст, тут любой хлебушек золотым окажется. Проблему решили просто, в духе столетия — хлеб, репу, капусту и прочую свинину с говядиной выращивали прямо здесь, возле острога. Собрали крестьян со всех деревень Руси — вот как я собрал, только не так добровольно — и переселили сюда, под Омск. Вокруг которого, вдоль того самого Иртыша, все заполнено деревнями и полями. Всё, кроме Самары.
Деревни здесь называли не долго думая, по месту прежнего обитания. Кто, если из одной деревушки много народу взяли — по названию своей прежней деревни или там села. Кто — по названию того мужика, что взял на себя труд организовать всех остальных. Ну а кто — по названию того города, рядом с которым жили. Так же и самарские переселенцы сделали. Только им не повезло.
На Руси испокон веков как делается? Начальство решило — а ты исполняй. А то, что фигню решило — так это не твое дело, фигню и исполняй. Задел царь палец карандашом, когда линию будущей железной дороги на карте чертил — ты не спрашивай, а прокладывай рельс полукругом, там, где карандаш царственный палец обвел. Ткнул воевода пальцем и сказал: «Самарских вон туда селить» — значит, там и селитесь. А то, что именно в этом месте — низина с болотом, так вас не спрашивают. Самарцы честно попробовали, помыкались, но потом плюнули, да и тихонечко расползлись по окрестным деревням. Потому что на Руси глупость указаний начальства всегда нивелируется здоровой инициативой подчиненных.
Самарцы расползлись, а название за пустым местом осталось.
Вторым следствием из того, что от Омска до Москвы далековато, было отсутствие возможности привезти не только продукты, а вообще все. Включая и, блин подгори, оружие. Что как-то лишало смысла само существование Омска. Солдат без оружия — это не солдат, а так, человек в странной одежде. Но, как я уже сказал выше — начальству пофиг, как именно ты будешь выполнять его мудрые указания. Вот и омский воевода, недолго думая, наладил канал поставок холодняка — от тех самых кузнечных татар. Тоже, конечно, не ближний свет, но все же поближе, чем до Москвы, или даже до Уфы. Хорошо, еще, что наш царь государь — при всем его своеобразии — дураком все же не был, и, раздавая указания, не пытался еще и указывать, как их выполнять. Другой царь на его месте, более инициативный, мог бы и приказать получать оружие исключительно от Москвы. Как говорится: не так страшен царь, как царь с инициативою.
Так что в Омске упомянутые кузнецкие татары были частыми гостями. И узнав об этом, я загорелся с ними пообщаться, узнать, так сказать, маршрут до Алтая.
3
Чем хорошо быть боярином? Чем вообще боярин отличается, скажем, от директора фирмы? Тем, что директор — он все же какие-то обязательства перед работниками имеет. Как минимум — платить им заплату, выдавать необходимый инструмент, обеспечивать рабочим местом, а отправляя в командировку — еще и проживанием и суточными… или месячными? Вечно забываю…
Боярин же своим людям ничего не должен. Вот вообще. Не то, что там чем-то снабжать — даже платить что-то и то не должен. Нет, вменяемый боярин своим людям, конечно, платит, но это именно его добрая воля, а не обязанность. И при этом боярский человек не может ослушаться приказа — и не только того, что подкреплен Повелением — или там уволиться и уйти после отработки двух недель. Вот и я — ехал, гадал, ломал голову, как мне всю мою свиту разместить, а когда прибыли в Омск — оказалось, что мне достаточно сказать «Ищите, где жить будете» — и на этом посчитать свою задачу выполненной. Где жить, чем питаться — это не проблемы боярина, это проблемы его людей.
Сам я, слегка озадаченный такими обстоятельствами — хотя и знал об этом, но не подумал, как-то это все странно и непривычно… — отправился к омскому воеводе.
Воевода Иван Дмитриевич моему появлению был не особо-то рад. Как и любой начальник отдаленного филиала он привык считать себя тут царем и богом, а ту явился неизвестно кто, будет всюду лезть и указывать. Осознав, что я здесь проездом, он повеселел, и даже выделил мне избу для проживания. Хорошую такую избенку о трех этажах, лишь чуть-чуть до звания терема не дотягивающую. Видимо, как раз на случай приезда какого-нибудь внезапного боярина построенную.
Разместившись, я не стал, как говорят в Чернобыле, тянуть кота за рога, и отправился на поиски упомянутых татар. А чего тянуть? До Алтая еще ехать и ехать, а уже конец февраля. Скоро сеять, а где — еще неизвестно.
4
Татары обнаружились в трактире. Трактир — это такая штука, которая сама собой заводится там, где обитает достаточно много людей, в особенности, если в этом месте бывает много приезжих. Вот на трассе посреди степи — фиг найдешь, а посреди острога — аж три.
— Будь здоров, уважаемый, — подошел я, постукивая посохом, к столу.
«Уважаемый», сиречь — самый старший из татар, старик с темных, как будто продубленным лицом и узкими глазами — взглянул на меня несколько ошалело.
— И ты будь здоров… боярин…
Блин, осторожнее надо с введением демократии. На Руси боярин, первый здоровающийся с низшим по положению, это… это примерно как генерал, робко спрашивающий у сержанта, можно ли ему войти в казарму.
Чтобы чуть уменьшить диссонанс — не особо получилось, кузнечные весь разговор несколько дергали и выглядели ошарашенными — я уселся на лавку за их стол и потребовал рассказать, откуда они и не с Алтая ли случайно.
Татары, чуть успокоившись, видимо, когнитивный диссонанс слегка спал, рассказали, что они не с Алтая, а чуть дальше, но как до того самого Алтая добраться — расскажут. По замерзшим рекам, а как же. Сначала, мол, нужно от Омска пройти по реке Оми — в ее честь острог и назван — потом по Следам Очана, по Соленому Чану, через Сладкий Чан в Каргат, по нему до Оби — а там, мол, уже рукой подать.
Поблагодарив — по-боярски, в двадцать первом веке такая благодарность выглядела бы как откровенное хамство — я вернулся к ожидавшим меня за другим столом моим людям. В лице Нафани, Клавы, поручика Ржевского — который мне все об Омске и рассказал, он же меня здесь дожидался — а также неотвязного пчеловода Николы, который как-то сам собой оказывался всюду, куда бы я не отправился.
И эти самые лица как-то очень напоминали лица кузнецких татар. Не шириной глаз, а общим ощущением некоторой ошарашенности.
— Что?
— Викентий Георгиевич… — выразил общее мнение, вернее, общее недоумение Нафаня, — С кем это вы сейчас разговаривали?
— С татарами кузнецкими. Они железо разное в острог привезли, я у них нужный путь узнавал.
Несмотря на то, что мы, как бы, едем на Алтай целой толпой — почти никто из толпы не знал, куда именно мы отправляемся. Может, я просто параноил, но лучше быть живым параноиком, чем мертвым идиотом. А если мои люди не знают конечного пункта назначения, то и проболтаться о том, где меня нужно искать — не смогут. Самое удивительное — никто этим самым конечным пунктом и не интересовался. Мол, боярин нас ведет куда-то в тайгу — значит, знает, куда нам надо.
Нет, особо доверенные, вроде Клавы и Нафани, мои планы, конечно, знали. Но вот, скажем, Никола в число особо доверенных не входил.
Так, я не понял. А что это мои люди так на меня смотрят? На мне что — цветы выросли или там узоры какие?
— Викентий Георгиевич… А… А на каком языке вы с ними разговаривали?