Кодекс пацана. Назад в СССР

Глава 25

— Ну что, будем сразу признаваться или в молчанку поиграем? — глядя перед собой, спросил Коржев, когда мы выехали за пределы Южи.

Я счел за лучшее промолчать. Признаваться во всём и хоронить себя заживо? Ну да, нашли дурака…

Коржев огорченно вздохнул и коротко влепил локтем в солнечное сплетение. Резко, словно щелкнул кнутом.

Твою маму, как же больно! Тут же сбило дыхание, жаркий взрыв в груди заставил согнуться.

Лбом ударился о подголовник, успел увидеть в серой обшивке круглую дырочку с обгорелыми краями — память от неаккуратно курившего пассажира. Крепкая рука оперативника потянула за шиворот назад. Тело разогнулось, я жадно хватал ртом сопревший воздух салона. Воздух заходил кусками, как горячий пирог, я почти руками запихивал его в себя.

— Я предупреждаю всего один раз. Если не начнешь говорить сам, то будет больно и неприятно. Нам всё известно. Корефан признался, что это ты порешил того пацаненка. Мне немного жаль тебя. Очень немного. Хэк! — локоть без размаха въехал в нижнюю челюсть.

Зубы клацнули со звуком ружейного затвора. Я чуть не прикусил язык, когда голова откинулась назад. Во рту появился металлический привкус крови, от боли помутилось в голове.

Что говорить? Как выкручиваться?

Когда же это закончится? Непонятные смерти, непонятные люди, непонятные ситуации, непонятный следователь и очень понятный я?

Широкая ладонь сержанта удерживала за шею. Он придерживал меня, когда от следователя прилетело ещё два удара в грудь, потом тоже присоединился к веселью. Я старался закрыться от ударов, но это мало помогало.

Я закрывал голову и грудь, но тычки попадали по спине, ногам. Хорошо ещё, что из-за тесноты кабины мужчины не могли сильно размахнуться. В лобовом стекле мелькали проплывающие березы, ели, сосны. Выскочил бы наружу, но с двух сторон падают вихри из кулаков и локтей.

Не дать им понять, что мне страшно. Держаться, не показывать… Удар по затылку и в голове вспыхнула сверхновая. Им не сломать меня. По носу…

Блин!!! Как же больно.

Очередной удар, попавший в челюсть, оборвал что-то внутри. Меня захлестнула волна бешенства, кровь ударила в лицо, запылали щеки. Гандоны! Я открыто взглянул в лицо Коржева.

В глазах следователя возник живой интерес. Пропала скука, он даже чуточку улыбнулся. Жесткие костяшки врезались в мою челюсть, проехались по носу, дернули кожу на скулах. Но я не почувствовал боли, лишь ярость взрывала мозг изнутри. Ноздри бешено раздувались и у него, и у меня. Руки сами собой начали блокировать удары. Я пропускал удары вскользь, не позволял ударить в полную силу. У него, кроме интереса, показывается ещё и изумление. Оперативник начал рыться в кармане куртки.

— О-о-о, терпила ещё и рыпается! Дайте-ка, я ему тоже навезу! — повернулся милиционер спереди.

— Не лезь! — прохрипел Коржев.

Сжатые кулаки затрещали от нахлынувшего гнева. Тело напряглось, превратилось в сплошной комок мышц. Удары не чувствовались. Мутная красная пелена завесила взгляд. Звук урчащего мотора, глухие хлопки по телу, отдаленный разговор милиционеров — все слилось в одну сплошную волну шума, который удаляется и в то же время присутствует рядом.

Внутри горел ярким пламенем клубок огня. Капли раскаленной лавы разлились по всему телу. Что-то рвалось наружу, ломало тонкие преграды сознания. Что-то незнакомое, гневное и разрушительное. Руки костенели, ноги превращались в стальные столбы, позвоночник сгибался дугой.

На миг я ясно увидел себя внутри машины, милиционеров по краям и впереди. Люди застыли, как будто кто-то нажал на видеопроигрывателе кнопку «пауза». Сознание выпорхнуло из тела и зависло в салоне. Дым неторопливо вытекал изо рта водителя, закрывался в моргании глаз милиционера на переднем сидении, летел к моему лицу кулак следователя.

