Код Шекспира

Глава 23

Лондон, утро понедельника, начало ноября

Мелисса попыталась дозвониться до Ламбетской библиотеки, чтобы договориться о посещении, но у нее ничего не вышло. Им требовались рекомендации, а получить их было не так-то просто. Генри Блоджетт с этим мог и не справиться. Здесь нужен был кто-то из университета, а кроме Сунира, они никого не знали. Если, конечно, на него можно было рассчитывать, в чем Мелисса по-прежнему сомневалась.

Так что пока в их распоряжении оставалась Британская библиотека. Со времени последнего посещения Джейка здесь ничего не изменилось, если не считать того, что работы Роберта Грина и биографии Шекспира поменялись на полках местами. Они благополучно добрались до библиотеки, не заметив слежки. Джейк познакомил решительно настроенную Мелиссу со старшим библиотекарем, который вдруг проникся к ним либо симпатией, либо сочувствием.

— Моя дочь, аспирантка университета Беркли, — представил Джейк.

У Мелиссы нашелся соответствующий документ, и этого оказалось достаточно, чтобы они получили читательский билет.

— Я попытаюсь найти документы, связанные с судом, — сказал он Мелиссе. — Может быть, тебе удастся отыскать книгу Гоффмана. А потом постарайся выяснить что-нибудь об обвинениях, которые предъявили Марло в Звездной палате.

— Будет исполнено, босс, — заявила она, отдав ему шуточный салют.

Джейк знал, что Мелисса, как студентка университета Беркли, привыкла работать в больших библиотеках. Казалось, она чувствовала себя здесь как дома. Он наблюдал за ней со смешанным чувством гордости и тревоги, пока она не скрылась за рядами полок.

И тут Джейк застыл на месте — в застекленной витрине, чтобы все могли увидеть его своими глазами, стоял оригинал «Последней воли и завещания» Шекспира. Тот самый, о котором Сунир — как и Марк Твен — отзывался так уничижительно, и теперь Джейк уже не сомневался: Сунир был прав и Десмонд Льюис именно его имел в виду в своем списке под «ПВЗ».

Затем Джейк заметил кое-что поразительное. Подписи выглядели не просто каракулями неграмотного человека — каждая из них была написана и читалась по-разному. И если Шекспир поставил на своем свидетельстве о браке «крестик», это делало бессмысленным вопрос о его латыни — третий класс, шестой или даже восьмой, как предполагалось в некоторых источниках. Прочитать весь текст не представлялось возможным, но Джейк решил, что наверняка сможет сделать копию современного варианта.

Джейк продолжал изучать завещание с возрастающим удивлением. Документ производил удручающее впечатление — если считать Шекспира поэтом и драматургом. Как отмечал Марк Твен, не было ни малейших оснований сомневаться, что Уилл Шикспир (один из трех вариантов подписи) был необразованным, но успешным фермером и коммерсантом, который не особенно заботился о своей жене. Джейк не верил своим глазам. Однако Твен уже давно написал об этом — почему же Льюис включил «Завещание» в свой список? Джейк заставил себя еще раз просмотреть завещание, и ему в глаза бросился небольшой отрывок — описание коллекции «одежи», которую он оставил своей дочери Джудит.

«Зачем фермеру коллекционировать одежду?» — подумал Джейк с растущим возбуждением.

И тут он понял. Роберт Грин обвинял своего Потрясателя Сцены в том, что он лишь торговец «игровой одежей», иными словами, костюмами. Вначале 1592 года он хвастался нарядами стоимостью более 200 фунтов. Его коллекция должна была стать значительной и достаточно ценной через двадцать шесть лет. Несомненно, она принесла ему немалый доход.

Джейк направился к полкам, чтобы отыскать документы о суде над Марло. В библиотеке имелась значительная коллекция материалов по биографии Марло, в нескольких томах содержалось описание копии заключений коронера. Отчет о суде он обнаружил в двух видах: фотокопии потрепанного желто-коричневого пергамента, на котором коронер воспроизводил все события, и текст «перевода» на английском и латыни, что удивило Джейка. Почему латынь, на которой написан оригинал? Или таким образом содержание документов пытались скрыть от широкой публики?

