Когда боги рыдают (СИ)

Глава 18

Ровно через четыре часа Габай со своим свёртком снова был в больничном саду. Шпион, всё это время просидевший на той же скамейке, в волнении схватился за мобильник.

Габай по-хозяйски ввалился в морг и закричал с порога:

— Ну, а щас доктор здесь?

— Здесь я, здесь, — с обычной своей сияющей улыбкой откликнулся Леонид Аркадьевич.

Громко сопя и стуча палкой по ступеням, бандит поднялся в лабораторию. Здесь всё уже было готово для разговора с Михалёвым. Из динамика доносился монотонный хрип.

Габай подковылял к аквариуму и водрузил свёрток на стол. Доктора свёрток, как видно, заинтересовал, но из деликатности он спрашивать ни о чём не стал.

— Я только что говорил с Денисом, — улыбаясь, сообщил он. — По-моему, его состояние улучшается. Вопреки сомнениям, эксперимент развивается гораздо успешнее, чем можно было ожидать. Извлечённый из черепа и отделённый от тела мозг оказался в состоянии функционировать…

Габай не слушал его. Он смотрел на серые, изборождённые извилинами полушария, покачиваемые поднимающимися пузырями, и думал о том, что вот эта скользкая тварь, эта скрученная кишка размером чуть больше жабы, которую не то что человеком, но даже нормальным живым существом назвать было нельзя, меньше чем за неделю угробила полтора десятка здоровых, крепких мужиков. Фактически положила всю бригаду. Ему вспомнилось, как провалилась крыша, как вытаскивали трупы из загазованного колодца, как удирали из раисиной избы под милицейскими пулями, гибли в перестрелке с бойцами Угольника, и неистовая злоба нахлынула на него с такой силой, что у него задрожали руки. Он отставил палку в сторону и потянулся к свёртку.

«Кранты тебе, Денис Михалёв. Щас ответишь за всё».

Леонид Аркадьевич мягко сказал в микрофон:

— Денис, добрый вечер. Как спалось?

— Нормально, доктор. Мне только что снился сон. Представьте, лечу над городом, а внизу все такие маленькие, такие маленькие, что даже смешно стало.

«Он что, издевается, падла?» — подумал Габай.

— Полёты во сне — это к счастью, — ответил Леонид Аркадьевич. — Это значит, что в самом недалёком будущем к тебе вернётся зрение, ты начнёшь ходить, увидишь своих друзей…

— Скорей бы. Надоело лежать в темноте.

— Ты полностью здоров, Денис, только немного парализован. Ничего, скоро мы приступим к курсу терапии и ты встанешь на ноги.

Габай слегка оттолкнул доктора плечом.

— Всё, Аркадьич, ступай, мне надо с ним базарить.

Ему вдруг пришло в голову, что быстрая смерть будет для этой твари слишком лёгким наказанием. Михалёва надо сперва морально помучить, открыв ему ужасную тайну его состояния.

— Дело важное, — прибавил бандит, мстительно усмехаясь. — Касается только нас двоих.

Леонид Аркадьевич понимающе кивнул.

— Денис, — пропел он в микрофон, — а у меня есть для тебя приятный сюрприз… К тебе опять пришёл твой друг Ильяс. Он сейчас с тобой поговорит.

В динамике протяжно хрипнуло, как будто Михалёв вздохнул.

— Ну ладно, давайте, — согласился больной. — Хоть какое-то развлечение.

— Да-да, Денис, развлекись. Это тебе полезно.

— Щас мы с ним развлечёмся, — сказал сквозь зубы Габай, почти вырывая у доктора микрофон.

Прежде чем скрыться в кабинете, эскулап оглянулся на гостя и секунды две смотрел на него с каким-то странным выражением. Дождавшись, когда дверь за ним закроется, бандит негромко заговорил в микрофон:

— Михаль, ты хоть знаешь, что с тобой творится?

— Ильяс, это ты?

