1
К тому моменту, когда наш караван добрался до реки Обь, уже давно и прочно наступил март. Крестьяне уже вслух прикидывали, как они, наконец, осядут на земле и начнут ее пахать. Самое интересное — никто и не думал роптать, мол, а чего это мы так долго едем и что там за шерстяной волчара с мощными лапищами нас ведет.
Вообще, если сравнить людей двадцать первого века и людей семнадцатого, то выяснится, что последние гораздо легче на подъем, чем первые. Нет, конечно, были и такие люди, которые поколениями рождались, жили и умирали, не выходя за пределы околицы родной деревни. Но, будем честными — такие и в двадцать первом веке попадаются. И перекати-поле в стиле «сидели в компании, он встал, вышел из комнаты и уехал из страны» — тоже не в двадцать первом веке появились. Но вот если взять в среднем по больнице — то при необходимости человек семнадцатого века соберется в дорогу быстрее и проще, чем наш современник. И ему будет пофиг, что путешествие растянется на недели и месяцы, да что там — и годы, вспомним хоть Магеллана, или, если брать все ж такие именно семнадцатый век — Уильяма Дампира, путешественника, пирата и ученого, так тот годами из путешествий не вылезал, три круга вокруг Земли намотал. Так то — Дампир, а любой здешний купец? Отправляясь за товаром он не всегда точно знает, сколько продлится его поездка, когда он вернется и вернется ли вообще. Сказки о Синдбаде-Мореходе — он, если кто читал, как раз купцом был, а не путешественником-авантюристом — наверняка его коллегами-купцами читались не как сказки, а как среднестатистические отчеты о поездке.
И такие лягушки-путешественницы здесь буквально в любом народе есть. Далеко ходить не надо за примером — пока мы катили по льду Оби, нам что ни день попадались навстречу переселенцы, навьюченные вещами, тащащие с собой детей и жен.
Вот так и получилось, что единственный человек, которого это странствие достало до самых печенок — это я сам. Я — из двадцать первого века! Я не привык к поездкам, которые продолжаются больше пары суток! Для меня поезд «Москва-Владивосток», который идет неделю — это ад и апокалипсис! А тут — три, мать его, месяца!
Признаюсь честно — несколько раз меня посещали малодушные мысли плюнуть, остановиться и сказать, что вот именно сюда мы и ехали. Все равно почти никто не знает, куда именно я собрался. Останавливало меня только то, что мне нужно не просто место, земля, точка на карте, а вполне конкретное — место, где в горах есть золото и серебро. Из ближайшего такого я знаю только Алтай. Иначе мне никакого смысла нет разбивать город посреди тайги. С чего я жить буду? Чем торговать, за какие шиши закупаться? Мне нужны деньги. А для них — золото и серебро. Вот к ним мы и едем.
Нет, в одном месте я прям задумался. Когда мы проезжали озеро Чаны. Блин, не озеро, а натуральное море! Даже соленое! И размерами тоже с море величиной — точно, конечно, не скажу, но, пока мы ехали вдоль его берегов, то, по моим прикидкам, не меньше ста километров намотали. Какая-нибудь знаменитая южноамериканская Титикака размерами ненамного больше, а вот поди ж ты — ее знают во всем мире, а об озере Чаны и в России-то не все слышали. Правда, будем честными — Титикака все же озеро глубокое и судоходное, на нем даже держат военные флотилии перуацы с боливийцами (я уже рассказывал про свою четверку по географии?), а здесь же глубина… Ну, что больше человеческого роста. Откуда я это знаю? Померили, блин…
Озеро Чаны, как я уже сказал — соленое. Но это не означает, что он вот прям везде одинаковой солености. Где-то практически пресное, а где-то соль прям на берегах выступает. Что это означает? Что в одних местах лед вполне прочный и крепкий, а в других — нифига не прочный и не крепкий. И если какой-нибудь неосторожный крестьянин-переселенец за каким-то никому неизвестным вопросом, в такое место вбурится… В общем, лошадей мы спасли, поклажу тоже постепенно на лед вытащили, хоть и пришлось понырять, а вот сани так на дне и остались. Благо хоть не погиб никто.