Он отправился на поиски копировальной машины, на ходу читая описание суда, и ему стало очевидным, что суд был еще более изобличающим — официальная версия смерти Марло, — чем завещание Шекспира. У Джейка появился зародыш новой идеи. Биограф Лесли Хотсон сумел первым установить, что королеву представлял только один коронер, что было противозаконным. Имелось трое свидетелей, в том числе и предполагаемый убийца, который не сбежал, а добровольно сдался. Почему нет? Его помиловали уже через месяц. Возможно, он знал, что так и будет.

Все это подтверждал другой документ, находившийся рядом с первым, — помилование Ингрэма Фризера, подписанное королевой. Предполагаемого убийцы Марло. Слово «самооборона» использовалось дважды. Но помилование убийцы популярного драматурга? Да еще королевой? Без всякого суда? Это показалось Джейку неслыханным. Очевидно, кому-то хотелось побыстрее закрыть дело, чтобы не привлекать внимания широкой публики. Во многом помилование повторяло суд, а заканчивалось следующим образом:

«…Таким образом, вышеупомянутый Ингрэм убил Кристофера Морли (Марло), как выше сказано, в графстве Кент, в комнате, как выше сказано, в результате, как выше сказано, обороны и необходимости спасти свою жизнь. Что следует из расследования, подробности коего имеются в отчете Инквизиции, представленном по нашему требованию суду лорда-канцлера. Мы, движимые набожностью, даруем вышеназванному Ингрэму прощение за нарушение нашего покоя выдвинутыми против него обвинениями в смерти вышеназванного и объявляем ему, что он полностью свободен от всех обвинений. Однако за судом остается право рассмотреть протест, если таковой будет выдвинут, касательно вышеназванной смерти. Подписано Королевой в Кью, в 28 день июня».

Насколько Джейк понял, никто не стал протестовать. Похоже, никто ничего и не знал в течение последующих 350 лет.

Джейк решил узнать побольше о Фризере и двух других свидетелях. Он нашел несколько упоминаний о них в исторических хрониках елизаветинских времен. У всех троих была вполне определенная репутация. Они были мошенниками, возможно, шпионами, наемниками и ветеранами нескольких войн, как в Англии, так и за границей. Для них любой обман и мошенничество были привычным делом.

Потом Джейк захотел выяснить, что «знали» о смерти Марло обычные люди. Сначала он нашел упоминания о том, что Марло умер от чумы. Через три месяца после событий в Дептфорде Габриэль Гарвей — который, мягко говоря, не слишком жаловал Марло — обрушился со злобной бранью на знаменитого поэта. Сердце Джейка забилось быстрее. Быть может, это был заговор? Он собрал свои фотокопии, аккуратно сложил их и засунул вместе с другими бумагами в блокнот, который невероятно распух, так что Джейк купил в магазине библиотеки несколько новых толстых блокнотов и две небольшие сумки для себя и Мелиссы, чтобы все это сложить.

Джейк нашел телефон-автомат и позвонил Суниру. Ему удалось застать профессора, который собирался выйти поесть.

— Вы были правы насчет завещания, — сказал Джейк, после чего поведал Суниру о коллекции нарядов. — И я согласен с вами, складывается впечатление, что Марло не умер в Дептфорде.

Джейк рассказал ему о суде.

Сунир выслушал его, а потом сказал:

— Вам следует почитать сонеты. Сонет семьдесят четвертый. А сейчас мне нужно уходить. Я тоже занимаюсь расследованием. — И Сунир повесил трубку.

Когда Мелисса нашла его в полдень, она с улыбкой протянула ему бумажный пакет.

— Это тебе, — сказала она. — Свой я уже съела.

Внутри оказался стаканчик с йогуртом. Джейк состроил гримасу, но охотно поел, на что его желудок отреагировал с благодарностью. Вообще в последнее время он стал беспокоить его значительно реже.

Мелисса рассказала, что не смогла найти книгу Гоффмана.

— Возможно, дело в том, что он не британец, — предположила она.

Слегка разочарованный Джейк рассказал дочери, что ему удалось сделать копии с завещания Шекспира и документов суда над убийцей Марло. Однако Мелисса совсем не удивилась. Она взяла сумку с бумагами, но не стала их просматривать, а сразу спросила:

— Значит, ты прочитал ту часть завещания, где говорилось о второй по качеству кровати?