— Я. Тут тебе, я смотрю, пудрят мозги насчёт выздоровления. От тебя ведь одна голова осталась.

Динамик промолчал.

— Был Денис Михалёв, и нету, — продолжал Габай громче. — Всё твоё тело покромсано, черепа нет, только голый мозг плавает в аквариуме. Ставят, Михаль, над тобой эксперимент, как над кроликом.

— Не понимаю, о чём ты говоришь.

Габаю показалось, что металлический голос имитатора, обычно бесстрастный, на этот раз дрогнул.

— Этого совершенно не может быть, — прибавил Михалёв. — Как это — голый мозг?

— Вот он, передо мной плавает! А от него провода идут к приборам. Тебя расшибло в лепёшку, ни рук, ни ног нет, одни мозги целы. И долго ты не проживёшь, это верняк стопроцентный.

— Но Леонид Аркадьевич мне говорил совсем другое.

— Лапшу он тебе вешает, твой Аркадьич. Он на тебе эксперимент ставит, прославиться хочет. А вот я сейчас открою крышку и дотронусь до твоего мозга, хочешь?

— Но это невозможно, Ильяс. Я не верю.

— Щас дотронусь, ну-ка, погодь…

Габай сдвинул металлическую крышку. Брезгуя погружать руку в непонятную вязкую жидкость, он взял палку и сунул её туда набалдашником. Пнул мозг раз, потом другой. Тот, подвешенный к трубочкам, кувыркался как пузырь.

— Чуешь, Михаль? Чуешь? Это я твой мозг шевелю.

— Какие-то искры перед глазами. Вот ещё искра.

Габай с возрастающей яростью пинал мозг палкой, и тот болтался в аквариуме, отскакивая от стенок.

— Щас ещё раз ткну, — рычал Габай в микрофон. — Почуял, нет?

— Опять искра.

— Долго твоим извилинам в этой банке не прожить. Загнёшься скоро. Мне доктор сказал, что загнёшься.

— Я хочу с ним поговорить.

— Щас устроим, — бандит отставил палку и потянулся к свертку. — Щас…

— Ильяс, извини, но я тебе не верю. Ты меня всегда обманывал. И сейчас ты говоришь совершенно невероятные вещи. Шутишь, наверное? Отдельно от тела мозг жить не может.

Габай хмуро посмотрел на ком извилин, который всё ещё раскачивался в аквариуме.

«А ведь, правда, не верит, гнида, — мелькнуло в мыслях. — И я бы на его месте не поверил. Лады, пусть Аркадьич подтвердит…»

Он задвинул на аквариуме крышку и захромал к кабинету.

— Аркадьич, выйдь на минуту!

Доктор, как будто ожидавший его зова, тут же вынырнул из-за двери.

— Что случилось? — заговорил он, подлетая к столу с аквариумом. — Уже поговорили? Так быстро?

— Скажи ему, что от него остался один мозг, а то он мне не верит.

Леонид Аркадьевич уставился на него.

— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Этого нельзя было говорить ни в коем случае!

— А я уже сказал, — буркнул бандит, скривившись.

— Что вы наделали… — Доктор в отчаянии воздел руки к потолку. — Ужас, ужас…

— А чё я наделал? Чё? — внезапно разозлился Габай. — Пацан захотел узнать о себе правду!

— Ильяс, ты ещё здесь? — снова ожил динамик. — Будь другом, позови Леонида Аркадьевича!

Доктор, хватаясь за голову, бегал по комнате.

— Нельзя было этого делать… — бормотал он. — Нельзя… Это сильнейший стресс… Теперь всё может пойти насмарку…

— Я, как друг, обязан сказать! — рявкнул Габай. — А теперь ты скажи ему, — и он протянул доктору микрофон. — Ну, давай, чего тянуть!

Доктор остановился и несколько секунд смотрел на него обречённо. Внезапно взгляд его прояснился.

