Прежде чем отъехать от больницы, Габай тут же, из машины, обзвонил всех уцелевших членов банды. Сбор назначил через два часа у себя на московской квартире. Оттуда должны были все вместе ехать к папаниной вдове, от которой до дома Раисы рукой подать. Габай собирался нагрянуть к любовнице Папанина внезапно, среди ночи, и устроить у неё основательный обыск.
Братки съезжались долго. Последние двое прибыли только во втором часу ночи, и то после повторных звонков.
— У Пискаря никто трубку не берёт, — констатировал Гугнивый.
— Опять, небось, в загуле, хрен лысый, — пробурчал Качок.
— Дождётся он у меня, — сказал главарь. — Откручу ему голову собственными руками…
Критически оглядев бойцов, он отсеял двоих, которые от выпитого едва держались на ногах. Затем он и остальные семеро расселись по двум «Жигулям» и покатили в Подмосковье.
По дороге Габай обсудил с братками детали предстоящей операции. Решено было сначала заслать на двор к Раисе Саню Водолазова, как самого прыткого, чтоб посмотрел, закрыты ли двери и окна. Если будет возможность, Саня проникнет в дом и посмотрит, на месте ли раисин муж. Тот был капитаном милиции и, насколько было известно браткам, характер имел крутой. Наверняка держал при себе огнестрельное оружие. Одно было хорошо — он часто и подолгу отлучался из дома. Но если он в доме, то его следовало нейтрализовать в первую очередь.
— Гуг и Качок, мента поручаю вам, — говорил Габай, вертя руль. — Мочить его, наверно, не стоит. Только пригасите слегка, чтоб не хрюкал.
— Сделаем как надо, — братки самодовольно ухмылялись.
Свет фар вспарывал ночную темноту. В разрывах облаков показывалась ущербная луна, заливая серебристым сиянием мокрые после дождя деревья, поля и дорогу, и снова скрывалась.
Во дворе папанинской избы всполошились собаки, залаяли на подъехавшие машины. В окне зажёгся свет и на крыльцо вышла вдова в своём неизменном платке, накинутом поверх ночной сорочки. Она зевала, протирала сонные глаза и вглядывалась в приезжих.
— Лида, мы это, встречай! — крикнул Габай, проходя в калитку.
Она прикрикнула на собак и ушла в дом. Габай, а вслед за ним братки, поднялись на крыльцо.
В доме везде уже горел свет. Лидия переоделась в тёмное, подобающее трауру платье и снова явилась к гостям, держа в руках бутылку с самогоном и стакан. При взгляде на её морщинистое старушечье лицо с жёлтой нездоровой кожей и круглыми, как у рыбы глазами, нетрудно было понять, почему Папанин завёл себе любовницу. Чрезмерное пристрастие к спиртному и больная печень состарили женщину раньше времени. Она и сейчас стояла на ногах не слишком твёрдо.
— Я как чувствовала, что ты приедешь, — сказала она заплетающимся языком, уставившись на Габая. — Вот, даже выпить тебе оставила. Мы тут с дедом поминали нашего Славу…
— Сейчас не до выпивки, — Габай прошёл в комнату. — Дело у нас есть, только не к тебе. Где тут у Папани телогрейки и спецовки старые? Тащи всё сюда!
— Спецовки? — удивилась она. — Да с чего бы это?
— Поменьше вопросов!
Братки по-хозяйски расхаживали по дому. Кто-то, несмотря на запрет главаря, всё-таки приложился к бутыли, кто-то доел закуску, оставшуюся на столе. Гугнивый незаметно от хозяйки раскрыл платяной шкаф и быстрыми движениями бывалого домушника перебрал стопку чистых простыней. Найдя под самой нижней несколько припрятанных пятидесятирублёвок, сунул их себе в карман.
Габай велел братве переодеться в старьё и сделать из старых шапок и чулок маски.
— Надо спрятать свои рожи, а то ещё узнают, — объяснил он.
В дальней комнате проснулся старик — отец покойного Папанина. Как был, в одних трусах, худой как жердь, весь синий от многочисленных лагерных татуировок, он высунулся из дверей и уставился на пришельцев близорукими глазами.
— Лидка, — крикнул он, — это кто ж такие? Опять менты?
— Свои, — отозвалась хозяйка.
— А я думал, шмон.
