Когда боги рыдают (СИ)

Глава 10

На следующий день братки подъехали к больнице только к полудню. Ночью поминали погибших, всё это завершилось большой пьянкой и с похмелья никто не мог встать рано. Габай был красен и зол, в глазах плавала муть.

— Аркадьич! — заревел он с порога, вваливаясь в морг. — Ну чё, как там наш слизняк? Хрипит ещё?

— Я только что контактировал с Денисом, — сообщил доктор. — Сначала он слегка заговаривался, но теперь вроде бы вошёл в норму. Рассказал про какую-то поножовщину в продуктовом ларьке…

Габай забеспокоился. Михалёв в бреду мог проболтаться доктору о таких вещах, про которые тому лучше было не знать.

— Вот что, Аркадьич, — тревожно бегая глазами, проговорил он. — Ты не принимай на веру, что он будет брехать. Пацан, сам видишь, в каком состоянии. Начитался всякого, насмотрелся по телеку, и теперь порет чёрт-те чё, как будто было на самом деле…

— Прекрасно вас понимаю, — кивнул доктор с серьёзным видом.

Габай протянул эскулапу двести долларов.

— За понимание, — сказал он.

В лаборатории как будто ничего не изменилось. На кушетке под простынёй лежало тело, в изголовье высился аквариум с мозгом. Из динамика доносился размеренный хрип.

Доктор взял микрофон.

— Денис, ещё раз доброе утро.

— Леонид Аркадьевич, мне опять снилось, что я еду в машине, — металлическим тоном пророкотал динамик. — Потом — удар, всё черно, и я как будто падаю в какую-то трубу. Мне этот сон всё время снится.

— Это от нервов, — мягко ответил Леонид Аркадьевич. — Ничего, скоро пройдёт. Сосредоточься на чём-нибудь приятном… Вспомни картины детства. Или, вот ещё, представь, что к тебе пришли твои друзья…

— Славка из моего класса, — сказал Михалёв.

— Нет, не Славка, а твои недавние друзья. Ильяс… И кто ещё?

Оторвавшись от микрофона, он вопросительно взглянул на окруживших аквариум бандитов.

— Рома Пискарёв, — подсказал Пискарь.

— Рома Пискарёв, — повторил доктор в микрофон.

— Тоже мне, друзья, — отозвался динамик. — В гробу я их видел.

— Вот хмырёныш! — разозлился Качок. — Я всегда знал, что ему на нас насрать! Зря вообще мы его взяли в бригаду. Все равно толку от него как от козла…

— Ладно, заглохни пока, — оборвал его главарь.

— Денис, зря ты так, — сказал доктор. — Они к тебе очень хорошо относятся. Когда ты лежал без сознания, они приходили тебя навещать, постоянно справлялись о тебе…

— А пошли они.

— По-моему, ты к ним несправедлив. Кстати, Ильяс снова хочет подбодрить тебя.

— Он здесь?

— Сейчас войдёт. Ты уж будь с ним полюбезнее, ведь он даёт больничному персоналу щедрые чаевые, чтоб тебе здесь было удобнее.

— Ладно, пусть входит, — смилостивился Михалёв.

— Вот ведь неблагодарный скот! — прошипел Гугнивый.

— Жмурик, гниёт уже, а что-то из себя корчит, — прибавил Качок.

Доктор передал микрофон Габаю.

— Только не волнуйте его, а то опять начнёт заговариваться…

— Всё хоккей, можешь не волноваться, — Габай кивнул ему на дверь кабинета. — Выйди пока отсюда.

Доктор поспешно скрылся.

Когда за ним закрывалась дверь, Гугнивый успел заметить в кабинете вчерашнюю ассистентку. Он подскочил к двери и бесцеремонно заклинил её ногой.

— Оленька, это опять я, — браток игриво засмеялся, раскрыв дверь шире. — Смотри, что я тебе принёс… — Он бросил на стол упаковку с итальянскими колготками, которую постоянно носил с собой на случай знакомства с какой-нибудь девицей. — Пустячок, но в следующий раз будет кое-что получше!

На голове Ольги, как и вчера, были наушники. Она сняла их, мельком оглянулась на братка и недовольно фыркнула.

— Гуг, закрой дверь! — крикнул из лаборатории главарь.

Гугнивый выполнил его приказание, но весьма своеобразно. Он закрыл дверь, только не со стороны лаборатории, а со стороны кабинета, войдя в него.

Доктор недовольно уставился на незваного гостя.

