Кодекс пацана. Назад в СССР

Глава 24

Призы были закуплены, оставшиеся деньги, которые я пожертвовал на миниолимпиаду, распределены между членами старшего поколения. Конечно же я понимал, что старшаки не будут просто так сдерживать щеглов — каждому хотелось ухватить свой кусочек халявы. Милиционерам тоже пришлось сделать подарки, чтобы они смогли своим присутствием напоминать о том, что лучше не хулиганить.

Конечно, можно было обойтись и без милиции, но я хотел перестраховаться и на всякий случай оградиться от возможного нападения ребят с Серовки. Всё-таки близость стадиона, где не без помощи Николая Николаевича и Александра Васильевича нам разрешили провести соревнования, к улице Серова заставляла принимать подобные меры.

Знакомые врачи тоже согласились подежурить на поле. Всё-таки мальчишки есть мальчишки — без царапин и синяков даже за хлебом порой редко сходишь.

И вот настал день соревнований. К девяти утра подтянулись основные силы, пылающие желанием забрать главные призы и посмотреть победно на своих пацанов, а также на пацанов с других районов. Пока что стояли группками, слегка в отдалении от других.

Ну да ничего, после начала соревнований все перемешаются между собой, соединятся в одну общую массу, которая будет радоваться, болеть и переживать за участников. Старшие объяснили щеглам, что драки и наезды в этот день запрещены, что виновник понесет серьезные кары, вплоть до откола от основной группы. После подобного откола нормальные пацаны руку отколовшемуся не подадут и будут рассматривать его как чухана.

Все были предупреждены, даже слегка с администрацией согласовано. Правда, для этого пришлось задействовать уже Ковалькова и через него получилось договориться с чиновниками о невмешательстве взрослых в пацанские забавы. Взял на себя ответственность за проведение. Не знаю, какими правдами-неправдами ему это удалось сделать, но у него получилось и это не могло не радовать. Да уж, в свете последних событий любые пацанские сходки вызывали подозрение, а тут целый молодежный праздник.

Поболеть за свои районы, за своих детей пришли и взрослые, а также куда без девчонок? Наблюдатели и болельщики устроились на плитах-скамейках по обеим сторонам стадиона. Машина с призами стояла в теньке за двухэтаэжной спортивной базой.

Перед началом соревнований слово взял Николай Николаевич. Он кашлянул в мегафон, проверяя звук, потом посмотрел на семь групп молодых пацанов, собравшихся на стадионе.

От каждого района старшие отобрали по десять пацанов, которые будут в основной команде, и по пять человек на различные конкурсы. Так как соревнования были неофициальные, то и формы особой не предполагалось. Обычные майки, трико, кеды… Я предложил для различий в командных соревнованиях сделать повязки на руке разных цветов. Голубой цвет исключили сразу — заменили его черным. Сто пять глазастых и вихрастых пацана примерно одного возраста стояли сейчас перед небольшим возвышением, подобно гладиаторам перед цезарем. Вот только в этот раз мы хотим обойтись без крови и увечий, сопутствующих гладиаторским играм.

Николай Николаевич начал говорить:

— Дорогие друзья, многие среди вас знакомы друг с другом, знают по школе, по саду, по сопредельным улицам… Сегодня мы открываем первые игры среди молодежи под названием «Быстрее! Выше! Дружнее!» Эти игры призваны сплотиться и внести дух спортивного соперничества в наши ряды! Нормального, здорового соперничества, когда энергия и сила идет на благое дело, а не на попытки завоевать никому ненужный асфальт. Я надеюсь, что подобные соревнования будут проходить каждый год и каждый год мы будем иметь шанс радоваться за победителей и подбадривать побежденных! Вы согласны со мной?

Переглядываясь и неуверенно кивая, ребята вразнобой прокричали своё согласие. Я стоял среди ребят и тоже согласно гаркнул. Что-то было в этом такое, завораживающее, что ли… Как будто стоял перед омутом и вот-вот должен сделать шаг, чтобы нырнуть в глубину, а потом вынырнуть наружу.

— Что-то вас плохо слышно! Вы согласны? Три-четыре! — Николай Николаевич взмахнул рукой, как дирижер палочкой, и тут…

Сотня глоток дружно прокричала:

— Да-а-а!!!

— Тогда пусть начнутся наши игры!!! — взревел Николай Николаевич и, в лучших традициях американских боевиков, воздел руки к небу.

И вновь дружный ор был ему ответом. А дальше…

Дальше начались соревнования. Отчасти «веселые старты», отчасти физподготовка, отчасти просто дурашливые конкурсы. Самым первым был конкурс, когда нужно было засунуть между коленей мяч, пробежать с ним десять метров, потом попасть им в обруч на земле, схватить скакалку и, прыгая через неё, добраться обратно. Там следующий участник перехватывал скакалку и мчался вприпрыжку до обруча, где засовывал мяч и двигался с ним к старту.