При нём милиция уже дважды проводила обыск в доме Папаниных, и оба раза ночью. Только разглядев ближайшего к себе братка, примерявшего драный, пропахший псиной тулуп, старик окончательно уверился, что это «свои».
— Габай, что ль, подвалил?
— А то кто же, — отозвался главарь. — Как жизнь, дед?
— Да какая тут жизнь… — тот продолжал вглядываться в гостей. — А Николка с вами?
— Нет, не с ними, — ответила за Габая Лидия.
— А я думал, с ними, — сказал дед. — Куда же он, чертяка, делся?
Лидия обернулась к Габаю.
— А правда, куда? Уже пятый день носа не кажет.
— Да по бабам ходит, — сказал Гугнивый, занятый вырезанием в чёрной вязаной шапке дырок для глаз.
— Или опять запил, — прибавил Габай. — Валяется где-нибудь под забором… Ничего, найдётся. Не маленький уже.
Сын Папанина, Николай, неоднократно просился в банду, но Габай ему отказывал. Николай был молод и слишком много пил, а главное — от рождения был умственно неполноценным. В таких Габай не нуждался.
— Получит он от меня на орехи, как вернётся, — сказала вдова.
В отличие от деда, отсутствие сына её не слишком беспокоило. Николай и прежде пропадал, целыми днями не давая о себе знать, но потом всё равно появлялся.
Она присела к столу, придвинула к себе стакан и бутылку. Дед, держась трясущейся рукой за стену, побрёл в туалет. Вдова со вздохом налила себе самогону.
— Николка у нас совсем от рук отбился, — заговорила она с деланным вздохом. — И в кого он такой непутёвый пошёл…
Дед повернул голову на её голос.
— Да в тебя, дуру.
— А может, в тебя? — сварливо возразила Лидия и, выпив, плаксивым голосом завела свою обычную песню, слышанную дедом уже много раз: — Сорок лет, старый, просидел на зоне, а что толку. Даже трусы на тебе и те чужие. Другие с зоны выходят — машины себе покупают, уважаемыми людьми становятся, а ты? Только знаешь самогон жрать. И ещё спрашивает, в кого Колька пошёл. На себя сперва оглянись, а потом спрашивай.
— Чеши, чеши языком, больше-то ни на что ума нет, — отозвался дед.
На дворе ещё стояла глухая ночь, когда братки, переодевшись в старьё и захватив маски, вышли из избы. Луна бледным пятном висела в тучах. Спотыкаясь, временами подсвечивая себе фонариком, бандиты направились к соседней деревне напрямик, через рощу и заросшую сосновым подлеском балку. Сразу за балкой потянулись огороды с раскиданными там и сям приземистыми избами. Свет нигде не горел. В ночном воздухе разливалась та странная завораживающая тишина, которая предшествует появлению на востоке первого рассветного луча. Ни одна собака не залаяла, когда бандиты подкрались к крайней, стоявшей у самого леса избе.
Добравшись до изгороди, они коротко посовещались. Саша Водолазов, щуплый остроносый парень двадцати двух лет, специалист по проникновениям в квартиры через форточку, шмыгнул в незапертую калитку и крадучись подбежал к дому.
Он залез в окно, а вышел из двери, открыв её изнутри.
— В доме только баба, а с ней мужик спит, — доложил лазутчик.
Качок с Гугнивым, надев маски, бесшумно проследовали через тёмную прихожую, вошли в спальню и дружно набросились на спящего мужчину. Через минуту в спальне появились Габай и остальные бандиты, все в масках. Главарь включил свет и наставил на пленника с заломленными за спину руками пистолет.
— Не двигайся, сука! — гаркнул грозно.
Раиса — тридцатипятилетняя крашеная блондинка, белотелая и пышногрудая, с родинками на щеках, заголосила было, но вид мужчин в масках и пистолета заставил её умолкнуть.
Главарь пригляделся к пленнику. Смуглокожий усач, которого держали братки, явно не был раисиным супругом, с которым Габаю однажды уже пришлось иметь дело.
— Ты кто такой? — спросил бандит.
— Я… я… — только и мог выговорить перепуганный усач.
— Значит, ещё один хахаль, — усмехнулся Габай и покосился на Раису. — Шустрая ты баба. А где муж?
— Н-на работе… — заикаясь от страха, пролепетала она.
Габай кивнул на пленника.
— Уберите его.
Гугнивый с Качком связали усачу руки и отвели в чулан. Габай с пистолетом приблизился к Раисе.
— Куда Папаня деньги спрятал?