— А что, может быть, это даже к лучшему! — проговорил он и поднял указательный палец. — Ведь это новый, неожиданный поворот в эксперименте! — Он бросился к приборам. — Сейчас посмотрим… Посмотрим… Так… Изменений в функционировании коры не наблюдается, кровенаполнение в пределах допустимого, давление в периферических сосудах нормальное…

— Ты слышал, чё тебе сказано? — Бандит нетерпеливо толкнул его в спину.

— Я занесу сегодняшнее событие в дневник наблюдений. Наверно, это жестоко по отношению к Денису, но наука требует жертв… Денис, — сказал он в микрофон. — Это Леонид Аркадьевич. Ты должен бороться за жизнь! У тебя есть шанс!

— Доктор, это вы?

— Да.

— Так это правда? От меня остался один мозг?

— Мужайся, дружок. Какой бы горькой ни была правда, когда-нибудь ты должен её узнать… — Леонид Аркадьевич выдержал многозначительную паузу. — Да, твоё тело изувечено в автокатастрофе, фактически удалось спасти только мозг. Я поместил его в питательный раствор, насыщаемый кислородом, и подключил к аппарату искусственной очистки крови… Правда, я не могу добиться стопроцентной её очистки, но ты можешь жить в таком состоянии ещё довольно долго…

Габай выхватил у него микрофон.

— Слышал, Михаль? От тебя только мозг в банке!

— Это снова Ильяс?

— Он самый. Короче, кончаешься ты. Когда я в прошлый раз к тебе приходил, твои извилины выглядели лучше, а сейчас они что-то все почернели, — Габай врал, стремясь помучить Михалёва, — распухли твои извилины, язвами пошли…

Доктор метнул на него сердитый взгляд.

— Ну, это уже явный перебор! — Он попытался отобрать у бандита микрофон, но тот не отдавал.

— Хреновы твои дела, братан, — говорил Габай, уворачиваясь от протянутой руки доктора. — Может, в последний раз базарим… Отвали ты! — Это уже относилось к эскулапу.

— Ильяс, значит, я умру и камни с деньгами никому не достанутся? — загремело в динамике. — Там были рубины, изумруды, я своими глазами видел, как Папаня рассматривал их. Он думал, что его никто не видит, а я в это время стоял за шкафом и видел его в зеркале. Помнишь большое зеркало у него в доме? Так вот, я видел в нём Папаню, как он рассматривал камни, а потом баксы считал. Пухлую такую пачку пересчитывал, там были одни стодолларовые.

Габай резко обернулся к доктору.

— Всё, пошёл отсюда! — Он грубо подтолкнул эскулапа к кабинету. — Остальное тебя не касается!

Доктор послушно устремился к двери.

— Габай, я видел, куда он их спрятал, — журчал динамик. — Я следил за ним.

Доктор задержался у двери, явно прислушиваясь.

— Исчезни, тебе сказано! — рявкнул бандит, зажав рукой микрофон.

Эскулап скрылся.

Габай снова обернулся к аквариуму.

— Ты мне и так уже туфты нагнал, дальше некуда, — заговорил он мстительно. — И про тайник под флюгером, и про колодец, и про джип… Что ещё хочешь напеть?

Свободной рукой он начал разворачивать свёрток. Жить «крысе» осталось считанные минуты.

— Ильяс, обещай мне, что часть денег от продажи камней ты пошлёшь моей маме в Питер, — продолжал Михалёв, не прореагировав на его реплику. — Сестре надо поступать в институт, ей понадобятся деньги. Обещай, что ты поделишься с моей мамой и сестрой, а я скажу тебе, где Папаня спрятал «товар». Мне деньги уже ни к чему, но маме с сестрой надо жить дальше. Я их очень люблю. Пусть хоть что-то останется им от меня.

Габай смотрел на мозг с ненавистью.

— Про маму, значит, вспомнил? — процедил он и мысленно выругался. — А про пацанов ты не думал, когда гнал пургу? Ты ведь пургу гнал в те разы, признайся!