— Да. Но мне удалось отыскать кое-что поинтереснее.

— Что? Что такое? Пойдем скорее, я в нетерпении.

Он рассказал ей о нарядах, а потом напомнил, что Роберт Грин обвинил Шекспира в том, что он был торговцем нарядами.

— Ты обратила на это внимание?

Мелисса нахмурилась и покачала головой, но Джейк видел, что она заинтригована.

— Ты думаешь, он хранил их все эти годы?

— Почему бы и нет? Они наверняка приносили ему хороший доход. Он мог снова и снова сдавать их в аренду актерам. Или труппе. А белошвейка из театра приводила их в порядок. Или его дочери, если уж на то пошло. Если он не позаботился о том, чтобы дать им образование, он мог использовать их в качестве портних.

— Ты не намерен отступать?

— Что? Это бесплатная рабочая сила. Босые и неграмотные, они ни на что другое не были способны.

Она вздохнула, поджала губы и присела.

— Знаешь, еще в колледже я читала, что примерно в тысяча пятьсот девяностом году в Лондоне разразилась чума и все театры на некоторое время закрылись. Если это имеет хоть какое-то значение.

— Да. На самом деле здесь важны сразу две вещи. Сначала появились слухи о смерти Марло от чумы. Но если театры закрылись, а Шекспир уже стал ростовщиком и торговцем, то нет ничего удивительного в том, что он начал скупать наряды, почти наверняка за бесценок, у театральных актеров и трупп. А потом сдавал костюмы в аренду за непомерную плату, когда театры вновь открылись. Я бы хотел изучить эти документы повнимательнее.

Мелисса вздохнула.

— Невероятно, — только и смогла она сказать.

— В таком случае этот человек был настоящим гением. Он изобрел не только лошадиный паркинг, но и аренду костюмов.

— Лошадиный паркинг? — Мелисса восхищенно покачала головой, когда он рассказал ей историю об уходе за лошадьми. — Забавно.

— Хорошо, теперь ты готова послушать про суд?

— Наверное, насколько это возможно. — Она последовала за отцом в ближайший альков и села напротив. — Так в чем там дело? Мы никогда не занимались сравнительной литературой. Считалось, что Марло был убит во время пьяной ссоры.

— Классический случай дезинформации.

— Так что же произошло на самом деле?

— Официальная версия гласит, что Марло, вышедший из тюрьмы под залог, ожидал неизбежного смертного приговора Тайного совета и решил провести один из последних оставшихся у него дней, предаваясь пьяному разгулу с тремя отвратительными типами, с которыми он, несомненно, обсуждал религию, философию, искусство и литературу. Это были Роберт Пули, работавший на правительство, Николас Скирс, тоже правительственный агент и знаменитый мошенник…

Мелисса вскочила на ноги.

— Подожди минутку, ты хочешь сказать, что его выпустили из тюрьмы, когда…

— …И предполагаемый убийца Ингрэм Фризер, еще один сомнительный тип на службе у патрона Марло, сэра Томаса Уолсингема.

— …когда он был убит? — наконец закончила свой вопрос Мелисса.

— Именно так.

— Боже мой. — Мелисса уселась на прежнее место, вытащила один из своих блокнотов и принялась его листать. — Это невероятно. Выпустили под залог? Выглядит совершенно бессмысленным.

Джейк сам впервые узнал все подробности только сегодня утром.

— Да. Однако суда не было. Только слушания, на которых зачитали обвинение.

— Но даже и в этом случае я не верю, чтобы кого-то выпустили под залог после обвинения в ереси. Людей сжигали. — Она сделала пометку у себя в блокноте. — Они никого не выпускали. Никогда.

— Кстати, я говорил с Суниром.

— И что он сказал?

— Он был взволнован, а потом предложил мне почитать семьдесят четвертый сонет. — Джейк полистал свои заметки и быстро нашел текст, который записал утром. — Вот, послушай:

Мелисса, речь идет о фальшивом убийстве в Дептфорде, которое началось с «ареста» и «залога».