— К-какие деньги?
— Не дури! Папаня перед отъездом в Москву спрятал у тебя замшевый мешочек с баксами и брюликами. Видела его?
— Нет.
— Врёшь! Папаня спрятал его у тебя в доме! Давай показывай где, или в череп тебе сквозняк впущу. Времени базарить у нас нет. Ну!
Толстуха позеленела, когда ствол упёрся ей в лоб.
— Но я правда не знаю…
— Он был здесь в среду, — настаивал бандит. — Был или нет?
— Был.
— У него была с собой сумка или пакет.
Она замялась, вспоминая.
— Была, да? Солжешь хоть одно слово — сразу пуля!
— Ну да, была сумка… В ней водка была… Мы с ним выпили…
— Водка? — Сквозь прорези маски на перепуганную Раису глядели пылающие гневом глаза. — Мозги мне не пудри! Куда он заныкал бабки, последний раз спрашиваю!
— Он мог спрятать только… — косясь на пистолет, она слезла с кровати. — Пойдёмте, покажу.
Раиса подвела их к двери в чулан.
— Здесь? — нетерпеливо спросил главарь.
Она кивнула.
Первым, кто им встретился за дверью, был связанный раисин любовник с тряпкой во рту. Увидев бандитов, он в страхе подался назад, споткнулся обо что-то и с задушенным воплем опрокинулся навзничь.
— Уберите его отсюда, — велел Габай браткам и повернулся к Раисе. — Показывай.
Когда мужчину увели, Раиса подошла к стене, отодвинула какой-то ящик, присела на корточки и начала расшатывать половицу. Расшатав, она вынула её, а за ней ещё несколько. Бандиты напряжённо следили за её действиями. Ясно было, что Папанин и здесь устроил тайник. Чуланы и подвалы были теми местами, где он особенно любил их устраивать.
Не выдержав, Габай стянул с себя маску, вытер рукой вспотевшее лицо и оттолкнул хозяйку. Едва копнув, наткнулся на крышку коробки.
— Вячеслав здесь иногда кое-что держал, — объяснила Раиса. — А однажды спрятал золотые часики дамские…
— Помню я эти часики, — пробурчал Габай, вытаскивая коробку.
Он вставил между створками лезвие ножа и, поднатужившись, взломал крышку.
На дне коробки лежала упаковка с таблеткой виагры. Братки за его спиной разочарованно переглянулись.
— Нету… — шепнул Качок.
Габай сунул виагру в карман, коробку швырнул на прежнее место и повернулся к Раисе.
— Где у него ещё тайники?
— Больше нет.
— Нет? — Габай угрожающе прищурил глаз.
— Не знаю я… — мотала головой перепуганная женщина. — Он только этот сделал…
Габай был разочарован не меньше остальных. Его уверенность, что Папанин спрятал камни у Раисы, стремительно таяла. Тем не менее он решил предпринять ещё одну попытку.
— Считаю до трёх, — прорычал он насколько мог грозно, наставив на хозяйку пистолет. — Не покажешь, куда он дел брюлики — мочу на хрен! Раз!
Глаза у Раисы округлились от ужаса.
— Но я правда не знаю… Хотите — серьги возьмите и кольцо золотое, но не губите…
— Два!
— Не знаю…
— Три! Ну, колись!
— Да не зна…
Габай выстрелил, целя мимо её головы. Толстуха охнула, глаза её закатились и она кулем свалилась к его ногам.
Главарь велел браткам обыскать дом. Особое внимание обращать на углы, потолочные перекрытия, плинтуса и спинки диванов, где Папанин обычно устраивал тайники. Гугнивый пошёл обстукивать стены. Качок вооружился топориком и начал взламывать половицы в подозрительных местах. Работа нашлась всем. Бандиты наперебой вспоминали тайники, которые Папанин устраивал у них в домах, и искали в тех же местах и здесь.
Раиса вскоре очнулась. Пользуясь царившей вокруг суматохой, она попыталась выскользнуть из дома, но у самых дверей её перехватили Водолазов с Качком, связали ей руки, отнесли в спальню и швырнули на кровать.
— Пустить её на хор, суку, — сказал Гугнивый, бросая на нее похотливые взгляды.
— Ищи тайник! — рявкнул главарь.
В окна уже заглядывал рассвет, а братки всё искали. Миша Чурилин, по кличке Чурка, двадцатисемилетний здоровяк, взламывая половицы в прихожей, первым услышал крадущиеся шаги на крыльце.
