Князь Алтайский

Глава 9

1

Аглаша тоже завизжала от восторга и прыгнула мне на шею. Прямо от дверей, в которых стояла, да, А что вы хотите — скоморошка. Она могла бы еще и сальто в прыжке сделать… хотя нет, не смогла бы. На ней же одежды, как на боярыне, шубы там всякие, сарафаны, рубашки… Тяжелые, неудобные…

— Как же… чмок-чок-чмок… так? Ты же… чмок-чмок-чмок… говорила… Чмок-чмок-чмок… что-только завтра… чмок-чмок-чмок…приедешь?

— Удивить… чмок-чок-чмок… хотелааа…

— Получи… чмок-чмок-чмок… лось…

Покрывая друг друга суматошными, беспорядочными поцелуями — будь на Руси модна помада, я бы уже был весь красный — мы, задыхаясь, говорили друг другу… да, честно говоря, я не помню, что говорили. Что-то. Нам не до того было, чтобы фиксировать происходящее в памяти.

Мы соскучились!!!

Нет, если кто-то представил себе сцену в стиле голливудских фильмов, с дорожкой из одежды от двери до кровати — то вот вам губозакаточная машинка. Мы ограничились поцелуями. Горячими, страстными, но — только поцелуями.

Первой опомнилась моя Аглашенька. Она оторвалась от моих губ, быстро чмокнула меня в нос напоследок, и чуть отстранилась. Поправила съехавший с худенького плечика сарафан… а как это он оказался развязанным? И шуба ее куда-то делась… И шапка… И мой кафтан… кхм…

В общем, мы, кажется, вовремя остановились.

— Удивить хотела? — строго спросил я. Ну, наверное, строго. Я пытался.

— Ага! — счастливо кивнула моя скорморошка. Нет, похоже, у меня не получилось…

— Я, — продолжила она, — намеренно тебе не сказала вчера, что мы завтра приезжаем в острог, в смысле сегодня. Хотела тебя удивить. А то вдруг тут у тебя, пока меня не было, на постели кто-нибудь завелся.

— Кто-нибудь вроде клопов?

— Нет, кто-нибудь вроде блох. Длинноногих таких, прыгучих, с длинными волосами…

— Никогда волосатых блох не видел, — отказался от необоснованных обвинений я.

— Это хорошо. А то, — Аглаша грозно уперла руки в боки, — это будет последнее, что ты увидишь. Потому что я тебе глаза выцарапаю.

Я хихикнул. Потом я вспомнил пошловатый анекдотец о том, как нужно отрывать пиявку, если она к тебе присосалась, хихикнул еще раз, следом рассмеялась Аглашка, и мы, весело хохоча, рухнули на кровать, ощущая полное и беспредельное счастье.

Если моя любовь рядом, что что может случиться плохого? Правильно ничего.

А потом события замелькали, как цветные стеклышки в калейдоскопе.

2

— Это… что? — ошарашенно спросил я, разглядывая людей, прибывших с моей любимой скоморошкой

Нет, она мне, конечно, сообщала, сколько людей смогла завербовать, прочесывая новгородские земли. Да и потом, по пути к Омску, моя хозяюшка сумела прихватить еще некоторое количество ценных специалистов, вроде пасечников, плотников, золотых дел мастеров и…

— Золотых дел мастер⁈

— Ну а что? Сам говорил… — Аглашенька, девочка понимающая, понизила голос, — на Алтае серебро должно быть. А у нас уже и мастер под него есть. Будет всякие украшения и подвески делать. Чего добру пропадать.

Девочки. Только им и мыслей, что про украшения. Под алтайское серебро у меня мастер уже припасен. Хотя… думаю, серебра там хватит и на монеты и на украшения и даже на серебряную посуду хватит. Вот насчет серебряных статуй в полный рост — уже не знаю. Шутка.

Так вот — она мне, конечно, сообщала, сколько людей приведет с собой, но я и не представлял, что их столько. «Несколько тысяч» на словах — это одно. А когда эти несколько тысяч приехали в Омск, с повозками, вещами, женами и детьми…

Как бы Омск не лопнул от такого наплыва.