— Ты считаешь, что это был Марло, говорящий из могилы?

— Да. Вот почему нам необходимо взглянуть на обвинения. И установить, кто заплатил залог. Очевидно, у Марло появилась возможность свободно перемещаться по Лондону в течение двух недель после слушаний. Вполне достаточно времени, чтобы покинуть страну. Тот, кто заплатил залог, был человеком влиятельным — и он был готов потерять свои деньги.

— Все сходится. Ты говоришь, что тела не нашли?

— Не нашли. Свидетели давали клятву относительно какого-то тела, но они никогда не встречались с Марло: то были простые торговцы, жители Дептфорда. Тело могло принадлежать кому угодно. Настоящего опознания не проводили, погребения тоже. Тело, опознанное свидетелями, попросту исчезло. Записи о погребении отсутствуют.

Мелисса нахмурилась.

— Значит, это мог быть пьяный матрос. Или какой-нибудь бродяга, которого подобрали на улице. Или жертва чумы.

— В любом случае, никто его не искал.

Джейк вдруг увидел, как лицо Мелиссы изменилось, словно она вспомнила какую-то очень важную деталь.

— Джон Пенри, — тихонько пробормотала Мелисса.

— Что? Кто это такой?

— Подожди меня здесь, я сейчас вернусь. — И с этими словами Мелисса поспешила к ближайшему свободному компьютеру.

Она вернулась через двадцать минут. У нее было хмурое выражение лица, как у человека, который только что узнал горькую правду и сожалел, что не остался в неведении. Джейк пытался привести в порядок свои заметки, но у него ничего не получалось. Мелисса уселась за стол напротив него, как это бывало, когда она выигрывала какие-то соревнования или конкурсы в школе.

— Я так и думала, — сказала она.

Все еще недовольный тем, что его оставили одного, Джейк сердито проворчал:

— Что ты думала? И что ты проверяла?

— Я проверяла даты, все сходится. — Она посмотрела куда-то в пустоту, а потом вновь обратилась к своему блокноту. — Папа, за день до предполагаемой смерти Марло, двадцатого мая тысяча пятьсот девяносто третьего года, и за два дня до дознания неподалеку от Дептфорда казнили еще одного еретика, пуританского мученика по имени Джон Пенри, который учился вместе с Марло в Кембридже. Я читала о нем, когда изучала елизаветинское время. Вот какая штука: Джона Пенри повесили, но в тот же день его тело исчезло. Так что тридцать первого мая суду могло быть предъявлено тело Пенри, порядком изувеченное, так, чтобы соответствовать показаниям убийцы. Присяжные не заметили подмены.

Джейк оторвался от своего блокнота, где он пытался делать стенографические заметки, и нахмурился.

— Но через два дня тело могло выглядеть не лучшим образом.

— Это Англия, а не Эверглейдс.[58] К тому же то было время чумы и смерти. И от здоровых-то людей плохо пахло, а о судебной медицине тогда не имели ни малейшего представления.

Он посмотрел на свою замечательную дочь со смесью гордости и скептицизма.

— Любопытно, — произнес Джейк и понял, что для Мелиссы это прозвучало как критика. Но было уже слишком поздно отступать, и он устремился вперед. — Так или иначе, но это лишь предположение, хотя оно и увлекает. И прекрасно вписывается в остальную часть гипотезы…

— О чем ты? Давай расширь мои горизонты.

— Извини, признаю свою ошибку. Послушай, я рад, что ты готова объективно оценивать новую информацию. Я лишь хочу сказать: я не верю, что Марло мог наблюдать за «убийством», да и Уолсингем не стал бы в этом участвовать. У меня сложилось впечатление, что Марло был джентльменом в классическом смысле этого слова и он не ходил в портовые таверны, несмотря на свою репутацию.

Мелисса заметно смягчилась.

— Вероятно, именно по этой причине в Вестминстерском аббатстве так долго не хотели его признавать, — заметила она, тут же забыв об обиде. — Как в истории с Ватсоном.

— Я о нем впервые слышу.