— Эй, кто там? — крикнул он и на всякий случай достал пистолет.
Пришелец подёргал ручку, пытаясь открыть запертую изнутри дверь.
— Кто? — повторил Чурка.
— Откройте! — раздался из-за двери властный голос. — Милиция!
Бандиты насторожились. В доме сразу всё стихло.
— Муж приканал… — шепнул Гугнивый.
— Мент, — уточник Качок, брезгливо скривившись.
Страж порядка выстрелил в воздух.
— Откройте!
Братки отступили в спальню.
— Не ссы, пацаны, он там один, — хрипнул Габай, передёргивая затвор пистолета. — На понт взять хочет…
— Шеф, здесь вроде бы ничего нет, линять надо, — пробормотал Гугнивый.
Хозяин дома, разбежавшись, высадил дверь плечом и влетел в прихожую. Габай в маске высунулся из спальни.
— Стоять, сука! — Он наставил на милицейского капитана пистолет. — Лицом к стене, а то замочу!
Но страж порядка стремительно выскочил из избы, сбежал с крыльца и скрылся за поленницей дров.
— Дом окружён! — заорал он оттуда. — Выходи по одному с поднятыми руками!
Толя Синцов, по кличке Синий, высматривавший что-то в окне, негромко свистнул.
— Шеф, там ментовская машина стоит!
Братки подбежали к окнам. Невдалеке, полускрытый деревьями, действительно виднелся милицейский уазик. Бандиты заметили, как двое стражей порядка, перебегая от дерева к дереву, приближаются к дому.
Гугнивый побледнел.
— Откуда их столько?
— Сдали нас! — шепнул Качок. — Кто-то увидел, как мы подвалили, и настучал ментам!
На дворе выстрелили.
— Повторяю, выходи по одному! — требовал из-за поленницы капитан. — Минуту вам даю!
Габай перешёл из спальни в соседнюю комнату и там осторожно выглянул в окно.
— Их, кажись, немного, человека три или четыре, — сказал он, вернувшись в спальню. — Перешмаляем их всех, пока не подошло подкрепление!
Водолазов, услышав, что предстоит «мокрое» дело, занервничал.
— А если оно щас подойдёт, это подкрепление? — спросил он.
— Тут тебе не город, — возразил главарь. — Оно, может, ещё час подходить будет… Готовь волыны! — произнёс он громче, чтоб слышали все. — Зря пуль не тратить, целиться лучше!
— Где Раиса Васильевна? — кричал капитан. — Раиса, ты жива? Отзовись!
Гугнивый осторожно выдвинул раму и выстрелил в маячившую над поленницей фуражку. Фуражка слетела, но спустя несколько секунд прозвучал ответный выстрел. Оконное стекло с грохотом разлетелось. Гугнивый, ругаясь, отпрянул назад.
Братки осторожно выглядывали в окна, следя за перемещениями милиционеров, и время от времени посылали в их сторону пули. Ответные выстрелы доносились из-за деревьев и забора.
Солнце ещё не взошло, но утро разгоралось. В деревне лаяли собаки. Из домов выходили встревоженные выстрелами люди и, прячась за заборами и сараями, подходили к раисиному дому.
— Смываться надо, — шипел Гугнивый, — а то легавых щас целая свора подвалит…
Габай и сам понимал, что надо уносить ноги, но милиционеры, по-видимому, действительно окружили дом со всех сторон. Откуда бы братки ни высовывались, их всюду встречали пули.
— Надо снять того, что шмаляет из-за забора, — сказал Габай. — Если его снимем — смоемся!
— Ща я сыму, — Гугнивый с пистолетом в обеих руках прильнул к подоконнику, целясь.
Во дворе щёлкнул выстрел. Гугнивый резко вздрогнул и качнулся вбок. Пистолет выпал из его рук.
— Гуг! — Габай бросился к нему, но тот уже агонизировал, содрогаясь всем телом. Из отверстия над его глазом сочилась кровь, на губах выступила пена.
Главарь повернулся к сообщникам.
— Что зелки вылупили? — прохрипел яростно. — Мочи ментов, скотов, а то всем хана!
Подскочив к окну, он начал с остервенением жать на крючок. Милиционер, подстреливший Гугнивого, на выстрелы не отвечал. Видимо, затаился.
Заметив, что к дому подкрадываются двое мужчин с охотничьими ружьями, Водолазов в панике бросился к Габаю.