3

— Вы их что, от самой Руси тащили⁈

Впрочем, коровы, пришедшие вместе с караваном переселенцев, выглядели так, как будто вполне могли прийти в Омск не то, что от Москвы, а хоть от самого ю Лиссабона. Невысокие, бурые, кудряво-лохматые, мрачно глядящие исподлобья, они выглядели так, как будто их бабушка согрешила с медведем. Причем далеко не факт, что именно медведь был инициатором греха. У меня на глазах одна из коров ударом широкого копыта выбила из-под снега пучок прошлогодней травы, осмотрела его искоса, и меланхолично отправила в рот одним движением лилового языка,

Блин, надеюсь, эти коровы по ночам не охотятся на случайных прохожих…

— Неет, — отмахнулась Аглашка, мы их у башкир купили.

— У башкир? — еще больше удивился я.

Мой опыт общения с башкирами говорил о том, что от них проще получить неприятности, чем стадо коров и овец. Последние блеяли где-то в отдалении, как будто жалуясь, что их мало того, что тащили сотни верст по зимней дороге, так еще и притащили не куда-нибудь, а в Омск. С другой стороны, впрочем, мой опыт общения с башкирами ограничивается только встречей с разбойничьей шайкой. А моя хозяюшка явно общалась с более законопослушными людьми. Зря только переживал за нее… С третьей стороны: лучше зря переживать, чем переживать, да еще и не зря, верно?

4

Старик Никола, со своим вечным мешком за плечами, бросил быстрый взгляд на кучкующихся в отдалении пасечников. "Медовуха «Никола», пей «Николу»!'. Господи, что за бред в голову лезет, откуда это…

— Вон того лохматого не бери. Пасечник из него негодящий, его пчела не любит.

Я с сомнением посмотрел на упомянутого «негодящего». Пес его знает, с чего Никола решил, что он не подойдет в пасечники. Вроде никакого особого отличия от всех остальных новоприбывших мужиков не было: все с бородами, все в меховых колпаках, в шубах. Только цвет ткани отличается, которой шубы покрыты, от белой некрашеной, до вырвиглазно-красной. Чем только красили, интересно… У «негодящего», например, шуба была красновато-коричневая, как пасхальное яйцо.

— И куда ж я его дену? Обратно за тысячу верст на Русь отправлю?

— Зачем? — отмахнулся Никола, — Пусть куда хочет идет. Только к пчелам его не подпускай. Лучше вон того бери, что с глазами, как будто его пчелы покусали.

— Это башкир, — неожиданно для самого себя обиделся я за представителя башкирского народа.

— Как будто башкир пчелы не кусают, — логика ответов Николы меня поражала. То ли у него мышление и впрямь альтернативное на всю голову, то ли он просто надо мной глумится.

5

— Аглашенька, помоги мне сарафанчик подобрать.

— На твой размер, Викешенька, тут сарафанов не пошили.

Нет, так-то она права: после обретения Источника я начал раздаваться во все стороны, что в рост, что в ширину, получая настоящий боярский размер. Но, блин!

— Так я ж не себе!

— Вот это и настораживает. На кого это мой любимый собирается надевать сарафан?

— Было бы хуже, если бы я собирался с кого-то сарафан снимать…

— Таак…

Аслашка остановилась и, привстав на цыпочки, потянула меня за бороду. В отличие от всего тела — редкую, не собиравшуюся разрастаться и больше напоминающая козлиную. И не сбреешь нафиг — боярам без бороды не положено.

— Так кому сарафанчик-то?

Ну вот как ей объяснить? Сказать, что сарафанчик предназначен для металлической статуи мертвой девушки, которая стала призрачным хранителем терема Сисеевых под кодовым именем Голос? Да после таких объяснений Аглашенька меня так же за бороду к ближайшему же лекарю для скорбных разумом отведет. Тем более, что про статую Голос она не знает. Хоть и говорят, что между любимыми-тайн быть не должно, но все же это не только моя тайна.

