Когда время штормит (СИ)

Глава 15

Услышав необычное имя, Френсис Дрейк пытался понять, к поданным какого же государства попал в плен. Имя Дмитрий, да и фамилия с характерным окончанием указывала на уроженца Восточной Европы. «Кто этот лекарь? Поляк? Литовец? Или румын? Вот только ни у одной из этих стран нет океанского флота», — терялся в догадках капитан «Золотой лани».

А то, что сам он находится в плену, Дрейк понял сразу, едва молодой человек представился военным врачом. Ведь военный врач должен находиться именно на боевом корабле, который, вероятно, взял «Золотую лань» на абордаж. Френсис силился вспомнить последние события, но не смог, потому что удар пули не только совершенно лишил его сил, но и отшиб ему еще и память о том, что произошло недавно. Последним он запомнил невероятно красивое разноцветное свечение между водой и небом, раскинувшееся, словно огромный цветной парус, трепещущий на ветру, на половину горизонта прямо по курсу его галеона.

Пулевое ранение, которое Дрейк получил, и о котором говорил лекарь, означало, что произошло сражение. Значит, его победил в бою и забрал в плен экипаж какого-то военного корабля. Но, какого? Испанцев или португальцев, лютых врагов англичан, ни женщина со светлыми волосами, которая подошла к нему первой, как только он очнулся, ни врач с бледной кожей не напоминали. Может, они голландцы или французы? Но, тогда откуда льется столь необычный яркий свет, которым освещено все вокруг? Френсис понимал, что ни свечи, ни масляные фонари, ни факелы никогда не дадут такого необыкновенного ровного светового оттенка.

Да и все вокруг Дрейку казалось необыкновенным. Повращав своим здоровым правым глазом, он обнаружил, что лежит на невероятно мягком ложе с поверхностью из бежевой кожи великолепной выделки, абсолютно ровной и гладкой, без единого шва. Такого материала он не встречал никогда раньше. Но, еще больше Френсиса поражала огромная стеклянная панель, которая располагалась прямо напротив над его ногами. И это стекло выглядело настолько великолепно обработанным, что обладало абсолютной прозрачностью, не давая ни единого искажения.

Такого большого стеклянного окна, лишенного всяких внутренних рамок, свойственных витражам, которые имелись в некоторых соборах родной Англии, он еще никогда и нигде в своей жизни не видел. И за этим великолепным стеклом угадывались необычные контуры мачт огромного корабля, освещенного невероятно яркими фонарями. Но, опять же, вовсе не такими, к которым привык Дрейк, а горящими ровным светом без всякого мерцания, подобно тому удивительному свечению, которое наполняло помещение, где он находился. И Френсис все еще не понимал, куда же именно попал. Лишь в том, что по-прежнему находится на воде, он не сомневался. Потому что на это указывало характерное покачивание.

Бывший снайпер спецназа Петр Ливанов вместе с Геннадием Давыдовым внимательно обследовал всю верхнюю палубу парусного корабля, пытаясь предугадать опасности, которые могут на нем таиться. То, что абордажная команда сдалась, а на мачтах и на открытой палубе галеона удалось перестрелять всех агрессивных англичан, еще не означало, что они совсем закончились. Ведь внизу, на батарейной палубе, в жилых помещениях команды и в трюмах, могли затаиться те из них, кто не принимали прямого участия в стычке, но и не желали пока сдаваться, чего-то выжидая. И их необходимо было обнаружить, чтобы обезвредить.

Когда они вдвоем с Давыдовым первыми поднялись на галеон, страхуя друг друга, некоторые раненые еще пытались оказывать сопротивление. Но, несколько точных выстрелов из винтовки успокоили их окончательно. И Геннадию даже не потребовалось применять свой ручной пулемет. Главный безопасник, конечно, покричал на английском языке вниз, в проем люка, чтобы все, кто там еще остался, выходили наверх с поднятыми руками, чтобы присоединиться к своим товарищам, которые уже сдались в плен. Вот только изнутри корабля на палубу поднялись всего лишь два десятка человек. И это явно не были все те, кто находился там во время боя. Артиллерийские расчеты старинных орудий галеона наверняка состояли не из одного человека. И кто-то еще должен был оставаться внутри, хотя матросы, которые вылезли наружу, утверждали, что никого внутри не осталось. Но, вполне возможно, они просто покрывали отказников.