Как вы уже поняли — путешествие без приключений не обходилось.
2
Вообще, уже в процессе странствия, я понял, насколько, мягко говоря, наивным я был. Нет, я конечно, предполагал, что на Алтае меня не ждет пустое место, мол, приходи и живи. Какие-то люди там наверняка обитали. Но я почему-то считал, что это будет что-то вроде… ну… наверное, что-то вроде индейцев времен… хм… нынешних времен, семнадцатого века. Которые живут отдельными племенами и вполне легко и просто можно договориться с ними и получить приличный участок земли. Как с Манхеттеном — за пучок бус и бутылку виски (я, наверное, уже достал вас со своей четверкой по географии, да?). Не буквально по такой дешевке, конечно, как минимум — честную сумму, но все же примерно так покупку земли под вотчину я и представлял.
А вот вам фигу.
Почти сразу за Омском, буквально на том берегу реки, начинались земли Телеутского княжества. И пусть кому-то княжество кочевых племен покажется смешной толпой дикарей — нет, государство у телеутов было самое что ни на есть настоящее, с правителем, аристократами, армией, налогами, законами и государственными символами. Разве что монету свою не печатали, пользовались джунгарскими пулами и русскими копейками. Ну, с одной стороны — сложно чеканить монету, когда все твое хозяйство должно помещаться в повозке. С другой — кузни таскать с собой телеутам это не мешало.
Нет, это уже не четверка по географии, это общение с местными жителями, прохожими и проезжающими. Путешествия сейчас, как я уже сказал, дело долгое, монотонное, скучное и практически единственное доступное развлечение — это разговоры. Нет, можно еще петь, но… В общем, я начал понимать что шутки про «что вижу — то пою» проистекают от непонимания того, что в более или менее длительной поездке репертуар быстро закончится. А гонять одну и ту же песню по кругу, и не рехнуться, могут только таксисты. Вот и приходится кочевым народам во время поездки сочинять песни буквально на ходу…
Так вот — я ожидал, что, пусть и не сразу после того, как мы отъедем от Омска, но через день-два к нашему каравану подъедут суровые ребята в кольчугах и шлемах и, хмуро помахивая саблями и мушкетами, поинтересуются, кто мы такие и какого… ну, я не знаю, что там вместо блинов у телеутов пекут… какого лаваша нам надо. И, честно говоря, дальнейший мой план целиком и полностью описывался фразой «Главное, ввязаться в драку, там разберемся». Нет, не в буквальном смысле, драться я не собирался, собирался договариваться мирно. Но вот как объяснить телеутскому князю Мандраку, что я хочу поселиться на его коронных землях, но при этом переходить в его подданство не собираюсь — этого я пока не придумал. Надеялся только на то, что это будут действительно переговоры, а не сразу начнутся боевые действия. По крайней мере, надеялся, что горячие телеутские головы несколько остудит факт наличия у меня сотни стрельцов с огнестрелом. У самого князя, по слухам, с мушкетами не очень, сами телеуты их делать не умеют, ввозят издалека и втридорога и в наличие у них — от силы десяток. С другой стороны — факт существования Слов несколько нивелирует возможности огнестрела… И пусть Слова местных князей слабее, чем у русских бояр… нет, это не шовинизм, а законы здешней магии — чем дальше от Источника, тем слабее сила. А таскать постоянно с собой Источник кочевые князья не могут, он у них где-то закопан в тайном месте. В общем, пусть Слова и слабее — если телеуты решат все же напасть, то не факт, что мы сможем отбиться без потерь.
В общем, я был несколько на взводе.