Это был один из конкурсов, которые мы приготовили. За жульничеством следили старшие, которые пресекали пробежки со скакалкой или попытки промчаться с мячом подмышкой.

Улица начала развлекаться…

Ребята охотно подхватывали нашу затею. Летом либо на огороде копаться, либо купаться до посинения, либо маяться дурью, а тут… Среди толпы, среди своих, под взглядами хихикающих девчонок — что может быть лучше для развлечения?

Так как соревнования всё-таки были спортивными, то мы исключили такие пацанские забавы, как игру в ножички, «догони меня кирпич» или «туз-правитель». Решили остановиться на менее травмоопасных занятиях.

И вот у нас начали появляться первые победители — в небольшой разминочной эстафете победили Рабочие. Им удалось вырваться вперёд с ощутимым отрывом. Пацаны с красными ленточками на предплечьях радостно вскидывали руки, радуясь победе.

Всё-таки мы в то время были пацанами… Да, хотели походить на взрослых, пробовали зятягиваться и кашляли, кривились от самогона, а потом блевали за углом. Перенимали те привычки, про которые нам говорили, что они плохие. И только повзрослев и заматерев, понимали, что говорили-то нам правду, но тогда… Тогда всё это казалось игрой, хреновой, но всё-таки игрой во взрослую жизнь. А на самом же деле, энергия из молодых душ требовала применения, вот только применять её особо было некуда…

Новый конкурс, новая награда, новые радостные крики. Для пацанов это и в самом деле был праздник. Даже присутствие милиции воспринималось вовсе не в штыки, а наоборот — как необходимость. Не обходилось и без эксцессов, но за подобным четко следили старшие и после их слов все неловкие ситуации стухали, как будто огонь тушили песком, забрасывая зарождающийся конфликт при первой же вспышке.

Всё проходило в атмосфере дружеского соревнования, как будто и не было недавнего происшествия. Как будто не было той безумной ночи…

Среди сидевших на скамейке девчонок я заметил Машу. Она поглядывала на меня, но больше ничем не выказывала свой интерес, хихикала и переговаривалась с остальными девчонками, которые обсуждали потеющих на поле стадиона мальчишек.

Конкурс проходил за конкурсом, соревнование за соревнованием. Всё тихо, мирно, весело и задорно. Молодость дышала энергией, выпуская её, а взамен получая призы и поощрение в виде аплодисментов.

Где-то на половине соревнований Николай Николаевич предложил командам поменяться повязками. Сначала это вызвало непонимание среди пацанов, но старшие кивнули, мол, так надо. С неуверенностью и показной неохотой пацаны начали меняться повязками с другими. В итоге получились новые команды, с разных районов и концов небольшого городка.

Об этом тоже было договорено со старшими и остальными участниками соревнований. Сюрпризом было только для пацанов. Им пришлось участвовать в новых конкурсах и с новыми ребятами. Так как менялись произвольно, то в среднем силы примерно были равны. Всё это было сделано для того, чтобы показать — среди других районов нет врагов. Есть такие же пацаны, на которых можно положиться и которые играют с тобой в одной команде…

И я видел, как постепенно слаживаются команды. Как игроки в волейбол помогают друг другу, как взаимодействуют и поддерживают. Как постепенно начинается знакомство друг с другом, узнавание, растапливание льда… Может быть ради этого я и собрал их всех на стадионе? Или нет?

Может быть это всего лишь дань памяти Серёге Курышеву, который сейчас лежит в могиле, а его душа откуда-то сверху смотрит на нас? Он по-любому был бы рад поноситься с мячом по полю или забить гол в красивом падении. А потом встать, отряхнуться и подмигнуть сидящей на скамейке Ленке. Да, Ленка обязательно бы сидела, вот как Маша сейчас…

И смотрела бы точно также сверкающими бриллиантами глаз!

Я не удержался, попросил у Гурыля замену и отскочил к сидящей на скамейке Маше.

— Привет! Ну, как ты здесь? Всё нравится?

— Да, здорово придумали! А можно также только для девочек устроить? — лукаво улыбнулась в ответ.

— Я думаю да, и ребята тоже придут посмотреть, поболеть за вас, — кивнул я. — Надо только с тренерами договориться.

— Я думаю, что ты сможешь. Вон, как всё хорошо получилось… — Маша кивнула на смеющихся пацанов, которые только что забили мяч противоположной команде.

— Ну, я только хотел помочь ребятам познакомиться ближе, показать, что не все кругом враги. Что можно и без драки решить споры…

— Лосев Александр Владимирович? — послышался позади голос, от которого веяло официозом за версту.

— Да, это я, — я обернулся и ещё не успел убрать улыбку с лица. — А в чем дело?

