Чурка поехал к себе, а Габай с Качком, Бредихиным и Водолазовым отправились на московскую съёмную квартиру. Габай, понимая, что здесь его будут искать в первую очередь, решил сегодня же собрать вещи и сбежать.
На сборы ушло полчаса. Он уже застёгивал ремни на чемодане, когда в квартиру позвонили. Холодея, Габай вышел в прихожую. Из кухни высунулся встревоженный Качок.
Заглянув в «глазок», Габай увидел Шпору — старого уголовника с большим лагерным стажем, много лет сидевшего с Жихарём на одной зоне и считавшегося его ближайшим соратником. У Габая упало сердце. Всё-таки не успел он удрать! Появление этого темнолицего, высохшего как скелет субъекта не обещало ничего хорошего.
Не отрываясь от «глазка», Габай с минуту прислушивался к тишине за дверью. Похоже, Шпора был один. Хотя не исключалось, что за углом лестничной площадки прячется целая свора головорезов.
Шпора снова позвонил.
— Ильяс, открывай, я от Жихаря. Слышь?
Габай щёлкнул замком и приоткрыл дверь ровно настолько, насколько нужно было, чтобы незваный гость протиснулся в проём. В любую секунду, при малейшем подозрительном шуме, он готов был снова захлопнуть её.
Габая почему-то особенно тревожила сумка, которую Шпора держал в руке. Наверняка этот круглый, как дыня, предмет, находившийся в ней, был предназначен ему. Тошнотворный страх комком подступал к горлу.
Качок, Бредихин и забинтованный Водолазов сгрудились у дальней стены, не сводя глаз со зловещего пришельца.
Польщённый таким вниманием к своей персоне, Шпора кашлянул в кулак, скорчил гримасу, которая у него означала улыбку, и, следуя приглашающему жесту Габая, прошёл к столу.
— Внизу два джипа стоят… — шепнул Качок на ухо главарю.
Габай, как это часто случалось с ним в минуты сильного страха, начал рыгать.
— Привет, Шпора, — рыгнув, сказал он. — Ты, значит, от Жихаря?
— От него, дорогой, — почти ласково ответил гость, водружая на стол сумку.
— А чего он тебя послал? Позвонил бы.
— Незачем ему звонить тебе. Да и об чём ему с тобой базарить?
Габай смотрел на подозрительную сумку и дрожащими пальцами вытирал мокрый лоб. Шпора, перехватив его взгляд, кивнул головой, как бы подтверждая его догадку.
— Вот, подарочек тебе просили передать.
Он вынул из сумки газетный свёрток, поставил на стол и развернул газеты. Взору Габая предстала мертвенно-белая, с полураскрытыми закатившимися глазами лысая голова Пискаря.
— А ещё просили сказать, что предупреждений больше не будет.
Белый, как эта голова, Габай опустился на стул.
— Я найду, — вдруг заговорил он торопливо, почему-то озираясь по сторонам. — Гадом буду — найду! Из-под земли достану! Сказал — найду, значит, найду. Жихарь знает, моё слово — алмаз. Я Жихаря ещё никогда не подводил. И Нугзар сказал, чтоб я искал… Так что, зря вы это… Зря мужика мочканули… Вам бы сперва со мной перетереть…
— Люди тобой недовольны, Ильяс, — бесстрастно сказал Шпора. — Очень недовольны.
— Нугзар сказал, чтоб я искал! Товар будет через неделю!
— Нету у тебя недели, дорогой, — Шпора зловеще улыбнулся. — Только два дня. Сегодня и завтра.
— Как — два дня?… — Габай рыгнул. — Качок, — крикнул он, — дай запить…
Косясь на мёртвую голову, Качок поставил перед Габаем стакан, на четверть наполненный водкой, и поспешно вернулся к товарищам.
Габай выпил залпом, клацнув зубами о стекло.
— Я Нугзару джип отвалил, — продолжал он сбивающимся голосом. — Новый джип. Да чего Жихарю волноваться, найду я эти камни…
— А Жихарь и не волнуется, — улыбка словно приклеилась к сморщенному лицу Шпоры. — Он только тебе привет посылает и просит передать, что ждать долго не может. Завтра, стало быть, последний день. А послезавтра утречком он сам тебя разыщет.