И змеилась молния шокера в руке сержанта!

Так вот что он искал в кармане!

А я как раз повернулся к Коржеву, руки закрывали голову. Шокер потянулся к моей шее, должна ужалить в то место, где заканчивается стрижка. А это…

Это чревато смертью!

Неудержимая сила повлекла обратно. Снова ощущение тела. Я извернулся, как мог, вжался в пыльное сидение, и мимо моего носа пролетела рука с зажатой молнией. Как по расписанию электрический разряд встретился с кулаком Коржева.

Короткая вспышка…

Запахло горелой плотью, как будто опалили забитую свинью! Фу, ну и вонища! Следователь выпрямился на сидении, ударился головой о потолок салона и всей массой завалился на меня. Коржева колотило от бешеных судорог. Накатившее исступление спало, заныли ушибленные ребра.

— Стой! Тормози, Илюха! — тут же заорал проштрафившийся оперативник.

Тот ударил по тормозам, всех бросило вперед и расслабленное тело свалилось с меня. Я уперся рукой в спинку правого сидения — не сумел отказать себе в удовольствии подставить локоть под нос падающему следователю. Впереди раздался мат — сидящий на пассажирском милиционер приложился лбом о торпеду.

— Что у вас там? — обернулся водитель, пока оперативник рядом потирал лоб.

— Херня получилась. Хорош рыло тереть, помоги Михалыча вынести! — скомандовал оперативник, виновато осматривая расслабленное тело следователя.

— Ему терпила так зарядил? Хана тебе, пацанчик! — рявкнул водитель и выскочил наружу.

— Остынь, ему и так досталось. Не болтай, берись за плечи! — «шокерист» распахнул дверь, из которой повалился следователь с окровавленным лицом.

Суховатое тело следователя вынесли наружу. Я помог из сострадания — все-таки не слабо получить разряд, особенно когда не ожидаешь. Хотя, если бы мог, то приложил шокер и не отпускал бы до тех пор, пока тело не перестанет трястись.

Следователя положили на траве. Коржев слабо подергивался. Накосячивший отирал бледное лицо мокрым платком, слушал пульс на руке. Водила с другим милиционером закурили в стороне.

Я смог оглядеться. Ого! Оказывается, мы выехали далеко за город и встали за Преображенским. Вечер опустился на землю, покрыл деревья и кусты оранжевым светом.

По сторонам дороги высился лес, весь в теплых красках, манящий и родной. Зеленые ели переплетались с изумрудными березами и цветущими кустами. Под лучами вечернего солнца деревья словно выступали на модном показе.

Изнутри леса кричала свобода. Воздух влажно пах грибами и мхом. Лес манил и завораживал, из глубины шел необъяснимый зов… Хотелось сорваться и мчаться прочь, сломя голову.

— Эй, ты куда направился? А ну залезь в машину! — водитель щелчком откинул в сторону окурок.

Бычок пролетел по широкой дуге и упал в придорожную канаву, коротко пшикнув напоследок. Я не заметил, как отошел к другому краю дороги. Хрипло прокаркал в стороне угольно-черный ворон. Его блестящие глазки оглядывали нашу группу, костистые ноги нервно переступали по рыхлой земле.

— Надень на пацана браслеты, пусть в машине покукует. О, смотри, и Михалыч очухивается. Крепкий он все же мужик, если после такого разряда уже приходит в норму, — оперативник ещё раз намочил платок и отер лицо следователя.

— Я после шокера раньше врубаюсь, так что не такой уж он и крепкий, — заметил водитель и вытащил из-за пояса наручники.

Холодные тонкие браслеты туго стянули мои запястья. Вот и забежал в лес…

— Ага, от обычных шокеров, но у меня тесть — инженер-электронщик. Вот он и прибавил моей игрушке немного мощности. С червонца килоджоулей поднял до сороковника — на полчаса гарантировано расслабление и пускание слюней. Толковый он мужик, если бы не бухал ещё, — сплюнул оперативник.