— Я думал, что вылечусь, — вещал динамик обычным своим бесстрастным тоном, выводившим Габая из себя. — Я думал, выйду из больницы и сам заберу «товар» из того места, куда его запрятал Папаня. Понимаешь, я давно уже хотел завязать с бригадой и начать новую жизнь. А для новой жизни, сам понимаешь, нужны деньги. И вот когда я подсмотрел, куда Папаня прячет «товар», я понял, что другого шанса у меня не будет. Поэтому после аварии я тебе стал… говорить… не совсем то… — В динамике как будто начались помехи. Звук спотыкался после каждого слова.

— Короче, начал лепить туфту, — злобно закончил за Михалёва главарь.

— Но я ведь думал, что вылечусь, пойми! — почти провопил динамик. — Я хотел потом прийти за деньгами и навсегда исчезнуть для всех!

— Коли ты хотел завязать с бригадой, то давно бы и завязал, — остервенело проговорил Габай. — Тебя не стали бы держать! Ты и так ни хрена не делал, толку от тебя, как от козла молока!

— Ильяс, я боялся уйти от вас. Помнишь, я тебе однажды намекнул, что хотел бы уехать в Питер поступать в институт. А что ты мне ответил?

— Что?

— Что я слишком много знаю, чтобы так просто уйти. И что уйти из бригады можно только на тот свет. Помнишь? Мне пришлось остаться с вами. А я не бандит по жизни. Всё, чем мы занимались, мне не нравилось, говорю тебе как на духу, всё равно помирать. Я очень хотел уйти от вас, но боялся. Это правда. Можешь считать меня после этого кем хочешь. И камни с баксами я хотел увести. Чтобы, если смыться от вас, то хоть с наваром. Думал, по-быстрому сгоняю в Подольск и возьму их.

— Почему в Подольск? — не понял Габай. — При чём тут Подольск?

— Дай мне слово, поклянись своей матерью, что пошлёшь моим родичам деньги. Я много не прошу. Хотя бы «штук» пять баксов. Сестре на учёбу. Ильяс, ты ведь хороший мужик, надёжный, ты всегда был справедлив со всеми. Я скажу тебе, где камни и деньги, только сперва поклянись.

«Опять гонит, — подумал бандит. — Хочет, чтоб я поверил».

— Лады, — сказал он вслух. — Клянусь.

— Мы ехали через Подольск, — быстро заговорил Михалев. — Папаня сделал там остановку на полчаса. Сказал, что ему надо кого-то проведать. Он вылез из машины с рюкзаком, а я ещё раньше видел, как он положил в рюкзак коричневый замшевый мешочек с камнями и пачкой баксов.

«Гнида, ведь опять врёшь, — мрачно думал Габай. — Ну, лады, спой свою последнюю сказочку».

— И чего дальше? — буркнул он.

— Ильяс, поклянись своей мамой, что пошлешь бабки в Питер! Поклянись!

— Я уже сказал, что клянусь, сколько можно! Давай, лепи дальше по-шустрому.

— Сёма в машине остался, а я сказал, что за пивом сбегаю. А сам потихоньку за Папаней пошёл. Он всё переулками чешет, а потом через пустырь попёр. Короче, там что-то вроде церкви или монастыря. Ещё там башня есть с часами на верхушке. Папаня прошёл вдоль кирпичной стены и завернул за эту башню. Её, по-моему, найти легко, она наверняка одна такая на весь Подольск. Он вошёл в подворотню, в подворотне дверь. Короче, Папаня её открыл и вошёл внутрь, а я потихоньку за ним.

В лаборатории задребезжал звонок. Из кабинета выскочил взволнованный Леонид Аркадьевич в распахнутом халате и пронёсся мимо Габая.