— Я читала о Ватсоне, когда изучала творчество Марло. Кристофера вызвал на дуэль человек по имени Брэдли, который постоянно его задевал. Близкий друг Марло Томас Ватсон, который и сам был поэтом, вступил в схватку и убил Брэдли. Ватсона и Марло взяли под стражу, но полностью оправдали — ведь они защищали свою жизнь.

Джейк откинулся на спинку стула и постучал по ладони ручкой — привычка, доставшаяся ему от репортерской деятельности.

— Получается, что дуэль делает его головорезом не в большей степени, чем, к примеру, Александра Гамильтона.[59]

— Верно. Кроме того, мне удалось найти слова Габриэля Гарвея о Марло. Просто очаровательный человек.

— Кажется, это он сказал, что Оксфорду следует «потрясать копьем»?

— Он самый. — Мелисса открыла блокнот. — Гарвей был поэтом и проповедником, это он написал триумфальную поэму, воспевающую смерть Марло, полную любви и всепрощающих христианских фраз, как, например: «Он и чума соперничали за победу в партии»; «кичливый человек превозносит свои чудовищные мысли»; «страшная болезнь пренебрегает его льстивым тщеславием»; «презрительно улыбаясь, вспоминая его Тамерлана,[60] он нанес завершающий удар».

— Ничего себе, какие нежные чувства, — сказал Джейк.

— Да. Пуритане ненавидели Марло не меньше, чем представители англиканской церкви.

— Как ты думаешь — почему?

— Потому что он всегда смело и откровенно высказывался и ставил под сомнение авторитеты. Так что не следует удивляться, когда они принялись с такой радостью праздновать его «гибель», постоянно упоминая «божественную справедливость», и так далее. Еще одно духовное лицо, Томас Беард, сказал: «Я надеюсь, что всех атеистов в этой стране, да и во всем мире… ждет такой же конец».

— Хммм. Кажется, я совсем недавно слышал нечто похожее. Чем больше все меняется и так далее…

— Папа, получается, что все было против него. Тебе следует задуматься, почему так вышло.

— Значит, ты думаешь, что в теории Льюиса есть смысл?

— У меня появились серьезные основания с ней согласиться. Но ты должен дать мне время, ладно? Все это по-настоящему ударяет в голову.

— Как ты думаешь, что произошло в Дептфорде на самом деле?

— Я не знаю. Однако я начинаю думать, что все было не так, как они говорят.

Джейк ненадолго задумался.

— Значит, можно наверняка сказать одно: трое известных проходимцев заявили, что они убили Марло, защищая свою жизнь, и суд принял их объяснения или посмотрел сквозь пальцы на явную ложь. И все закончилось. В течение нескольких веков никто не знал, что случилось с Марло, имелись лишь предположения.

— Да, и всех этих грязных слухов и намеков оказалось достаточно, чтобы начать процесс и вынести приговор в суде общественного мнения в его отсутствие и на четыре сотни лет изгнать Марло из «Уголка поэтов». — Теперь Мелисса уже не скрывала свой гнев. — И почему? Почему?

— Чтобы защитить кого-то еще. Кого-то с растущим количеством последователей и имеющего вполне определенный интерес? — Джейк задумался. — Пока Лесли Хотсон не обнаружил материалы дознания. Однако это лишь сбило всех со следа, потому что исследователи посчитали, что так все и было.

У Джейка появилась новая идея, и он попросил Мелиссу подождать до прихода Сунира. Он хотел устроить эксперимент, но не собирался заранее раскрывать карты.

Между тем Мелисса продолжала просматривать свои записи.

— Я до сих пор не понимаю, как могло получиться, что Марло арестовали за серьезное преступление, а Тайный совет лишь укоризненно потрепал его по плечу и отпустил. Неужели тебя это не поражает?

— Значит, ему не грозила серьезная опасность.

— Тогда становится понятным замечание королевы, сделанное ею через шесть лет, когда она сказала, что была его «благодетелем». Таким образом, мы получаем подтверждение словам Сунира, который утверждал, что к этому моменту Марло уже давно покинул Англию и перебрался во Францию.

— И оказался в ссылке. — Джейк присвистнул. — Ты ведь понимаешь, что это значит? Кто-то должен произвести эксгумацию и выяснить, кто там похоронен и есть ли тело вообще. И сделать при помощи…

— Анализ ДНК. Такая технология уже существует. Салли Хемминг и Томас Джефферсон, помнишь?