Тех англичан, которые не желали вылезать, Давыдов предложил выкуривать дымовыми шашками. Но, за ними надо было возвращаться обратно на борт яхты. Когда санитары вместе с молодым доктором с эсминца прошлись по верхним палубам парусника, обнаружив и спустив на корму «Богини» еще нескольких раненых, а Давыдов ушел следом за ними, Ливанов остался в одиночестве. И он отчетливо понимал, что, в случае, если среди английских моряков, спрятавшихся внутри галеона, затесался хоть один самоубийца, последствия могут быть самыми тяжелыми. Ведь поджечь пороховой погреб, чтобы взорвать галеон, для такого отчаянного человека не составит никакого труда. Потому и возникала необходимость как можно быстрее нейтрализовать подобных «камикадзе», пока они не натворили глупостей. Если, конечно, самоубийцы где-то внутри все-таки находились, что, конечно, невозможно было предвидеть заранее.

Вот только лезть внутрь корабля самому через узкий люк по крутому деревянному трапу Ливанову совсем не хотелось. Там вполне могла поджидать какая-нибудь ловушка. Потому Петр просто захлопнул этот люк, взяв его на прицел, и оставив честь разбираться с проблемой матросам с эсминца. «А если кто-нибудь из англичан захочет выйти наружу, то постучит снизу и покричит. Тогда, может, и не убью», — решил снайпер, нервничая и ощущая себя на галеоне, как на пороховой бочке, чем он, в сущности, и являлся.

И потому Ливанов немного расслабился, когда на борт парусника поднялась досмотровая партия военных моряков. Усатый мичман попросил его сдать оружие и предъявить документы. На что Ливанов объяснил, что паспорт у него находится в каюте. Но, свою винтовку ему все-таки пришлось отдать на временное хранение вместе с ручным пулеметом, который ему оставил Давыдов. Правда, дорогую цейсовскую оптику Петру все-таки разрешили снять и унести с собой в каюту, куда мичман обещал обязательно наведаться, как только закончит осмотр парусника.

После того, как охранник с яхты, вооруженный автоматической снайперской винтовкой, сдал ее, а еще и ручной пулемет, мичман Федор Васильевич Яровой внимательно осмотрел оружие. Подобную винтовку он никогда не видел. На ней с правой стороны над магазином было выбито клеймо: «Heckler Koch», а с левой значилась какая-то аббревиатура: «PSG-1». Ручной пулемет тоже оказался интересным. Мичман и пулемета такого никогда не видал. Сделан он был явно на основе автомата конструкции Калашникова. Вот только имел удлиненный ствол с сошками на конце и оснащался вместительным барабанным магазином. Да и дата производства стояла непонятная: 1975.

Вообще, непонятного мичману во всем том, что он увидел вокруг себя, отчалив от борта эсминца, было очень много. Во-первых, тот разговор, который вел на катере особист с человеком в черном гидрокостюме, обрывки которого Федор Яровой слышал. Ведь из этого разговора следовали самые ужасные выводы: что время перемешалось, и что яхта с капиталистами прибыла из той реальности, где Советского Союза уже давно нет. Как такое возможно, Федор не мог понять. А тут еще Соловьев приказал осмотреть парусник, чтобы срочно арестовать всех, кто спрятался на нем.

Парусный корабль не выглядел большим. Всего в два раза длиннее, чем ширина транца кормы яхты, где он почему-то ошвартовался. Причем, использованы были не обычные швартовые концы, накинутые на кнехты, а самые настоящие абордажные крючья. А, учитывая трупы на палубах яхты и парусника, и наличие тех бородатых парней в старинной одежде, стоящих на яхтенной корме под конвоем, от которых воняло немытыми телами, как от животных, все это очень смахивало на нападение старинных пиратов. Вот только, откуда они? Федор не понимал.