Коржев открыл глаза и ошалело оглянулся по сторонам. Милиционер затолкал меня в «Уазик» и хлопнул дверью. Водитель тоже залез со своей стороны, устало уставился на меня в зеркало заднего вида.

— Куда же ты полез, молодой? Свободы вам мало? Нервяка не хватает? — сочувственно проговорил он, поглядывая на обочину, где поднимали следователя.

— Так получилось. Куда мы теперь? — спросил я, разбитые губы не очень располагали к беседе.

— В СИЗО, куда же ещё, — произнес водитель и вытащил из пачки сигарету. — Не куришь?

Я отрицательно помотал головой, посмотрел на следователя. Тот сидел на траве и материл неосторожного оперативника за «сюрприз».

— В СИЗО? Так сразу? — поинтересовался я пониженным тоном, чтобы не услышали на улице.

— А чего тянуть-то? Вроде как твой кореш Коротыш настучал, мол, он видел всё и за скощуху раскололся.

— Ничего себе. Ну и дела-а-а, хрена себе, — покачал я головой.

— Ладно, тихо тебе — вон Михалыча ведут.

Распахнулась дверца и, на сидение рядом аккуратно посадили бледного следователя. Тот посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я тоже не пытался завязать разговор.

Коротыш не мог на меня всё повесить — не верю, это всё вранье следователя!

Или мог? И нет пацанского единства — враньё это всё? Красивые слова для тех, кто по своей молодой дурости верит в героизм и самопожертвование… А как прижмет, так сразу пропадают все принципы и прочий пафосный налет?

Полчаса монотонной езды, и мы приехали в Иваново. Никогда не любил областной центр — хмурый он какой-то, тревожный, хотя ему и присвоено красивое звание «города невест».

Непонятное волнение возникало всегда, даже когда большой компанией гуляли по серым улицам. Вроде бы и веселились и смеялись, но гнетущее чувство тревоги не оставляло во время прогулки ни на миг. Какая-то опасность таилась в большом городе, заставляла беспокойно оглядываться назад, противно чесались лопатки, словно предчувствовали удар в спину.

Машина покрутилась по городу, мы подъехали к серому высокому забору, поверху которого змеилась колючая проволока. Слева от коричнево-грязных ворот вылезло небольшое кирпичное строение КПП. Из-за забора выглядывало побеленное четырехэтажное здание с гостеприимными решетками на окнах. Два человека с автоматами курили у железных ворот. Водитель остановился, извлек из бардачка сверток и вышел из машины. Вскоре он скрылся за железной дверью пропускного пункта.

— Михалыч, когда пойдем оформлять клиента?

— Прапорщик, сиди на месте, там всё договорено, — буркнул следователь.

Вскоре вернулся водитель. Без свертка в руках. Как-то обычно, обыденно, словно не в первый раз. И почему я не удивился? Сходил, отдал, вернулся — будто за хлебушком до магазина сносился.

— Все нормально, можете заводить.

— Пошли, — скомандовал Коржев, и дернул меня за руку.

Летний вечер разлил по небу черноватую синеву. Территория вокруг освещалась мощными фонарями, наверно, так светло не бывает и днем. Курящие охранники посмотрели на нас безразличными взглядами, коротко кивнули Коржеву. Вряд ли он здесь был редким гостем.

— Подожди в машине, дальше я сам! — скомандовал следователь сержанту и кивнул одному из охранников.

Тот внимательно осмотрел меня и открыл скрипучую железную дверь. За ней оказалась ещё одна. Скрежет замка отозвался холодом, и мы оказались внутри. Запах хлорки мешался с застарелым табачным дымом. Как же тут неуютно и мрачно.

Серые стены, широкие щиты с инструкциями и приказами, затертая плитка на полу. Тягостное зрелище, удручающее и давящее. Слева комната за толстым стеклом, там маячило одутловатое лицо дежурного.

— Привет, Серега, мы к Васильичу.

— С этим? — дежурный лениво кивнул на меня.

— Я же сказал — мы. Хотя, пускай он тут у тебя постоит немного.

