Князь Алтайский

Эпилог

1

— Викешенька… Проснись… С…

Я подпрыгнул на кровати и проснулся, тяжело дыша. Ну вот, теперь она еще и требует, чтобы я проснулся. Может, она меня о чем-то предупредить хочет? О какой-то проблеме, которую я могу проспать? Да нет, вроде бы, пока что единственная моя проблема, которая не дает мне нормально спать — это вот эти сны!

Моя скоморошенька заворочалась под одеялом, но не проснулась. Аглашенка тоже переживает за то, что я нормально не сплю, и не только потому, что я ее бужу — бужу я ее не всегда — поэтому вчера вечером она предложила мне попробовать… утомиться. Ну, чтобы заснуть крепко-крепко, так чтобы не проснуться до самого утра. И мы, знаете ли, «утомились» как надо, к концу «утомления» у меня уже руки дрожали, а Аглашку ножки не держали — до столика, на котором кувшин с взваром стоял, еле дошла. А до того столика от кровати — два шага. Так что вырубились мы оба мгновенно.

А проклятый сон все равно пришел.

Я посмотрел на любимое спящее личико и не удержался. Чмокнул ее в щечку.

— Миленький… — пробормотала скоморошка во сне, — Викешенька… Любименький…

В груди потеплело. А на глазах даже, кажется, слезы навернулись…

Я затряс головой, прогоняя неуместную, как мне кажется, сентиментальность. Я — боярин! Суровый и стойкий! Прям как железо! Бояре не плачут!

Хотя, еще немного таких недосыпов — и я точно заплачу. Или у меня разовьется… ну, что там от недосыпа развивается. Жаль, конечно, что Аглашенькин способ не сработал. Приятный, конечно, но не сработал. Надо будет повторить… потом… когда сил наберемся…

Память подсказала мне, что, когда началась катавасия с оборотнями, сны эти прекратились. Видимо, мозг глубоко погрузился в решение проблемы, и ему некогда было на пустяки отвлекаться.

— Господи! — посмотрел я на потолок. Помню вон те три сучка, ровным треугольником, мы вчера с Аглашенькой на них попеременно смотрели… Не отвлекаться! — Господи, дай мне какую-нибудь проблемку, чтобы я на нее отвлекся и сны вот эти прекратились!

В дверь спальни постучали. Я цапнул с полочки тиктакалки от мастера Тувалкаина. Ого, вот это мы поспали — семь утра. Солнце уже давно встало, сейчас же конец мая.

— Кто? — накрыл я свою скоморошку одеялом, чтоб вошедший не увидел чего лишнего. Ибо нефиг.

— Мишка-Филин, Викентий Георгиевич.

— Ну входи.

В дверь проскользнул мой командир Волчьей Сотни:

— Викентий Георгиевич, — Мишка скинул колпак и поклонился, — К вам дьяк прибыл, из Приказа Большой Казны.

Я быстро вскинул глаза к потолку:

— Господи, я пошутил!

«Хе-хе», — сказал, наверное, Господь, — «Я тоже пошутил».

2

Ну что, Викешка, говорил я сам себе, спускаясь вниз, в гостевые покои, где меня ожидал дьяк. Привык, значит, ощущать себя самовластным правителем, этаким князем Алтайским? Свой флаг, значит, завел, монету свою чеканишь, армию свою организуешь, войны свои собственные заводишь… О Родине-то забыл? А Родина, в лице царя-батюшки, о тебе никогда не забудет, всегда найдет, из-под земли достанет.

Так что — кончился «князь Алтайский», вспоминай, что ты — боярин Осетровский. У которого, помимо огромной кучи прав, есть не менее огромная куча обязанностей перед престолом. Откуда там дьяк? Из Большой Казны? Значит — налоги. Нет, бояре налоги и прочие подати не платят. А вот на моих людей сейчас могут и насчитать… Хоть ты их всех в холопы обращай, те ничего не платят, ибо имуществом боярина считаются. Да еще, наверное, ясак с местных жителей обяжут собирать… или этим, вроде бы, Сибирский Приказ занимается?

Я чуть запнулся. А с чего это вообще ко мне цельный дьяк прибыл? Это должность слишком большая, чтоб самому за тридевять земель ехать. Может, за мной какие еще прегрешения налоговые нашли? Я повспоминал, но ничего такого не вспомнил. Странно, очень странно…

— Будь здоров, дьяк! — вошел я в покои.

Дьяк сидел за столом, так уж получилось, повернувшись ко мне тощей спиной, обтянутой серо-зеленым кафтаном. Погодите-ка…

Это не цвет Большой Казны. Это же…

Сокольник.

Царские спецкурьеры.

Царские соколы летают, где хотят, конечно, но… Ко мне-то он чего залетел? Или это не он? Это я залетел? Может, царь государь за мной какие прегрешения помимо налогов вспомнил? Так-то, у нас на Руси, любого боярина можно хватать и, не спрашивая, на кол сажать, и ни один не подумает «За что?». Только «За что именно?».

Может, до царя какие-нибудь слухи нехорошие дошли, исказившись по дороге до полной неузнаваемости? Может, по его мнению, я тут ислам принял — в хорошем смысле этого выражения — и теперь зовусь Эргэдэ-ханом? Или, может, я под руку телеутского князя Коки ушел? Или, может, я с джунгарами спелся? Может, я с джунгарами спелся? Может, я фальшивые монеты чеканю в подвале? Нет, насчет монет, конечно, правда, разве что — не в подвале, но, блин — откуда⁈ Может, мне пора уже поднимать Веселого Роджера и уходить в вольное плаванье? Может…

Тут дьяк-сокольник повернулся ко мне лицом. Очень знакомым, пусть и исхудавшим и измученным, лицом.

Передо мной в кафтане сокольника сидел не какой-то там дьяк или сокольник.

Глава Приказа Тайных Дел.

Царевич Иван.

Моя фантазия сказала: «На этом мои полномочия всё» — и отключилась. Потому что понять, ЗА КАКИМ ЗАЧЕМ приезжать ко мне целому ЦАРЕВИЧУ — я осознать не мог.

К счастью, долго держать меня в неведении царевич не стал.

— Отец убит, — отрывисто сказал он, — Царский Венец пропал. Романовы предали. На троне самозванец с поддельным Венцом.

Ну как так-то, а?!!!

Конец