— Вы куда? Посторонним здесь нельзя находиться!

— А у вас тут что, секретный объект? — заухмылялся браток и, поскольку свободных стульев не было, уселся прямо на стол. — Отправляете шифровки в ЦРУ?

Ольга, подаваясь от него в сторону, отодвинула какие-то стоявшие перед ней приборы и компьютерную клавиатуру.

— Вы слишком много себе позволяете, — сказала она фальцетом.

— Ну что ты надулась, куколка, — Гугнивый потянулся к ней, явно собираясь схватить за грудь, но она увернулась и отбежала за стол.

— Попрошу вас выйти! — заверещал Леонид Аркадьевич. — Это возмутительно! Вы где находитесь?

Ольга, вся раскрасневшаяся, обеими руками держалась за грудь, как будто боялась, что объёмистые полушария сейчас лопнут или отвалятся. Это особенно развеселило Гугнивого.

— А ты, я смотрю, недотрога, — подмигивая и хихикая, он двинулся к ней. — Я таких люблю. Тебя, небось, за сиськи никто не держал, да?

— Нет, это переходит всякие границы! — Доктор бросился между ним и Ольгой.

Кабинет был настолько мал, что обойти эскулапа было совершенно невозможно. Братку, чтобы достать до Ольги, пришлось перегнуться через стол. Леонид Аркадьевич схватил его руку и оттолкнул, свалив при этом со стола клавиатуру.

— Э, ты, полегче! — Гугнивый нахмурился.

— Я вызову охрану! — кричал эскулап.

— А чё я сделал? Чё я сделал? Чё ты недоволен? — Гугнивый, как бы в шутку, ткнул пальцами ему в живот.

Доктор икнул и вытаращил глаза.

Ольга схватила стул и выставила его перед собой ножками вперёд.

— Леонид Аркадьевич! Леонид Аркадьевич! — визжала она надрывно.

Леонид Аркадьевич, шатаясь, хватая ртом воздух, шагнул к двери, но в этот момент она сама раскрылась и в кабинет заглянул Габай.

— Что тут у вас за шум? Гуг, уймись, тебе говорят! Выйди отсюда!

— Убедительно вас прошу… — начал доктор.

— Аркадьич, что-то барахлит твоя аппаратура, — перебил его Габай. — Жмурик отключился, молчит, как будто ваще откинулся!

— Я сейчас разберусь, только, ради Бога, пусть ваш товарищ покинет мой кабинет. А то это совершенно возмутительно! Ольга Ивановна столько сил отдаёт эксперименту, ночами не спит, поддерживая в Денисе жизнь…

Гугнивый, оглядываясь на Ольгу, ехидно засмеялся.

— Ты что, в жмурика втюрилась, что ли? У него же член, небось, сгнил уже…

— Кончай базар, — рявкнул главарь и обернулся к доктору: — Аркадьич, наладь связь по-быстрому!

Гугнивый, весьма уязвлённый таким решительным отпором со стороны Ольги, медлил выходить из кабинета.

— Денис твой был импотент и пидор, — соврал он. — Под себя мочился!

— И вовсе он был не импотент! — запальчиво возразила Ольга.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Я говорила с ним.

— Дерьмовый он был пацан, твой Михалёв, — вмешался в их перепалку Качок. — Вёл себя как свинья.

— То есть как? — вскинулась Ольга. — Вы хотите сказать, что у него были плохие манеры?

— Манеры! — Качок осклабился. — Макароны жрал руками, пердел за столом при всех, вот тебе и манеры! — Он был зол на Михалёва после гибели приятелей в доме под Щербинкой и потому с удовольствием подхватил враньё Гугнивого. — Он, как напьётся, штаны с себя спускал и х… показывал! И вообще он был недоумок, психушка по нему плакала!

Девушку, как видно, всё это настолько поразило, что она несколько секунд не находила, что ответить.

— Неправда, — пискнула наконец она. — Не было этого!

— Было, было, — злорадно подтвердил Гугнивый, тоже посмеиваясь. — Обормот он был, твой Денис.

Доктор вышел вслед за Гугнивым из кабинета и захлопнул дверь, тем самым отрезая братков от ассистентки и прекращая обсуждение манер Михалёва.

— Так что тут у вас не работает? — Он подошёл к аквариуму.

— Не отзывается жмурик, — сказал Габай. — Хрипит что-то, а что — хрен поймёшь.

Доктор взял микрофон.