— Извините, извините, — говорил он на ходу, — меня срочно вызывают в прозекторскую. Туда, кажется, свежих покойников доставили. Я непременно должен присутствовать…

— … Я видел, как он достал из рюкзака мешочек с драгоценными камнями и пачку баксов, — ревел динамик. — Он был на последнем этаже башни, где механизм часов…

Габай громко заматерился и обеими руками зажал динамик, заглушая звук. Доктор на мгновение задержался в дверях. Мельком оглянувшись на Габая, он выбежал на лестницу и исчез. Дверь за ним закрылась не до конца. Сквозь проём доносились чьи-то голоса.

Габай убрал руки с динамика.

— Ну так чего? — рявкнул он в микрофон. — Куда он бабки дел?

— Я тебе говорю, там тётка какая-то была, в этой башне, где часы. Папаня о чём-то с ней побазарил, а потом, когда он вышел из башни, я смотрю — а рюкзак у него пустой. Когда он вернулся в машину, я тайком от него пощупал рюкзачок. В нём ничего не было, гадом буду. Он камни и бабки у тётки в башне оставил!

— Опять липу мастыришь? — разозлился бандит. — У какой тетки?

— В Подольске, в башне с часами, — внятно произнес динамик. — Там надо искать! Без балды — там! Я хотел потом съездить туда, забрать добро, но, как видно, не судьба. Надо же было в такую переделку попасть…

— Короче, всё ясно с тобой, Михаль! Как был ты крысой, так крысой и остался!

Габай отшвырнул микрофон, взял разводной ключ обеими руками и со всего размаху треснул им по аквариуму.

Грохнуло, разбиваясь, стекло. С оглушительным лязгом и звоном полетели на пол металлическая крышка и осколки стекла. По проводам с сухим шорохом пробежали искры.

Бандит едва успел увернуться от хлынувших струй. Второй удар, ещё сильнее, ещё яростнее, он нанёс по мозгу, который оставался лежать на дне разбитого аквариума. Мозг брызнул во все стороны. Габай на всякий случай ещё пару раз ударил ключом по студнеобразным комьям, окончательно разделываясь с ненавистной «крысой», а потом и сам аквариум свалил на пол. Вместе с аквариумом сползло с кушетки безголовое тело, соединявшееся с ним трубками и проводами.

Габай подскочил к приборам и начал бить по их экранам и лампам. Лампы взрывались с треском.

Остановившись на минуту перевести дух, бандит услышал шум за дверью. Внизу громко ругались и, кажется, даже швырялись стульями. Габай насторожился. Если в морг и правда привезли покойников, то покойники попались что-то очень шумные…

Он оглянулся на дверь и заметил в проёме бледное лицо доктора.

— Падла, подслушивал? — остервенился бандит.

Он подскочил к двери и, прежде чем доктор успел опомниться, распахнул её настежь. Леонид Аркадьевич, цеплявшийся за дверную ручку, не удержал равновесия и повалился к его ногам.

— Подслушивал? — в бешенстве зарычал Габай. — Подслушивал, да?

Над головой доктора занёсся разводной ключ. Позеленевший от ужаса, со сползшими с носа очками эскулап попытался отпрянуть, но сил у него не было…

— Послушайте меня, — сдавленно забормотал он, — я скажу вам всё…

Глаза Габая налились кровью, лицо перекосилось в злобной гримасе.

— Подохни, сука!

— Вы ничего не зна…

Блеянье перепуганного доктора прервалось на полуслове. Разводной ключ обрушился на его голову и она с хряском раскололась. Эскулап безжизненно поник, распластавшись на лестничной площадке. Брызнувшая кровь залила его бледное лицо, бородку, зелёный халат, разбитые очки и пол вокруг.

Габай перевёл дыхание, вытер пот со лба. Но в следующий момент снова насторожился. По лестнице кто-то быстро поднимался. Причём, судя по звуку шагов, поднимался не один, а двое или трое!

Увидев вышедшего из-за лестничного поворота Нугзара с двумя братками, он отпрянул от неожиданности и выронил ключ. Замер и Нугзар при виде окровавленного трупа.