Но, едва мичман поднялся на борт галеона, то сразу же почувствовал, что перед ним самый настоящий пиратский корабль, а не подделка. Такие запахи подделать было просто невозможно. Воняло прогнившей пенькой, плесенью, прелым деревом и мочой. К этим запахам добавлялся запах крови и того, что извергли наружу желудки умирающих перед смертью. Повсюду валялось старинное оружие. И досмотровой партии предстояло осмотреть на паруснике абсолютно все уголки. К тому же, особист приказал снять с мачт убитых, тела которых запутались при падении в такелаже, да так там и висели. Но, эту задачу мичман решил оставить на закуску.

Между тем, над океаном уже давно наступил поздний вечер. А темное небо, затянутое облачностью, не баловало пока ни луной, ни звездами. И, если на верхней палубе галеона света вполне хватало от прожекторов эсминца и яхты, то лезть внутрь парусника, в кромешную темноту, совсем не хотелось. Но, полезть пришлось. Как командир досмотровой группы, мичман хоть и опасался неожиданного удара клинком из темноты или пиратской пули, но все-таки спустился по скрипучему деревянному трапу первым, показывая пример своим матросам. В левой руке он держал электрический фонарик, а в правой сжимал пистолет «ТТ», который ему выдал оружейник на эсминце.

На батарейной палубе, где находились бронзовые пушки-кулеврины, калибром каждая, навскидку, дюймов пять, установленные на двухколесных деревянных лафетах, закрепленных к палубе канатами, никого не обнаружилось. Зато снизу, с жилой палубы для матросов, доносились голоса. Там шел спор между двумя англичанами.

— Знаешь, Джон, золота у нас в трюме столько набито, что если взять с собой все эти сокровища к дьяволу, то он точно не станет варить нас в своем дьявольском котле, а назначит главными бесами. Потому я и предлагаю взорвать корабль к чертям! — говорил кто-то. А другой возражал ему:

— Нет, Роберт, дьяволу золото не нужно. У него этих сокровищ и без того девать некуда. Зачем же ему еще? Не оценит он твой поступок, только еще больше казней назначит за лишний грех. Лучше вспомни Господа и помолись. Господь милосердный, быть может, сжалится и сделает так, чтобы простили нас эти люди с сияющего корабля.

И мичман, который немного знал английский язык, понял, что один хочет забрать с собой к дьяволу какое-то золото, а второй пытается его отговорить от этой затеи. Еще немного, и чокнутый моряк на самом деле взорвет галеон. Наплевав на собственную жизнь, которую мог в этот момент прервать выстрел любого из пиратов, Федор стремительно спустился вниз. На жилой палубе, лишенной иллюминаторов, при свете свечей сидели на рундуках матросы. Судя по жалкому виду и исхудалым лицам, они, скорее всего, были больны.

Их оказалось там пятеро. Но, разговаривали лишь двое. Остальные только слушали и молча отхлебывали что-то из кружек. А в воздухе стоял сладковатый запах рома. В этот момент мичман догадался, почему эти англичане остались, а не вышли со всеми наверх. Эти хитрецы, страдающие алкогольной зависимостью, похоже, воспользовавшись сумятицей, решили бесконтрольно полакомиться алкоголем из судовых запасов! И Федор Яровой пресек это дело. Направив свой пистолет на того, который собирался взорвать галеон, он крикнул им, чтобы сдавались.

Говорил по-английски мичман неважно. И матросы даже сперва не поняли, что он хочет от них, удивленно уставившись на свет электрического фонарика. Но, тут подоспели молодые вооруженные советские моряки с «Вызывающего». Они спустились следом за своим командиром и быстро повязали пьяниц, выведя всех наверх по одному. А мичман спустился еще ниже, в трюм галеона, обнаружив, что матросы не просто так говорили о сокровищах. Золотыми и серебряными слитками оказался набит весь трюм корабля. А уже потом, при осмотре капитанской каюты, расположенной под ютом, мичман обнаружил еще и сундуки, полные золотых монет и разных драгоценностей. О чем он немедленно доложил особисту, который приказал выставить на борту галеона усиленный караул и заняться проверкой документов у пассажиров и экипажа яхты.