Уперся взглядом в холодное лицо ивановского следователя, который совсем недавно был у Ковалькова в кабинете. Один из двух. Худощавый…

— Следователь Коржев, Владимир Михайлович, — представился следователь и махнул корочкой перед моим носом. — Прошу проследовать за мной.

С двух сторон я заметил ещё двух человек, одетых в гражданское. Однако, прически ёжиком, спортивные фигуры и внимательные взгляды не оставили сомнений в том, что передо мной ребята из опергруппы. И эти ребята явились точно по мою душу.

— А в чём дело? Я же давал подписку о невыезде? Мы вроде бы всё решили? — спросил я в ответ.

Очень не хотелось уходить от Маши. Вот прямо-таки совсем не хотелось.

— Есть несколько вопросов касательно умершего, Павлова Николая Сергеевича. У нас есть подозрения, что вы самым непосредственным образом причастны к его смерти.

Надо было видеть, как побледнела Маша. Она чуть ли не отпрыгнула от меня, как от прокаженного. Её широко раскрытые глаза уставились на меня:

— Саша, это… правда?

— А вот это мы и выясним. Девушка, попрощайтесь со своим другом. Если всё хорошо, то он вскоре вернется, — почти ласково проговорил следователь.

Маша словно не слышала его, она снова спросила и в её голосе послышались слёзы:

— Саша, это правда? Скажи?

Я в ответ вздохнул и посмотрел на следователя:

— Хоть переодеться-то можно? А то у меня майка мокрая и вообще…

— Переодевайся, — кивнул следователь, и посмотрел на одного из своих подручных. — Серёжа, проводи молодого человека.

— Саша… — потерянным голосом произнесла Мария.

Я развернулся и пошагал в сторону спортивной базы. Следом за мной затопал подручный следователя. На душе было погано…

Переодевшись под пристальным взглядом оперативника, я накинул сумку на плечо и начал завязывать запыленные кеды. В голове роились разные мысли, начиная от плохих и заканчивая самыми хреновыми. Самые хреновые мысли не позволяли шнуркам нормально завязаться. Непослушные белые полоски выскальзывали из пальцев.

— Ну что ты там застыл? Рубль нашел? — хмыкнул в дверях Сергей.

— Да иду я, иду! — буркнул я в ответ, засовывая одежду в сумку.

— Давай шустрей, нас заждались! — скомандовал милиционер и пропустил вперед.

— Может, чайку? — я слегка поиграл на нервах у оперативника.

— Может, по почкам? — милиционер почти ласково поинтересовался в ответ.

Коридор спортивной базы провожал нас суровым молчанием. Скрипнул линолеум на полу, словно благословил в дальнейший путь, и мы оказались на широкой уличной лестнице.

— Вы что так долго — ремонтом занимались? — выплюнул Коржев, стоя на приступках.

В его руке отрывисто бурчала рация. Костяшки побелели — ещё чуть-чуть и ворчащая коробочка брызнет черными осколками по плиткам ступеней. Лицо побледнело, на открытом лбу дрожали бисеринки пота. Казалось, что немного подтолкни, и он кинется на меня.

С чего бы такая разительная перемена? Не ждал, конечно, любви и обожания, но и подобная резкая перемена обескураживала. Какая вожжа ему под хвост попала?

— Долго не мог завязать шнурки. От волнения пальцы корявыми стали.

Владимир Михайлович зло мотнул головой в сторону двери:

— Волнуешься? Это правильно… За мной! И не делай глупостей!

— И не собирался, — буркнул я в ответ.

Коржев пошел первым, за ним я, а следом два оперативника с добрыми и сердечными лицами.

В таком составе нас и встретил Гурыль за углом. Я готов был вернуться обратно и опять выйти, чтобы увидеть, как у него открылся рот. Челюсть чуть не упала на землю, но парень тут же справился с собой, и кроссовки примяли разноцветные широкие листья лопухов на земле. С решительным видом он перегородил дорогу. С таким же видом Перец слезал с мотоциклами перед неудачливыми «бандитами».

Из-за угла выплыл бело-голубой «Уазик».

— Куда вы его? — спросил Гурыль у Коржева.

— Не твое дело. Вали отсюда!

— Я поеду с ним.

— Ты у него вместо няньки? Дергай отсюда, Арина Родионовна, — хмыкнул один из сопровождающих.

«Уазик» подкатил к выходу и из недр вылез ещё один представитель власти. Где же берут таких здоровых — на какой ферме выращивают? Шофер не уступал по комплекции остальным милиционерам.

— Я еду с ним! Вы не имеете права! Я же соберу всех наших! — лицо Гурыля налилось жаркой кровью.

О каких наших говорит? О пацанах?

— Собирай кого хочешь! Увидитесь после допроса! — почти выкрикнул Коржев, и жесткая рука вцепилась в мое плечо.