Габай встретился взглядом с остекленевшими глазами Пискаря и перед ним мелькнуло красное лицо вора в законе с дёргающимся в нервном тике ртом. У Габая похолодело в животе, как будто Нугзар уже водил по нему лезвием.
— Так что думай, кореш, кумекай, — почти ласково закончил Шпора.
— Я отмазался, — только и смог пробормотать Габай. — Я джип Нугзару отдал… Шестьдесят «штук» баксов стоит… Нугзар сказал, чтоб я спокойно искал…
— А ты и ищи спокойно, — Шпора осклабился так, что, казалось, сейчас вцепится остатками зубов. — Два дня — это большой срок.
— Жихарь вправду думает, что я эти камни прибрал? Да для меня западло! Никогда не был крысой, у кого хошь спроси.
— Не был, — с готовностью согласился Шпора, вставая. — Поэтому Жихарь и предупреждает тебя.
Габай остался сидеть, тяжело дыша.
— Надо же было Папане откинуться… — выдавил он шёпотом.
— Пискарик перед смертью рассказал нам про вашего пацана, который выжил в аварии, — Шпора легонько хихикнул. — У жмурика крыша поехала, свистит вам хрен знает что, а вы верите.
— А что ещё делать?
— Искать.
— Да ищем мы, ищем! — сказал Габай с тоской. — Сегодня ещё трое пацанов погибли…
— Значит, плохо ищешь. Лучше надо искать… Ну, я пошёл, — Шпора направился к двери. — Предупрежденьице я тебе, значит, передал, дальше сам думай.
— Чего думать? — не выдержал захмелевший Качок. — Чего думать? — Он выругался. — Знали бы — ни в жизнь не стали связываться с этими грёбаными камнями! Сколько уже пацанов наших в землю легло из-за них, а вы на нас наезжаете! Виноваты мы, что ль, что Папаня разбился?
— Конечно не виноваты, — Шпора скорчил сочувственную гримасу. — Факт, не виноваты. Только я-то чем могу помочь?
— Глохни, Качок, — проворчал Габай. — Твой базар не по делу.
Посланец Жихаря, никем не провожаемый, вышел в прихожую и сам открыл квартирную дверь.
Главарь и братки смотрели в окно, как он выходит из подъезда и идёт к одному из джипов, говорит с кем-то, кто высунулся из внедорожника, потом садится в другой джип и обе машины отъезжают.
— Дёргать надо из Москвы, — прошептал Бредихин. — Дёргать куда подальше…
— Не ссать! — заревел Габай. — Дело на принцип идёт, как вы не поймёте! Вместе с брюликами наши кровные бабки пропали, сто пятьдесят «штук»! Что, мы так и бросим их, не будем искать? Ведь мы их кровью и потом добыли!
— Где же их искать… — сокрушённо вздохнул Водолазов.
— Найти можно. И нужно! А сыщем — сразу за бугор дёрнем, заживём там как белые люди.
— Слышали, чё он сказал? Завтра последний день, — проговорил Качок.
— В больницу надо канать, с Михалём базарить, — сказал главарь.
— Охренел? Опять лапши навешает!
— Самим надо умнее быть! — возразил Габай.
— Точно, — согласился Бредихин. — Думать надо, прежде чем верить ему.
— Ничего толкового он всё равно не скажет, — упорствовал Качок.
Габай встал так решительно, что едва не опрокинул стол.
— А ты можешь предложить что-то другое? — прогремел он. — Или, по-твоему, нам совсем отказаться от наших бабок?
— Едем! — поддержал его Бредихин. — Надо выпытать у этого сопляка, где бабки!
Даже Водолазов закивал:
— Правильно, только Михаль может навести на след, больше некому!
Качок промолчал. Поездка к Михалёву ему не нравилась, но аргументов против неё у него не находилось.
Настроение у всех было подавленное. Голову Пискаря положили в полиэтиленовый пакет и убрали в холодильник. Габай сказал, что они ещё заедут за ней, чтобы «похоронить достойно».