— Денис, Денис, — заговорил он негромко. — Ты слышишь меня? Денис, не волнуйся, это я, Леонид Аркадьевич…

В динамике продолжало потрескивать.

— Обморок, — сделал вывод эскулап. — Такое с ним бывает. Это как бы временное выпадение сознания, возможно, вызванное последствиями аварии.

— Он прочухается или нет?

— С уверенностью ничего нельзя сказать, но шансы большие, — доктор отложил микрофон и, заложив руки за спину, прошёлся по лаборатории. — Нам пока до конца не известны процессы, которые происходят в головном мозге человека, поэтому мы не можем прогнозировать, как поведёт себя в данной ситуации вся эта сложная система, включающая в себя кору, подкорковый слой, гипоталамус…

— Короче, Склифосовский, — грубо оборвал его Габай. — У нас дел по горло, а пацан нам нужен срочно.

Проходя мимо кабинета, Леонид Аркадьевич как бы невзначай приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— К счастью, обмороки у Дениса не бывают продолжительными, я думаю, он скоро очнется, — он вернулся к микрофону. — Денис, ты слышишь меня?

— Слышу, доктор, — ожил динамик. — Мне привиделось, что я снова еду в машине, вдруг удар, и темнота. Это было как наяву. Сёма успел вскрикнуть. Где он, кстати? Вам ничего не известно о нём?

— Сейчас тебе скажет об этом твой товарищ, — Леонид Аркадьевич передал микрофон Габаю.

— Всё, ступай, — тот знаком велел ему выйти. — Денис, это я, — заговорил главарь, когда доктор скрылся. — Я, Ильяс. Доктор сказал, что твоё здоровье пошло на поправку.

— Ты не спрашивал, когда мне вернут зрение? — спросил Михалёв. — До офигения надоело лежать в кромешной темноте.

— Скоро с тебя снимут бинты и будешь как огурчик, — заверил его Габай. — Мы с тобой ещё прокатимся на Ленинский проспект за шалавами. А этих говнюков Качка с Чуркой с собой не возьмём, — и он, посмеиваясь, подмигнул Качку.

— Ильяс, ты настоящий друг.

— Да ладно. Я тебя, Михаль, всегда уважал… Так ты мне всё-таки скажи, куда Папаня мог камни заныкать?

Динамик промолчал. Михалёв, похоже, задумался.

— Спроси у него про дом в Щербинке, — зашептал Пискарь. — Спроси, он точно помнит, что Папаня туда заезжал?

— Вы с Сёмой Мозжейко жили у Папани в деревне, — сказал в микрофон Габай. — Папаня должен был спрятать камни, которые сняли с окладов… — Он понизил голос и оглянулся на дверь кабинета. — Ты видел, куда он их спрятал?

— Нет, — ответил динамик.

— Папаня оставил их в доме или взял с собой? — допытывался главарь. — В прошлый раз ты сказал, что он лазил на крышу того дома под Щербинкой…

Снова последовала пауза.

— Дом под Щербинкой? — переспросил Михалёв.

— Ты говорил, что у Папани была с собой полиэтиленовая сумка, когда он садился в машину.

— Да.

— В сумке были камни?

— Не знаю.

Пискарь толкнул Габая.

— Ты про дом, про дом спроси! — зашептал он ему в ухо. — Спроси, правда, что Папаня к флюгеру лазил?

Габай поднёс микрофон к губам.

— Ты говорил, что Папаня останавливался на фазенде под Щербинкой.

— Где? — переспросил Михалёв.

— На фазенде под Щербинкой! — Габай, зажав микрофон рукой, выругался.

Динамик безмолвствовал почти целую минуту.

— Ну да, останавливался, — подтвердил он наконец.

— И лазил к флюгеру. Там у него тайник, да?

— Лазил к флюгеру, — автоматически повторил, словно всё ещё раздумывая, Михалёв. — Володька из нашего отряда ещё и не такое выделывал.

— Какой Володька? — рявкнул раздражённый Габай. — О ком ты базаришь?

— Его за это наказали, — как будто не слыша его, безмятежно продолжал Михалёв. — На кухню отправили картошку чистить. У нас в пионерском лагере на одной крыше флюгер был, так Володька из второго отряда два раза срывался, а всё-таки долез до него. Он на спор лазил.

Лицо главаря пошло малиновыми пятнами.

— Я тебя не про Володьку спрашиваю, а про Папаню, — дрожащим от ярости голосом проговорил он. — Лазил Папаня к флюгеру или нет?