И, вот — мы въехали в Телеутское княжество, едем по нему, значит, едем… Едем… Едем… Едем… А — где? Где вышеупомянутые одоспешненные ребята? Где хотя бы неодоспешненные, но вооруженные? Да блин — где хоть кто-нибудь⁈ Почему на нас вообще никак не реагируют⁈ Разве что иногда нам попадаются на пути, неподалеку от реки, поселения местных, но те на нас реагируют в стиле «Дождик прошел, русские проехали, опять дождик…». Нет, не то, чтобы от нас скрывали какую-то информацию, просто… Мои люди происходящим не интересовались, мол, если что — боярину Викентию Георгиевичу виднее. А сам я расспрашивать местных несколько опасался — во-первых, не по чину, во-вторых — не хотелось показывать свою неинформированность.
К счастью, во время одной из стоянок, когда мы съехали со льда Оби на берег, неподалеку обнаружилось поселение телеутов, в котором обитал старик-мурза Мара. Вот он уже был равным мне по положению, так что я мог принять его приглашение на чашечку чаю, фигурально выражаясь, и в неспешной беседе, в которой он осторожно выяснял, откуда тут вдруг взялись русские, я, не менее осторожно, разузнал, что происходит.
Когда-то, давным-давно, несколько месяцев назад — боже, кажется, что уже несколько лет прошло… — я услышал об Алтае. И в той ненароком подслушанной беседе упоминались «джунгары», которые «ушли с Алтая». Так вот — эти самые джунгары с Алтая, конечно, ушли. Только это не означает, что они ушли вообще! В настоящее время на юге идет война между теленгитами и джунгарами, все наличное войско князя находится там, и встречать меня просто-напросто некому. Тем более что у Теленгитского княжества и Русского царства заключен пакт о ненападении и со стороны Руси вторжения Мандрак не ожидает.
3
Короче говоря, именно поэтому все наши приключения связаны не с телеутами и даже не с оборотнями, которые куда-то пропали — что не означало, что мои стрельцы не прочесывали лес по обе стороны от нашего каравана в поисках следов — а… Блин, мои люди приключения находили себе сами.
От упомянутой уже утонувших саней — за каким псом ему понадобилось лезть в тот затон⁈ — до, к примеру, боярыни Морозовой.
Марфа тихонько притаилась в одном из моих возков, на люди выходила редко, со мной практически не общалась, и вообще — у меня закралось сильное подозрение, что она не надеется на мою могучую защиту, а просто-напросто прячется в нашей толпе, в надежде, что в этом вавилонском столпотворении ее не обнаружат. Не обнаружат те, кто хочет видеть ее в таре, вырезанной из дубового бревна, и цвет тапочек им непринципиален. И что она выкинула?
Боярыне показалось, что она, видите ли, седеет. Ну, как бы, в принципе, и да, годы уже подходят. Но какая женщина согласится считать себя именно в том возрасте, в каком она находится? Боярыня пошла по пути миллионов женщин до нее и миллионов — после. Она решила покрасить волосы. Но, блин, просто найти краску — это не наш путь, это нам неинтересно, мы же цельная боярыня, нам положено пользоваться волшебством, сиречь Словами… Боярыня порылась в своей богатой памяти и вспомнила, как она была девочкой, и одна подружка научила ее Цветному Слову, которое меняет цвет волос. Ну, Марфа, недолго думая, это Слово и прочитала. Мда. Подружка забыла уточнить две вещи: то, что обратно цвет не меняется и то, что Слово это — вообще-то шуточное.
Волосы у боярыни приобрели стойкий, красивый и яркий… ЗЕЛЕНЫЙ цвет! Альтушка, блин. И, самое главное — это не краска, то есть подождать, пока отрастут и срезать — не получится, они отрастают сразу зелеными. Вам смешно, а мне пришлось сначала успокаивать боярыню, которая прибежала ко мне в слезах и истерике — видимо, жизнь в постоянном напряге ей давалась тяжело и волосы стали последней каплей — а потом успокаивать Аглашку, которая обнаружила у меня в объятьях всхлипывающую боярыню.
В общем, вот так мы и развлекаемся — сами находим трудности и героически их преодолеваем.