Я молчал. Дежурный нажал на кнопку, и ещё одна решетчатая дверь открылась, поглотив следователя.

— За что тебя? — дежурный явно скучал и соскучился по общению.

— А это так важно?

Жестоко ломило тело, кровь из рассеченной брови свернулась коркой и мешала моргать. Заведенные за спину руки немели от наручников. Впереди маячит мрачная неизвестность, известная лишь через призму кинофильмов, да услышанная из рассказов отсидевших знакомых. Сейчас не было никакого желания общаться.

— Ну не хочешь — не говори, но редко кто из привезенных Коржевым в нормальное место попадал. А уж на волю и вовсе никто не возвращался, — дежурный явно обиделся на меня.

— Недавно в Юже был инцидент, — я посмотрел на полноватого парня за стеклом. — Меня приплели зачем-то…

— Ну да, слышал-слышал, знатный махач сотворили, а теперь невинного из себя строишь. Не боись, у нас тут много невиновных сидит, — хохотнул дежурный. — Но редко кто из пассажиров соскакивает с поезда.

— Понятно.

— Не бзди, может и образуется.

— Как долго у вас тут держат?

— Кого как. Бывает, что выпускают через неделю. Случается, что суд выносит приговор, а бродяга отсидел у нас даже больше положенного срока.

Неприятно оказаться в подобной ситуации. Сидишь и ждешь. Наблюдаешь, как день за днем проходит жизнь, а какие-то бюрократы думают, что с тобой делать. Им ведь абсолютно безразлично, что за человек скрывается под картонным листом с надписью «Дело №».

Вдалеке послышались шаги, дежурный тут же замолчал.

— Открывай, Серега! Начальник пришел! — за решетчатой дверью показалось красное лицо пожилого человека.

Писк замка и в небольшое помещение вплыл «начальник»: хорошо за сорок, раздался на сидячей работе, круглая голова и рыбьи глаза навыкате, невысокий, пухленький, довольно медлителен в движениях и заторможен в речи. За ним вошел следователь. Две противоположности одной системы, по фигурам схожи как Кихот и Санчо Панса.

— Васильич, вот этот ухарь и натворил кучу проблем.

— Да-а, глядя на тебя можно сказать, что и доставили его с великим трудом, — «начальник» взглянул на бледное лицо следователя.

Действительно, тому оперативнику хорошо переделали шокер, судороги до сих пор навещали суховатое тело следователя. Скуластое лицо нахмурилось.

— Мутит с утра, скорее всего отравился чем-то, — ответил Коржев.

— А с глазом что? Соринка бревнышком залетела? — кривая ухмылка коснулась потрескавшихся губ.

— Ага, расчесал ногтями на ноге. Хочешь, и тебе почешу? — вспыхнувший следователь тут же одернул себя, — Шучу-шучу, воспаление какое-то.

— Ладно, поправляйся тогда. Пассажира я определю куда нужно, но ты не затягивай с делом, а то у нас проверка скоро намечается, — Васильевич пожал руку Коржеву и кивнул дежурному. — Документы забери, а то завалятся куда ещё. А завтра с утреца отдашь мне.

— Его бы на пару дней под крепкий схрон, чтобы и воздух только после проверки проходил! — попросил-приказал следователь.

Начальник согласно кивнул. Следователь ожег меня взглядом, не сулившим ничего хорошего, недобро усмехнулся, и дверь выпустила его сухощавую фигуру.

— Ну что, пассажир, пошли знакомиться! Михеев! — «начальник» гаркнул назад, и откуда вынырнул двухметровый амбал. — Давай этого красавца ко мне в кабинет, а я пока выйду на пару минут. Серега! Не спи!

— Не сплю, Сергей Васильевич! Бдю! — дежурный вытянулся в струнку, если такое возможно сидя на стуле и снова нажал на кнопку открытия двери.

Начальник вышел вслед за Коржевым.

— Вперед! — рявкнул Михеев, и железная хватка стиснула локоть.

Да-а, здравствуй мир незнакомый и пугающий.