Что делать? Я ведь я Голос одежку обещал… Да и есть у меня в голове одна маленькая пакость для этой призрачной заразы. Будет знать, как капризничать, когда ее целый боярин допрашивает.

— Я тебе потом объясню, — ушел я от ответа.

6

Омский воевода с сомнением оглядел окрестности своего острого, в одночасье ставшие из тихих и малолюдных, шумными, как восточный базар и населенными… как восточный базар. Некоторое сходство с базаром также придавали разноцветные одежды новоприбывших. На Руси не любили ни черный, считая его мрачным, ни белый, поэтому одежду красили кто во что горазд.

— Мда, — высказался, наконец, воевода, — Уже непонятно, боярин Викентий, то ли твои люди приехали в Омск, то ли Омск приехал к твоим людям. Так-ты, того и гляди, у меня острог-то и оттягаешь.

Сказано было в шутку, но, как мне показалось, где-то там, за шуткой, пряталось опасение. Мол, кто его знает, этого странного боярина, чего он сюда приперся, да еще такую толпу приволок.

Омск и его окрестности и впрямь оказались заполнены моими людьми и даже переполнены. Куда ни глянь — везде торчали возки, сани, вьючные лошади, бурые башкирские коровы, кучи каких-то тюков, перемещались туда-сюда незнакомые никому люди. Вон тот, забракованный Николой пасечник куда-то шагает, хоть одно знакомое лицо. В смысле — борода, зарос он так, что одни глаза видны.

— Мы ненадолго здесь, — ответил я на невысказанное опасение и на не менее невысказанное пожелание "Добро пожаловать отсюда', — передохнем денек и дальше двинем, на Алтай.

— Открой тайну, боярин: что тебе в том Алтае?

— У Алтая есть одно большое достоинство.

— Какое?

— Он далеко от Москвы

7

Как гласила надпись на кольце мудрого царя Соломона, на которое он смотрел в случае каких-то форс-мажоров. «Это пройдет». А на другом кольце, на которое царь бросал взгляд, когда форс-мажоры переходили в стадию «БП» — тоже что-то было написано. То ли «И это пройдет», то ли «Да гребись оно все верблюдом», я точно не помню. Помню только, что царю эти надписи помогали.

Колец с надписями у меня не было… кстати, а почему? Боярин я, или хрен собачий? У меня даже свой личный ювелир есть! Где-то. Так вот колец у меня не было, но фраза «Это пройдет» вертелась в голове в течение всего этого долгого и суматошного дня.

Это пройдет, это пройдет, это пройдет…

И это — реально прошло!

День, гребись он верблюдом, закончился, закончилась суматоха, связанная с прибытием и размещением всей этой тучи людей. А что означает то, что день закончился? Правильно…

Мы с Аглашкой остаемся вдвоем! Наедине!

— Баня протоплена, Викентий Георгиевич!

— Николка, ты ж, вроде, не банщик.

— Ну, посмотреть-то, протоплена она или нет, я могу.

Пасечник уселся в коридоре терема на какой-то небольшой скамеечке и захрустел сушеной грушей, каковые хранились у него в мешке в промышленных масштабах.

— Я тут посижу, посмотрю, все ли в порядке.

Да что может быть не в порядке, в бане-то? Угара там нет и быть не может — боярская баня устроена так, что весь дым и возможный угар в нее просто-напросто не попадают, топка в соседнем помещении. Поэтому в боярской бане только жар, пар, веники и…

И мы с Аглашенькой.

Заметили, что одежда в списке находящегося в бане отсутствует? Пра-авильно, кто ж в баню одетым ходит.

— Викешенька! — моя любимая скоморошка прижалась ко мне всем своим гибкими горячим телом.

Я наклонился к ней, чтобы поцеловать. Холодное дуновение скользнуло по моей спине и в расширившихся глазах Аглашеньки, я увидел совсем не то, что хотел бы увидеть.