С парусником ситуация прояснилась. Изъятые из капитанской каюты рукописные корабельные документы, которые перевел особист, прекрасно знающий английский, свидетельствовали, что это на самом деле тот самый знаменитый галеон, переименованный из «Пеликана» в «Золотую лань» и принадлежащий Френсису Дрейку, имеющему патент капера, позволяющий топить и захватывать иностранные корабли. Эту бумагу, вернее пергамент, тоже удалось найти. И там стояла подпись самой королевы Елизаветы. В судовом журнале значилось, что Дрейк вышел на «Пеликане» в качестве капитана и начальника экспедиции из Плимута в конце 1577-го года. И с тех пор этот корабль, переименованный по дороге, ни разу не возвращался в Англию, хотя, судя по датам в судовом журнале, с момента отправления прошло уже почти два года.

Но, если все это было именно так, как явствовало из документов, то тогда вся эта история с нападением галеона на яхту и абордажем делалась еще более запутанной. Ведь многим морякам, которые интересовались, конечно, историей морских походов и географических открытий, к которым относил себя и мичман Яровой, было хорошо известно, что на пути от берегов Америки через Тихий океан знаменитый Френсис Дрейк, первым из английских моряков совершивший кругосветное путешествие, ни в каких подобных авантюрах не участвовал. Он же к этому моменту награбил достаточно испанского золота и серебра. Теперь же получалось, что участвовал. «Путаница какая-то! Или же это не тот Дрейк, а другой, или же история прямо сейчас поменялась», — подумал мичман. Не находя разумного объяснения всему этому безобразию, сдав судовые документы «Золотой лани» особисту, Федор позвал с собой двух матросов с автоматами и двинулся проверять документы у пассажиров и команды «Богини».

Кормить на яхте после заварушки, похоже, перестали. Во всяком случае, время обеда давно прошло, а в каюту Лауре, несмотря на статус единственной певицы на корабле, так и не принесли ничего, сколько она ни жала кнопку вызова персонала. Телевизор тоже ничего не показывал, а интернет так и не появился. Совсем загрустив, но, по привычке прихорошившись, одевшись в короткое платье с блестками, надев лабутены на высоченных каблуках с красной подошвой, поправив прическу и макияж, молодая певица вышла из своей каюты и двинулась в сторону трапа, ведущего вниз.

Когда она спустилась, ее нежный носик сразу же уловил характерные запахи, свойственные, скорее, больнице, но никак не ресторану для вип-персон, расположенному на яхте премиум-класса. Весь воздух пропитался какими-то медицинскими препаратами, пахло мазями, медицинским спиртом, йодом и чем-то еще. И к этому примешивались запахи крови, мочи и даже кала. Повсюду на бежевых диванах лежали забинтованные люди, вокруг которых суетились врачи и медсестры в медицинских халатах, испачканных кровавыми пятнами. А мимо по коридору протискивались члены экипажа «Богини», вывозившие на каталках раненых в сторону носа яхты, где располагалась самая настоящая косметологическая клиника с кабинетами массажа и аппаратной косметологии, а также зал с тренажерами для занятий фитнесом, теперь переоборудованный в отделение хирургии.

Еще на подходе к сцене Ларисе Ивановой стало понятно, что вся музыкальная аппаратура разгромлена. Барабаны ударной установки, большой проекционный экран и колонки с динамиками зияли дырами от пуль. А разбитый дорогущий профессиональный японский синтезатор валялся на полу разломанным на куски. И сердце у певицы при виде всего этого погрома так сжалось, что ей захотелось спеть что-нибудь очень грустное. Вспомнив старую мелодию советских времен, которая, тем не менее, в последнее время вновь пользовалась определенной популярностью, она затянула песню без музыкального сопровождения, а капелла. И ее голос перекрыл все звуки, потому что в этот момент все присутствующие на миг замерли, слушая: «Оскудела без тебя земля…»