Пару мгновений Габай и Нугзар стояли, молча глядя друг на друга. Первым опомнился Габай, метнулся в лабораторию, захлопнул за собой дверь и запер её на щеколду. Нугзар и братки с яростным воплем ринулись за ним.

Габай, как затравленный зверь, заметался по лаборатории. В дверь барабанили.

— Габай, хана тебе! — кричали из коридора. — Лучше открой по-хорошему!

Габай бросился к кабинету, но его дверь была заперта. Ассистентка наверняка видела, как он расправился с доктором, и успела запереться. Он грохнул по двери кулаком.

— Сучка, открой!

— Нет! — взвизгнуло из кабинета.

Бандит, тяжело дыша, огляделся. Отступать было некуда, разве что через окно. Он бросился к ближайшему окну, но по дороге наступил на михалёвский мозг, слизью растёкшийся по кафелю, нога заскользила, и бандит, не удержавшись, с воплем полетел на пол.

Входная дверь трещала от тяжких ударов. Нугзар с братками били по ней брошенным убийцей разводным ключом.

Габай катался по полу, воя от боли и отчаяния. Добрался до своей палки, схватил её, подполз на четвереньках к опрокинутой кушетке и, держась за неё, поднялся на ноги. Опираясь на палку, вскрикивая от боли при каждом шаге, подковылял к окну. За окном внизу маячили три нугзаровских бойца. Они спокойно стояли на травке, курили и посматривали на здание морга. Габай подобрался к другому окну. Оно выходило на ограду. Внизу буйно росла зелень и не было ни души.

Оглянувшись на ходящую ходуном дверь, бандит шире выдвинул раму, сбросил вниз палку, перевалил ноги через подоконник и некоторое время лежал на нём грудью, не решаясь спрыгнуть. Его ноги болтались в воздухе.

Дверь проломили насквозь, но она ещё каким-то чудом держалась. Из чёрного отверстия в ней, проделанного ударом разводного ключа, высунулся ствол пистолета…

Испустив стон, Габай оттолкнулся от подоконника.

Он свалился в гущу лопухов и крапивы, умудрившись не слишком повредить раненую ногу. Всё же рана отозвалась резкой болью, и Габай ещё целую минуту лежал на спине, покачиваясь и тихо мыча сквозь сжатые зубы. Из окна, откуда он только что спрыгнул, неслись глухие звуки ударов: Нугзар с братками никак не могли высадить упрямую дверь.

За углом морга послышались чьи-то голоса. Габай затих, перевернулся на живот и пополз к ограде, не забыв подобрать по дороге палку. Сквозная ограда, крашеная в чёрную краску, была не слишком высокой. Ещё совсем недавно он перемахнул бы через неё за пять секунд. Но сейчас ему пришлось напрячь все силы, чтобы подтянуться и перебросить за её гребень больную ногу.

Животный страх раненого зверя, чующего за собой погоню, заглушил все остальные чувства, притупил боль. Мысли и действия Габая были направлены только на то, чтобы как можно быстрее удрать. В ноге постоянно что-то взрывалось, но боль тут же тонула, заглушаемая страхом. Спрыгивая с забора, Габай даже на минуту ощутил прежнюю лёгкость. Весь в ледяном поту, задыхаясь, ничего не видя перед собой, кроме каких-то расплывающихся чёрных и зелёных пятен, он свалился с забора и метнулся к ближайшим кустам.

Едва он скрылся в их гуще, как из окна высунулись две стриженые головы. Габай услышал, как одна громко сказала другой: «Вроде не видать», и головы исчезли.

Нугзар с братками занялись запертой дверью кабинета, решив, что беглец там. Это позволило Габаю выиграть время и благополучно удалиться от больницы. Улепетывая через какой-то пустырь, он успел заметить, как к воротам подъехал джип и из него выскочил Жихарь. Но законник уже не интересовал Габая. Сейчас он думал только о том, как бы унести ноги.