Джейк прекрасно помнил. Только потому, что рейс из Джакарты был отменен, ему не довелось взять интервью у потомка госпожи Хемминг и других ее родственников.

Глаза Мелиссы засияли от предвкушения нового расследования.

— Папа, вот что я тебе скажу. Если мы сумеем доказать, что Марло не был убит в Дептфорде, авторство Шекспира будет подвергнуто очень серьезным сомнениям. — Она не сумела сдержать смешок. — Мои профессора меня прикончат, это точно.

Джейк задумчиво нахмурился.

— Давай расставим приоритеты. Что тебе удалось выяснить относительно обвинений, выдвинутых Звездной палатой против Марло?

— Пока ничего. Существует множество исторических текстов, в которых упоминается суд Звездной палаты, но пока я не нашла обвинения, предъявленного Марло. После ланча я вновь займусь поисками.

— Постарайся выяснить, кто подал жалобу на Марло. Кому так хотелось убрать его со сцены?

— Я не знаю. Но в то время титул архиепископа Кентерберийского носил отвратительный тип по имени Джон Уитгифт, охотно пытавший католиков и еретиков.

— Отсюда Звездная палата. Протестант Торквемада или Ришелье.

— Может быть. В таком случае он наверняка затаил злобу на Марло, в особенности за «Тамерлана».

Неожиданно Мелисса замерла, а ее глаза широко раскрылись. Джейк посмотрел на дочь.

— Что такое?

— Папа! Может быть, обвинение Марло вообще не предъявлялось.

— Что?

Она немного помолчала, а потом щелкнула пальцами.

— Подожди минутку. Я сейчас вернусь. — И прежде чем Джейк успел возмутиться, она вновь скрылась между полками с книгами.

Джейку ничего не оставалось, как с растущим нетерпением ждать дочь. Прошло пятнадцать минут, но она не возвращалась, и Джейк начал беспокоиться, понимая, что у них определенно есть враги. Расхаживая по маленькой комнатке, он просматривал свои записи, пытаясь представить, как человек мог устроить свою мнимую смерть. Мелисса не возвращалась. Когда Джейк уже собрался отправиться на поиски, она появилась с раскрасневшимся от радости лицом, победно размахивая новым блокнотом.

— Я нашла. Просто раньше я искала не в том месте.

— Что ты нашла? — Джейк уже не мог скрывать нетерпение.

— Письмо от некоего Ричарда Бейнса Тайному совету.

— Письмо Бейнса? — Где же он о нем читал?

— Именно. Я сделала копию. Хочешь посмотреть?

— Да, конечно. Возможно, в нем содержатся обвинения против Марло.

Мелисса развернула копию и положила ее на стол. Джейк прочитал:

Кроме того, в письме содержались заявления, что Марло наносил оскорбления, клеветал на христианство, иудаизм, религию в целом и королеву.

— Так вот откуда появилась эта фраза — «любит табак и мальчиков», которую постоянно повторяли, — задумчиво проговорил Джейк.

— Складывается впечатление, что здесь, за исключением убийства, приведен список всех самых страшных преступлений елизаветинских времен, заслуживающих смертного приговора. Часть этих обвинений должны были спровоцировать власти — скажем, заявление о том, что паписты лучше, — заметила Мелисса. — Однако там есть доводы, которые могли показаться достаточно вескими. Как, например, то, что Моисей хотел избавиться от сомневающихся и усилить суеверия.

— Или что он мог бы получше написать библейские тексты?

— Определенно.

— Часть идей звучит весьма современно, — заметил Джейк. — Вполне возможно, что Марло действительно произносил слова, которые ему приписывают.

— Может быть. Но я сомневаюсь, что Бейнс сумел бы отличить правду от наветов.

— В любом случае, — сказал Джейк, — это подтверждает, что клевета в политических целях была удобным средством с начала времен. Достаточно взглянуть на выборы у нас дома. — Джейк подумал, что, возможно, он сумеет использовать эту мысль в одной из своих статей.

— Я знаю. — Мелисса смотрела в текст через плечо отца. — Злобная клевета. Этот тип Бейнс пытается выставить Марло не только атеистом, но и педерастом.