— Папаня? К флюгеру? — Михалёв, казалось, был озадачен. — А зачем ему лазить туда?

Габай не выдержал. Зажав микрофон ладонью, он разразился градом отборнейшей матерщины. Качок, вторя ему, потрясал над аквариумом кулаком.

— Из-за него, суки, наши братаны погибли! — рычал он в бешенстве. — Удавил бы его, собаку!..

Пискарь потянулся к микрофону.

— Дай я с ним побазарю! У меня получится! — Выхватив микрофон, он вкрадчиво заговорил: — Привет, Денис, это я, Пискарь… Как ты тут живёшь?

— Хреново, Пискарик. С глаз повязку не снимают, и сколько я ещё в ней пролежу — фиг его знает. Никто толком не говорит.

— Всё будет нормалёк, только на твоё лечение бабки нужны. Без бабок тебе не подняться.

— А бабки большие?

— Охрененные. Но мы с братанами посовещались и решили, что надо тебя поднимать. Хороший ты пацан, а главное — привыкли мы к тебе. Ты ведь свой в доску.

— Спасибо, Пискарь.

— Только ты, Денис, вспомни, что в то утро было, когда вы с Папаней и Сёмой в Москву поехали. Ты уж напрягись.

— А чего напрягаться. Поехали, и вдруг — бац, и я здесь.

— Нет, Денис, ты же говорил, что вы заезжали на фазенду под Щербинкой.

— Разве? Не помню я, чтоб мы заезжали на фазенду.

— Ты нам сам сказал, что заезжали и что Папаня лазил к флюгеру.

— Это Володька лазил. Ты что-то путаешь, Пискарик.

Взбешённый Габай оттолкнул Пискаря от аквариума.

— Дай сюда микрофон!

— Доктор говорил, что его нельзя волновать… — зашипел Пискарь.

— В пи…ду его со своим доктором! — Главарь выхватил у него микрофон. — Михаль, ты хочешь, чтоб тебя нормально пролечили и ты быстро встал ноги?

— Кто это? Опять ты, Ильяс? Конечно хочу.

— Тогда давай быстро вспоминай, куда Папаня мог камни заныкать. В машину он садился с сумкой?

— Да.

— Точно?

— Точно.

— Большая сумка была?

— Нет, небольшая.

— Вы когда ехали в Москву, останавливались где-нибудь?

— Раз пять останавливались.

— Пять раз? — Габай переглянулся с напарниками. — Где? Где вы останавливались?

— Да где придётся. Нам, понимаешь, ссать хотелось. То одному, то другому. И мы останавливались, чтоб поссать. Мы выпили тогда много.

— Спроси, во время остановок Папаня вылезал из машины с сумкой или без, — зашептал Пискарь.

— Во время остановок Папаня с сумкой вылезал? — сказал в микрофон Габай.

— Темно было, я не видел.

Габай в напряжённом раздумье наморщил лоб.

— Кой хрен темно? — рявкнул вдруг он. — Что ты гонишь? Вы днём ехали!

— А разве не ночью?

— Днём, тебе говорят! Совсем спятил?

— Спокойнее, спокойнее с ним, — встревожился Пискарь. — А то снова отрубится.

— Михаль, так куда Папаня мог деть сумку? — отдышавшись, продолжал допрос Габай. — После аварии в машине её не нашли. Значит, Папаня заныкал её где-то по дороге. Где? Вспомни.

Михалёв не отозвался.

— Ну, Денис, — торопил Габай.

— Дай подумать.

— Вспоминай, вспоминай… — цедил главарь.

— Тех двух кавказцев Качок замочил выстрелами в голову, — выдал вдруг динамик.

— Тише ты! — Габай, а вместе с ним и остальные, невольно оглянулись на дверь кабинета. — Помалкивай о таких вещах.

Совсем недавно бандиты убили двух строптивых торговцев, отказавшихся платить им дань. Заманили в укромное место, избили, полубесчувственных сунули в багажник, вывезли в ближнее Подмосковье и расстреляли. Трупы сбросили в колодец, где они, наверное, лежат до сих пор.

— Денис, это старые дела, ты лучше выкинь их из головы.

— Один кавказец был здоровый, его еле дотащили до колодца, — как будто не слыша его, размеренно журчал динамик. — Качок вогнал пулю ему в голову, а он ещё жил.

— Ты что-то не то вспоминаешь!

— Папаня предложил сбросить трупы в колодец, — говорил Михалёв. — Он сказал, что здесь их сто лет никто не найдёт.