Три милиционера подобрались, как тигры перед броском, медленно двинулись к Гурылю. Тот не отступил, опустил немного голову и слегка поднял плечи. Кончики пальцев подрагивали, словно молодые листочки под порывами свежего ветра.

Если три бандюгана на дороге не готовились к встрече с крупными кулаками, то три милиционера наоборот — следили за каждым движением Гурыля.

— Эй, ребята, хорош! Ну что вы, в самом деле! Гурыль, мы вместе съездим в отделение. Ты там сможешь подождать? — может, я и смалодушничал, но не хватало ещё драки с милицией на празднике спорта.

Любопытные озирались на нас, с неодобрением покачивали головами — сразу осудили и вынесли вердикт: пацаны набедокурили и теперь их забирают в отделение. А ещё на меня смотрела Маша. На её щеках проложили путь две мокрые дорожки.

— Лезь в машину! Без тебя разберемся! — Коржев сильно толкнул, почти ударил.

Я едва не упал. Пробежал несколько шагов по траве, обернулся. Внутри забурлила злость, будто потревоженное шампанское готовилось вытолкнуть пробку из полуоткрытой бутылки и выплеснуться наружу. Кругом словно покраснело, приутихла изумрудная листва деревьев, синь неба, зелень сочной травы. Оставалась красная пелена и очертания предметов, темнее или светлее, пришлось пару раз моргнуть, чтобы скинуть наваждение.

Следователь улыбнулся, глядя на меня. С вызовом кивнул, приглашая действовать, рука отстегнула ремешок кобуры. Я с огромным трудом погасил жгучий порыв кинуться на него. Он презрительно хмыкнул, рука медленно потянула за рукоять.

Три быкообразных представителя власти также неспешно подходили к Гурылю. Тот понемногу смещался в сторону, не давал зайти за спину. Ещё секунда и кто-то сделает первый удар, а там…

— Остановитесь! — пророкотал знакомый басок.

Коржев вздрогнул, будто сквозь него пропускают двести вольт, и обернулся на зычный голос. К нам приближался Ковальков.

Милиционеры оглянулись на следователя. Гурыль облегченно выдохнул, круглое лицо немного просветлело:

— Товарищ следователь, тут они…

— Я все знаю. Так надо! — проговорил Ковальков и повернулся к Коржеву. — Сколько вам нужно времени для допроса?

— Он будет заключен под стражу до окончания расследования. Пока не выяснится, что на самом деле случилось. Уйми своего крепыша или он тоже отправится с нами, — процедил следователь.

Гурыль тут же вскинулся. Лицо красное, на висках капли пота.

— Я согласен! Поехали вместе! Чё ты головой мотаешь? Зарядить в нюхальник одному из напарников? — он мотнул круглой головой в направлении угрюмых милиционеров.

— Гурылев, успокойся. Ты сейчас поедешь со мной. Молча! Так нужно — поверь мне! — в конце фразы Ковальков повысил голос.

Милиционеры открыто ухмыльнулись Гурылю в лицо. Один сплюнул на землю, почти попал на кроссовок. Гурыль сдержался, хотя желваки ходили ходуном. Оба здоровяка разочарованно повернулись к машине.

Я ловил взгляд Ковалькова, но следователь смотрел в сторону играющих. Я положил сумку с одеждой на землю.

— Гурыль, спасибо за помощь.

— Садись! — следователь открыл дверь «Уазика».

Гурыль попытался дернуться за мной, но широкая ладонь Ковалькова легко остановила подопечного. Они перекинулись парой слов, к сожалению, я не смог расслышать сказанное — садился в машину.

Ладонь следователя толкнула в спину ещё раз. Нагретое нутро машины швырнула в нос запах затхлости, табака и какой-то непонятной кислятины, словно в кабине кого-то стошнило и рвоту отчистили не до конца. Двое залезли вперед, а с левой стороны сел Коржев. Здоровенный оперативник примостился справа. Я оказываюсь зажат между твердыми телами, как орех в зубах Щелкунчика.

— Ну чё, парень, добегался? Пора остановиться и подумать о жизни! — обернулся к нам водитель и добавил. — И о смерти!

Прокуренные зубы расплылись в довольной улыбке. Картофельный нос сморщился гармошкой, когда уголки губ разъехались в стороны. Ощущение власти явно доставляет ему удовольствие.

Коржев смотрит на меня так, словно уже опускает меня в серную кислоту. С размаха хлопает дверь, машину покачивает.

Поворачивается в замке ключ зажигания, под ногами несколько раз вздрагивает пол. Звуки лязгающего железа заполняют салон, мотор никак не хочет заводиться. Машина чихает и трясется как курильщик с многолетним стажем…

Мы начинаем движение в сторону неизвестности…