— Предположительно он представлял интересы архиепископа Уитгифта. Давай попробуем выяснить, существует ли другой источник подобных обвинений, есть ли в работах Кита что-нибудь, что можно было бы использовать против него.

— Разумно, — кивнула Мелисса. — Но не лучше ли сначала перекусить?

Джейк рассмеялся.

— Я уже опасался, что до этого у нас так и не дойдет.

В ресторане библиотеки была огромная очередь, поэтому Джейк с радостью последовал за Мелиссой на улицу, где они свернули на юг по направлению к Юстон-роуд.

Ни один из них не заметил Наблюдателя, который сидел в машине, припаркованной недалеко от входа в библиотеку.

— А ты знаешь, куда идешь? — поинтересовался Джейк.

— Мы что-нибудь найдем. — Мелисса еще не закончила размышлять о Бейнсе. — Ты знаешь, в те времена атеист был равнозначен еретику. Или еще того хуже.

Джейк старался не отставать от быстро шагавшей Мелиссы, и вскоре они вошли в небольшое кафе.

— И все же, — продолжала она, оглядывая зал в поисках двух свободных мест, — именно Кит написал:

— Это написал Марло?

— Да. В «Фаусте».

Джейк был поражен.

— Ты всего Марло выучила наизусть?

— Папа, «Фауст» входит в базовую программу классической литературы.

Джейк нашел свободный столик и помахал рукой официанту.

— Принесите два дежурных блюда, — сказал он молодому человеку, скорее всего, студенту, пытающемуся выжить в этом дорогом городе.

Достав свой блокнот, он принялся его листать, потом откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок.

— «Побег, взраставший гордо, отсечен», — пробормотал он.

— Да. «И сожжена ветвь лавра Аполлона — пал в бездну ада сей ученый муж!»[62] Одна эта пьеса должна была поставить Кита на пьедестал «Уголка поэтов» еще триста лет назад.

Джейк молчал, ошеломленный литературными познаниями дочери и строками пьесы. Слова, высеченные на церковном кладбище в Дептфорде. Он знал, что они должны туда вернуться. Однако Джейку совсем этого не хотелось.

— Ну, возможно, они были возмущены Овидием. Или «Тамерланом».

Мелисса кивнула, вспомнив еще несколько строчек из «Фауста»:

— Напоминает обычные гуманистические идеи, только вывернутые наизнанку, — заметил Джейк.

Ему пришло в голову, что способность Мелиссы запоминать стихотворные строки роднит ее с Суниром. Тем не менее даже эти слова могли принадлежать только истинно верующему человеку, а не атеисту и еретику.

Им принесли две тарелки, на которых лежало нечто, отдаленно напоминающее салат с тунцом. Джейк жестом предложил Мелиссе начинать и осторожно попробовал кусочек тунца.

Однако Мелисса еще не закончила цитировать «Фауста».

— Но дальше, в той же пьесе, он написал:

Джейк положил вилку. От последней цитаты все в нем похолодело, словно его окунули в Северное море.

— Папа, этой строчкой Марло показал разговор на смертном ложе. Он был христианином. Никто другой не сумел бы написать с таким пылом.

— Бедный Фауст. И Марло. Это могущественные слова. Трудно представить, что их мог написать атеист, — согласился он. — Нам нужно встретиться с Суниром.

Мелисса набрала номер и протянула телефон Джейку. Сунир ответил после второго гудка.

— Сунир? Это Джейк. Не могли бы вы организовать нам встречу с кем-нибудь из ваших коллег, желательно с кафедры английской литературы. Я бы хотел провести эксперимент.

— Какого рода эксперимент?

— Я расскажу вам позже. Так вы нам поможете?

Сунир вздохнул.

— Хорошо. Однако вы должны понимать, что кафедра английской литературы единым фронтом выступает против того, чем вы занимаетесь.

— Да, конечно. А что им вообще известно о вашей с доктором Льюисом книге?

— Я совершил ошибку, обратившись к доктору Чайлдерсу и двум другим профессорам несколько лет назад, когда впервые наткнулся на обличительную книгу Грина. Некоторые профессора были готовы согласиться, что в наших идеях может быть толика истины, но всякий раз заявляли, что биографию Шекспира и его авторство нельзя подвергать сомнению.