И он снова умолк.

Пискарь поднял указательный палец.

— Колодец! — прошептал он, сделав круглые глаза.

Братки недоумённо посмотрели на него.

— Это было у станции «Бутово», как раз по дороге из Климовска в Москву, — пояснил свою мысль Пискарь. — Папаня вполне мог остановиться там. Спроси у него, останавливались они в тот день в Бутово?

— Денис, — сказал в микрофон Габай, — вы останавливались в тот день в Бутово?

— Да.

— Где конкретно?

— Папаня сам открыл крышку колодца, — ответил Михалёв после молчания. — А потом закрыл. Крышка была тяжёлая. Она ему чуть ногу не отдавила.

— Камни в колодце! — взволнованно зашептал Пискарь. — Папаня по дороге в Москву остановился в Бутово и положил сумку в колодец, тот самый, куда мы хачей сбросили!

На лице Габая отразилась задумчивость.

— Денис, — сказал он в микрофон, — значит, Папаня спрятал сумку в колодец?

— Я не стал смотреть. Мне противно стало и я отошёл. Ведь там лежат трупы. Ильяс, ты же знаешь, я не могу смотреть на трупы, а там их целых двое.

— Ты, придурок, всегда был чистюлей, — буркнул Качок и выругался.

Гугнивый с безучастным видом жевал жвачку.

— Стало быть, он сунул камни в тот колодец, где кавказцы лежат? — спросил он.

— Наверняка туда! — ответил Пискарь.

— И ты веришь в эту туфту?

— Почему туфту? Папаня остановился у станции «Бутово», нашёл этот колодец, бросил туда сумку с камнями, вернулся в машину и они поехали дальше. Такое могло быть? Могло. А на въезде в Москву все трое хренакнулись…

— Я тот вечер помню как сейчас, — звучало в динамике. — Качок выстрелил толстому кавказцу в затылок, а тот всё ворочается, глаза пучит. Тогда Качок ещё раз шмальнул…

— Денис, всё, хорош, завязывай, — тихо, но настойчиво сказал главарь. — Не вздумай трепать об этом при докторе, а то ты никогда не вылечишься, понял? Останешься слепым на всю жизнь.

— Тех кавказцев мы могли бы и не убивать.

— Глохни!

— Как будто не они, а я упал мёртвый в колодец и лежу там в черноте, — бесстрастно рокотало в динамике. — Здесь пусто и никого нет, а твой голос звенит как будто в самой моей голове.

— Завязывай про кавказцев, я сказал! — разъярился Габай.

— Вот гнида, — скрипнул зубами Качок, с ненавистью глядя на мозг.

— Надо осмотреть колодец, — сказал Пискарь. — Это ерунда, минутное дело. Тем более ничего другого нам всё равно не остаётся.

— Правильно, прямо щас и сгоняем, — решил Габай.

Гугнивый подёргал дверь кабинета. На этот раз она была заперта.

— Всё! Мы уходим! — крикнул он.

Щёлкнул замок, дверь приоткрылась и из неё высунулся Леонид Аркадьевич. Из-за его спины выглядывала ассистентка.

— Что, голубки, воркуете? — ухмыльнулся бандит. — Ладно, я не ревную. Только я, милашка, от своего отступаться не люблю, — он подмигнул Ольге. — Встретимся сегодня вечером. Я знаю один уютный ресторанчик…

Доктор вышел из кабинета.

— Вы слишком долго разговаривали, — сказал он Габаю, стараясь не замечать Гугнивого. — Денис теперь будет отдыхать двенадцать часов как минимум.

Гугнивый попробовал проскользнуть в кабинет, но доктор остановился в дверях, загораживая проход.

— Ну так что, встречаемся? — крикнул через его голову браток.

Ольга, заметив, что он снова пытается войти, встала из-за стола и устремилась к окну.

— Я не то, что вы думаете, — воскликнула она. — Тем более у меня уже есть жених!

— Да чего ты перетрухала? Попочка мне твоя понравилась… — Гугнивый, отпихнув доктора, всё-таки ввалился в кабинет, дотянулся до её зада и, смачно причмокнув, обхватил пятернёй мягкую ягодицу. — Пухленькая, как раз в моём вкусе…

— Вы нахал! — закричал побледневший доктор, хватая его за куртку. — Попрошу вас немедленно удалиться! Немедленно!

— Мы ещё увидимся, куколка, — пообещал Гугнивый, выбегая из лаборатории вслед за напарниками.