— Абзац нам! Кранты! К ним подмога идёт!
— Я его подбил! — крикнул Габай и мощным ударом высадил оконную раму. — Смываемся в лес! Быстро!
Он подобрал пистолет Гугнивого и первым полез в окно. Страж порядка, которого Габай считал убитым, неожиданно снова открыл стрельбу.
Главарь вываливался из окна, когда у самого его виска свистнула пуля.
— Врёшь, мент, урою! — рычал он с пеной у рта.
Он выстрелил, рухнул в траву, перекатился в сторону и только тогда увидел за забором человека в камуфляже. Габай ринулся к сараю и забежал за него. Отсюда страж порядка был перед ним как на ладони. Он даже засмеялся, увидев убийцу Гугнивого.
— Хана тебе!
Милиционер не успел обернуться, как получил пулю в грудь.
— Пацаны, давай сюда! — заорал бандит.
К этому времени по браткам начал стрелять капитан, успевший перебежать от поленницы к калитке.
— Стоять! — кричал он. — Стоять!
Братки, не обращая внимание на его крики, выпрыгивали из окон и сломя голову неслись к лесу. Время от времени кто-нибудь из них оборачивался и, не целясь, стрелял в сторону кричавшего.
Синему пришло в голову вывести из чулана голого любовника Раисы и заставить выпрыгнуть из окна вместе с собой. Бандит бежал, прикрываясь им как живым щитом.
— Не стреляйте в него! — орал он на бегу. — Это…
Он хотел сказать «заложник», но осёкся. Схватился, как будто споткнувшись, за своего пленника и упал с пробитой шеей. Свалился и голый, получив пулю в грудь.
Выстрелы теперь щёлкали справа и слева. Удирающие братки оказались между двух огней. На счастье беглецов, у стражей порядка тоже кончались патроны. Стрельба затихала. Не дожидаясь, пока уцелевшие бандиты окончательно скроются в лесу, капитан выскочил из своего укрытия и бросился к крыльцу, крича в тревоге: «Раиса! Раиса!» Габай послал в него пулю, но тот был слишком далеко и выстрел не достиг цели.
Преследовать бандитов в лесу никто не решился. Из восьми человек, пришедших ночью в дом к Раисе, в живых осталось пятеро. Двое получили смертельные ранения во время отступления к лесу, третьего — Гугнивого, подстрелили ещё в доме.
Главарь улепётывал, громко матерясь. Качок и Чурка помогали бежать раненому Водолазову. Последним трусил плотный неповоротливый Бредихин. Пот стекал с него ручьями, он задыхался и остановился раньше других, крикнув, что погони нет. Замедлили бег и остальные.
Габай проверил обойму в своём пистолете. Обойма была пуста.
— Хреново, шеф… — пропыхтел Качок. — Они могут пустить за нами собак и выйти на Лидку… А она нас сдаст…
— Тут речка есть, пройдём по ней, — решил Габай после недолгих раздумий. — Собьём собак со следа.
К вдове они вернулись в седьмом часу утра, усталые, промокшие и злые. Лидия встревожилась, но вопросов задавать не стала. Знала, что эти люди вопросов не любят. Дед гремел в углу пустыми бутылками, кряхтел и чему-то зловеще улыбался про себя.
— Чую, не миновать шмона, — говорил он снохе, щуря глаз. — Заметут всех.
— Типун тебе на язык! — отзывалась та.
Наспех умывшись, бандиты схватили в охапку одежду — свою и убитых, забились в машины и дали газу.
— Нету у Раиски камней, и не было, — твердил Качок. — Опять этот козляра нас подставил. Ни хрена он не знает, да и откуда ему знать?
Он с такой яростью сжимал кулаки, что казалось, попадись ему сейчас Михалёв, задушил бы его тут же.
— Да, попали мы, — соглашался главарь. — Камешки, похоже гикнулись.
— Они не могли гикнуться! — кипятился Качок. — Или их кто-то увёл, или они до сих пор где-то лежат. Но хрен их найдёшь без Папани!
Сидевшие сзади Бредихин и Водолазов молчали, только Водолазов тихо стонал от боли в плече.
— Как бы нам сейчас пригодились те бабки, которые мы откладывали, — сказал Бредихин. — Там ведь было сто пятьдесят «штук»… Где они теперь?…
— Там же, где и камни, — мрачно ответил главарь.