— Любопытно. Может быть, они чего-то боятся?

— Разумеется. Например, потерять работу.

— Быть может, вы сумеете пригласить кого-нибудь другого? Скажем, студента выпускного курса, который еще не закоснел в своих взглядах?

— Я постараюсь, но помните, что студенты зависят от своих профессоров, если они рассчитывают получить степень, в этом и кроется причина устойчивости мифа Шекспира.

— Возможно, пришло время слегка потрясти основы.

Сунир сухо рассмеялся.

— Ну, я попытаюсь что-нибудь сделать. Но вы должны понимать, что я здесь человек посторонний.

— В четыре вас все еще устраивает?

— Давайте лучше в пять. В баре отеля «Сент-Фрэнсис»?

— Договорились. — Джейк сделал запись в блокноте о месте и времени встречи и вернул Мелиссе телефон.

Она погрузилась в размышления, так и не прикоснувшись к еде.

— Ты думаешь, это маскировка?

— Марло? Или Льюис?

Она заморгала.

— Оба. Но сейчас я думала о Марло. — Мелисса принялась рассеянно накручивать на палец белокурый локон. — А вдруг Кит действительно произносил фразы о Моисее, упомянутые в письме Бейнса? Это можно было бы считать проявлением юношеского упрямства, недовольства агрессивной религиозностью мира. Упражнениями в риторике. Эти «цитаты», если Бейнс не лгал, могли быть изъяты из его бесед у Уолтера Рэли[63] со скептиками эпохи Возрождения из его «Школы ночи». Тебе ведь о них известно?

— Нет. Бейнс что-то писал о людях Рэли, но я не понял. Кто они такие?

— Это были тайные встречи интеллектуалов не только Англии, но и всей Европы. Так он познакомился с Бруно. Не сомневаюсь, что на них обсуждались самые дикие идеи.

Джейк кивнул.

— Вроде помещения для судебных процессов, — сказал он, набив рот фальшивым салатом из тунца.

— Или клуба для дебатов.

— Я так полагаю, что Шекспир не был одним из них?

Она скорчила гримасу.

— Конечно нет.

— В любом случае, Бейнс каким-то образом проник в их среду.

Глаза Мелиссы широко раскрылись.

— О дьявол! — воскликнула она.

— Что? Что такое?

В их сторону начали оборачиваться. Джейку стало не по себе, ему совсем не хотелось привлекать внимание.

— Тамплиеры. — Мелисса совершенно потеряла самообладание. — Обвинения Бейнса показались мне знакомыми. И теперь я вспомнила почему. Аналогичные обвинения были предъявлены Папой Климентом рыцарям-тамплиерам, когда их приговорили к смерти в тысяча триста седьмом году.

Джейк посмотрел на Мелиссу, а потом перевел взгляд на свои часы.

— Давай не будем сейчас развивать эту мысль, — попросил он. — В противном случае мы рискуем отклониться от заданного курса. Нам нужно завершить работу в библиотеке. Заканчивай свой завтрак.

Прежде чем вернуться в библиотеку, Джейк позвонил Глории Пекхэм. Ему хотелось выяснить у нее, не упоминал ли Льюис тамплиеров. Он услышал голос оператора. «Номер, по которому вы звоните, более не обслуживается», — сообщили ему.

— Бесполезно, — пробормотал Джейк, отключаясь.

— Что случилось?

— Ассистентка Льюиса. Ее телефон отключен.

— В офисе или дома?

— В офисе.

— Наверное, офис закрыт. Очевидно, после смерти Льюиса она лишилась работы.

— Разумная мысль. — Джейк нашел в своем блокноте номер ее домашнего телефона и набрал его. Насчитав десять гудков, он повесил трубку, покачал головой и сказал Мелиссе: — Не отвечает.

— Возвращаемся в библиотеку? — спросила она. Ей хотелось поскорее оказаться среди книжных полок.

Они направились к выходу и прошли мимо автомобиля с затененными стеклами. Сидевший за рулем Наблюдатель записал время и сделал телефонный звонок.