Мы вышли с другой стороны КПП под музыкальное сопровождение скрежещущего замка и очутились на улице. Слева и справа до серого здания протянулся проволочный коридор с острыми шипами по потолку. По этому проспекту я и прошел, напутствуемый окриками немногословного надзирателя. Судя по звездочкам — он дослужился до лейтенанта, а судя по лицу — можно сказать, что сотрудники зоопарка явно утаили побег одной из горилл.

Лицо, не обезображенное интеллектом, с надбровными дугами, нависающими утесами над запавшими глазками, прямо-таки лучилось добротой и пониманием. Однако доброе излучение проступало, когда надзиратель спал, сейчас же лицо казалось застывшей маской маньяка из фильма ужасов. Узкие губы и выделяющиеся скулы добавляли необходимые штрихи к общему портрету.

— Иди, не оглядывайся! — всего три подобных команды я услышал за наш недолгий путь.

Очень содержательная беседа, зато нашлось время подумать и взвесить сложившуюся ситуацию. Проанализировал, поразмыслил и понял, что все хреново. Однако я жив, хотя и побит, и это не может не радовать. Как в анекдоте про падающего с сотого этажа человека, что пролетал мимо пятидесятого и подумал: «Пока всё идет хорошо».

Войдя в здание, мы подождали, пока откроет решетку очередной дежурный, прошли в левую дверь. За ней горделиво уходила вверх серенькая лестница, ступени проводили скрипом песка на второй этаж.

— Стой! — мы остановились перед коричневой дверью с золотистой табличкой «Бологов Сергей Васильевич. Директор следственного изолятора». — Лицом к стене!

Я послушно повернулся и приготовился ждать. Михеев в беседу не вступал, мне тоже не особенно хотелось с ним разговаривать. Около десяти минут я обозревал поверхность стены, изучил трещинки и выемки, когда появился начальник. Он шел, о чем-то задумавшись, а увидев нас, даже оторопел на миг:

— Вы чего здесь? Ах да, совсем этот следак мне голову забил. Михеев, не нужно его ко мне. Пусти по процедуре и в 47-ю. Ох, и устал я с вами. Все, до завтра.

Директор щелкнул ключом в скважине и скрылся за дверью с табличкой.

— Вперед! — красноречивый и обаятельный Михеев провел на выход.

Дальше мы спустились на первый этаж, и началось «пускание по процедуре».

Однотонные коридоры ловили каждый шаг, за железными дверями слышались шорохи и обрывки слов. Решетчатые преграждения со скучающими надзирателями за ними. Мы подходили, нам открывали. Все молча, лишь подавались команды при приближении к дверям. Серо, кафельно, убого.

«Стой, лицом к стене, вперед!» — похоже, что на этом лексикон Михеева заканчивался.

Наконец мы достигли серой двери и, после нескольких минут ожидания, с подошедшим охранником вошли внутрь. В центре уныло доживал свой век длинный широкий стол, по бокам возвышались деревянные стеллажи с подписанными коробками и обмотанными бечевкой вещами.

— Куда?

— В 47-ю.

— Да ладно?

— Приказ!

— Насколько?

— Пока не выпустят.

Охранник, чем-то похожий на Михеева, обыскал меня с головы до ног, записал мои данные, заставил раздеться, оглядел со всех сторон, даже посмотрел туда, куда лишь врач на медкомиссии заглядывал. Затем упал на стол сверток, подвязанный белой тесьмой.

— Надевай, свои вещи получишь на выходе.

— А он будет?

— Если будешь много спрашивать, то вряд ли, — буркнул охранник и швырнул пластмассовые тапки.

Ежась от холода, я натянул черную одежду, причем куртка оказалась длинна, а штаны же наоборот коротки. Растянутые тапки соответствовали куртке и сидели на ногах как ласты. Михеев и другой охранник безучастно смотрели на мое переодевание.

Снова короткая команда и мы двинулись дальше. Ещё одна комната, в которой охранник с заспанным лицом выдал свернутые в рулон постельные принадлежности. Мы опять отправились в путешествие и остановились около железной двери с небольшим окошком, за которой находились заключенные. Противно засосало под ложечкой.