4
Мурза Мара, неспешно попивая чай из фарфоровой чашки — настоящая, китайская, впрочем, до Китая тут рукой подать — выслушал мой рассказ о том, куда я двигаюсь, чего хочу и вообще:
— Знаю я то место, куда вы идете, — произнес он, наконец. Кстати, интересный факт — все, кого бы я не встречал по дороге сюда, вне зависимости от национальности, сначала крайне удивлялись тому, что я свободно разговариваю на их языке, а потом относились с явным уважением. Даже как-то и неловко — уважение явно проистекало от мысли, что я заморочился с изучением языка, а мне-то это знание на халяву досталось.
— Нет там сейчас никого, свободная земля, ничейный улус. Дети Эрлика там живут.
Эрлик, Эрлик, что за Эрлик? Князь какой-то местный или мурза?
— А с ними, с этими детьми можно договориться? Ну, насчет поселения.
— Можно, — степенно кивнул мурза, — Они никому поселяться не запрещают.
Отлично.
— А как с ними встретиться?
— Они сами вас найдут.
Совсем отлично.
Мы пообщались с мурзой еще немного, потом я откланялся и вышел из его домика. В отличие от боярских теремов, телеутские мурзы жили в небольших — относительно — избах, желтевших стенами из бревен и белевших крышами из бересты. Основное богатство — понты для боярина это все и неважно, что боярин называется «мурза» — прятались внутри: ковры, нисколько не удивлюсь, если и персидские, шелковые ткани, роскошные шкуры, дорогая посуда…
Я двинулся к месту стоянки своего каравана, мимо остальных домиков поселения, боле скромных, на некоторые даже Деревянного Слова не хватило и они серели потемневшими бревнами. Часть телеутов и вовсе жила в конических типа вигвамах, не знаю, от чего это зависело.
Шел я, значит, мимо домиков, мимо вигвамов, мимо пасущихся коней, что-то копытящих из-под снега, мимо трактира, мимо прибрежных зарослей…
Стоп. Трактира⁈
Я обернулся. Ну да — самый натуральный трактир. Со стенами, крышей, окнами и дверями. И даже вывеской из еловой лапы. С веселыми возгласами изнутри, веселыми песнопениями и дразнящим запахом жареного мяса. Ну а то, что все это сооружение сделано из снежных комьев — малозначащая подробность.
Ну и кто? Кто это архитектор?
Я отодвинул ткань, закрывающую дверной проем и зашел внутрь. Ну да, кто бы сомневался…
— Викентий Георгиевич! — вскочил с накрытого овчиной снежного кома мой доблестный поручик.
— Ржевский, — констатировал я очевидное.
— Это я, Викентий Георгиевич!
Я обвел взглядом помещение. Ну, не ресторан, конечно, где-то три на четыре метра, отчего в нем поместились только один стол, две лавки и жаровня с мясом. Ну и бочонок чего-то хмельного, конечно. Это я еще не посчитал Ржевского и пару моих стрельцов.
— Что это за…? — я обвел руками помещение снежного «трактира», не зная, как ЭТО назвать.
— Мне выпить захотелось, Викентий Георгиевич, — с интонациями «это же все объясняет!» отрапортовал Ржевский.
— Так — а вот это вот все зачем⁈
— Мне стало скучно пить просто так. Захотелось в трактир. А здесь их нет! Ну и… вот.
Ох-хо-хо… Боюсь даже представить, что б он делал, если бы ему женщину захотелось…
Я присел на шкуру — блин, заморочились же, даже снег под сиденья утрамбовали — и взял стоявшую на «столе» чарку. Отпил глоток тут же налитой медовухи…
И, видимо, именно она позволила мне тут же поймать мне одну давным-давно не дававшую покоя мысль.
Сколько мы не едем к горам Алтая — мы видели много переселенцев, которые ехали нам навстречу. И ни одного — в ту же сторону.
Отчего оттуда, куда мы едем, бегут люди?